После проведения гигиенических процедур выясняется, что чтобы справить нужду у нас ведерко в уголке. Одно на двоих. Узнаю я об этом, когда «господин Эмин» ни с того ни с сего отходит от меня в угол нашей камеры и неожиданно спускает штаны.
С другой стороны, хорошо, что он их вообще носит здесь. Наверное, логичнее было бы не надевать на него одежду, она все равно вся воняет и в крови. Не его. Чужой…
Успеваю отвернуться только тогда, когда всё уже видела. И заливаюсь краской смущения. Я впервые вижу раздетого мужчину вживую, и разумеется, в потаённых фантазиях мечтала увидеть именно этого. Только вот незадача – явно не при таких обстоятельствах.
А ещё мучительно стыдно, что я слышу, как струйки звонко бьются прямо о железный бок ведра. Но от этого уже не отвернутся и не спрятаться. Поэтому когда наступает тишина, даже выдыхаю с облегчением. А он подходит и устраивается у моих ног на полу, свернувшись калачиком.
Я сижу на кровати и от этого ещё более неловко. Будто питомец домашний… Вспоминаю бедного хомяка.
– А я в Вашу честь хомяка назвала, – говорю зачем-то, и он приоткрывает один глаз, вроде как спрашивая, к чему ему эта информация. Но дальше я молчу, и он снова жмурится, явно собираясь спать. Мне тоже теперь просто спать? Вот прямо здесь, в этом жутком месте?
Вдруг раздается громкий щелчок и в нашей камере становится совсем темно, ни единого источника света. А со стороны, где должен быть вход раздается насмешливое:
– Спокойной ночи, принцесса.
– Они всегда выключают свет на ночь? – спрашиваю, хотя на ответ и не надеюсь.
Я ерзаю на кровати, ведь теперь, когда не могу смотреть ему в глаза и видеть намерения, страшно втройне. Слышу копошение у своих ног. Вот сейчас возьмет и укусит…
Но вместо этого в полной темноте прямо передо мной появляются два светящихся оранжевым глаза. Даже отпрянула сначала, пока не поняла, что это и кто это.
– У Вас глаза светятся тоже из-за того препарата?
Он ожидаемо молчит. И смотрит.
– Эмин… Дело в том, что у меня были сложные последние несколько дней мне очень хочется спать, но… В общем. Мне бы очень хотелось завтра проснуться. Я всё понимаю, Вы кушали только одно яблоко и то половинку, но… Не ешьте меня, пожалуйста.
На секунду мне мерещатся те самые смешинки в его глазах, а потом все пропадает.
– А еще мне немного страшно спать в полной темноте. Ну как немного. До ужаса страшно, Эмин. Вы не могли бы лечь со мной на кровать? Это не очень пристойное предложение, но и мы с Вами не на церемонии. Что думаете?
Глаза пропадают, и я чувствую копошение внизу, словно он опять сворачивается клубком. Что ж.
– А Вы не против, если я лягу с Вами на полу?
Тишина. Окей.
Стаскивая матрас, укладываю рядом, сама ложусь сверху и нащупываю его спину. Нагло кладу на неё руку. Глаза вспыхивают и меркнут в темноте. Будем считать, что это знак согласия.
И вот я лежу рядом со своим солнцем, смыслом и центром моей вселенной, слушаю его мерное дыхание и думаю, как приятно его касаться. Даже здесь, даже несмотря на грязную вонючую одежду и рваный жесткий матрас. И кстати, кроме прочего, трогаю его ещё и из соображений безопасности – так я хотя бы чувствую, где он, двигается или нет.
Только вот это не особо мне помогло. Похоже, ночью меня можно и есть спокойно, даже не пошевелюсь. Ведь проснулась я в кольце сильных и горячих рук. Не знаю, как не почувствовала ночью, как не испугалась и позволила. Но это факт. Наверное, опять мне снился он, вот и размечталась, с радостью принимая его объятия.
И самое главное, что Эмин уже не спал, а не выпуская, внимательно меня рассматривал. Надеюсь, не в качестве еды…
– Доброе утро, – неловко улыбаясь, попыталась освободиться.
Не вышло. Он продолжал смотреть с каким-то детским интересом, словно увидел диковинку. Перед глазами прямо картина встала, как он тянется и откусывает мне… скажем, ухо. Я вздрогнула.
– А Вы не могли бы меня пустить, пожалуйста?
Эмин нехотя разомкнул руки, и я сразу же вскочила, пока не передумал. Но и он поднялся, снова склонив голову вбок. Этот жест, признаюсь, слегка пугал меня. Настолько он был не человеческим что ли.
– О, спасибо большое. Давайте позавтракаем водой и умоемся? Как Вам предложение? Или у Вас другой распорядок, – он подошёл вплотную, и договаривала я уже через силу (мало ли чем он тут завтракал, может как раз свежей человеченкой), – обычно?
На мгновение его взгляд становится осознанным, он будто узнал меня, я же продолжаю смотреть во все глаза, запоминая каждую черточку, подмечая каждую новую морщинку в нём. Он стал сильно старше, чуть изменились и черты лица, став резче и жёстче. Про клыки, скрытые за потрясающе красивыми губами, и когти я молчу.
Что это – мутация, эксперимент генной инженерии? На самом деле так ли важно? Я просто хочу помочь ему хоть чем-то, вернуть к прежней жизни, где он сильный и уверенный мужчина, которого я когда-то полюбила, а не запертое в клетке животное.
– Эмин, – зову тихонечко и нерешительно касаюсь его предплечья. Неприлично красивые губы приоткрываются (хотя губы-то как раз весьма приличные, просто лично у меня они вызывают исключительно неприличные мысли, да и не только они… С тех пор, как оказалась рядом с ним, буквально магнитом к нему тянет, и внизу живота тепло так… И это вот вообще ненормально. И стыдно).
– Эли, – выдыхает надломленный хрипящий голос.
А может мне только послышалось. И показалось. От переизбытка чувств.
Его крупные пальцы уже водят по моим тонким скулам – одно неверное движение и мне понадобится челюстно-лицевой хирург. Так волнующе стоять с ним так близко, дышать, касаться. И продолжать говорить «Вы» из-за дурацкой детской привычки. Будто мы на светском приеме, а не в заточении.
Но сейчас совсем, ни капельки не страшно.
Вдруг из-за стены донеслись голоса:
– Он прикончил девку?
– Нужно отправить папочке то, что от неё осталось.
От неожиданности я делаю шаг назад, увеличивая расстояние между нами, и рука Эмина, только что гладившая меня по лицу безвольно опускается вдоль тела. Взгляд так же прикован ко мне, словно он и не слышит непрошенных гостей.
Тяжелая дверь открывается, и заглядывают двое вчерашних, совсем немного меньше ростом, чем тот, кто заперт со мной в одной клетке. В их глазах изумление.
– Почему он её не загрыз?
Даже не говорят со мной, будто я изначально – свежий бифштекс, а не девушка, которую они притащили сюда силой и отдали на растерзание… Кому? Какому-то чудовищу, как считали они, и любимому человеку, как видела я.
Сами боятся пройти ближе, стоят у самой чуть приоткрытой двери, отслеживая каждый наш шаг. Второй наклоняется к уху коллеги и что-то шепчет, я улавливаю лишь отдельные слова «придется самим», «хозяин сказал», «расход», «пустить» (но и по этим обрывкам вывод сделать нетрудно), а потом…
– Раз уж тебе повезло, то выходи, – первый великодушно протягивает мне руку от порога. Неожиданно. Игнорили же.
А я ловлю себя на мысли, что эти двое пугают меня гораааздо больше, чем моя первая влюбленность, даже слегка поехавшая крышей. Поэтому прячусь за его огромную спину. И она как-то сразу распрямляется что ли. Отчего-то мне кажется, что Эмину нравится, что я поступила именно так, демонстрируя всем, что доверяю ему. Хотя, наверное, это только выдумки. А на самом деле он вообще может ничего не думает…
– Ты чего творишь, девка?! – возмущается второй. – На выход! Быстро! Или жить надоело?!
А вот это он зря. Жить мне хочется. И что-то подсказывает, что здесь шансов у меня чуть больше, чем за дверью темницы.
– Ах ты тварь, – цедит первый, делая решительный шаг ко мне, видимо, планируя выволочь силой, и тут происходит ужасное – оскалившись, с диким рёвом Эмин бросается на нашего тюремщика и впивается в его горло зубами.
На удивление, товарищ, оперативно бросив коллегу, запирает дверь снаружи, через оконце наблюдая за кровавой сценой. А я кидаюсь на помощь…
Пытаюсь оттащить невероятно сильного мужчину от этого мерзавца, зову, обнимаю за шею, стараюсь достучаться, как-то даже не подумав, что могу попасть под «горячую» когтистую руку, и – о чудо – мне это удается!
С окровавленным лицом он оборачивается ко мне и тяжело дышит. По подбородку стекает струйка чужой крови. Я отвожу его к противоположной стене, продолжая удерживать за плечи (ага, помогло бы это, если бы он желал догрызть) и ловлю взгляд второго надсмотрщика за дверью. Он смотрит на нас, а не на хрипящего из последних сил товарища. Хотя ему в любом случае вряд ли удастся выжить, я всё равно уверенно произношу:
– Заберите друга, пока мы его… не доели…
Приказ исполняется быстро. Но стоит двери чуть отвориться, как Эмин опять оскаливается, тут мне приходится прижаться к нему всем телом, чтобы удержать на месте или отвлечь. Он переводит взгляд на меня и больше не двигается. Я прекрасно понимаю, что отодвинуть меня в сторону ему вот вообще не тяжело, но почему-то он этого не делает.
И теперь меня точно отсюда не выкурить. Даже не забесплатно, даже с охраной папочки.
Второй докладывает боссу о произошедшем, не отходя от кассы, так сказать, лишь заперев дверь. И конечно я не слышу, что ему отвечает главный. Но вскоре тот уходит, а возвращается с большущей кастрюлей вареного мяса и ведром воды.
Видимо, это он нам за завтраком метнулся. И когда оставив всё у входа, он бросает на меня очередной злой взгляд и запирает снаружи, то я не выдерживаю:
– Любезнейший, а у Вас случайно вегетарианское меню на завтрак не найдется?
– Жри давай, что есть, это вам на два дня.
О, чёрт, это не завтрак. Это все. И обед, и ужин, и полдник, если хотите.
– Сервис у Вас, конечно, отстой, – тяну тихонько, в то время как Эмин привычно опускается на четвереньки принимается за трапезу. Практически без использования рук. И по моей спине бегут мурашки.
Его тут и правда держат как животное.
– А хотите я Вам помогу?
Ловлю его недоумевающий взгляд. Подхожу ближе, забираю кастрюлю и ставлю на кровать.
– Идемте, садитесь рядом.
Он усаживается и послушно ждёт, что дальше. Я отрываю руками небольшой кусочек мяса и кладу себе в рот. Жую, показывая, что ему нужно делать так же. Но видимо меня как-то не так поняли, или так, как захотели понять.
Сам он есть не стал, а вот когда я оторвала себе следующий кусочек, просто открыл рот в ожидании. И что мне оставалось? Так я и кормила его с рук, пока кастрюля не опустела на одну треть. И хотя «блюдо» было ужасным, кормить его –вот очень приятно. Осторожное касание его губ к моим пальцам…мммм… А как он их облизывал…
От шальной радости голова кружилась. И на то, что мясо было явно не доваренным, уже вовсе плевать.
– А этот милый джентльмен случайно не пошутил, что это на два дня?
Я была озадачена. Они решили его всё же покормить, только как собаку какую-то. Но почему? И почему держат в ангаре? Почему используют как мясорубку для неугодных?
– Эмин, а Вы не могли бы мне объяснить хоть что-то?
Смотрит вроде как насмешливо, типа, ты, что, совсем неумная, не видишь, что я не могу разговаривать. А я не сдаюсь, продолжая общаться с ним как с обычным человеком.
– Вы не думали выбраться отсюда?
Неожиданно он отрицательно качает головой и вздыхает, а потом поднимает ладони к моему лицу, во всей красе демонстрируя когти. Я глажу его большие руки, на фоне отмечая, что мой маникюр уже отрос и пора бы сделать новый.
Ага. Попрошу у тюремщиком мне мастера по маникюру пригнать. Тоже вздыхаю.
– Как бы мне узнать, что с Вами произошло?
– Эли, – выдыхает.
– О, так Вы и правда меня узнали и немного говорите, – краснею, но продолжаю, – думала, что показалось, но мне приятно.
Его губы кривятся в подобии улыбки, а руки начинают гладить мои, поднимаясь выше и выше, вот уже ложатся на плечи, случайно задевая грудь. Только он перестает двигаться, не смещает их, и я краснею от того, что мне приятно это прикосновение.
Серые глаза изучают мое лицо, видно, что он ищет что-то, может, пытается понять, как я отношусь к происходящему? О, я отлично отношусь.
В тот момент, когда его правая ладонь уже намеренно, хоть и нарочито медленно накрывает одну грудь, с моих губ срывается тихий короткий стон. В его руках просто плавлюсь. Пальцы несильно сжимаются, и это срабатывает как спусковой крючок.
Меня и так всё это время безумно тянет к нему, как по волшебству, а сейчас, когда он так открыто касается сам, вообще разум отбивает.
Кидаюсь ему на шею, обнимаю, целую высокие скулы, подбородок, шею, избегая лишь губ – не потому что боюсь, всего лишь хочу, чтобы первый он сам поцеловал, жмусь ближе к сильному телу. Сжав мои волосы, запрокидывает голову назад, открывая шею и проводит по ней языком, а я выдыхаю его имя, желая получить заветный поцелуй. Но он медлит. Одной рукой продолжает массировать голову, второй оглаживает грудь, талию, потом бедра, возвращается чуть выше…
– Да чёрт бы Вас побрал, Эмин, – злюсь и тянусь к его губам сама.
Он, словно только этого и ждал, впивается в меня жарким поцелуем. Раскрываю губы, пропуская его язык, глажу своим, тянусь ближе изо всех сил. Как же я мечтала об этом, вот так притягивать его ближе за шею, прижиматься, позволять касаться там, где ни касался ни один другой человек, кроме меня самой.
И пусть его дыхание, как вообще-то и моё, не такое свежее, пусть на его грязной одежде следы крови и грязи, пусть он вообще сейчас мало похож на человека. И плевать, что это место не подходит для того, что мы делаем, что меня сюда приволокли силком, главное, тут – ОН.
Мой свет, мой смысл, моя жизнь.
Когда его руки сжимают мою попу, почему-то не царапая когтями, я понимаю, что он уже тоже слетает с катушек и тут, как гром среди ясного неба, мысль – так он слетел с них давно. Я-то хочу его последние года два уже, а он может и вовсе не понимает, что делает.
Кладу руку на его щёку, глажу успокаивающе, зову.
– Эмин, Вы не в себе, давайте остановимся?
Он не сразу понимает, что я от него хочу. Смотрит замутненным страстью взглядом, но медленно приходит в себя, хоть и дышит тяжело.
– Чёрт, ты права, прости, лисичка, – хрипит, а я взвизгиваю.
– Вы можете говорить!
Он окидывает меня странным взглядом, потом осматривается вокруг, смотрит на свои руки – уже с обычными ногтями, трясет головой, будто стряхивая остатки наваждения и забирает от меня свои горячие большие ладони. Едва могу сдержать разочарованный вздох.
– Как ты здесь?
И пока я думаю, что могу ему рассказать, не скажешь же: «Знаете, я тут люблю Вас с пяти лет, поэтому сбежала от жениха, навязанного папочкой, который вроде как непонятно как сделал из Вас чудовище», вдруг приобнимает и притягивает ближе. И делает это так, словно не может не сделать.
– А ты выросла, – улыбается немного грустно.
– Угу, и Вы… в смысле изменились тоже.
Хотя вот прямо сейчас он действительно изменился. Вроде даже немного поменьше стал, как исчезли эти жуткие когти и клыки. Как в фильме про вампиров и оборотней! Жуть.
Гладит меня по волосам, как маленькую, а не так как пару минут назад, отчего я хмурюсь. Так мне нравится уже чуть меньше. Хочется снова окунуться в наше общее безумие. И пересилив врождённую скромность, я всё же прошу:
– А поцелуйте меня ещё раз?
Поднимаю на него свои глаза, стараясь вложить во взгляд всю нежность, что испытываю, смятение, желание снова успокоиться, утонуть в нем. И он медленно, как околдованный, склоняется ко мне…
Только в этот момент опять раздаются шаги.
Эмин тоже слышит шум и отскакивает от меня, как от чумной, пряча руки за спину и сутулясь. Наверное, не хочет, чтобы в нём заметили изменения. Но почему это плохо? Ведь эти люди – его знакомые, один даже брат вроде. Разве они его не отпустят теперь?
Но раз он ведёт себя так, решаю тоже не палить контору, буду помалкивать. А то ещё испорчу чего.
За решеткой показывается сначала лицо одного из тюремщиков, а потом того важного мужчины, который назвал его братом. И он говорит первым.
– Как тебе сосед? Мне сказали, ты отказалась выходить.
Явно обращается ко мне.
– Ну знаете, я пока лучше тут посижу, если Вы, конечно, не хотите меня отпустить.
– И что, поверишь, если скажу, что хочу? – так неприятненько усмехается.
– Разумеется, нет, поэтому и не пойду никуда.
– Слушай, раз уже всё пошло не по плану, не собираешься же ты тут вечно сидеть?
– Ну если выбирать между жизнью в клетке и расправой, то ответ очевиден.
– Упрямая, – снисходительно качает головой, – он все равно тебя разорвёт. Завтра полнолуние.
Эмин едва заметно вздрагивает, и я ловлю его брошенный украдкой обеспокоенный взгляд.
– И что, что полнолуние?
– Узнаешь, – мерзко ухмыляется а точно брат?
– У меня к Вам вопрос, мистер… – ага, представляться не намерен ну ладно. – Со мной более или менее ясно, но что ж Вы брата кормите как собаку.
Эмин вздрагивает уже более явственно и зачем-то рычит, повернувшись к двери спиной, а ко мне лицом. Но он же прежний, без клыков тех. И если это был какой-то знак, то я не поняла.
– Ответ на этот вопрос ты узнаешь завтра, – обещает этот тип. – Веселой ночки желать не приду, но камеру оставлю вот здесь, – он кивает на дверь. – И ещё. Предложение выйти действует до завтрашнего утра, а потом…
– Засуньте себе это предложение сами знаете куда, господин ноунейм, – огрызаюсь я, ловя укоризненный взгляд Эмина.
Он меня осуждает за то, что грублю его брату? Шикарно. Я ещё и крайняя.
– Да вообще без вопросов, – безразлично пожимает тот плечами.
И просто уходит. Разворачивается в своем идеальном костюме и оставляет нас в этой металлической коробке. Не то чтобы меня не устраивает перспектива снова остаться наедине с Эмином, но этот его мерзкий братец меня задел – не могу же я и правда тут сидеть вечно, а еще это полнолуние…
Когда мы остаёмся одни, уже не до поцелуев. Всё испортили, гады.
– И что будет завтра?
Эмин отвечает только когда стихают шаги всех наших незваных гостей, даже чуточку позже. Может, это я уже не слышу только?
– Это плохо, лисичка.
– Почему?
– Не хочу тебя пугать заранее, но в полнолуние мы особенно не сдержанны.
– Вы? Кто «вы»?
– Это сложно объяснить, есть только надежда, что если я не тронул тебя раньше, то и завтра сдержусь… Хотя то, что было сегодня, уже говорит о многом.
– Что было? – спрашиваю прежде, чем успеваю подумать и опять краснею. – Вы о поцелуях, да?
Интересно, о чём это ему говорит. Мне о том, что понравилось, и хочется повторить.
– Да, о них. Это похоже на… ммм… гормональный всплеск. Я мужчина, у которого не было близости с женщиной уже лет пять, а ты милая и красивая девушка…
– Вы считаете меня красивой?
И опять спросила прежде, чем поняла, что это неприлично. И только затем осознала, что он вообще сказал. Пять лет?! Так его держат тут с моего тринадцатилетия? А уже потом дошло и остальное. То есть завтра будет какой-то особенный гормональный всплеск… И чем мне это грозит? Зацелует меня до смерти?
– Ты очень красивая, и боюсь, что завтра для меня будет не так важна наша разница в возрасте, обстоятельства и камеры… Вообще ничего.
– И какова наша разница в возрасте? – снова концентрируюсь на главном, отсеивая ненужную информацию. И спрашиваю опять лишь о том, что мой мозг в первую очередь посчитал важным. – Мне восемнадцать, почти девятнадцать, – вру нагло, приподняв подбородок. Ну преувеличила совсем немножко.
– Выходит, я старше на десяток. И мне, правда, очень жаль.
– Я не понимаю, Эмин, – говорю мягко, поднимаюсь и иду к нему ближе.
– Боюсь причинить тебе вред.
– Так почему Вы не попросили брата Вас выпустить?
– Пока нельзя, – он приобнимает меня за талию, чуть заметно и очень прилично. Слишком. Даже немного раздражает. Вот сам же недавно мял меня за разные места, а теперь весь такой правильный вдруг.
– А есть способ этого избежать?
– Ну… Наверное мне стоит выплеснуть накопившееся напряжение…
– Я согласна! – выпаливаю на одном дыхании и только потом до меня вдруг доходит, что он мог вообще не это иметь ввиду. Ой.
Эмин по-доброму усмехается, а я чувствую, что теперь стою пунцовая не только на щеках, но до корней волос, хотя в его глазах вижу, что наши желания сходятся.
– Я понимаю, ты боишься и… – а может и это имел ввиду, поэтому решаю всё взять в свои руки. Ну ради спасения жизни же. Вовсе не потому, что мне ужасно хочется снова на него наброситься. Хотя где-то на краю сознания мелькает мысль, что то, что ощущаю сейчас, весьма странно, но как-то не до неё сейчас.
– Знаете, мне вот очень хочется жить, а боюсь я Вас не так и сильно…
Веду ладошкой по его широкой груди вверх, к шее, потом запутываю пальцы в его волосах.
– Ты ещё совсем ребёнок, – вздыхает как-то обреченно, словно уговаривая себя самого, но голос его уже становится немного хриплым.
– Ну уж не совсем, – встаю на цыпочки и осторожно целую его.
Не так как он меня раньше, а весьма целомудренно, хоть и в губы. Иначе пока ещё стесняюсь сама. Надеюсь, камеры уже не поставили? Видимо эта мысль приходит не только мне в голову, Эмин оглядывается и, кажется, выдыхает удовлетворительно. А потом чуть подталкивает меня к кровати. И я иду.
Да куда угодно бы за ним пошла.
– Я не должен так поступать, меня на тебе слишком клинит, а ты ведь меня не знаешь совсем, – и его слова расходятся с тем, что он уже пробрался мне в ворот платья, пытаясь найти грудь.
– Знаю, – я уже тяжело дышу, сама расстегиваю воротник и спускаю его до пояса. Ну правда мешается только.
– Я слишком взрослый для тебя, – зачем он это говорит, если его губы в следующую секунду уже обхватывают напряженный сосок? Прикусываю губу, чтобы не застонать в первую секунду, а потом:
– Не слишком, – успокаиваю, прижимая к себе за волосы изо всех сил.
– Чёрт, ты меня с ума сводишь, лисичка, не могу себя контролировать…
– Скажи ещё раз так, – прошу, уже постанывая в голос.
– Лисичка, – зовёт он и укладывает меня на постель. Ну наконец-то.
И послушно ложусь, чуть разведя ноги для него. Сколько ночей я проживала всё это с ним. Сколько раз ревела, проснувшись, от того, что это всего лишь сон. И вот. Сейчас. Он на самом деле ласкает меня, целует, трогает так… неприлично…
Его рука крадется по бедру, и я сама подаюсь вперед, ближе, желая уже ощутить на себе тяжесть его тела, тяну к себе. Его глаза горят, когда чуть прикусывает кожу на моей груди, от чего я вскрикиваю, а Эмин замирает.
– Если мы продолжим, ты должна быть очень тихой, – как же соблазнителен его шепот.
– Мгм, – мычу, заранее согласная на что угодно, лишь бы не останавливался. И он не останавливается, продолжая целовать всё ниже и ниже, уже дойдя до живота, подняв низ платья до талии, где оно теперь и болтается ненужной тряпкой.
Целует сквозь трусики прямо там, я извиваюсь на неудобной кровати зажимая себе рот обеими руками. Такого в моих снах не было, и это гораздо более возбуждающе… Ну до чего же хорошо…
Он снимает с меня белье и прикасается губами уже к телу, от чего один стон я всё же выпускаю наружу. Его горячий язык изучающее гладит мокрые складочки, он снова шепчет:
– Ты такая влажная…
Да черт! Я влажная с тех пор, как ты мне приснился первый раз! Как же мучительно приятно то, что он сейчас делает! Ни в какое сравнение с тем, как я себя удовлетворяла.
Его язык проникает внутрь меня, и я тихо ойкаю, едва удержавшись, чтобы не сжать бедра и не спровоцировать оргазм прямо сейчас. Чувствую, как он поднимает голову, а потом вижу своим затуманенным взглядом уже над собой оранжевые сполохи.
– Не передумала?
– Нет!
Отвечаю так быстро, будто от скорости ответа что-то зависит. Он снова усмехается, хотя вижу, что уже тоже не в себе, и наклоняется надо мной, бедрами охватываю его торс. Чтобы не сбежал. В живот упирается его возбужденный член…
Да начинай же уже, – молю мысленно, а он, судя по звукам… принюхивается?
Сфокусироваться на его лице не могу толком, всё плывёт, низ живота и между ног горит, мне даже немного больно. А он снова останавливается.
– Да что такое? – выдыхаю, не понимая, зачем он медлит. Чувствую, что я уже не просто влажная, кажется во мне столько влаги отродясь не было. А всё тело будто выворачивает от желания, чтобы он наконец продолжил.
– Не чувствую твоего запаха.
– Ну это вроде как хорошо, учитывая, что я тут без душа два дня.
То, что мы обтираемся тряпочками, смоченными водой вот вообще не утешает. Ну как мы. Я. А вот даже его лицо от чужой крови тоже мне пришлось вытирать. Это теперь он говорит и вроде даже соображает. Хотя в данный конкретный момент я бы предпочла, чтобы думал поменьше. Слишком рассудительный. Совсем не вовремя.
– Я не о том… Неважно.
– Тогда поцелуй, – выпрашиваю снова, ну и ладно.
Если честно, когда он сказал про сбросить напряжение и потом начал меня раздевать я не рассчитывала на такую долгую прелюдию. Уже и поговорили, хотя могли и бы и без того обойтись, и целует он меня слишком медленно, мне кажется, а потом начинает массировать набухшую горошинку удовольствия пальцами, заставляя меня усиленно закрывать рот руками, чтобы не стонать. У него явно выходит лучше, чем у меня самой. Но мне всё равно мало…
Хочу его в себе. Сейчас. Не могу больше. Чувствую себя нимфоманкой. Может у меня расстройство какое-то?
Только Эмин не торопится, и взяв другой ладонью немного моей влаги, которая стекает в небольшую лужицу на матрасе, неожиданно для меня обхватывает свой член с набухшими венами и ярко выделяющейся головкой и начинает водить по нему крепко сжатой рукой, не переставая ласкать меня.
Он не был огромным, как показывают в порно, каюсь, смотрела несколько раз после тех самых наших снов (кстати, не понравилось, раздетые чужие мужики – фу), но зато невероятно красивым. И всё же моя ладонь, наверное, обхватила бы его с трудом… Захотелось проверить тотчас. Но не отталкивать же его руку…
Зато перестать смотреть, как он сам себя ласкает… Небо… От этого зрелища и своих же мыслей я ощутила оргазм почти сразу, и всех моих сил стоило сдержать пошлый и громкий стон. Не отводя от меня взгляд, очевидно ощущая под своей ладонью затухающие судороги моего удовольствия, он и задвигал другой быстрее.
Я не могла отвести взгляд от его паха, пока он не повернул мой подбородок к себе. И в момент, когда его взгляд встретился с моим восхищенным, он кончил, утробно зарычав.
Его семя попало мне на живот, но это было так приятно. И пахнёт оно так…ну в общем как весь он, чем-то притягательным. И отчего-то появилась мысль обмакнуть палец и попробовать на вкус…
И честно, я никогда не чувствовала ничего подобного. Кончил он, а удовольствие получила я. Кажется, начинаю понимать, как девушкам может нравится минет. И от мыслей, чтобы охватить его член своими губами, внизу снова стало горячо и очень мокро. Эмин ещё немного нависал надо мной, и я было подумала, что мы сейчас продолжим, но он вдруг поправил на мне подол платья, пряча в штаны свое сокровище, которым я хотела обладать до одержимости, отводя начавший проясняться взгляд, прошептал:
– Извини, лисичка, я озабоченный придурок. Это полнолуние так действует, но я всё равно не должен был тебя трогать…
– Ээээ.... – глубокомысленно постановила я.
Я только что испытала самые приятные ощущения в моей жизни, а он несёт этот бред. Ну почему из всех мужчин я влюбилась в эту бесчувственную глыбу? Правда думала, что мы сейчас…ну…будем заниматься… этим. Мне так хотелось.
И плевать, что это не самое подходящее место, чтобы лишиться невинности, но он конкретно так испортил мне настроение. Серьезно вот, да? Показал и не дал… Захотелось обозвать его как-то, но я не придумала, как именно, и стукнуть. Даже застонала вслух от злости на него, а он забеспокоился:
– Где-то болит?
– Да ты не сделал ничего, чтобы болело, – раздосадовано бросила я, и почти сразу устыдилась, что так открыто демонстрирую свои чувства, обычно привыкла скрывать. Но он не понял. Вот когда хочет, всё прекрасно понимает, зато сейчас…
– Вред можно нанести и без традиционного секса…
– Небо! – я зло поднялась и пошла искать бутылку, чтобы попить и подмыться.
То есть вот так трогать меня – это нормально, а продолжать он не может. Рррр! Ну какой невыносимый кретин мне достался, а…