Кирилл Казанцев
На всякого блатного найдется пуля
Водитель «Волги» с ужасом отпрянул от него назад. Он уже успел пожалеть о своих оскорбительных словах, выкрикнутых в запале, как только увидел оружие в руках у обидчика.
Впереди к разбитой витрине осторожно подступали зеваки.
– В сторону, разойтись, – страшным голосом заорал Степан, пролетел мимо зевак и запрыгнул в пролом, засыпанный осколками.
Джип стоял посередине зала, уткнувшись в колонну. Везде валялось разбросанное нижнее белье. На искореженном капоте висел целый прилавок. Из персонала салона вроде бы никто не пострадал. Появление человека в пятнистом комбинезоне, бронежилете и с автоматом в руках вызвало в рядах продавцов панику. Девушки с визгом кинулись кто куда. Степан стал осторожно приближаться к джипу. Внутри мог оказаться кто угодно, например бандюган с автоматом…
Тут дверь со стороны водителя открылась, и изнутри выскользнул молодой парень в кожаном навороченном пиджаке, кожаных штанах и расстегнутой на груди до пупа шелковой рубашке. Развернувшись на месте, точно марионетка, он посмотрел на Степана пустыми серыми глазами и глупо улыбнулся. Он точно не понимал, как здесь оказался.
– Стой на месте и не двигайся, – рявкнул Степан, подозревая, что парень под кайфом. Зрачки его были сужены до точек, а движения резкие – у пьяных подобного не бывает.
Дико захохотав, водитель джипа метнулся в сторону и побежал по залу к главному выходу. Он сделал это столь стремительно, что Степан на какое-то мгновение растерялся.
– Стой, стрелять буду, – заорал Степан, бросаясь за ним.
Однако парню было абсолютно плевать на оружие. Он не воспринимал угроз. Выбежав на улицу, лихач с безумным смехом побежал к набережной.
– Стой, сука, – закричал Степан, задыхаясь. Бегать с автоматом, в бронежилете в его возрасте было делом не простым, но сдаваться он не собирался.
Неожиданно парень изменил траекторию движения, свернул и легко перемахнул забор, огораживающий площадку строящегося здания. Стиснув зубы, Степан повесил автомат на плечо, а затем попытался проделать то же самое. Не зря же он был командиром спецназа. Прыгнул, зацепился, подтянулся, собирался уже перемахнуть на ту сторону, как внезапно хлипкий забор затрещал и развалился под ним. Матерясь, Степан свалился на другой стороне и увидел, как преследуемый скачет, точно горный баран, по строительным конструкциям цокольного этажа. Энтузиазма и энергии ему было не занимать. Наркотик придавал силы и заставлял думать, что он всесилен и бессмертен. Собственный автомат показался Степану бесполезным. Он никого не собирался убивать, а парень явно не хотел останавливаться и не слушал его угроз. С цоколя строящегося здания он перемахнул на ванну с раствором, которую поднимал кран. Крановщик заметил это и прекратил подъем. Ванна рывком остановилась. Парень не удержался за стропы и нырнул в раствор с головой.
С уровня второго этажа послышались крики рабочих:
– Эй, козел, ты что делаешь!
Обливаясь потом и проклиная все на свете, Степан обежал площадку по периметру. Парень тем временем спрыгнул с ванны вниз в кучу песка. До него было метров двадцать. Степан рывком преодолел последнее расстояние и столкнулся с беглецом нос к носу. К этому моменту парень уже держал в руках резак и чиркал зажигалкой, высекая пламя. Степан открыл рот, но сказать ничего не успел. Противник наконец справился с горелкой. Струя пламени ударила из сопла.
– Ну, подходи, – заорал он Степану дерзко, а когда тот попытался приблизиться, стал махать перед собой факелом, вопя: – Ну давай, подходи, служивый! Жопа тебе будет! Жарко, да?
Степан легко уклонился от пламени резака, потом перехватил руку парня и как следует врезал ему под дых. Тот упал, выпустив оружие, но тут же вскочил и кинулся на противника с кулаками. Ударов Степана он словно не чувствовал: первый – сломал ему нос, второй – рассек скулу, третий – щеку. Секунда – и лицо мажора напоминало цветную капусту. Степану тоже досталось, хотя большую часть ударов блокировал бронежилет. В заключение парень схватил с земли брусок и неожиданно с разворота перетянул Степана по руке, которой тот пытался защититься. Потом он все так же быстро бросился бежать. Разъяренный Степан подхватил из кучи рулон толя и швырнул ему в спину. Парень упал, но снова поднялся. Степан прыгнул ему на спину и вновь прижал к земле. Вырваться он уже не смог и лишь шипел от злости по-змеиному. Рядом валялся кусок толстой стальной проволоки. Степан скрутил этой проволокой плененному руки за спиной, а затем, рывком поставив на ноги, толкнул к выходу и прикрикнул:
– Шагай, падаль!
– Ты даже не представляешь, на кого полез, гнусь, – прошепелявил парень, оборачиваясь. – Ты уже труп, мусор, труп!
– Пшел. – Степан дал ему пинка, не обращая внимания на слова. Многие ему грозили, и ничего – жив пока.
– Ты у меня еще в ногах будешь валяться, – пообещал парень, нервно хохотнув. – Приползешь, сука, на брюхе.
– Сейчас вот дам по башке прикладом, и сам поползешь, – заверил его Степан, наградив очередным пинком.
– Я велю, чтобы тебя пытали перед смертью, – прошипел парень и, сплюнув кровь на песок, рванулся вперед к воротам.
– Опять? – взревел Степан, кидаясь за ним. – Мне уже надоело бегать!
Не разбирая дороги, парень кинулся через улицу. Мгновение спустя завизжали тормоза, и водители стали возмущенно сигналить. Сначала парня едва не сбил автобус, потом слегка зацепила «Мазда», и в довершение своего опасного трюка он оказался на капоте «десятки», в которую сзади въехал «ЗИЛ». От удара беглец скатился на дорогу, прямо под колеса затормозившей милицейской «шестерки». Сотрудники ДПС были озадачены таким поворотом событий. Парень лежал без сознания, весь покрытый кровью и цементным раствором.
– Интересно девки пляшут, – протянул пухлый лейтенант, выбравшись из машины. С места водителя патрульной машины вылез молодой сержант. Оба посмотрели в сторону приближавшегося Степана.
– Свой, – поспешил он предупредить милиционеров, демонстрируя удостоверение.
– Чего это? – покрывшись румянцем, поинтересовался лейтенант, указывая на тело под ногами.
– Вот этот черт пять минут назад на проспекте Калинина сбил трех человек и скрылся. Я преследовал его. Он вон там, на соседней улице, въехал в салон белья, а потом побежал сюда, на стройку. Я его пытался скрутить, но – увертливый, гад, и вдобавок обдолбался каким-то дерьмом.
– А его машина там осталась, в салоне? – уточнил лейтенант.
– Да, черный джип «Тойота Ленд Крузер» номер А007АР.
– Номер-то… – испуганно начал было сержант, но Степан перебил его:
– Права купил, наверное, или машину угнал. Парень полный отморозок, и наркоман к тому же. Не думаю, что такой в правительстве работает.
– А может, ему папа дал машину покататься, – мрачно заметил лейтенант.
Степан замолчал. В пылу погони он как-то не задумывался обо всем этом, однако теперь жалеть было поздно. Взгрел щенка хорошенько, так взгрел, подумаешь, телесные повреждения! Он тоже пострадал. Вот возьмет и поедет сейчас в больницу да все зафиксирует…
Переговорив по рации с диспетчером, лейтенант доверительно сообщил:
– В городе происходит черт знает что. Десять минут назад от банка угнали инкассаторскую машину с пятьюдесятью миллионами. Этот молокосос сколько дел наворотил, – пнул он лежавшего ничком парня и продолжал: – А вчера на посту задержали сынка главы администрации Ленинского района, пьяного в сиську. Он еще размахивал поддельным удостоверением полковника ФСБ. Купил бы хоть лейтенантское. Совсем не догоняет, что сопляк не может быть полковником, физически не может, мать его…
Потом он пригляделся внимательнее к Степану:
– Слушай, братан, а ты ведь инкассатор…
– Машину я не угонял, – сразу оборвал ход его рассуждений Степан, – взял во временное пользование, чтобы догнать этого выродка на джипе. Деньги в полной сохранности. Машина стоит на соседней улице. Там мой напарник. Он уже, наверное, доложил обо всем начальству.
– Вась, слышишь, за час два дела раскрыли, – весело бросил лейтенант напарнику, хватаясь за рацию.
– Да радоваться-то особенно нечему, – кисло заметил сержант, косясь на тело на асфальте. Парень застонал и пошевелился.
– Сейчас разберемся во всем, – заверил лейтенант, подмигнув Степану. – Не повезет тебе, мужик, если этот сопляк и правда тот, о ком я подумал. Молись, чтобы машина была угнанной, а этот – вором.
Степан тяжело вздохнул и взял трезвонивший сотовый. Звонил Антон.
– Слушай, как у тебя там? Догнал? – возбужденно затараторил напарник в трубку.
– Догнал, – грустно подтвердил Степан. В его душе нарастало тревожное чувство. Казалось, что он совершил ошибку, и не просто ошибку, а самую большую в своей жизни. Да, он действовал так, как должен был действовать офицер спецназа. Однако вряд ли кто оценит его геройство.
– Я Семенычу доложил обо всем. Он весь на говно исходит, тебя требует. Орет, как истеричная баба. Я чуть не оглох. Держал сотовый на вытянутой руке. Даже громкой связи не надо было. Тебе лучше мчаться к нему прямо сейчас.
– Скоро буду, – пообещал Степан без особой уверенности в голосе.
* * *
Из милиции его отпустили лишь под вечер. Степан поехал на работу, написал заявление на увольнение. Семеныч предупредил, чтобы он не ждал расчета. Вся его зарплата пойдет на возмещение материального вреда и восстановление машины. Степан сдал оружие, по пути домой заехал в медсанчасть и «снял» побои. Мало ли… В голове у него точно каша варилась. Мысли наползали одна на другую. Главная – где найти новую работу? Степан перебирал в уме знакомых, но так и не решил, кому позвонить. Дома он принял душ, плюхнулся на диван и принялся детально восстанавливать в памяти все то, что он говорил следователям. То же самое надо будет повторить на суде. Парень попал в больницу. Отделал он его прилично. Про машину к вечеру сообщили, что она действительно заявлена в угон. Как ни допытывался Степан, ему так и не сказали, кому же принадлежал джип. Какие могут ожидаться осложнения? За причинение тяжких телесных повреждений могут припаять срок и штраф. Но не трудно доказать, что он лишь защищался от парня-наркомана, которого колбасило от очередной дозы.
В дверь кто-то позвонил. Степан встрепенулся и сел на диване, соображая, кто бы это мог быть.
Визитер оказался настойчивым, а трель дверного звонка стала протяжной и нескончаемой.
Пришлось вставать и идти открывать.
– Кто там? – спросил он из-за двери.
Открывать кому попало не следовало, даже если ты обладаешь навыками спецназовца и имеешь глубокие познания в оружии, взрывчатых веществах, а также владеешь почти всеми видами восточных единоборств. Против выстрела из дробовика с близкого расстояния все твои навыки ничего не стоят. Спасти может лишь быстрая реакция.
– Это Клим, – ответил из-за двери веселый голос. – Давай открывай! Или будешь держать на пороге?!
Степан узнал голос и глянул в дверной глазок. На лестничной клетке стоял высокий худощавый блондин с короткой стрижкой в наглаженном костюме. Это был майор милиции Клим Андреевич Гудков – старший оперуполномоченный убойного отдела городского УВД. Они много общались по работе, когда Степан работал следователем в том же УВД. Чем он был обязан подобному визиту? Друзьями они не были. Неужели по его душу?
Степан с бьющимся сердцем открыл дверь.
– Привет, – улыбнулся во весь рот Клим. За его спиной нарисовались двое оперативников из отдела и старший следователь следственного управления Алексей Горкер.
– Если хотите меня арестовать, то покажите бумаги, – пробормотал Степан, прикидывая, как действовать дальше. – В чем меня обвиняют?
– Да ладно тебе, мы же вместе работали, чего быкуешь? – обезоруживающе улыбнулся Гудков. – Тебе надо поехать с нами и кое-что уточнить. На тебя тут заявление написали, и надо разобраться.
– А чего вы всей толпой заявились? – недоверчиво поинтересовался Степан. В голове он перебирал варианты, кто бы мог написать на него заявление.
– Ну, я знаю, какой у тебя крутой нрав, а кроме того, нам сказали, что ты совершенно съехал с катушек, – пояснил опер, – вот и подстраховались. Не хотели, чтобы ты глупостей натворил.
– А кто это сказал, что я свихнулся? – хмуро уточнил Степан и предположил: – Это случайно не из электросетей? Так они сами на меня наехали.
– Вот поедем и разберемся, – уклончиво ответил Гудков.
– Ладно, – согласился Асколов, криво улыбаясь. – Можно мне одеться?
– Естественно, мы подождем, – кивнул Гудков и вошел в прихожую. За ним втиснулся опер Гена – детина исполинских габаритов.
– Я заехал в больницу и «снял» побои, вот справка. – Степан взял с тумбочки справку и протянул Гудкову. – Так что я тоже могу на них написать заявление.
– Значит, напишешь, – пробормотал Гудков, рассматривая справку. – Ладно, что мы все о работе да о работе… Как у тебя вообще, после увольнения из органов? Сейчас с работой туго.
– Нормально все, – ответил Степан, натягивая брюки.
– Нормально – это хорошо, – кивнул Гудков, прохаживаясь по коридору. Осматриваясь, он заглянул на кухню и заметил: – Живешь, прямо скажем, небогато.
– Ну, на меня деньги и в самом деле с неба не валятся, – буркнул Степан, заправив рубашку в брюки и поправляя складки. – Слушай, Клим, а нам обязательно куда-то ехать? Что, нельзя разрулить ситуацию на месте? Давай я с ними встречусь, поговорю… Думаю, они заберут свое заявление.
– Нет, – Гудков был непреклонен, – сейчас в управлении министерская комиссия, поэтому будем делать все по правилам. Да и дело надо закрыть как можно быстрее, иначе ты нам всю статистику испортишь. Мы тебя даже довезем с ветерком. Не придется самому топать завтра по повестке.
– Мужики, какие вы все-таки добрые и заботливые, – с иронией заметил Степан, направляясь в коридор.
– Что есть, то есть, – улыбнулся Гудков.
Надевая ботинки, Степан натолкнулся на тяжелый взгляд Гены, загородившего своим массивным телом дверь. В его мрачном лице не было ни намека на улыбку.
В душе у Степана зашевелились нехорошие предчувствия. Как можно беззаботнее он бросил оперу:
– Слушай, а давай повестку, и я завтра сам явлюсь.
– А давай без «давай». – Приветливая лживая улыбка соскочила с лица Гудкова. – Мы тебя сейчас отвезем в управление, запишем твои показания и отпустим. Не надо кочевряжиться. Я ведь стараюсь быть вежливым.
– Да я тоже, – хохотнул Степан.
У него внутри шла борьба. Что делать, поехать с ними или оказать сопротивление и сбежать? Если он поедет, его, возможно, не отпустят, будут держать в камере до суда, а потом – суд и срок. Поскольку тяжелых увечий он никому не наносил, есть вероятность отделаться условным сроком. Знакомый адвокат имелся. А сознаться в чем-то, чего он не совершал, они его не заставят. Раз в управлении комиссия, то и пытать сильно не посмеют. Второй путь предполагал оказать активное сопротивление работникам правоохранительных органов, что влекло за собой более тяжелые последствия, и условным сроком здесь и не пахло. Степан решил сдаться. Надев ботинки, он прошел в окружении оперов до милицейского «уазика».
Глава 2
Губернатор Павел Игнатьевич Юхно чувствовал, что еще немного, и он спятит от злости. Высокий, широкий в плечах, он напоминал добротный дубовый шкаф, облаченный в дорогой костюм от Армани. У него было много важных государственных и не совсем государственных дел, а тут приходилось бросать все и заниматься отпрыском, который без посторонней помощи даже задницу подтереть не мог. Шагая по больничному коридору, Юхно представлял, как сносит всех вокруг мощными ударами – медперсонал, больных. В молодости он занимался боксом и часто развлекался тем, что на спор врубался ночью в какую-нибудь незнакомую компанию, на беду тусовавшуюся в неосвещенном месте, и укладывал всех на асфальт одним ударом. Не жалел даже девушек. Ни одного спора он не проиграл. И главное, его ни разу не поймали. Ментам в то время было плевать на подобные «мелкие шалости». На каждом шагу грабили и убивали, в то время как его жертвы отделывались переломами да сотрясениями. Теперь Павел Игнатьевич себе такого не позволял, хотя в некоторые моменты очень хотелось вспомнить буйную молодость и проломить парочку черепов.
– С дороги, – проревел Юхно дежурившим у входа ментам и рывком распахнул дверь VIP-палаты.
Юхно-младший в этот момент тискал на кровати смазливую медсестру. Завидев его, сын побледнел, отчего синяки и ссадины проступили на лице еще отчетливее.
– Вон, – заревел Павел Игнатьевич, и медсестра шмыгнула мимо него к выходу, на ходу застегивая халат.
– Папа, я сейчас все объясню, – залепетал сын.
– Заткнись, – рявкнул Павел Игнатьевич, захлопнув за медсестрой дверь, и повернулся к сыну с перекосившимся лицом. – Что же ты, сучонок, делаешь! Я же тебя предупреждал! Говорил ведь! У меня выборы на носу, а ты за старое… Как мне получить поддержку этих мудаков – избранников областного Совета депутатов? Конкуренты же схватятся за эту тему! Да что там, как вонь поднимется, так сам президент мою кандидатуру завернет еще на подходе! А знаешь, что с тобой, говнюк, будет, когда я власть потеряю?!
– Ничего я не делал, это все этот мент, – робко возразил младший Юхно. – У друга был день рождения. Мы посидели немного, а потом я поехал домой, а эта гнида погналась за мной. Я не хотел тебя подставлять! Я поэтому и хотел от него оторваться.
– Эдик, не парь мне мозги, мне уже обо всем доложили. – Павел Игнатьевич стиснул кулаки так, что хрустнули костяшки. – Еще раз соврешь, и я забью тебя до смерти! Мне не нужно такое говно, как ты, вместо сына!
– Ну, давай, забей, – неожиданно визгливо закричал младший Юхно, – только как это будет смотреться перед выборами?
– Хорошо это будет смотреться! Люди скажут спасибо, что избавил мир от такой мрази, – оскалился Павел Игнатьевич. – Я знаю, что ты вчера с компанией своих дружков-придурков после дня рождения завалился в ночной клуб. Вы там догнались, а потом отполировали все кокаином и колесами. Утром тебя никак не могли выпихнуть из заведения, вызывали ментов, но те зассали и не стали вмешиваться. В половине девятого тебе вздумалось покататься на машине, хотя ты и дороги-то не видел. И ты покатался – сбил троих человек, двое из которых в морге, а еще одна баба в больничке отдыхает. Врачи сказали, что она калекой будет.
– Да случайно все вышло. Они сами, как бараны, на дорогу лезут. Че, не видели, что я еду! – развязно воскликнул Эдик.
– Есть запись с камер видеонаблюдения супермаркета, – хищно улыбнулся Павел Игнатьевич, прожигая сына взглядом, – там видно, что ты пер по встречке.
– Ладно, я виноват, и это больше не повторится, – нехотя признал Эдик, пряча глаза. – Все, начинаю новую жизнь.
Однако Юхно-старший прекрасно знал, что это просто слова. Сын уже много раз обещал начать новую жизнь, бросить наркотики, игры в подпольном казино, проституток, а потом вновь появлялись снимки в газете, где он отдыхал в интересной компании. И ладно бы об этом писали местные щелкоперы – нет, скандал уже вылился на федеральный уровень. Видно, против него, губернатора, что-то затевалось врагами. Иначе быть не могло.
– Да, новую… на нарах тебе будет все в новинку, – стиснув зубы, процедил Павел Игнатьевич. – На этот раз скажу ментам, чтобы прессовали тебя по полной. Сядешь, а я пойду на выборы с лозунгом «перед законом все равны». Тут меня ни конкуренты не смогут поддеть, ни пресса.
Эдик мигом изменился в лице и подскочил на кровати:
– Папа, ты что, серьезно?! Что ты говоришь?!
– Что, возбудился? – мстительно ухмыльнулся Павел Игнатьевич. – У меня другого выхода нет. Ты меня подставил аккурат перед выборами. Теперь придется потерпеть месяцок-другой.
– Да ты в натуре спятил, – во весь голос заорал Эдик, весь зеленый от страха, – ты спятил! Я не выживу там и дня!
– Выживешь, – раздраженно отмахнулся Павел Игнатьевич, – другие как-то живут.
– А мама знает? – дрогнувшим голосом спросил Эдик. – Она знает, что ты свихнулся, что хочешь посадить меня вместе с уголовниками?
– Знает, – кивнул Павел Игнатьевич. – Она на все согласна, потому что уже не знает, что с тобой делать. Такие, как ты, кончают под забором. Тебе твои же дружки по дури перо в бок пристроят или твой тупой калган проломят, а не то – от СПИДа сдохнешь… А в тюрьме тебе никто наркотиков не даст. Поломаешься насухую и выйдешь новым человеком.
– Заткнись! Заткнись! Я не сяду в тюрьму, – истерично закричал Эдик, брызгая слюной, – меня там опустят! Ты этого хочешь? Ты, урод!
Мгновение спустя Павел Игнатьевич оказался перед сыном, сгреб его с кровати за воротник и вздернул тело вверх с диким ревом:
– Че ты сказал, паскуда?! Как ты меня назвал?! Боится, что его опустят, – маменькин сынок! Да ты сам себя давно опустил! Сядешь! А если будешь возбухать, я попрошу, чтобы тебе срок побольше дали. Сиди тихо и не разевай пасть!
– Ты задушишь меня, – жалобно пискнул Эдик, стараясь ослабить хватку пальцев родителя на своем горле. – Пусти!
– Кусок дерьма, – со злостью Павел Игнатьевич швырнул сына на кровать и быстрым шагом вышел из палаты.
Еще немного, и он действительно врезал бы ему. Сын вел себя как последняя сволочь. Ему следовало преподать урок. Пусть теперь помучается. Павел Игнатьевич вяло улыбнулся, когда представил себе, как сынок сейчас названивает мамочке и рыдает в трубку. Нет, сажать он, конечно, его не собирался. Все сказанное было лишь для острастки обормота. Дело он легко замнет, тем более что милиция у него давно в кармане. Газетчики тоже не рыпнутся. Он провел с ними надлежащую разъяснительную работу, все всё поняли. Правда, была еще федеральная пресса, которая ему неподконтрольна. Но и тут он кое-что придумал. Оставалось решить, что дальше делать с сыном. Это ведь не последний его фортель. Послать его за границу, в клинику?
– Павел Игнатьевич, у вас все в порядке? – вежливо осведомился высокий крепкий парень в легком сером костюме. Это был Георгий Вереск – начальник службы безопасности. Он ожидал босса в коридоре и теперь шел рядом с ним к выходу. На улице их ждали еще двое крепких ребят в костюмах.
– Какое, на хрен, в порядке, где ты порядок видел? – озлобленно огрызнулся губернатор.
Шофер с рябым лицом и колючими глазами учтиво распахнул перед ним дверцу бронированного «Volkswagen Tiguan», и Павел Игнатьевич опустился в уютное кресло иномарки. Шофер закрыл дверцу, сел за руль и выжидающе посмотрел в зеркало заднего вида. В его тусклых голубых глазах был написан немой вопрос.
– В Белый дом, – скомандовал губернатор, вытаскивая из чехла сотовый. Порывшись в записной книжке, он нашел номер начальника УВД. Несмотря на поздний час, голос у начальника был бодрый.
– Сан Саныч, как у нас там дела? – поинтересовался Павел Игнатьевич без долгих предисловий.
– Его взяли, все будет нормально, не беспокойся, Паша, – заверил начальник УВД.
* * *
Степан сразу понял, что быстро его не отпустят. Оперативники, что держались по бокам, едва они вошли в кабинет, грубо усадили его на стул и сковали руки за спиной наручниками. Клим Гудков развернулся к нему лицом и уселся на письменный стол. Алексей Горкер стоял рядом и перебирал бумаги в папке, которую взял со стола.
– И что это значит? – спокойно поинтересовался Степан.
– А это значит, что ты крупно попал, Степа, – любезно ответил Гудков. – И от того, договоримся мы с тобой или нет, зависит твоя жизнь и здоровье.
– О чем договариваться, не пойму, – Степан удивленно вскинул бровь. – Может, пояснишь?
– Поясни, – указал Гудков следователю на Степана.
Алексей Горкер пригладил и без того зализанные волосы, а затем, продемонстрировав напечатанный лист, зачитал:
– Заявление. Я, Степан Сергеевич Асколов, такого-то года рождения… уроженец… тра-та-та, …признаю, что я утром двенадцатого июля сего года угнал инкассаторскую машину с целью завладеть перевозимыми ценностями, а именно деньгами в сумме сорока двух миллионов пятисот семидесяти тысяч рублей. В процессе угона я сбил на перекрестке трех пешеходов. Затем, испугавшись ответственности, бросил машину и попытался бежать, но был задержан у себя дома сотрудниками милиции. Я раскаиваюсь в содеянном и готов понести справедливое наказание.
– Не хватает только твоей подписи, – бросил Гудков, когда следователь закончил читать.
– Эту бумагу нужно переписать от руки аккуратным красивым почерком и подписать. Если ты это сделаешь, обещаю, что судьи к тебе будут лояльны, и ты получишь минимальный срок.
– А если я не согласен? – с вызовом спросил Степан. Его сердце глухо ухало в груди, а по спине побежали мурашки. Все было хуже, чем он предполагал. Намного хуже.
– Ну, если не согласен, – делано округлил глаза Гудков, – тогда мы поможем тебе согласиться.
– Не убедил, – упрямо возразил Степан, косясь на Гену Жаркова.
Тот напоказ разминал кулаки, демонстрируя неистребимую жажду убеждать всех и каждого. Такой точно поможет согласиться, причем на любые условия. Однако Степан прошел спецназ, и такие методы на него не действовали.
– Все равно подпишешь, – ласково заверил его Гудков и кивнул Гене.
Амбал с готовностью саданул Степану кулаком в живот, затем ударил наотмашь по лицу и снова в живот, одним ударом рассек губу. Степан почувствовал вкус крови во рту. От следующего удара слегка зашумело в голове. Ничего, бывало и покруче. Скоро они поймут, что он все равно ничего не подпишет, и отстанут. Степан весь подобрался, напряг мышцы, готовясь к следующему удару.
– Дальше будет только хуже, – пообещал Гудков, когда оперативник прекратил его избивать.
– Ну, легкий массаж еще никому не мешал, – осклабился Степан и сплюнул кровь. – И кто же так пытает, дилетанты?! Задержанного по лицу бить нельзя, сразу следы остаются.
– Шутишь? Да нам насрать на следы, до суда они сто раз успеют сойти, – криво улыбнулся Гудков и бросил второму оперативнику Артему Новохватскому: – Давай «слоника».
Артем с безмятежным лицом достал из шкафа противогаз, заткнул пробкой дыхательное отверстие и натянул его на голову Степану. Тот попытался было сопротивляться, но сзади всем весом навалился Жарков и усадил его обратно на стул. Глядя сквозь мутные смотровые стекла противогаза на улыбающегося Гудкова, Степан поклялся себе, что отомстит отморозку за все это во что бы то ни стало. Потом он почувствовал, что задыхается, дернулся, попытался вырваться из державших его рук, а затем потерял сознание.
Очнулся он от звонкой пощечины. Над ним склонился озабоченный Гудков.
– Очухался? Желание написать признание не появилось еще?
– Пока нет, – пожал плечами Степан. Он старался выглядеть как можно равнодушнее.
– Продолжаем, – кивнул старший оперативник Артему Новохватскому.
Тот снова напялил на голову жертве противогаз. И опять Степан пытался вырваться, потерял сознание и поник головой.
– Крепкий орешек, – заметил следователь.
– У меня и не такие бобры кололись, – ухмыльнулся Гудков.
– Наверное, вы тут сами разберетесь, а я, пожалуй, пойду, – начал было Алексей Горкер, протянул руку, чтобы попрощаться, но старший оперативник его оборвал, весело воскликнув:
– Куда это ты собрался! Сейчас мы его дожмем, и все вместе завалимся в какой-нибудь шалман. Я тебе не позволю самое интересное пропустить. – Заметив, что Степан приходит в себя, Гудков приказал подчиненным: – Давайте электрошоком попробуем. Время уже позднее, я не собираюсь из-за него всю ночь здесь торчать.
Гена Жарков достал из кармана шокер и ткнул им жертву в бок. Степан весь изогнулся и застонал.
– Стой, – рявкнул на оперативника рассерженный Гудков. – Надо было спросить сначала, а потом тыкать! А то весь смысл теряется. Мы же результата хотим добиться, а не просто так над людьми издеваемся.
– Я че-то не подумал, – виновато пробормотал Жарков, потупив взгляд.
– Эй, Степа, ты как там? Не надумал еще с нами сотрудничать? – ласково спросил Гудков у Степана.
Не дождавшись ответа, дал знак Жаркову, и тот с удовольствием применил электрошок повторно.
– А теперь как? – поинтересовался Гудков.
– Кверху какой, – прохрипел Степан, не намереваясь сдаваться.
– Давай еще, и подольше, – скомандовал Гудков оперативнику.
В глазах у Степана потемнело. Он бился в судорогах, потом осел, обессиленный, на стул, обливаясь потом.
– И как мы решим? – вкрадчиво поинтересовался у него Гудков.
– Через как, – процедил сквозь зубы Степан. Злость давала ему силы. Он не покажет слабости перед этими уродами. Хрен им!
– Может, ему пальцы поломать? – задумчиво пробормотал Новохватский. – Потом можно будет написать, что оказал сопротивление и прищемил дверью. Или марьвану сделаем.
Гудков выжидающе глянул на Степана, но натолкнулся на его спокойный взгляд и покачал головой:
– Нет, этот не расколется.
– И что тогда делать будем? – нервно поинтересовался Горкер. Он не находил себе места, и чем дальше затягивался допрос, тем тоскливее ему становилось.
– Кончать его надо, и все тут, – бросил Гудков, глядя в глаза Степану. – Ничего мы от него не добьемся.
В голове у Степана промелькнуло: «Блефует».
Тем не менее в душе было неприятное ощущение. Он знал, насколько его коллеги были отмороженными. С таких станется. Нужно выбираться. Аккуратно пальцем правой руки Степан нащупал кусочек проволоки от разогнутой скрепки, который он воткнул в манжет рубашки еще дома. При досмотре его не нашли. Проволока была загнута на конце так, что получался крючок длиной два-три миллиметра. Ухватив ногтем за крючок, Степан вытащил проволоку из ткани. Жарков стоял сзади справа, но ничего не заметил. Он смотрел на начальника, ожидая команды.
Горкер приблизился к старшему оперуполномоченному вплотную и шепотом спросил:
– Как это кончать? Ты забыл приказ? Могут быть проблемы. Ты и меня подставляешь.
– Проблемы будут, если он живым дойдет до суда, – зло возразил Гудков.
Горкер решительно подошел к Степану:
– Слушай, Степа, ты, может, чего-то не понимаешь? Я объясню. Если ты не подпишешь признание, тебе конец. До суда ты не доживешь. Тебя кончат прямо сейчас. Из тюрьмы можно выйти, а с того света уже не возвращаются. Чего еще не понятно? Давай, подписывай прямо сейчас.
– А в этом и впрямь что-то есть. С того света действительно не вернешься, – пробормотал Степан, отвлекая палачей разговором, – точно ведь подмечено. Если есть шанс, нужно его использовать. – Развернув руки в наручниках друг к другу, он вставил крючок в скважину наручников, затем медленно, аккуратно поворачивая вокруг штифта против часовой стрелки, нащупал защелку, зацепил и замер.
– Чего ты там бормочешь?! Эй! Кончай придуриваться! Так ты подпишешь или предпочитаешь сдохнуть? – заорал на него Горкер, потеряв остатки терпенья. Он не привык присутствовать при пытках. Обычно грязную работу за него выполняли другие. Следователь чувствовал, что сам готов приставить пистолет к голове задержанного и нажать спусковой крючок, лишь бы быстрее закончился весь этот ужас. Операм-то не привыкать…
