Под старым, мхом поросшим пнём, в самом сердце Лесного Круга, просыпалась деревушка Хвостатая Лощина. Снаружи пень казался обычным – разве что удивительно круглым, с мягкими ярусами мха, по которым любили бегать жуки и кузнечики. Но стоило заглянуть под корни, и открывался целый мышиный городок: тёплые норы, выложенные гладкими камешками, ходы, пахнущие сухими травами, и крохотные фонари из светлячковых стеклышек, мерцающие даже днём.
Из глубокой норки под самым основанием пня вылез Эллиан – ещё совсем юный мышонок, тоненький, с чуть взъерошенными усами и большими, сияющими глазами. Он зевнул, потянулся и огляделся: день только начинался, и в Лощине было особенно красиво.
Сверху сквозь древесные щели струился солнечный свет, прорезая пыльцу в воздухе. Где-то в стороне – у источника – уже хлопотала тётушка Миззи, раскладывая листья-мяту для чая. На верхнем уровне пня старейшина Берк топал костяшками, проверяя ветряные ловушки. А у мастерской пахло древесной смолой – кузнец-крот Ломус уже точил крошечные лопаты.
Эллиан вдохнул полной грудью: воздух был густ от запахов – земляники, пыльцы, мха и чуть-чуть дыма от сушильни.
– Доброе утро, – пробормотал он, самому себе. – Сегодня я найду северный след…
Он схватил свою любимую тростинку – палочку, которую называл «Стражевой меч», и выбежал наружу, где уже суетился кто-то из соседей. Он представлял, будто стоит на страже великого королевства, как в легенде о мышином дозоре, которую бабушка читала ему на ночь.
– Эллиан, лапы вымой! – послышался голос изнутри норы. Бабушка Хельда, мудрая и строгая, но с добрым сердцем, уже ставила на стол угощение – горячие корешки с медом и сырные лепёшки.
Из соседней норы лениво вылез Тимон – старший брат, в настоящем дозорном плаще из пёрышек. Он уже был учеником у дозорных и считал Эллиана маленьким, хотя и слегка завидовал его фантазии, но виду конечно же не подавал.
– Ты опять мечтаешь о севере? – хмыкнул Тимон, запихивая за щёку лепёшку. – Там только дожди и мокрая хвоя.
– А может, там звёзды ближе! – ответил Эллиан с вызовом. – И кто-то должен их охранять!
– Сегодня твоя очередь чистить муравьиные дорожки у западной норы! – строго парировал Тимон.
Эллиан недовольно поёжился. "Почему всегда я?" – хотел было буркнуть, но вспомнил, что обещал бабушке быть "более полезным". Бабушка лишь покачала головой, но в уголках её глаз блеснули добрые морщинки. Она знала, что мышонок этот – особенный.
Когда завтрак был съеден, а крылечки подмётены, Эллиан остался на крыльце, разглядывая карту, вырезанную из листа. Это был его собственный «план дозора» – с тропами, ловушками, башнями (в действительности – камешками и корягами). Он наметил маршрут: сначала через грибной холм, потом мимо трескучего ручья…
Когда эхом разнёсся звон из ракушки, Эллиан подскочил. Сердце застучало где-то в груди, как маленький барабанчик. Это был сигнал дозора – возврат с обхода, иногда тревожный, если в лесу что-то не так. Он кинулся к тропинке, ведущей к северному выходу из пня.
Там уже собрались другие жители Лощины: старушки с покрытыми мхом корзинками, дети с глазами-лампочками, тётушки, жующие стебли чабреца. Все ждали.
Из тени еловых игл показались трое: рослый дозорный Мейр, шустрая мышка Лира – и между ними, усталый, но важный – Тимон. На его плече был разорван кусочек плаща, а на щеке – тонкая царапина.
Эллиан ахнул.
– Тимон! Что случилось? Это кровь?
– Не моя, – буркнул брат и устало шлёпнул по плечу Лиру, который тащил сумку. – Мы наткнулись на ласку. Прямо у западной тропы.
Вокруг послышался вздох. Кто-то выронил корзинку.
– Она охотилась? – спросил кто-то.
– Она пробовала нюхать следы. Мы дали ей понять, что Лощина – не для неё, – голос Мейра был твёрд, как кора. – Но, похоже, она вернётся. Мы усилим дозор.
Среди мышей раздался приглушённый ропот. Детей тут же начали отводить подальше, но Эллиан остался – слился с кустиком мха и замер. Он не уйдёт, не сейчас.
Из глубины пня вышел Корт – старейший дозорный, с обломанным ухом и плащом из вороньих перьев. Его лапа всё ещё хранила след былых сражений, и все замолкли, когда он заговорил.
– Ласка – это не просто зверь. Это охотник. Она не забывает запахов и не прощает обид.
Сегодня вы были храбры, но это только начало.
Начиная с этой ночи, вводим двойной ночной патруль, смена каждые три часа. Никаких одиночных вылазок.
Каждый дозорный будет носить огни-отражатели. Мы не прячемся – мы показываем: «Здесь дозор».
– Но… – кто-то запнулся, – у нас не хватает молодых…
– Пусть старейшины решат, кто годен, – ответил Корт. – А теперь все – по норам. Спокойствие – сила Лощины.
Он повернулся и ушёл, оставляя за собой ощущение каменной стены – надёжной, но холодной.
Позже, вечером, когда фонари из светлячков начали мерцать мягким янтарным светом, Эллиан сидел под лестницей у норы и что-то вырезал из листа – новый символ, свою личную эмблему дозора. Он слышал всё. Каждое слово.
Мир менялся. Лощина больше не была просто уютной. Ласка была реальна. Угроза – рядом. А значит, кто-то должен был встать на защиту. Не только Тимон. Не только Мейр и Корт. Он – тоже.
– Хочешь поиграть в дозорных? – послышался голос Меллы, притаившейся неподалёку с охапкой сушёных цветков.
– Не играть. Быть. – серьёзно ответил Эллиан.
Солнце просачивалось сквозь шапку папоротников, отбрасывая мозаичные пятна света на мшистый задний дворик за домом бабушки Хельды. Здесь, среди корней, камушков и сухих листьев, Эллиан устроил себе настоящий тренировочный лагерь дозорного.
Он стоял, слегка согнувшись, лапки обхватили длинную, отполированную веточку – его "меч". Это был старый, гладкий берёзовый прутик, с которого бабушка когда-то сбивала яблоки. Теперь он стал его оружием дозорного.
– Хаа! – вскрикнул Эллиан и сделал выпад вперёд, стараясь представить, что перед ним – ласка. Он кружился, делал уклонения, перекатывался через пень. Каждый удар сопровождался глухим "швух", как если бы он действительно сражался с опасным хищником.
Он не слышал, как Мелла подкралась с другой стороны двора, держа во рту стебель клевера и наблюдая, как он воюет с воображаемыми врагами.
– Это ты сражаешься с ордой хорьков или отбиваешься от злого одуванчика? – насмешливо спросила она, выныривая из-за пня.
Эллиан вздрогнул, уронил палку и вспыхнул:
– Я… тренируюсь. Как дозорный.
Мелла уселась на корень, свесив лапки:
– Ага. Один? Без напарника? Без наблюдателя? Без… – она хмыкнула. – стратегии?
– Я разрабатываю технику. – Эллиан вскинул подбородок. – А ты что, хочешь попробовать?
– Хочу – не хочу, – пожала плечами Мелла. – Но ты выглядишь как мышонок, который вот-вот вывернет себе усы. Дай сюда палку. Я покажу, как это делается.
Она выхватила другой прутик из подстилки, провернула его в лапках и… неожиданно для Эллиана, встала в довольно устойчивую позу.
– Я читала "Техники уклонения для начинающих мышей". Библиотека – не только для сказок. А теперь атакуй!
Эллиан не знал, смеяться ему или слушаться, но атаковал – осторожно. Палки скрестились, раздался негромкий "тук". Они рассмеялись. Через несколько минут пыхтели и прыгали по дворику, отплясывая между кочками, словно участвовали в тренировке настоящих дозорных.
Мелла оказалась быстрее. Эллиан – упорнее. Они дополняли друг друга – она подсказывала, он пробовал. Он ошибался – она смеялась, но поправляла. Он хмурился – она крутилась волчком и неожиданно касалась его лапой:
– Ты пропустил удар, командир. Сконцентрируйся!
В какой-то момент оба, запыхавшись, рухнули на мягкую подстилку из сухого мха. Над ними кружились пылинки, а папоротник приятно шелестел.
Эллиан повернулся к ней на бок:
– Ты была бы хорошим дозорным.
– Я лучше. Я – будущий старший напарник, – фыркнула Мелла и кинула в него сосновую шишку. – Так что привыкай слушаться.
Вечер в Хвостатой Лощине наступал мягко, как плюшевый плед. Сумерки медленно опускались сквозь щели в пне, и в каждой норе зажигались светлячковые фонарики. В доме бабушки Хельды пахло ягодным пирогом, мёдом и свежей соломой. Тимон уже вернулся с тренировки, его плащ висел у входа, капающий с краёв от росы.
Они сидели за низким столом – бабушка, Тимон и Эллиан. На деревянных тарелках дымилось рагу с корнями и орешками, а в центре стола стояла маленькая глиняная лампа в виде тыквы – подарок деда, когда тот был ещё жив. Её пламя прыгало, отбрасывая по стенам пляшущие тени.
– Сегодня я видел след ласки, – заговорил Тимон, приглушённым голосом. – Корт говорит, что нужно быть особенно внимательными в такие ночи. Луна неяркая – самое время для охоты.
Бабушка хмуро кивнула.
– Ласки приходят, когда их зовёт голод. Но мы сильнее, пока держимся вместе.
Эллиан жевал, слушая с широко распахнутыми глазами. В таких рассказах сердце его учащённо билось – не от страха, а от того, как сильно он хотел быть частью этого мира: дозоров, миссий, звуков леса ночью.
– Бабушка, – он прижался ближе, – расскажи про Звёздных Стражей.
– Да-да, пожалуйста, – вставил Тимон с лёгкой улыбкой. – Ты рассказываешь их лучше всех.
Старушка поправила очки и откинулась на подушку.
– Ах, Стражи… – Она говорила медленно, с уважением, как будто в комнате уже витал их шёпот. – Это были особенные мыши. Они родились в те времена, когда не было ни карты, ни троп, только тёмный лес и небо над ним. Стражи читали звёзды, как вы – книги. По их танцу они узнавали путь домой, замечали опасность, понимали, когда придёт дождь или когда проснётся волшебство.
– А правда ли, что у каждого из них была звезда? – прошептал Эллиан.
Бабушка улыбнулась и кивнула.
– У каждого. Маленькая, как крупинка, она появлялась над их головой в самую первую ночь дозора. Её можно было увидеть только раз в жизни – если смотреть с чистым сердцем. Такие звёзды не падали. Они жили в небе, как маяки.
– Я бы хотел найти свою звезду, – пробормотал Эллиан, прижав лапки к груди. – Не для сказки, по-настоящему.
Тимон посмотрел на него с теплом, а бабушка дотронулась до его ушка.
– Может, она уже смотрит на тебя, мой дорогой. Просто ещё не время её увидеть.
Ночь окончательно накрыла деревню. Снаружи затихли последние щебетания, а в небе вспыхнули первые звёзды. Эллиан долго смотрел в окно, где в просвете между корнями мерцала одна особенно яркая точка.