Кирилл Цыбульский
Зеркало Джека
Глава 8. Блэк
Мистер Блэк услышал, как глаза мальчишки налились слезами. Может быть, мистер Блэк слеп, но слышит он отменно. Его новый друг, Хью, сглотнул, попятился и убежал в отель. Поначалу они все так поступают. Мистера Блэка не обижает это, он видел слишком много, чтобы обижаться на поведение мальчиков, не догадывающихся о своем предназначении.
Какая досада, что перспективный молодой актер не примет участия в других кастингах. В таком случае, Брок Ливерлоуз сделает жизнь Хью беззаботной, ему ни о чем не придется думать, мы все сделаем за него.
Взглянув на мальчишку, мистер Блэк все понял. Его тело… Оно такое, каким и должно быть.
Плоть проходит путь. От безжизненной. К форме. К крови. К духу.
Я чувствую, как мое тело наполняется силой, как жилы Брок Ливерлоуза расступаются, впуская долгожданную жизнь. Время пришло. Мы долго ждали вожака. И теперь он с нами.
Два мира сольются в один. Две стороны станут единой гранью.
Глава 9. Джо Хорс
Хью влетел в отель как обезумевший. Он рвал на голове волосы, сидя на полу, жмурился с такой силой, словно хотел вдавить глаза в череп, и что-то мямлил себе под нос. Я бы его не узнал, не будь он единственным постояльцем.
Вернувшись с кастинга, Хью выглядел грязным, избитым бродягой. Я подошел к нему.
– В чем дело, Хью? – спросил я.
Он вытаращил испуганные глаза и пополз к стене. Я и не думал, что городские такие пугливые.
– Давай я помогу тебе подняться, – я взял Хью под локоть, но тот одернул его и вскочил на ноги.
– Здесь творится какая-то чертовщина. Вы все, – Хью описал указательным пальцем круг, имея в виду жителей Брок Ливерлоуза. – Выжившие из ума варвары!
Меня оскорбили его слова. Можно считать себя похожим на знаменитого актера, можно быть избалованным мальчишкой, привыкшим к хорошим условиям, но вымещать злость на других при собственных неудачах – низко. Я хотел высказать это Хью, хотел вступить с ним в конфликт, но, видя его измученный вид, я промолчал. Моя сдержанность должна послужить ему уроком. Надеюсь, он осознает свои ошибки и извинится.
– Ты очень устал, – сказал я. – Я возьму графин с водой и провожу тебя в номер. Думаю, тебе стоит прилечь.
Мои слова не вразумили Хью, а лишь сильнее рассердили. Он замахал руками, показав, что будет отбиваться, если я подойду ближе. Его движения выглядели нелепыми, не похоже, что он снова играет. Не в этот раз.
– Нет! Нет, черт возьми! Я не выпью ни капли из того, что ты мне дашь! – кричал он. – Наверняка вода отравлена, как и все в этом городе. Ты хочешь свести меня с ума, лишить сна, пока я не отдам тебе все свои деньги. Конечно, всем в этой дыре нужны деньги. Вы сделаете все ради них, не так ли?
Сдерживать себя было все сложнее. Несуразицу, которую нес Хью, может выдумать лишь больной. Псих, как хотелось его назвать. В стенах этого здания за годы истории теряли рассудок многие, но вряд ли на это уходило всего два дня. Даже тонкая душевная организация творческой личности не смогла бы исказиться за столь короткое время.
Глядя на покрасневшие глаза постояльца, я понимал, что расстаться с ним будет не так уж просто. Возможно, это действительно лишь игра. Но не та, какой владеет актер, а та, какой пользуется преступник, чтобы скрыть свои истинные мотивы. К чему бы Хью говорить о деньгах, если он приехал на кастинг, желая сняться в рекламе? Что это, если не жажда наживы?
Каким бы Хью ни пытался показать себя, я его раскусил. Актеришка из него вышел слабый, раз он приехал в такую глушь для съемок в рекламе. Видно, на большой земле большим людям уже не хватает места. Оставался один не разрешенный вопрос: что в его сумках, вернее, что во второй, какую я так и не увидел?
Я выжду момент. У управляющего отелем всегда есть запасной ключ. На всякий случай. Я должен узнать, что скрывает Хью Джек, и насколько он опасен.
– Спокойно, Хью. Я не желаю тебе зла, – сказал я, ставя кувшин с водой на пол, словно это пистолет, каким я угрожал ему. – Расскажи, что у тебя случилось, я ничего не понял из твоих слов.
– Хватит врать! Все, что я слышу с первой встречи – ложь.
Сказав это, Хью замешкался. Он словно забыл, о чем хотел сказать, что должно быть дальше. Впав в некое отупение, Хью ослабел, его тело обмякло и растеклось по полу.
Состояние постояльца пугало. Что еще он выкинет? На какие фокусы способен изощренный ум?
Я подбежал к Хью. Он может быть кем угодно, но трагедии в моем отеле не случится. Отец мне этого не простит.
– Что с тобой? Нужны лекарства?
Услышав о лекарствах, Хью посмотрел на меня. Он держался за грудь, я подумал, что его сердце вот-вот остановится, что меня обвинят во всем. В смерти Хью, в…
– Воды, – проговорил он, забыв, как минутой ранее заставил меня убрать графин. – Пожа…
Хью слабел на глазах. Не в силах договорить, он поник, запрокинув голову и опираясь на трясущиеся руки.
Он бы не удержал графин, поэтому я лил воду тонкой струйкой на иссохший язык. Хью облизывал губы, желая смочить их, отчего вода попадала на бороду и исчезала в ней.
Через несколько минут, когда озлобленный взгляд Хью Джека выражал мольбу и вместе с тем благодарность, я помог ему встать и отвел в номер, где он рухнул на кровать.
– Спасибо, – сказал он, не поднимая головы с постели. – Я мог умереть. У меня… – Хью зашелся кашлем, так и не договорив.
– Спокойной ночи, Хью. Тебе нужен отдых. Если я могу еще что-нибудь для тебя сделать, буду рад помочь.
Только трупа мне не хватало. Избавиться от тела – нечего делать в наших краях, но этот экземпляр нужен живым и невредимым. Пока.
Выходки Хью мне надоели. Почему я должен возиться с ним? Почему должен выслушивать его оскорбления? Я знаю, почему. Вопрос в том: почему только я, хотя он необходим всем нам?
Я хотел закрыть дверь, оставив Хью и самого себя в покое, когда он снова заговорил:
– Джо.
– Да, Хью.
– Мне придется задержаться тут.
Вот так новость. Я едва не улыбнулся, а впрочем, все же сделал это. Хью все равно ничего не видел.
– Машина сдохла, – продолжил постоялец. – Бак пробит, бензин вытек. Завтра я найду мастера, я…
У этих городских все случится завтра. Завтра я начну новую жизнь, брошу курить, займусь спортом. Завтра, завтра, завтра. Пустые обещания.
Отец учил, что надо заботиться о гостях, делать для них то, на что они не способны. Этот урок я хорошо усвоил.
– Что с ней случилось? – спросил я, недоумевая. Отец учил, что гость должен верить моим словам. – Думаешь, это кто-то из местных?
– Нет. Это чертовы камни. Я попал под камнепад недалеко отсюда.
Надо же, Хью перестал думать, что каждая живая душа Брок Ливерлоуза хочет над ним пошутить, что город кишит мерзкими тварями, наподобие меня. Несомненный прогресс в наших взаимоотношениях.
Да, горная местность опасна. Хью и это, кажется, уяснил.
– Это кошмарно. Все твои планы пошли прахом, – сказал я. – С другой стороны, тебе повезло уцелеть. Камнепады нередко хоронили целые стада овец, утаскивали в бездну многотонные грузовики. Главное – жить, ты же понимаешь. А с машиной… – я задумался, поднявшись на носки, чтобы удостовериться, что Хью меня все еще слушает. – Сегодня же я отдам ее брату. У него собственная мастерская. День-два и его золотые руки заставят твою машину завестись.
Хью Джек застонал. Кажется, это были звуки благодарности, все, на что он был способен после снотворного.
Спокойной ночи, Хью.
– Что тут произошло? – спросил я, глядя на тлеющий кончик сигареты. – Он прибежал с таким видом, словно ты с себя кожу снял. Все кричал, что мы сводим его с ума.
В кромешной темноте невозможно было разглядеть стоявшую неподалеку фигуру. Но я-то знал, что это старина Блэк, смотритель улиц Брок Ливерлоуза.
– Пугливый малый, – ответил он. – Люблю поначалу позабавиться с ними. Их свежий запах туманит мой разум, хочется наброситься и проглотить разом.
– Знаю-знаю. У тебя хороший аппетит.
Затянувшись и почувствовав расслабление, я посмотрел на машину Хью. Этой колымаге самое место на свалке. Но вместо того рядом терся скелет, не в состоянии подцепить лебедку.
– Не хочешь помочь этому придурку? – спросил я Блэка. Предвосхищая его реакцию, я улыбнулся, зная, что его глаза загорелись от того, что им пытаются управлять.
– Каждый должен заниматься своим делом. Этот придурок – убирать машину, а ты… – Блэк показал на меня пальцем, будь он городским, я бы сказал, что ему недостает воспитания. – Помалкивай. Дождался наконец повода для гордости.
За это мне и нравится старина Блэк. Он никогда не меняется. Все такой же скряга, расставляет всех по местам, следуя заповедям отца.
Насладившись моментом, я сказал, повернувшись к машине:
– Слышал, что сказал старикашка? Шевели задницей, Гроб, и тише, гость отдыхает!
Спустя несколько минут Гроб сел за руль разваленного пикапа без дверей, какой мы держали на ходу для разбора завалов или буксира. В конце концов, в горах случается всякое.
Я вернулся за стойку регистрации, поглядывая на то, как Крис засыпает в нижнем белье под мелькание экрана телевизора. Блэк скрылся во тьме, как любил делать для неожиданности. А Гроб… Этот придурок сделал то, что мы сказали.
Глава 10. Хью Джек
Она стояла ко мне спиной. Лица я не видел, но то и дело представлял линии губ и тоненький нос. Она была красавицей, без сомнений. Симметричное лицо, одна половина была точной копией второй, словно между ними стоит зеркало. Широкие бедра и ягодичные складки заставляли думать о продолжении рода. Она подходит на эту роль. Несмотря на творческую профессию, я мыслю рационально: человек – лишь разумное животное, одним из главных инстинктов которого является размножение. Даже животные ищут партнера, физически и поведенчески более сильного, нежели остальные. Что и говорить о людях. Для нас широкие бедра и сексуальные черты тела – сигнал о том, что потомство родится здоровым и красивым, а значит – сильным, имеющим преимущество перед другими.
Она не двигалась, в то время как невидимые сигналы притягивали меня. Я приближался, в то время как ее тело погружалось во тьму. До тех пор, пока передо мной ни остались скрытые за темными волосами плечи и шея. Сердце билось сильнее. Я с детства умею контролировать пульс, не допуская существенного учащения, поэтому могу сказать, что оно билось около ста двадцати ударов в минуту – слишком часто для моего сердца. Следовало сделать несколько глубоких вдохов и закрыть глаза, чтобы перестать смотреть на лоснящиеся волосы. Она красивая. Я в этом уверен.
Подождав несколько секунд, справляясь с волнением, я протянул руку, чтобы отодвинуть волосы и взглянуть на лицо. Но рук не было. Я чувствовал, как рука движется, но не видел ее и тем более не мог коснуться. Меня должно было напугать это, но я воспринял пережитое как игру, соревнование, в каком следует приложить усилия для достижения результата. Я попробовал снова. И снова. И еще. Без толку. Я не мог управлять ни собственным телом, ни ситуацией и тогда понял, что власть находится в чужих руках. В ее.
Она повернулась, и мои ожидания разбились вдребезги. Я не увидел красивой девушки. Я не увидел ничего, кроме целлофанового пакета и смерти, которая забрала героиню моего сна. Она пришла ко мне снова. И вновь умерла. Она хотела, чтобы я подошел ближе, чтобы ее гибель произошла в считанных сантиметрах от моего лица. Но зачем? Почему она приходит ко мне? Что хочет сказать?
Сидя в кромешной тьме номера, я вспоминал и обдумывал каждую деталь сна, снившегося мне вторую ночь кряду. Атмосфера, наполнявшая сновидение, походила на ту, что можно ощутить, выйдя на улицу Брок Ливерлоуза. Я почти не сомневался, что девушка стоит на улице, вдоль которой располагался горный городок.
Что это может значить? Почему я начал видеть сны, приехав в никому не известное место? Вопросов становилось все больше, а вот ответов – не было вовсе.
На часах было 3:11 ночи. Вчера, когда я проснулся, увидев этот же сон, было 3:07. Отделаться от пугающих мыслей не удавалось. Я словно застрял в одном дне: засыпаю, вижу смерть девушки, просыпаюсь. Время шло, но невероятно медленно.
Я дождался первых лучей солнца и спустил ноги с кровати. Пол был холодный, пронзительный. Проснувшись в ночи, я обнаружил на себе одежду. Это становится привычкой. Гнусной привычкой, подметил я и сбросил одежду на пол.
Последние несколько часов из головы не выходили слова мусорщика, напугавшего меня до усрачки.
– Ты не сможешь уехать, – сказал он хриплым голосом, какой бывает у курильщиков с многолетним стажем.
Вспоминая незнакомца, у меня и мысли не было о том, что он курит. В его-то состоянии… Я едва не усмехнулся, представив, как во время затягивания сигаретой, дым выходит через щеку бродяги, не попав в легкие.
С этим местом явно что-то не так. Населяющие его люди больны.
Но этого мало. Незнакомец сказал еще кое-что.
– Этого города нет на твоей карте.
Откуда ублюдок знал, что в той карте, что она вообще существует? Неужели я был прав с самого начала? Кто-то подменил мои вещи. Но зачем?
Это мне и предстояло проверить в ближайшие дни, те, что я проведу в Брок Ливерлоузе. Я не собираюсь жить в страхе и играть по чужим правилам. Я приложу все усилия, чтобы дни не проходили напрасно, чтобы приблизиться к разгадке.
Я поднялся, подав знак Джо, что готов к завтраку.
Вытянув из-под кровати сумку, где была карта и окровавленные вещи, я запустил в нее руку. Услышав шорохи, я задумался, закрыл ли за собой дверь, придя вчера в номер, и сглотнул, вспомнив детали происходящего. Управляющий отелем внес меня в комнату и уложил на кровать. Дверь закрыл он.
Теперь уже я ясно слышал поднимавшийся лифт и надеялся на тактичность Джо, какой не вломится ко мне без разрешения. Я ускорился, запустив вторую руку в сумку. Внутри было мягко и влажно, я чувствовал лишь одежду, ни библии, ни банкнот.
Джо Хорс защелкнул решетку лифта – единственную систему безопасности, защищавшую от падения. Он был близко, в паре шагов от двери.
Когда Джо постучал, карта была в моих руках. Я бросил ее на кровать и накрыл подушкой. Стянув тяжелое одеяло, я обмотал его вокруг пояса.
Я открыл дверь и улыбнулся.
– Доброе утро, Хью! – сказал Джо, отчего я посторонился. Голос был слишком громким, учитывая, что последние часы я провел в размышлениях с самим собой. – Твой завтрак. Хе-хе.
На подносе была большая тарелка с одним единственным сэндвичем, из которого показывались кусочки помидоров и зелени. Аппетитно, черт возьми. Я задумался о цене, в какую мне обойдется такой завтрак.
Джо словно услышал мои опасения:
– За счет заведения, – сказал он, подмигнув.
Я расслабился, хотя и не был уверен, что словам управляющего отелем, как и словам кого-либо еще в этом городе, можно доверять. Как бы то ни было, я должен вести себя естественно, чтобы избежать лишних вопросов и подозрений.
– Спасибо, Джо. Я ценю твою заботу.
– Отец говаривал: постоялец всегда прав.
Видимо, его отец был таким же недоумком – вырвалось у меня в мыслях.
Джо стоял на пороге, будто ожидая чаевых. Я повел глазами, указывая на завтрак и надеясь, что человек выше меня на голову догадается, что ему здесь не место. Однако вместо этого Джо то пытался заглянуть в номер через мое плечо, то украдкой осматривал меня. Верх бестактности, подумал я, и недовольство внутри начало закипать.
– Все в порядке? – спросил управляющий отелем, когда я хотел было выгнать его.
Я задумался, но, решив, что это лишь часть игры, где главным призом было свести меня с ума и вытянуть из карманов все деньги, не дал слабины.
– В полном, – я выждал паузу, держа в руках себя и одеяло. – Будет еще лучше после того, как я поем.
Джо поклонился и направился к лифту. Чертов проныра. Пытается пролезть в малейшую щель.
Отставив поднос, я осмотрелся. На что Джо пялился? Сумки я успел вернуть под кровать так, что их нельзя было увидеть с порога. Разбросанные вещи вряд ли могли его заинтересовать. Что же еще? Что он хотел выведать?
Я не нашел ответа и решил не терять времени. Открыв страницу с чертовой дюжиной городов, я внимательно осмотрел ее. Незнакомец был прав. Брок Ливерлоуза на карте не было. Может быть, заброшенный городишко скрывается на одной из других страниц карты, но этого быть не могло, потому что главные ориентиры совпадали: шоссе А-99, по которому я ехал в надежде побывать в нескольких провинциальных городах, где проходили рекламные кастинги. Ошибки быть не могло.
Названия, напечатанные на глянцевой бумаге, сложенной гармошкой, не совпадали с теми, куда я хотел добраться. На мгновение моя голова закружилась, я подумал, что теряю сознание. Карте больше двадцати лет, она напечатана в год моего рождения.
Бросив взгляд на карту в надежде, что надписи на ней изменятся, я понял, почему Джо изучал меня. Мои руки были в крови. Не может быть. Еще вчера она была засохшей, крошилась на пальцах.
Я лег, закрыв лицо руками. Я хотел напрячь память, но ничего не вышло. В голове было пусто, в ней зияла дыра, как в бензобаке, как в…
Я не помню, как сел за руль. Не помню, куда именно ехал.
Так какого черта ты тут забыл?
Перед зеркалом сидел человек. Мужчина. Молодой, лет двадцать пять, не больше. Симпатичный, такой должен нравиться девушкам. Из бороды выступали отросшие волоски. Прическа небрежная, будто молодой человек только проснулся или не любит ухаживать за волосами. В целом вид свежий, но глубокие ямки под глазами и морщины говорят об усталости и излишней эмоциональности.
Где он? В гостиничном номере. За вещами он следит еще хуже, чем за собой. Одеяло валяется на полу, ботинок – на кровати, рядом с трусами. Если заглянуть глубже – окажется, что внешний бардак скорее носит импульсивный характер, как если бы человек что-то искал или спешил на деловую встречу, потому как идеальный, можно даже сказать: чрезмерный порядок царил на прикроватной тумбочке.
Хаос присущ творческим личностям, находящимся в вечном полете фантазии и поиске вдохновения; безусловный же порядок – строгому начальству, бизнесменам. Сочетание несочетаемого.
Вернемся к профилю. Он даст больше ответов, нежели обстановка. Следует взглянуть на него с точки зрения зрителя, рассматривающего стоящего перед рампой актера в лупу, какая увеличивает во много раз то, что в жизни проходит незаметно.
Прищуренные глаза. Хитрый. Или любопытный. Что-то скрывает или пытается разузнать? Бледноватого цвета кожа говорит о проблемах со здоровьем. Злоупотребляет алкоголем и табаком или страдает от хронических расстройств? Из густой шевелюры пробивается седина. Лишнее доказательство изношенности и преждевременного старения с виду молодого организма. Плечи широкие. Крепкие мышцы. А этот шрам. Бррр… Мурашки по коже.
Кто этот человек? Спектр широк: от выпускника полицейской академии до уличного воришки, не раз попадавшего в переплет. Как же выяснить, кем он является на самом деле?
Я закрываю глаза. Глубокий вдох. Выдох.
Посмотрев в зеркало, я вижу чистый лист. Голый человек: без пола, имени и истории – пиши любую.
Закрываю глаза. Представляю зрительный зал. На пустой прежде сцене появляется голый, без имени и истории человек.
Посмотрев в зеркало, я понимаю, что, какой бы личностью я ни предстал – за каждым моим проявлением будет пристальное внимание зала. За закрытыми веками можно быть, кем угодно, однако перед взглядом публики должен предстать целостный образ, без трещин и недомолвок. Перед тем, как соединить персонажа с собственным «я», важно поместить его в те условия, где необходимо будет действовать, то есть перед забитым до отказа залом. После этого следует ощутить, как говорил Станиславский, публичное одиночество. Есть только ты и образ, все остальное – темнота, пусть из нее и горят тысячи глаз.
Репетиция, а в данном случае еще и сборка и создание персонажа, должна проходить с ощущением полного зала, когда нет возможности ошибиться, когда каждое твое действие критикуется, принимается или же отвергается. Хороший актер ублажает зрителя, давая им то, чего хотят они. Гениальный – заставляет их чувствовать то, что испытывает его герой.
О чем может рассказать мой персонаж? Что заставит чувствовать зрителя? Решать мне. Я – создатель.
Хью Джек проделал длинный путь: начиная от шести лет обучения актерскому мастерству, заканчивая многочасовой поездкой, целью которой были съемки в рекламах. Хью рассчитывал, их будет много. Он все рассчитал: лето – сезон, когда самые паршивые кампании раскошеливаются на съемки, объявляя кастинги. Это объясняется очень просто: летом люди чувствуют свободу, пик отпусков, а значит – самое время тратить деньги. У провинциальных кампаний появляется реальный шанс поднять продажи второсортной продукции, для этого достаточно нескольких роликов в день, даже не в самое популярное время – их все равно заметят. По крайней мере, больше, чем обычно.
Реклама – не только двигатель торговли, но и карьерный рост для неизвестных актеров. Даже люди с улицы, харизматичные и податливые как стадо баранов, имеют реальный шанс блеснуть улыбкой в ящике и заработать неплохие деньги. У профессиональных актеров, приехавших в провинцию, этот шанс увеличивается в разы.
Хью – дерзок, на этом деле, в смысле съемок и поведения в кадре, он собаку съел. Причем, со всеми потрохами.
Хью умеет расположить к себе, с легкостью запоминает тексты любого объема. С ним приятно работать, сразу чувствуется профессиональная жилка.
Снявшись в рекламе, Хью садится за руль и движется к новой цели. Он будет ехать до тех пор, пока останется хотя бы одна рекламная кампания, где не знают о том самом Хью Джеке, или пока у него не кончатся силы.
Ничто не покоробит его. Трудности, куда же без них, – Хью с достоинством вынесет. День-два и машина будет на ходу. Как только это случится, Хью сядет за руль и тронется в путь.
Да. Так и будет. Так я и сделаю. Мне ничто не помешает.
Закрыв глаза, сделав глубокий вдох и выдохнув, я увидел в зеркале уверенного в себе мужчину, сильного и готового рвать глотки ради мечты. Хватит жевать сопли, Хью! Иди и покажи, кто в этой дыре настоящий актер!
Неторопливый механизм опустил меня в холл, где сидел Джо. После первой встречи он никогда не позволял себе появиться с растрепанной прической или помятой рубашкой, никогда, казалось бы, не покидал пост. Я задумался, спит ли он вообще, а если и так, то снимает ли форму.
– Отлично выглядишь, – сказал Джо. – Вижу, ты наконец-то смог расслабиться тут. Хе-хе.
В этот раз поведение управляющего отелем меня раззадорило: то усмехнется, то подмигнет, словно мы давние друзья. Провинциальные причуды, куда без них.
– Спасибо, Джо. Ты тоже отлично выглядишь.
Кажется, его щеки налились краской от комплимента. Сразу видно, что ему редко удается услышать в свой адрес нечто подобное. Но у меня не было времени разговаривать с Джо. Через полчаса начнутся вторые пробы, а значит времени не так много.
Улыбнувшись шире обычного, Джо простоял так до тех пор, пока я ни подошел к двери, ведущей на улицу, а затем окликнул:
– Насчет машины, – он вышел из-за стойки регистрации и направился ко мне хромым шагом. – Не знаю, услышал ли ты меня вчера. Я сказал, что позабочусь о твоей машине, ведь мой брат как раз механик. Он туповат, но руки из золота. Впрочем, дело не в том. – Джо задыхался, словно несколько метров оказались долгой пробежкой. – Вчера он забрал машину. Сказал: два-три дня и готово. Вроде как, работы у него сейчас много, болван.
Слова Хорса пошатнули мою уверенность. В первую очередь, в том, что я слышал вчера вечером, лежа на кровати без сил. Мне казалось, что Джо сказал: день-два и готово. Теперь же он говорил иначе. Разница небольшая, быть может, что-то поменялось после осмотра машины. В конце концов, Джо не механик, чтобы судить о том, сколько времени займет ремонт.
Как бы то ни было, я не стал пререкаться. Я проделал большую работу утром, чтобы найти в себе силы закончить начатое – сняться в рекламе и уехать. Один день ничего не решит. Слова Джо меня не покоробят.
– Что ж, – ответил я. – Так ты вчера и сказал.
С плеч Джо упал груз ответственности. Он выпрямился, став еще выше, и на радости протянул мне ладонь.
– Рад, что между нами больше нет недосказанности и претензий, – сказал он.
А я-то как рад. Не описать словами.
Сжав длинные пальцы Джо покрепче, чтобы не расслаблялся, я подмигнул и вышел на улицу.
Ветер толкнул меня, поторопив. Сегодня он дул в спину. Хороший знак. Быть может, на третий день своенравный горный город принял меня, несмотря на все неурядицы.
Брок Ливерлоуз оказался пуст, как и прежде. Если бы не свист ветра, раздающийся между домов, я бы считал, что нахожусь в вакууме. Мало того, что единственная улица пустовала, хотя, как я думал, по ней должна растекаться кровь жизни, так еще мне не довелось услышать пение птиц. Даже муравья или мухи я не заметил. Куда они могли исчезнуть? Птицы, быть может, не обитают на такой высоте, хотя деревьев по дороге предостаточно, но насекомые, где они?
Мои вопросы оставались без ответа. Я не мог задать их кому-то, кроме себя.
Подойдя к двери, за которой сегодня решится, с каким настроением я проведу оставшиеся дни в Брок Ливерлоузе, я остановился и повторил рекламный слоган. Он все еще отскакивал от зубов.
Я готов. Я сделаю это.
Увидев людей в коридоре, я обомлел. Ужас сжал мои мышцы на пороге. Я почувствовал слабость, с какой просыпался предыдущие два дня. Из меня словно выпустили всю энергию, слили ее через образовавшуюся в груди дыру. Сердца в ней не было. Оно перестало биться.
Тяжелая входная дверь ударила меня по заднице и пяткам. Я отскочил, пытаясь удержаться на ногах, чтобы не распластаться на полу. Мне дали хорошего пинка, как бы указывая на место среди безликих людей.
В коридоре сидело пятеро. Я не разобрал, кто из них женщина, кто мужчина. Это невозможно было сделать. Половые признаки отсутствовали. Лица скрывали листы бумаги. Эти существа, иначе я не мог о них думать, приняли те же позы, в каких сидели вчера. Они не производили ни звука. Я ни разу не слышал их голоса. Не видел лиц. Судил о незнакомцах лишь по косвенным признакам, убеждавшим меня, что передо мной, несмотря ни на что, – люди.
Я сделал шаг и вздрогнул, сдержав в горле крик. Подо мной заскрипела половица. Давящий звук заполнил пространство, отразившись от стен и не исказившись при этом. Акустическая чистота. Словно в узком помещении пусто.
Сев на скамью, поодаль от остальных, я взял с сидения лист бумаги. Текст был такой же, как и двадцать четыре часа назад. А вот люди. Люди… Я оскалился, глядя на них. Они были другие.
Я закрыл глаза. Попробовал представить себя перед зеркалом. Так я настраиваю себя перед важным событием, познаю тело и создаю образы. Но в этот раз ничего не вышло. Мое изображение трескалось и рассыпалось на мельчайшие детали. Я не мог совладать с собой.
В прыжке я поднялся с места и встал между двух рядов, где сидели манекены. Окинув неподвижные позы взглядом, я закричал:
– Что здесь происходит? – мой голос становился громче. – Кто вы? Что вы здесь делаете? Что, мать вашу, происходит?
Голос отражался от стен, пока ни задрожал, сорвавшись на жалобный стон. В коридоре было пять фигур, одетых в оранжевые комбинезоны. На каждой из фигур – огромные сапоги почти до колена.
В голове не умещалось увиденное. Что это? Кто это? Вопросы роились и жалили как дикие пчелы. Я дрожал, хотя не понимал, каким образом стою на ногах. Волны отчаяния сменялись гневом. Мне больше не нужны ответы. Если это место молчит, не желая выдавать их, я разрушу его.
Я сжал кулаки и зубы до скрипа. Я хотел ударить кулаком в стену, проверив надежность декораций. Ведь все это спектакль. Все это ложь! Ложь!
Сдержав желание крушить стены, я выхватил лист из ближайших рук. Они не смели сопротивляться. Тем не менее, моя грудь вспыхнула, я начал задыхаться.
За бумагой я увидел лицо. Пластмассовое. Искусственное. На меня смотрел манекен с париком и обведенными красной помадой губами.
Попятившись, я коснулся второго манекена, за спиной. Я почувствовал легкость, с которой рушится тело. Сначала упали кисти, затем предплечья. Пластиковые конечности рассыпались по полу. Не выдержав, я упал. Тело, находившееся в тот момент надо мной, рушилось. Это продолжалось до тех пор, пока голова с накрашенными губами ни упала между моих ног. Я инстинктивно схватил ее, глядя в глаза. И взвыл от ужаса.