Кира Измайлова
Старое платье королевы
Глава 4
– До рассвета еще два часа, – сказал канцлер, взглянув на часы. – Быть может, все-таки вздремнете?
– Я все равно не усну, – покачала я головой. – Зачем же тратить время понапрасну? Вы сказали, оно дорого.
– Именно так. Что ж, в таком случае познакомлю вас с мэтром Олленом, раз уж вы о нем спросили. Думаю, он еще не спит.
– Еще?..
– Он полуночник, – усмехнулся канцлер. – Ложится с рассветом, встает на закате. Конечно, его можно разбудить пораньше, но он будет очень зол.
– Он хорошо знает ее величество?
– Мэтр Оллен ее принимал, если вы понимаете, о чем я. И теперь старается поддержать, но он не целитель.
– Как же он тогда… ну… – я запнулась.
– Верно, вам неоткуда знать… – Канцлер снова потер виски. – Ее величество родилась немного раньше срока, хотя ничто, казалось бы, не предвещало. Рядом оказались только его величество, наследник и мэтр Оллен. Наследника, ясное дело, прогнали прочь, а они вдвоем… Справились, одним словом: покуда явилась помощь, все уже закончилось.
– А вы? – зачем-то спросила я.
– А мне там откуда взяться? Его величество вполне мог вразумить сына самостоятельно, а уж при поддержке мэтра Оллена – тем более.
– Ох, верно, я не сообразила, что наследник тогда был еще ребенком…
– Впредь соображайте, – сказал канцлер. – Покажется странным, если вы вдруг позабудете, сколько лет разделяют вас с самым старшим братом.
Наверно, он заметил, как я поежилась, потому что добавил:
– Начинайте натягивать чужую шкуру уже сейчас, сударыня. У вас были родители, двое братьев и две сестры. Вы не имеете права об этом забыть.
– Но как можно забыть о том, чего я не знаю?! – воскликнула я.
– В этом вам поможет мэтр Оллен – он мастерски работает с воспоминаниями. И не повышайте голос – это неприлично. А теперь помолчите, я попробую его дозваться…
Канцлер резко поднялся – я невольно вжалась в спинку кресла, хотя он не сделал даже движения в мою сторону, – шагнул к стене и коснулся какого-то рычажка. С тихим шелестом панель из драгоценного седого дерева отошла в сторону, обнаружив большое, в человеческий рост, зеркало. Канцлер подошел к нему вплотную и коснулся массивным перстнем, который носил на левой руке. Я поразилась – в стекле не отражался ни он сам, ни комната, оно было темным и пустым. Сперва ничего не происходило, потом вдруг поверхность зеркала пошла едва заметной рябью, засветилась, и я увидела…
Признаюсь, я ожидала встретить волшебника из сказки – умудренного годами седобородого старца, может быть, немного чудаковатого, но невероятно мудрого, с пронзительным взглядом лучистых глаз… В зеркале же оказался не молодой, но и далеко не дряхлый мужчина безо всякой бороды, лысый, как коленка, так что не выходило судить о его сединах, кроме как по бровям, а те были густы и черны. Резкие черты лица и смуглая кожа выдавали в мэтре Оллене уроженца дальнего запада Дагнары. Но вот взгляд действительно оказался пронзительным. Наверно, отчасти потому, что светлые глаза выглядели удивительно яркими на темном, изборожденном морщинами лице.
– Чего тебе не спится? – спросил он вместо приветствия.
– Угадаете причину с одной попытки, мэтр? – Канцлер сделал шаг в сторону.
Я подавила желание вскочить и сделать реверанс, а вместо этого улыбнулась. Наверно, вышла не улыбка, а судорожная гримаса, но я себя со стороны не видела и оценить не могла.
– Все же годится? Позови ее поближе, Одо! В этом проклятом старом стекле ничего не видать!
– Мэтр, я полагаю, вам следует обращаться к ее величеству как подобает, – негромко ответил канцлер.
– Может, прикажешь поклониться этой сиротке?
– Прикажу, – тем же тоном произнес тот.
Воцарилось долгое, нехорошее какое-то молчание, но наконец мэтр Оллен отвесил в мою сторону не слишком глубокий, не придворный, но все же уважительный поклон. Я в ответ наклонила голову и постаралась улыбнуться еще более приветливо. Кажется, у меня скулы свело от этой улыбки…
«Я же не выдержу, – мелькнула паническая мысль. – Я на второй день сойду с ума… Или даже на первый! Почему он решил, что я гожусь в двойники?»
– Лицо в самом деле похоже, – говорил тем временем волшебник, рассматривая меня, словно товар в лавке. – Но выражение не то. И неухоженная она, Одо. Скажи служанкам, чтобы отмывали в десяти водах и… ну, они знают все эти дамские штучки…
«Неухоженная? Сказать бы Мике, она бы как треснула его тазом по лысине! – с неожиданной злостью подумала я. – И если они хотят, чтобы я вела себя как ее величество… Попробую!»
И я сказала:
– Мэтр Оллен, я все еще здесь, если вы не заметили и продолжаете обсуждать меня так, будто бы меня нет. А если не заметили, так, может, вам пора обзавестись очками? На старости лет зрение сдает, это всем известно, не так ли?
Воцарилась тишина. Канцлер не повернулся ко мне, но мне показалось, что спина его выражает сдержанное одобрение. И предостережение тоже – не стоит злить магов.
– Нет, все-таки немного похожа, особенно когда сердится, – без тени раздражения произнес маг и шагнул вперед, чтобы оказаться перед нами. Зеркальная поверхность пошла рябью и вновь успокоилась, сделалась непроницаемо-черной. – Повезло наконец, а, Одо?
– И я так полагаю, – негромко произнес канцлер. – И раз уж вы решили явиться сюда, мэтр, так, может, соблаговолите произвести необходимые манипуляции?
– Думаешь, выдержит? – Маг уставился мне в глаза, и я лишь огромным усилием воли сумела не отвести взгляд. – Слабенькая девочка. Может, просто выдрессировать, да и сойдет, пока Эва не поправится?
– Нет времени, – коротко сказал тот. – Вы знаете, мэтр, скоро прибывают послы из Иссена. Отменить или перенести встречу нельзя. Зависит от ее результатов многое, поэтому…
– Поэтому ты готов рискнуть? Что ж, будь по-твоему…
Оллен отвернулся и принялся раздеваться. Я не отводила от него взгляд, но канцлер меня отвлек.
– Нет смысла тянуть, – негромко произнес он, придвинув стул и сев напротив, – раз уж никто из нас не спит, займемся делом.
– Но что…
– Сейчас вы увидите воспоминания Эвы, – еще тише сказал канцлер. – Те, что связаны с семьей, с ближайшим окружением. Я могу натаскать вас, и вы примете послов Иссена так, что они даже не заподозрят обмана, но этого мало. Никто, вообще никто не должен заподозрить, что королева – не та. Или не в себе. Недомогает, устала – возможно, но вы не имеете права не узнать, скажем, старую вдовствующую герцогиню, которая качала вас на коленях, и не одарить ее улыбкой. И вы не сможете запомнить подобных людей за оставшееся время, даже если я стану круглосуточно пытать вас их досье и портретами.
– А как же… ночь перед экзаменом? – несмело улыбнулась я.
– Это относится к встрече с послами. С ближним кругом всегда сложнее. Я просто не успею пересказать вам, кто и чем известен, как вы связаны… – Он болезненно сощурился. – Поэтому выход только один, сударыня: мэтр Оллен вложит вам в голову то, что сумел считать из разума ее величества.
– Но я не гарантирую, что оно там поместится и тем более приживется, – добавил тот. – Говорю же, слабенькая девочка. Спасибо, если выживет. У тебя запасной нет, Одо?
– Увы, мэтр Оллен, – со сдержанным бешенством ответил канцлер, – поэтому постарайтесь обходиться с этой юной особой как можно аккуратнее.
– Не злись, я просто стараюсь разрядить обстановку немудреной шуткой. – Маг похлопал его по плечу. – И освободи мне место.
Клянусь, я готова была вцепиться в канцлера обеими руками, лишь бы не оказаться лицом к лицу с этим… странным человеком!
– Одо, как обычно, нагнетает обстановку, ему по должности положено, – сказал мне мэтр Оллен, усевшись напротив. Из одежды на нем остались одни видавшие виды подштанники, и это было настолько нелепо, что я подавила нервный смешок. – Не бойся. Смысла нет бояться: если получится, все будет хорошо, если нет – ты свихнешься и ни о чем уже не вспомнишь.
– Вы умеете приободрить, мэтр, – выдавила я улыбку.
– В мыслях не держал. Говорю как есть… – Он протянул руку канцлеру. – Давай, Одо. Раз уж решился, что тянуть?
Тот молча вынул из-за пазухи уже знакомую мне подвеску. Теперь я разглядела, что это вовсе не камешек, а крохотный флакончик рубинового стекла. И как можно было перепутать? Впрочем, в кабинете госпожи Увве я не слишком-то приглядывалась… Или, вероятно, кулон был зачарован от посторонних глаз, кто знает?
– Еле уговорили ее величество, – негромко сказал мэтр Оллен, покачав крохотный сосуд на ладони. – Не хотела, чтобы кто-то видел… всякое. Семейное. А куда деваться? Спасибо, она Одо любит до умопомрачения, ему и доверила свою память, а я так, помог: кто же сумеет ее извлечь? Не чужого же звать?
Я лишилась дара речи, перевела взгляд на канцлера, но по его лицу невозможно было что-либо прочесть. А спрашивать, что именно имел в виду мэтр Оллен, я не рискнула.
– Сядь прямо, – велел мне маг, и я повиновалась. Босым ногам сразу стало холодно на полу.
– Заглушки не забудьте, – сказал канцлер. – Чтобы не вышло, как в прошлый раз.
– Кто же знал, что несчастная будет так кричать? Не забуду, не переживай…
О ком они? О моей предшественнице? Что они с ней сделали?..
– Смотри мне в глаза, – мэтр Оллен взял меня за подбородок. – Вдохни поглубже, выдохни, расслабься. Да, вот так… Вдох-выдох, вдох-выдох, вдох…
Я втянула носом вовсе не воздух. Это нечто было плотным, почти как вода – я однажды едва не захлебнулась в ванне, когда была совсем маленькой, и запомнила это ощущение, – однако вещество не перекрывало дыхательные пути. Я не задыхалась, но оно словно втягивалось внутрь, и…
Это было как фейерверк в ночном небе – на праздники их запускают столько, что видно из любого окна пансиона. Помню, мы с девочками бегали от одного подоконника к другому, запрыгивали на них, чтобы лучше видеть яркие огни, и даже сторож, даже дежурная воспитательница нас не ругали…
Мама?.. Да, это мама – красивая, в изысканном наряде, от нее тонко пахнет духами, она обнимает меня и сестер… Братья подходят поцеловать ей руку – они уже совсем взрослые юноши, такие… Такие, что если б я не была их сестрой, то непременно влюбилась бы! И я еще посмотрю, что за принцессу сосватали старшему, может, она мне не понравится…
Отец – высокий, массивный, когда он входит, в покоях сразу становится тесно. Когда я была маленькой, он поднимал меня к самому потолку, к сияющей волшебными огнями люстре, кружил и подбрасывал, а я смеялась…
Сестры и сейчас смеются – обсуждают женихов. Кажется, подумывают о том, как бы поменяться на время – из этого может выйти замечательное приключение! Они ведь так похожи, что их, кажется, только мэтр Оллен способен различить. Даже мама путает, что уж говорить о посторонних! Впрочем, Одо их тоже не путает. У него будто волшебное стекло в глазу, которое позволяет видеть обман: сколько раз я пыталась его провести, но ничего не вышло!
«Смирись, – сказал мне однажды второй брат со смехом, – это невозможно». Но разве я могла отступиться?
Одо был всегда, сколько я себя помню. Он маячил тенью рядом с отцом, вроде бы незаметный, но тот прекрасно слышал его голос. Старший Мейнард был такой же, но его я почти не запомнила, знала только, что Одо занял его место, будто всегда там находился. Может, так и было, если отец готовил его к этому едва ли не с рождения. Иностранец, сумевший занять один из ключевых постов в Дагнаре, не мог упустить его даже после смерти…
Отец его любил, уверена. Мама опасалась, но признавала, что настолько верных людей днем с огнем не сыщешь, а потому можно и потерпеть. Старший брат спорил с Одо до хрипоты и почти всегда проигрывал, а если побеждал, то с неизменными уступками. Второй вообще старался с ним не сталкиваться. Сестры считали, что канцлер – мужчина интересный, но настолько замкнутый, что, наверно, и не женится никогда, разве только ему прикажут. Ну или из чувства долга, чтобы воспитать наследника и поставить его на свое место, как сделал Мейнард-старший: тому ведь сосватали нашу очень дальнюю родственницу, то ли внучатую племянницу отца, то ли многоюродную кузину по материнской линии…
А я… Когда-то Одо снял меня с перил, по которым я решила съехать в подражание братьям, – они столько этим хвастались, и я решила, что тоже смогу, но застряла на середине, таким длинным был лестничный пролет и такая бездна разверзлась внизу… И ничего не сказал родителям, не говоря уж о моей прислуге, и предоставил мне самой объяснять, как это я ухитрилась порвать платье… Он действительно помогал мне решать задачки, потому что от объяснений учителя тянуло повеситься, причем у него на глазах, а Одо как-то ухитрялся парой фраз и росчерком пера объяснить то, что никак до меня не доходило. Главное, поймать его до совещания, потому что после он будет слишком зол, а до того – даже рад немного отвлечься и привести мысли в порядок…
Он не поехал с нами. Отец приглашал, но Одо отказался, будто чуял что-то неладное.
И тем вечером… Я действительно высунулась в окно, чтобы полюбоваться небывалой красоты закатом и замком на его фоне, крикнула назад, что мне не хватает этюдника, да и не сумею я нарисовать подобное… Посетовала, что до сих пор не изобрели маленьких фотографических камер, которые можно носить с собой – вот так увидел красоту, щелкнул затвором – и получил картинку, причем цветную! Отец пообещал узнать, не представлял ли кто-нибудь проектов подобных изобретений, мама попросила меня закрыть окно, чтобы не дуло, и я хотела вернуться на место, но в этот момент поезд тряхнуло так, что я едва успела схватиться за раму, чтобы не выпасть. И шляпка слетела – я зачем-то попыталась поймать ее, повернула голову и увидела, как хвост поезда едет себе по рельсам, потом глянула в другую сторону – локомотив неудержимо рушился под откос… Я закричала, кажется, но следующий толчок выбросил меня в окно, и я словно взлетела на мгновение… Подо мною оказались кусты, тощая пегая корова проводила меня удивленным взглядом, а потом я кубарем покатилась по земле, стараясь только сжаться в комок, пригнуть голову к груди и закрыть руками – старший брат говорил, так больше шансов уцелеть, если падаешь с высоты. Не помогло – на моем пути оказался какой-то пень, и… больше я ничего не помнила.
Потом было черное, красное и белое. Глухое беспамятство, нестерпимая боль и облегчение, когда начинали действовать лекарства. А вскоре я услышала голос, он звал меня издалека: «Эва! Эва!» И я открыла глаза, а когда смогла разглядеть того, кто наклонился ко мне, разрыдалась и все пыталась протянуть к нему руки, но не хватало сил…
«Это правда она? – едва слышно спросила сестра милосердия, а когда Одо кивнул, как-то странно всхлипнула и ринулась наружу с криком: – Ее высочество! Ее высочество жива! У нас!.. Жива!..»
Тогда я еще не знала, что осталась одна. А потом – часто думала, что послушайся я маму вовремя, то погибла бы со всеми вместе и мне не пришлось бы выносить все это…
Я никогда не любила приемы, мне не нравились толпы гостей, мне скучно было говорить с ними о всякой чепухе. Меня хорошо обучили всему этому, я знала, что смогу стать достойной супругой знатного дворянина или даже младшего принца, но в этой роли мне не пришлось бы столько бывать на людях. Во всяком случае, так я считала. Может, ошибалась: случая проверить не представилось.
Теперь все это было моим: огромный и неожиданно пустой дворец, сады и поместья, а еще – страна, о которой я так мало знала, а еще меньше понимала, как ею управлять… И если бы не Одо…
Мне ведь предлагали отречься от престола, но Одо встал стеной и, помню, не больно, но обидно нахлестал меня по щекам, когда я устроила безобразную истерику: кричала, мол, видеть не желаю корону, провались пропадом эта страна, не хочу ничего решать…
Больше некому, сказал он. Вытри слезы и возьми себя в руки, иначе моргнуть не успеешь, как окажешься замужем за каким-нибудь захолустным дворянчиком, а на трон отца сядет твой троюродный дядя, которого все вы терпеть не могли! Думаешь, люди скажут тебе за это спасибо? Только-только жизнь вошла в обычную колею после проклятой войны, еще не хватало междоусобицы! Его ведь не примут, и что будет тогда, нужно описывать? Ты ведь хорошо учила историю, так?
И я смирилась, я надела корону и старалась изо всех сил, но с каждым днем королевский венец все сильнее сдавливал мне виски… Казалось, даже тогда, когда его нет на голове, он жжет огнем, и я лишаюсь способности рассуждать здраво, да что там – просто думать!
Одо не верил мне, но потом пришел мэтр Оллен, посмотрел внимательно, выругал придворных медиков последними словами и сказал – я больна. Я тяжело больна, и нужно что-то делать, срочно, потому что и так уже случилось чудо – страна удержалась на самом краю, качнулась, но устояла. Вот только эта ноша, похоже, сломала юной королеве спину или, вернее, проломила голову. И если ничего не предпринять, все станет еще хуже, чем после той катастрофы…
Было еще много всякого: чужие лица, разговоры, улыбки и жесты, и все это мелькало так быстро, что меня замутило, а потом я не вытерпела и взмолилась:
– Не надо! Перестаньте, мэтр! Я не могу… не надо больше, у меня голова разорвется!..
И вдруг все прекратилось.
– Говорил же, слабенькая, – мрачно буркнул мэтр Оллен и принялся одеваться. – Скажи спасибо, что хоть столько выдержала. Повторить не проси – точно свихнется.
– Спасибо… – прошипел канцлер и наклонился ко мне. – Как вы?
– Как будто у меня в голове маслобойка, – честно ответила я, заметила недоумение на его лице и удивилась в свою очередь: – Вы никогда не видели?
– Богиня миловала, – сухо ответил он, но тут же спросил другим тоном: – Очень больно?
В голове гудело и стучало, казалось, будто она распухла впятеро против положенного размера, но терпеть было можно. Так я и сказала.
– Ну, может, я и погорячился с выводами… – пробормотал мэтр Оллен. – Но повторять все равно не стану. Держи свое сокровище. А этой… сам знаешь, чего накапать. И сам поспи хоть пару часов, ты уже на умертвие похож. Бывай!
С этими словами он шагнул в зеркало и исчез.
Канцлер спрятал красный флакончик и закрыл потайную панель.
– Что случилось с другими? – спросила я. – С той, которая кричала? Наверно, она не одна была?
– Не выдержали, – коротко ответил канцлер. – Очевидно, чего-то мы не учли. Или, возможно, вас спасла королевская кровь. Ваша предшественница лишилась разума на моменте крушения. Вы продержались удивительно долго.
– И все равно не успела увидеть всего, так? – Я снова подобрала под себя озябшие ноги, не заботясь уже об обивке кресла.
– Увидели, просто не успели осознать. Не все, но большую часть. А оставшееся я в вас вобью. Если потребуется… – Он вдруг улыбнулся, горько, улыбка эта напоминала болезненную гримасу. – Если потребуется – оплеухами.
– Вам-то это зачем? – спросила я, поежившись. Рука у него тяжелая, если верить чужим воспоминаниям.
– Представьте, для кого-то клятва верности – не пустой звук, – ответил канцлер. – А теперь идемте. Я отведу вас назад. Сможете выспаться, а увиденное лучше всего уложится во сне. Полсуток сберегли, уже хорошо…
– Вы не спросите, что именно я увидела?
– Непременно. Вас ждет экзамен, забыли? Но прежде чем выпустить вас к самой строгой комиссии – почтенной публике, я допрошу вас сам.
Я послушно последовала за ним, чуть не лишилась чувств, когда магический переход вывернул меня наизнанку – кажется, это было чересчур после манипуляций мэтра Оллена, – но быстро отдышалась. Хорошо еще, канцлер не спешил, вернее, изо всех сил старался соразмерять свой шаг с моим. Получалось неважно, если честно.
Уже на гравийной дорожке я не выдержала:
– Одо, можно, спрошу?
Это были не мои слова, и я почувствовала, как напряглась рука, на которую я опиралась, вернее, за которую цеплялась изо всех сил, чтобы не споткнуться и не отстать. Так говорила ее величество, а я должна была сказать что-то вроде «позвольте задать вопрос» или «разрешите спросить». Но ведь такие мелочи и есть самое важное, верно? Странно будет, если я стану обращаться к старому знакомому не так, как обычно! Конечно, официальная речь может подчеркнуть неудовольствие, но зачем нужно, чтобы кто-то решил, будто королева сердита на канцлера?
– Спрашивайте, конечно, – ответил он и явным усилием воли умерил шаг.
Он всегда был таким – не порывистым, но стремительным в движениях, и отец… то есть его величество порой ворчал, что не в состоянии уследить за перемещениями Одо. Вот только что был здесь, подавал бумаги – и уже исчез, и оказался на другом конце зала! Хоть гирю ему к ноге приковывай, как каторжникам в незапамятные времена, чтобы немного замедлить…
– Зачем мэтр Оллен раздевался?
Клянусь, канцлер споткнулся.
– Это все, что вас заинтересовало?
– Конечно же, нет, но другое… как вы сказали, не улеглось еще в голове, – созналась я. – А настоящих магов я никогда не видела, поэтому интересно… Так зачем мэтр Оллен снял одежду?
– Спросите что полегче, – мрачно ответил он. – В прошлые разы он так не поступал. Максимум – сбрасывал свой кошмарный балахон, если являлся при полном параде.
– Может, хотел меня… ну, смутить? Или даже шокировать? У него на коже такие рисунки, что…
– Какие еще рисунки? – Канцлер приостановился.
– Он же весь разрисован, – удивленно сказала я. – То есть, наверно, это татуировки, я читала… Он велел мне смотреть ему в глаза, но я успела кое-что рассмотреть до того, как он начал… процедуру.
– И что же у него за изображения на теле?
– Не могу описать, – подумав, ответила я. – Очень сложные узоры, они перетекают один в другой, и если долго смотреть, кажется, словно они шевелятся под кожей. Иногда мерещится чье-то лицо… или морда, цветок или совсем что-то непонятное, но такое… Как бы объяснить… Оно ужасное, отвратительное, тошнотворное, но взгляд отвести невозможно! Как бородатая женщина или самый толстый человек в мире – так описывали девочки, которые бывали в цирке, я-то только афиши видела.
– Гхм… Гениальное сравнение, – поперхнулся канцлер. – А воспроизвести эти рисунки вы в состоянии?
– Вряд ли. И потом… я боюсь, – созналась я. – Они ведь наверняка колдовские? Тем более вы… вы их не видели, так?
– Не видел. Ну да это ни о чем не говорит.
– Может, мэтр Оллен пытался меня напугать?
– Вполне вероятно. Он как-то обмолвился, что с испуганными людьми проще работать – когда природная защита падает, повышается восприимчивость. Правда, он выбрал крайне странный способ для того, чтобы вас потрясти. К тому же вы не слишком-то удивились, так?
– Я видела в анатомическом атласе человека совсем без кожи, – сказала я не без гордости. Чего мне стоило добыть эту книгу из шкафа госпожи Увве, а потом незаметно вернуть на место, лучше даже не вспоминать. – Рисунки на коже выглядят получше. А что до прочего, то мэтр Оллен… ну… даже не вовсе разоблачился.
– Вы полагаете, я позволил бы ему раздеться догола в присутствии несовершеннолетней девицы, вверенной моему попечению? – холодно осведомился канцлер.
– Но он ведь волшебник. Что вы можете ему сделать? Приказать? Он бы отказался со мной работать, вот и все. Еще раз приказать? А вдруг мэтр Оллен обиделся бы и совсем испортил мне мозги? То есть… – Я перевела дыхание. – Не знаю, зачем бы ему это понадобилось, но вдруг я ему просто не понравилась? Не понравилась же, так?
Канцлер кивнул.
– Почему? Потому что я… из приюта, как вы сказали? Плохо одета, у меня дурные манеры?
– Вовсе нет, – сказал он после долгой паузы. – Одежду легко сменить, Прочее… бывает и хуже. Должен отметить, что госпожа Увве уделяет достаточно внимания этой стороне воспитания.
– Она всегда говорила, что даже нищая девушка с безупречными манерами легче найдет себе место, нежели неотесанная грубиянка. Если, конечно, она не место прачки ищет, – добавила я справедливости ради.
– Знали бы вы, сударыня, сколько таких нищих и безупречных вылавливают из реки… – непонятно ответил канцлер. – Мы уже пришли. Вы помните, где ваша спальня, не заблудитесь? Тогда идите спать, а перед тем выпейте вот это… Мне тоже нужно закрыть глаза хотя бы ненадолго, иначе придется хоронить либо меня, либо того, кто попадется под горячую руку.
Чужое воспоминание мелькнуло в голове: канцлер бывает очень зол, если не выспится. К счастью, ему хватает пары часов, чтобы прийти в себя, и в таком режиме он может существовать очень долго. Но вот беда: иногда и этих часов не находится…
