Вильям Л. Саймон
Призрак в Сети. Мемуары величайшего хакера
Таким образом я дозванивался до многочисленных корпоративных компьютеров DEC PDP‐11, где использовалась операционная система RSTS/E. Методами социальной инженерии я, притворяясь сотрудником службы поддержки DEC, узнавал номера для дозвона и данные для входа в систему. Поскольку у меня не было собственного компьютера, я, как кочевник, переходил из одного колледжа в другой, чтобы получить еще одну дозу компьютерного доступа, который мне так отчаянно требовался. Я чувствовал ту волну адреналина, которая несла меня в кампус, туда, где я мог оказаться в онлайне. Я готов был ехать, превышая скорость, 45 минут ради глотка компьютерного времени, который мог длиться всего 15 минут.
Похоже, мне и в голову не могло прийти, что кто-то из соседних студентов прознает про мои проделки и сдаст меня.
И вот я вечерком сидел за терминалом в UCLA. Услышав крики, оглянулся и увидел, что в зал врывается отряд полицейских из охраны кампуса. Эти копы неслись прямо ко мне. Я очень постарался прикинуться обеспокоенным, но уверенным молокососом, который не понимает, из-за чего весь сыр-бор.
Они вытащили меня из кресла и надели наручники. Помню, эти браслеты сильно жали.
Да, в Калифорнии все-таки приняли закон, в соответствии с которым хакинг подпадал под уголовную ответственность. Однако я все еще был несовершеннолетним, поэтому в тюрьму меня посадить не могли.
Я же ходил туда, чтобы взламывать удаленные компьютеры, поскольку мы не могли позволить себе иметь такую технику дома. Поэтому мне приходилось использовать для доступа в сети места вроде университетов.
Несмотря на это, я был в панике и перепугался до смерти. У меня в машине осталась спортивная сумка, набитая распечатками, где упоминались все те компании, в компьютеры которых я проникал. Если бы они обыскали мою машину и нашли там этот клад, да еще бы и поняли, что это такое, то мне грозило бы гораздо более серьезное наказание, чем они могли вменить не студенту за использование компьютеров университета.
Один из полицейских кампуса нашел мою машину, ключи у меня изъяли еще до того. Там он обнаружил сумку с хакерской контрабандой.
Оттуда меня доставили в полицейский участок, который охранял студенческий городок. Это очень напоминало арест. Мне сообщили, что я задержан за несанкционированное проникновение. Они позвонили маме, попросили прийти и забрать меня.
В конце концов, в UCLA не нашлось никого, кто мог бы понять мои распечатки. Университет так и не подал никаких жалоб. Все обошлось лишь передачей моего дела в отдел пробации округа, который мог бы обратиться в суд по делам несовершеннолетних с требованием рассмотреть это дело. Однако не обратился.
Возможно, я был неуязвимым. Возможно, мог и дальше делать то, чем занимался до сих пор, иногда получая взбучку, но так и не сталкиваясь с настоящими проблемами. Пусть я и перепугался не на шутку, но снова выкрутился.
Глава 4
Мастер выпутываться
Flle ujw esc wexp mo xsp kjr hsm hiwwcm, «Wplpll stq lec qma e wzerg mzkk!»? [22]
В выходные перед Днем памяти [23] 1981 года мы с Льюисом де Пейном присоединились к группе телефонных фрикеров, собиравшихся на так называемую вечеринку. «Так называемую» потому, что только шестилетний карапуз, который собирается отметить день рождения, или кучка компьютерных фанатов могут решить собраться и весело провести время в пиццерии Shakey’s.
Пришло человек 20–25, почти все были такими же безнадежными ботаниками, какими были самые увлеченные энтузиасты любительской радиосвязи. Но некоторые ребята хорошо разбирались в технике, это позволяло мне надеяться, что я не зря трачу здесь время.
Неудивительно, что разговор вскоре пошел об одной из наиболее интересовавших меня целей – системе COSMOS. Эта аббревиатура расшифровывалась как Computer System for Mainframe Operations [24]. Система COSMOS играла ключевую роль в работе компании Pacific Telephone. Любому фрикеру, который смог бы в нее проникнуть, будут дарованы огромные возможности.
У нас с Льюисом уже был доступ к COSMOS: компьютер с этой системой мы взломали в Pacific Telephone одним из первых. Кроме нас на тот момент таким доступом обладали в лучшем случае еще несколько человек. Я не собирался рассказывать остальным, как попасть в данную систему. Когда начался этот разговор, я понял, что здание, где располагалась COSMOS, находилось всего в паре миль от нас. Я подумал, что если нам туда сгонять и порыскать по мусорным контейнерам, авось раздобудем полезную информацию.
Льюис всегда был за любой кипиш. Из других ребят мы позвали лишь одного – Марка Росса, тот был спецом по телефонным системам и казался надежным парнем.
По дороге мы заглянули в круглосуточную аптеку и купили там перчатки, фонарики, а затем отправились к зданию COSMOS. Экскурсия по мусорным ящикам позволила отыскать несколько интересных штуковин, но ничего из этого не было по-настоящему ценным. Примерно через час, немного расстроившись, я предложил: «А не попробовать ли нам проникнуть внутрь?»
Мои спутники захотели, чтобы я вошел, обхитрив охранника, а потом послал тоновый сигнал с портативной самодельной рации. Я не согласился: или мы идем вместе, как три мушкетера, или бросаем эту затею.
Мы вошли. Охранник оказался молодым парнем, он выглядел так, будто частенько покуривал травку. Я обратился к нему:
– Привет, как дела? Мы припозднились. Я здесь работаю и хочу показать это место друзьям.
– Хорошо, – сказал охранник, – только отметьтесь, что пришли.
Даже идентификатор показать не попросил. Все как по маслу.
Мы звонили в разные отделы, занимались анализом рабочего процесса телефонной компании уже так давно, что знали, в каком именно помещении работают инженеры, обслуживающие COSMOS: в переговорах Pacific Telephone регулярно упоминалась «Комната 108». Мы нашли, как туда пройти.
COSMOS. Золотая жила. Наш джекпот.
На стене висела папка, где перечислялись номера дозвона во все коммутационные центры Южной Калифорнии. Папка в точности напоминала те глянцевые брошюры, которые лежат на стеллаже в кабинете врача, а над ними висит наклейка: «Возьми!» Я не мог поверить в такое везение. Это было настоящее сокровище, одна из тех вещей, которых я жаждал больше всего.
В каждом центральном офисе были один или несколько коммутационных центров. На каждый коммутатор была своя телефонная станция. Располагая списком номеров дозвона для каждого коммутатора и данными для входа в систему, я мог контролировать во всей части Южной Калифорнии любую телефонную линию, которая обслуживалась компанией Pacific Telephone.
Это была потрясающая находка. Однако мне нужны были пароли и к другим административным аккаунтам. Я ходил по офисам, которые примыкали к комнате с COSMOS, открывал папки, заглядывал в ящики стола. В одной из папок я нашел лист с названием «Пароли».
Вуаля!
Фантастика. Моя улыбка растянулась до ушей. Зря мы сразу после этого не ушли.
Однако мне на глаза попалась стопка мануалов COSMOS. Там ведь могло быть столько полезного! Они так и манили. Эти мануалы могли поведать нам обо всем, что мы хотели бы узнать: от того, как делать запросы с применением профессионального жаргона сотрудников, до любых тонкостей работы всей системы. Сегодня подобную информацию можно найти в Google, но в те времена ее не было нигде, кроме внутренних инструкций.
Я сказал ребятам: «Давайте отнесем мануалы в копировальный салон, сделаем по экземпляру на брата, а потом вернем на место, пока никто не пришел на утреннюю смену».
Охранник даже не обратил внимания на то, что мы приходили с пустыми руками, а уходим с объемными мануалами. Кроме того, еще несколько мануалов Льюис положил в брифкейс, позаимствованный в одном из офисов.
Самое глупое решение моей юности.
Мы поездили по округе в поисках копировального центра, но не могли найти ни одного. Разумеется, обычные точки закрыты в два часа ночи. Тогда мы решили, что, так или иначе, слишком рискованно второй раз проникать в здание и класть мануалы на место, даже после того как на дежурство заступит новый охранник. Мой безотказный механизм высасывания убедительных историй из пальца не давал никакого вменяемого объяснения нашему возможному повторному приходу.
Итак, я взял мануалы домой. Однако мне было не по себе от них. Так что я расфасовал их по крепким мусорным мешкам, а Льюис взялся их где-то спрятать. Знать не хотел, где.
Несмотря на то что Льюис уже не был влюблен в Сьюзен Гром, он продолжал с ней общаться и все так же не умел держать язык за зубами. Он не смог умолчать и о тех вещах, которые были чреваты огромными неприятностями для него и его друзей. Короче, он рассказал ей о мануалах.
Сьюзен сдала нас телефонной компании. Через несколько дней жарким летним вечером я закончил работу и, выехав с парковки, отправился домой. Я работал в компании Steven S. Wise Temple, сидел на телефоне и отвечал на звонки. По пути я заметил, что по встречной полосе мимо меня проехал автомобиль Ford Crown Victoria, где сидели трое мужчин. Почему сотрудники правоохранительных органов всегда ездят на машинах одной и той же модели? Разве никому из них ни разу не приходила в голову мысль, что это их разоблачает не меньше, чем надпись на борту машины: «МЫ ПЕРЕОДЕТЫЕ КОПЫ».
Я прибавил газу. Развернутся ли они за мной?
Точно. Черт возьми. Может, это просто совпадение?
Я еще добавил скорости и вырулил на съезд, который выводил на шоссе I‐405 и далее в долину Сан-Фернандо.
Crown Victoria меня догоняла.
Вдруг я увидел в зеркало заднего вида, что из салона Ford высовывается рука и ставит на крышу автомобиля мигалку. Ох, черт! Почему они прижимают меня к обочине? В голове мелькнула мысль выжать газ до предела и все же ускользнуть. Что потом? Погоня на большой скорости? Это безумие.
Не буду я пытаться сбежать. Я съехал с дороги и затормозил.
Машина преследователей остановилась позади. Та троица выскочила и рванула ко мне.
Они вытаскивают пистолеты!
Кричат: «Вылезай из машины!»
Мгновение – и я в наручниках. И в них вновь до боли туго.
Один из мужиков орет мне в ухо: «Ты прекрати эту хрень с телефонной компанией! Сейчас я тебе популярно объясню!» От страха я даже начал плакать.
Рядом с нами тормозит еще одна машина. Из нее выскакивает водитель и бежит к нам. Кричит копам: «Обыскать машину! У него там логическая бомба!»
Теперь я уже смеялся сквозь слезы. Логическая бомба – это специальная программа, но эти парни, похоже, не в курсе, о чем речь. Они думают, что в моей машине взрывчатка, из-за которой все может взлететь на воздух.
Тем временем мне учиняют допрос:
– Где мануалы?
Я отвечаю:
– Я несовершеннолетний. Мне нужно позвонить адвокату.
Копы, однако, обошлись со мной как с террористом, доставили в полицейский участок в Пасадене, в 45 минутах езды от места задержания, и посадили в камеру предварительного заключения. Никаких решеток – маленькая комнатка, которая напоминала бетонный гроб, с массивной стальной дверью, через которую не проникали никакие звуки. Я попытался добиться положенного мне телефонного звонка, но полицейские отказали. Видимо, несовершеннолетние лишены каких-либо конституционных прав.
Мой безотказный механизм высасывания убедительных историй из пальца не давал никакого вменяемого объяснения нашему возможному повторному приходу.
Наконец появился инспектор, наблюдающий за условно осужденными, и собрался меня допрашивать. Хотя он мог отпустить меня к родителям, полицейские убедили его, что я, выражаясь современными аллюзиями, настоящий Ганнибал Лектор, но в мире компьютерного взлома. С вечера на утро меня в наручниках отправили в колонию для несовершеннолетних в восточном Лос-Анджелесе. На следующий день я предстал перед судом. На заседание приехали мама и отец. Они пытались добиться, чтобы меня отпустили.
В газете Pasadena Star-News вышла большая статья обо мне. За ней последовала еще более подробная история в воскресном Los Angeles Times. Разумеется, поскольку я был несовершеннолетним, журналистам запрещалось публиковать мое имя.
Несмотря на запрет, они все же его опубликовали, и это аукнулось мне позднее. В качестве отступления отмечу один момент. Позже я узнал, что человека, который кричал о логической бомбе, звали Стив Кули. Это был заместитель окружного прокурора, ведущий мое дело. Ныне он авторитет, главный районный прокурор округа Лос-Анджелес. Моя тетя, Чикки Левенталь, которая давно ведет собственный бизнес, связанный с поручительскими гарантиями, знакома с Кули. Несколько лет назад, когда вышла моя книга «Искусство обмана», она предложила ее в качестве одного из призов на благотворительном вечере, деньги с которого шли на помощь детям. Туда пришел и Кули. Когда она рассказала ему, что я ее племянник, он попросил у тети экземпляр этой книги. И спросил, могу ли я заодно поставить в ней автограф и написать: «Мы оба прошли очень долгий путь». Действительно, наш путь был долгим. Мне было очень приятно оказать ему такую любезность.
Судья, слушавший мое дело в суде для несовершеннолетних, был озадачен. Меня обвиняли в том, что я хакер, но я не крал и не использовал никаких номеров кредитных карточек, не продавал никакого запатентованного программного обеспечения и не выдавал коммерческих тайн. Я взламывал компьютеры и другие системы телефонных компаний только ради забавы. Видимо, судья не понимал, зачем я все это делал, не извлекая никакой прибыли. Мысль о том, что все это просто доставляло мне удовольствие, казалась ему бессмысленной.
Поскольку судья не понимал в деталях, что именно я делал, проникая в компьютеры и телефонные системы, он счел, что что-то упускает. Может быть, я крал деньги или получал прибыль каким-нибудь высокотехнологичным способом, которого он не понимал. В общем, он чувствовал какой-то подвох.
Истина заключалась в том, что я проникал в телефонные системы по тем же причинам, по которым другие дети могли залезать в заколоченный заброшенный дом, – просто посмотреть. Соблазн исследовать и узнать, что там лежит, был слишком велик. Разумеется, там могла ждать опасность, но риск был частью развлечения.
Поскольку это было первое в истории дело о хакинге, окружной прокурор не совсем понимал, в чем конкретно меня обвинять. Одни обвинения были вполне обоснованными – например, те, что связаны с проникновением на территорию телефонной компании. Другие обосновать было нечем. Обвинитель заявил, что в результате моих хакерских атак повреждены компьютерные системы компании U. S. Leasing. Я этого не делал, но обвинение в подобном деянии предъявлялось мне еще не раз.
Судья по делам несовершеннолетних отправил меня в центр временного содержания калифорнийской инстанции по делам молодежи (CYA) города Норуолк. Там я должен был пройти 90‐дневную психологическую проверку, которая определила бы, заслуживаю ли я тюремного заключения в одном из комплексов этой организации. Передо мной еще никогда не вырисовывались такие мрачные перспективы. Другие подростки попадали в это место за совершенно иные преступления – например, разбойные нападения, изнасилования, убийства и хулиганство. Пусть они и не были взрослыми, но от того были еще более жестокими и опасными, ведь они чувствовали свою безнаказанность.
С вечера на утро меня в наручниках отправили в колонию для несовершеннолетних в восточном Лос-Анджелесе.
У каждого из нас была своя камера, в которой нас запирали. Наружу выводили маленькими группами всего на три часа в день.
Я ежедневно писал домой, начиная каждое послание словами: «Кевин Митник в заложниках. «День 1», «День 2», «День 3». Хотя Норуолк находился на территории округа Лос-Анджелеса, дорога до меня занимала у мамы и бабушки (по ее линии) целых полтора часа. Но те не жалели своих сил и приезжали каждые выходные, привозя мне, непутевому, чего-нибудь вкусного. Вставали спозаранку, чтобы быть первыми в очереди на свидание.
Отметил я свое 18-летие взаперти в том же Норуолке. Хотя я должен был еще некоторое время оставаться под надзором калифорнийской инстанции по делам молодежи, но стал совершеннолетним. Я осознавал, что любые дальнейшие преступления будут расцениваться как совершенные взрослым человеком. Если меня признают виновным, я вполне могу попасть в тюрьму.
Когда мой 90‐дневный срок истек, калифорнийская инстанция по делам молодежи рекомендовала отправить меня домой с испытательным сроком. Судья учел эту рекомендацию.
Приставленного ко мне инспектора по надзору за условно осужденными звали Мэри Риджуэй. Мне казалось, что эта крайне полная леди в жизни любила только есть и бранить тех подростков, за которыми она следила. Однажды ее телефон перестал работать. Через несколько месяцев я узнал, что после того, как телефонная компания исправила эту поломку, госпоже Риджуэй сказали, что не знают причину неполадки. Она решила, что это моих рук дело, и сделала соответствующую запись в моем личном деле, которая была воспринята как доказанный факт и использована против меня. В те времена слишком часто неожиданные технические сбои, которые происходили где бы то ни было, приписывали мне.
Поскольку это было первое в истории дело о хакинге, окружной прокурор не совсем понимал, в чём конкретно меня обвинять. Одни обвинения были вполне обоснованными – например, те, что связаны с проникновением на территорию телефонной компании.
Одновременно с условным сроком я проходил психотерапию. Мне пришлось ходить в клинику, где лечили преступников, нарушивших закон на сексуальной почве, и прочих отпетых наркоманов. Моим социальным педагогом был врач-интерн из Великобритании, звали его Рой Эскапа. Когда я объяснил ему, что отбываю условный срок за телефонный фрикинг, он вдруг засиял.
– А вы слышали об ITT (сокращение «Международной телеграфной и телефонной компании»[25])? – спросил Рой.
– Конечно, – ответил я.
– А вы знаете, где взять коды?
Он имел в виду коды доступа к каналам международной телеграфной и телефонной связи. Зная такой код, можно было просто набрать местный номер ITT, вбить код доступа и добавить нужный междугородний или международный номер. Используя чей-то код, вы спихивали плату за звонок на этого несчастного абонента, а сами не тратили ни цента.
Я улыбнулся. Мы с Роем отлично поладим.
Во время моих индивидуальных консультаций, которые по распоряжению суда назначили проходить в течение 1981 и 1982 годов, мы с Роем обычно просто болтали. Позже подружились. Рой сказал, что те вещи, которые я делал, были просто ангельскими по сравнению с преступлениями других его пациентов. Через несколько лет, в 1988 году, когда я снова попал в беду, он написал письмо судье, где объяснил, что я занимаюсь хакингом не из зловредных криминальных побуждений, а по причине компульсивного расстройства. По его словам, у меня была зависимость от хакинга.
Насколько могли судить и я, и мой адвокат, хакинг впервые охарактеризовали таким образом, поставив в одном ряду с наркотиками, алкоголем, азартными играми и сексуальной зависимостью. Когда судья узнала диагноз, согласно которому у меня была зависимость, и поняла, что я болен, она оформила наше соглашение о признании вины.
22 декабря 1982 года, за три дня до Рождества, около полуночи я сидел в компьютерном классе в Сальватори-Холл в кампусе Университета Южной Калифорнии (USC), который находился недалеко от центра Лос-Анджелеса. Компанию мне составил мой товарищ-хакер Ленни Ди-Чикко, атлетически сложенный парень ростом примерно шесть футов. Он стал моим близким и верным соратником, но позже предал меня.
Мы вламывались в системы Университета Южной Калифорнии через дайлап-модемы[26], но нас страшно раздражала медленная скорость соединения. Небольшое исследование открыло нам интересный факт: в здании Сальватори-Холл стоял кластер мейнфреймов DEC TOPS-20, подключенных к Arpanet – сети, бывшей прародительницей Интернета. Пока мы находились в кампусе, то могли позволить себе более быстрый доступ к другим системам.
Воспользовавшись недавно открытой уязвимостью (недостатком системы), которую Ленни удалось обманом добыть у Дэйва Компела на конференции DECUS (Общество пользователей цифровой вычислительной техники фирмы DEC) – мы посещали ее неделей ранее, – мы уже заполучили полные системные привилегии (их также называют корневыми) на всех студенческих компьютерах DEC20. Однако хотелось собрать как можно больше паролей. Хотя у нас и были права администратора на системах, все пароли автоматически шифровались. Ничего сложного. Я принялся просматривать почтовые аккаунты сотрудников университета, которые имели корневые привилегии. Немного порывшись внутри системы, я нашел почту отдела учета, отвечавшего за распределение имен пользователей и паролей. Когда я просмотрел почту этого аккаунта, она оказалась просто набита сообщениями, в которых рассылались имена и пароли в незашифрованном виде. Джекпот!
Зная, что рискую, я отправил всю эту почту на принтер. Примерно через 15 минут после того, как я дал команду «печать», оператор сбросил толстую пачку испещренной символами бумаги в студенческий лоток для документов. Если вы в зале, полном студентов, которые работают за компьютерными терминалами, то как проверить, не следят ли за вами, при этом не возбуждая ни малейших подозрений? Я приложил все усилия, чтобы не привлекать внимания, собрал распечатки и отнес их к столу, где работали мы с Ленни.
Несколько позже в комнату ворвались двое полицейских из охраны кампуса и рванули прямо к нам с Ленни с криками: «Ни с места!»
Судя по всему, я уже стал известным преступником. Копы знали, кого из нас на самом деле нужно ловить, и знали мое имя. Позже мне стало понятно, что один из администраторов, Джон Соломон, был на том же собрании DECUS, которое мы с Ленни посещали несколько дней назад. Джон заметил меня в компьютерной лаборатории и узнал. Он позвонил Дэйву Компелу, тому самому члену шайки, которая впервые подбила меня взломать в DEC отдел разработки операционной системы RSTS/E, когда я еще учился в старшей школе Монро. Компел посоветовал Соломону вызвать полицию кампуса для моего ареста.
Полицейские забрали стопку распечаток со всеми паролями. Поскольку я уже отбывал условный срок, то меня ждали серьезные неприятности. Копы доставили нас с Ленни в опорный пункт, находившийся в кампусе, приковали наручниками к скамейке, а потом разошлись по кабинетам, оставив нас сидеть в одиночестве у самого выхода. Немного повертевшись, Ленни продемонстрировал мне свои руки без браслетов. Он предусмотрительно носил в кошельке ключ от наручников, и смог вытащить его и освободиться.
Он отомкнул и мои наручники, а потом сказал: «Тебе есть, что терять, сматывайся». Однако как я отсюда выберусь? Полицейские забрали у меня ключи от машины, и к тому же они знали, кто я такой.
Вдруг один из копов вернулся. Я осторожно защелкнул наручники за спиной, но коп услышал и подошел посмотреть поближе, что творится. «Так, у нас тут Гудини [27]», – крикнул он в сторону кабинетов, а тем временем Ленни ухитрился незаметно бросить ключ на пол и отпихнуть его на несколько футов. Ключ заскочил в укромное место за автомобильной шиной, которая неизвестно почему стояла здесь прислоненная к стене.
Разозленные копы потребовали: «Гони ключ!» Они выволокли нас в санузел, устроили досмотр с полным раздеванием и страшно удивились, когда ничего не нашли.
Прибыли полицейские из лос-анджелесского департамента полиции по борьбе с мошенничеством и подделкой документов и увели меня. Меня определили в камеру предварительного заключения в Паркер-Центре, где находилась штаб-квартира лос-анджелесского департамента полиции. На этот раз в камере, куда меня бросили, оказалась пара таксофонов. Первым делом я позвонил маме и рассказал ей, что стряслось, а потом – тете Чикки. Я умолял ее, чтобы она как можно скорее вызволила меня под залог. Это было очень срочно, так как мне нужно было забрать машину до того, как в ней пороются копы, поскольку там они нашли бы более серьезные улики против меня – записи и диски. Через несколько часов, примерно в 5:00, меня вызволил тетин коллега.
Мама, на которую всегда можно было рассчитывать, несмотря на то, как много дел на ней вечно висело, приехала в участок и отвезла меня в кампус, где осталась машина. У мамы просто гора с плеч свалилась, когда она убедилась, что со мной все хорошо, я на свободе. Несмотря на то что по дороге я вполне мог получить заслуженную порцию ругани или нотаций, такие меры были не в стиле моей мамы. Она просто очень волновалась за меня и беспокоилась о том, кто из меня вырастет.
Судя по всему, я уже стал известным преступником. Копы знали, кого из нас на самом деле нужно ловить, и знали мое имя.
Итак, я вышел на свободу после того, как внесли залог, но эта свобода продлилась недолго. Когда я тем вечером собирался на работу, то позвонил маме в ресторанчик Fromin’s – в то время мы там вместе работали – и спросил, не приходил ли кто-нибудь и не искал ли меня. «Не то чтобы…» – ответила она. Проигнорировав ее завуалированный ответ, я все же пошел на работу. Там меня уже ждала Мэри Риджуэй, моя надзирательница, которая присматривала за мной, пока я был несовершеннолетним. Вместе с ней – двое детективов. Когда она заметила меня, то сразу же объявила, что я арестован за нарушение режима пробации, а детективы отвезли меня в дисциплинарный исправительный центр для несовершеннолетних, расположенный в Силмаре.
На самом деле, когда я понял, что попаду в Силмар, стало легче на душе. Мне уже было 18, то есть с юридической точки зрения я был совершеннолетним. Но так как еще не закончился срок пробации, определенный судом по делам несовершеннолетних, я оставался в юрисдикции этого суда. Со мной обращались так же, как с несовершеннолетним.
Для мамы разницы не было. Я снова находился за решеткой. Мои задержания превращались из случайных в закономерные. Кем же вырос сынок, думала мама. Не станет ли моя жизнь чередой тюремных ходок? Она навестила меня и разрыдалась. Мама так много сделала для меня, и вот чем я ей отплатил: унижением и волнением. У меня сердце разрывалось при виде ее слез. Сколько раз я ей обещал, что прекращу заниматься хакингом…
Я действительно собирался завязать, но держал свое слово не лучше, чем какой-нибудь алкаш, снова и снова уходивший в запои.
Мама, на которую всегда можно было рассчитывать, несмотря на то, как много дел на ней вечно висело, приехала в участок и отвезла меня в кампус, где осталась машина.
Оказалось, что тот взлом, из-за которого я вновь попал за решетку, повлияет на мое будущее куда сильнее, чем я мог представить. Владелец одного из университетских аккаунтов, в который я заходил из кабинета информатики, работал в Пентагоне. Когда полиция обнаружила это, всю историю разгласили журналистам, и в газетах одна за другой стали появляться раздутые статьи, авторы которых искажали факты как хотели. Писали, будто я проник в систему Министерства обороны. Чистейшая ложь, но об этом продолжают говорить и сегодня.
Я признал обвинение в нарушении закона в ходе срока пробации. Меня приговорили к лишению свободы сроком на три года и восемь месяцев с отбыванием наказания в колонии для несовершеннолетних. Это был максимальный срок по моей статье.
Несмотря на это, я был безнадежен: сидел взаперти, но все равно размышлял над тем, как одолеть систему.