Кирилл Казанцев
Роман строгого режима
Она не могла ему доверить такое ответственное дело, как избавление от пота и грязи. Скинула смешную сорочку и скользнула в душ вслед за Лехой. Задернулась занавеска. Первое время он действительно пытался мыться, воевал с мочалкой, с мылом, с возбужденным женским телом, льнущим к нему. Ее дыхание учащалось, глаза мутнели и закатывались, она прижалась к нему острыми бутонами, обвила ногой его ногу. Дрожащие руки скользили по его недомытому телу, по всему, что напряглось и приготовилось к жаркой схватке. Миниатюрная женская рука оторвалась от его бедра, нашла на ощупь кран, перекрыла воду.
– Хватит, будем экономить, хорошего помаленьку… – прошептала она, сгорая от нетерпения. – Родители услышат, что у меня бежит вода, придут поинтересоваться, почему я моюсь посреди ночи…
Бешеная страсть накрыла с головой – прямо здесь, на белоснежном акриловом покрытии. Горизонтальных плоскостей в маленькой комнатке катастрофически не хватало, они выкручивались, как могли. Девушка вцепилась в оцинкованную трубу, дрожала, вибрировала, он затыкал ей рот, боясь, что она раскричится на весь дом… А когда умчался ураган и звон в ушах достиг приемлемых децибел, они валялись, скрюченные, на дне ванны, Лида осыпала его поцелуями, потом обмякла, спустилась, как шарик, застыла «крючком», прошептав, убитая истомой:
– Господи, я такая недвижимость…
«Вечное наслаждение за грехи наши тяжкие…» – лениво подумал Корчагин.
Пришлось на время пустить воду, а когда они выбирались из ванны, очень кстати выяснили, что в помещении отсутствуют полотенца, за исключением ножного и гибкого коврика, представить который в роли полотенца было несколько трудно.
– Забавно… – прошептала Лида. – Да, это так… С вечера я приняла душ и помыла голову. Истратила на это дело оба полотенца – одно обернула вокруг головы, второе… вокруг себя. Оба сохнут на стуле в комнате… Будем ждать, пока высохнем?
– Есть телефон, – кивнул Алексей на свои скомканные штаны. – Можем позвонить твоим родителям, пусть поднимутся и принесут нам полотенца…
Сдавленно хихикая, они покинули пределы ванной комнаты, на цыпочках добежали до заветных полотенец, лихорадочно вытерлись. А потом Алексей ползал с тряпкой, удаляя следы «вселенского потопа». А когда вернулся, его уже поджидало на кровати обнаженное чудо – заманчивое, с распущенными влажными волосами – и в такой позе, словно в ванне у них ничего не было! И вновь взыграло сердце, понеслась душа и все, что ниже пояса… Кто тут принимает запрещенные позы?! Они катались по атласному белью, целовались – сначала нежно, лениво, потом, распаляясь, входили в азарт, в исступление. Много ли нужно молодым здоровым организмам? В какой-то миг, перед самым ответственным моментом, когда головы уже взрывались и не думали, они оказались на краю кровати, откуда и грянули на пол! Но остались единым целым и все закончилось одновременным, с выбросом колоссальной энергии!
– Тебе не больно? – отдышавшись, спросил Алексей, с удивлением обнаружив, что они лежат на полу и здесь не так ужасно, как кажется сверху. Над кроватью горит ночник, по полу ползают тени, и все представляется в иных, очень даже нежных и пастельных красках…
Лида радостно засмеялась, прижалась к нему бедром.
– Не знаю, милый, не чувствую… Мне так хорошо, словно я с полными сумками вернулась из ювелирного…
И все бы ничего, но спальня Лиды находилась над спальней родителей, а сто тридцать килограмм не могут упасть бесшумно. Можно представить, как там тряслась люстра… Любовники упустили из виду что-то важное. И когда в коридоре послышалось кряхтенье и в дверь постучали, онемели и со страхом уставились друг на друга. Хорошо еще, что Лида перед сном заперла дверь на задвижку…
– Лидунчик, у тебя там все в порядке? – взволнованно спросил хрипловатым со сна голосом Виктор Петрович.
– Мы слышали, как у тебя что-то упало… – вторила ему с аналогичной хрипотцой Галина Игоревна. В воспаленном воображении возникла пожилая особа с прямой, как штанга, спиной – в ночной рубашке до пят, с распущенными седыми волосами, свечой в руке и пронзительным недобрым взором. Жуть какая… Они продолжали оцепенело разглядывать друг друга.
– Лидунчик, да что случилось? – разволновалась мать. – Ответь же, не заставляй нас выламывать дверь и вызывать милицию…
– Доченька, подай голос, – жалобно ныл Виктор Петрович.
– Мама, папа, все в порядке… – насилу выговорила Лида. – Просто я так крепко спала, мне приснилось что-то жуткое, и я упала с кровати…
«Страсти-то какие», – подумал Алексей.
– Господи, ты не ушиблась?
– Мама, папа, я живая, я уже сплю, идите вниз, все в порядке…
– А помнишь, когда она была маленькой, она тоже падала с кровати, – напомнил Виктор Петрович. – Мы жили в однокомнатной квартире в Горно-Алтайске, она ночью и упала – ты еще шутила после того, как выпила всю валерьянку: мол, обезьяна свалилась с пальмы…
Леха хрюкнул и запоздало зажал рот рукой. Лида посмотрела на него огромными глазами и показала маленький кулак.
– Что это было, доченька? – заволновались одновременно родители. – Это что за звук? У тебя там кто-то есть?
– Господи, родные мои, здесь нет никого… – простонала девушка. – Это голос у меня такой по ночам… Идите же вниз, дайте поспать…
– Нет, ты открой, мы убедимся, что с тобой все в порядке, и только после этого пойдем спать, – сказал окрепшим голосом Виктор Петрович, а супруга поддержала:
– Да, милая, открой на минуточку, не заставляй выламывать дверь и вызывать милицию.
– Да какие же вы… ну, подождите, я халат накину… куда я его дела?
Вариантов по ходу не было. По-крупному прокололся Леха. Они вскочили с пола, девушка яростно жестикулировала, делала умоляющие глаза, стучала по лбу, крутила пальцем у виска. Леха заполошно озирался. Где шкафы?! Это явно не то место, где обитают современные плюшкины! Крохотная горка из черного дерева, но чтобы залезть туда, нужно знать секрет, как уменьшить человека! Он метнулся к встроенной кладовке – туда и гитару не впихнуть! Сунулся под кровать – до пола сантиметров десять, это как же нужно сплющиться! В санузел метнуться? – точно зайдут. Он растерянно уставился на Лиду – а та уже влезла в ночнушку и теперь натягивала махровый халат, исписанный ясными солнышками. А он возвышался тут голый, как в бане, прикрывая «знаковое» место, которое всегда во всем виновато, и ведь действительно становилось страшно!
– Думай, Лешенька, думай… – сдавленно шептала Лида. – Проверка на сметливость. И поспеши, у тебя осталось четыре секунды…
А дверь уже стучали, родители нервничали, по коридору разносился испуганный глас Галины Игоревны! Почему ее дочь так долго не открывает?! Какие они тупые, неужели трудно догадаться… Он метался по комнате, собирая разбросанную одежду, сунул под мышки ботинки, завертелся, кинулся в ванную, сцапал штаны. Пулей помчался обратно, распахнул окно, сбросил вниз свое хозяйство. Жалобно взглянул на девушку, которая подтирала за ним ладошкой грязные следы, и полез на подоконник. И через секунду уже болтался, вцепившись в края карниза – слава богу, что кирпичного!
– Милый, повиси всего минутку… – прошептала Лида, закрывая за ним окно.
Как это мило. Он висел на хлипком козырьке, напрягая пальцы, сверкал голой задницей на весь поселок! Хорошо, что ночь и в округе не толпятся рукоплещущие зрители! Пальцы сводило судорогой. Он оттянул левую ногу, чтобы достать до водосточной трубы. Достал – и что дальше? Это с трубы на подоконник можно, а вот обратно – уже проблема. Нужно встать на карниз, вытянуть хотя бы две конечности – верхнюю и нижнюю. Но если встанет, его увидят из комнаты. Да и как подтянуться? – он уже не мог… Он тужился, держался, отыскивал ногой какую-нибудь выемку в стене. Но нога срывалась, пальцы выкручивала судорога. Он напряженно вслушивался, но различал лишь глухие голоса. Вот сородичи обозрели мордашку дочери – весьма странную для этого времени суток, зачистили комнату, заглянули в ванную, поводили носом – что за чуждый дух тут витает? Вот решили подойти к окну. Можно и не открывать, просто убедиться, что на карнизе не сидит какой-нибудь голубь, а скрюченные пальцы, сползающие с карниза, в темноте не видно…
Да уж, приключение. Прощай, Леха. Пальцы разжались, и Алексей Корчагин, призывая себя не орать и тем более не материться, махая ногами, полетел вниз! Он рухнул спиной на собственную жилетку, которая, вылетая из окна, расправилась и накрыла смородиновый куст. На нем уже проклюнулись листочки, но, разумеется, не было ягод! Куст отпружинил, боль была терпимой, но ощущения – просто улетные! Трещали и ломались ветви, острые побеги вонзались в плечи и ноги. Он лежал потрясенный, переживая ярчайшее в жизни впечатление, благоговейно смотрел на иссиня-черное небо, усыпанное мириадами подмигивающих звезд.
– Спасибо, Господи, – пробормотал Леха. – Ты сегодня такой снисходительный… – и откинул голову, закачался в подозрительно колючем гамаке…
Секунд через тридцать распахнулось окно и гулкий шепот возвестил:
– Обыск прошел успешно, подозрительных предметов не найдено… Милый, давай руку… Ой, а ты где? – В ее голосе зазвучал неподдельный испуг. – Ты упал или взлетел? Ты жив?
– Да, несомненно, – ворчливо донеслось из темноты.
– Слава богу, а я уж подумала… Ты сможешь подняться?
– А я уже поднялся, – прозвучало сбоку, и девушка отшатнулась. На подоконник с водосточной трубы переметнулось нечто и заключило ее в крепкие мужские объятия…
В одиннадцать утра, отчасти выспавшийся, он уже трудился в своем хозяйстве, которое в народе много лет назад окрестили «ранчо Корчагина», да так и прижилось. Отец удалился от дел, пережив опасный инсульт, и всю свою головную боль передал сыну. Теперь он лишь изредка навещал бывшую вотчину с «инспекторскими проверками» и массой полезных советов. В советские времена на восточной окраине Аргабаша располагалось племенное хозяйство под эгидой государства. Здесь «доводили» и улучшали породы местных алтайских скакунов, пестовали рысаков, имелся целый табун «буденновцев». Но уже в восьмидесятые хозяйство развалилось, пришло в упадок. В начале девяностых, когда Алексей пешком под лошадь ходил, Дмитрий Иванович рискнул взвалить на себя этот тяжкий груз. «Научную часть», разумеется, исключили, но конюшни, места для выгула и вольтижировки привели в порядок, обновили. В хозяйстве объезжали необъезженных лошадей, укрощали строптивых, работал клуб любителей верховой езды. Готовили лошадей для конного туризма – заказов было много ввиду наличия под боком озера Алтын-Коль, множества баз отдыха и туристических маршрутов, среди которых хватало и конных. Тренировали лошадей для конкура – состязаний по преодолению преград, для скачек. К отцу обращались коммерсанты со всей Сибири – не только с Алтая. Апофеозом его работы стала убедительная победа трехлетнего гнедого жеребца по кличке Индеец на ежегодной выставке в Казани «Кони, мои кони» – он затмил буквально всех непревзойденной статью и практически человеческим интеллектом…
Этим утром он объезжал вороного жеребца по кличке Вампир. Упрямое животное, имеющее собственный взгляд на мир, привез две недели назад некий обеспеченный господин из Рубцовска. Жеребец ему чем-то приглянулся, просил объездить и обуздать дикий норов. Конь действительно попался злой, горячий, живущий явно не по «понятиям». Впрочем, в каноны он укладывался: самая злобная – вороная масть. Рыжим не хватает выносливости. У белых и буланых – нежная конструкция, телам не хватает мускулистости и упругости. А вот гнедые – самые надежные. Во всем. На них всегда можно положиться – если относишься к ним с душой и пониманием. Впрочем, жеребец господина из Рубцовска был божественно красив. Рослый в холке, с абсолютно черной гривой и таким же хвостом – без капли седины или еще каких-то примесей. Спортивное тело, волоокий взор, в припадке гнева глаза превращались в воспаленные фонари…
Но те времена уже прошли. Вампир присмирел, слушался команд, послушно закусывал удила и уже научился понимать, где «сено», а где «солома». Он трусил по кругу умеренной рысью – то переходил на шаг, подчиняясь воле наездника, то срывался в карьер, когда Алексей его пришпоривал и отпускал удила. Леха чувствовал себя, в принципе, неплохо. День выдался солнечный, душу грели приятные воспоминания. Были, впрочем, и неприятные – вроде падения из окна или ночных приключений с друзьями, с участием битых морд и костра из анаши. Но об этом он старался не думать. Все решится, у него ведь есть голова на плечах?
Работы было море. А после «массовых увольнений», которым он подверг свои «авгиевы конюшни», – еще больше. Но поработать удалось минут пятнадцать, после чего начались паломничества – одно за другим! Первой прибыла машина из районного управления внутренних дел. Остановилась на обочине под раскидистым столетним дубом, с заднего сиденья высадились двое и побрели к плетеной загородке. Алексей скрестил пальцы и покосился через плечо. Ворота в конюшню были открыты. Конюх Рябченко (не замеченный в связях с Раковичем, а потому сохранивший «хлебную» должность) еще минуту назад был на виду, драил пегого Казбека, которым Алексей планировал заняться после обеда. А теперь пропал – вместе с ведром. Только Казбек, недобро пыхтя, смотрел на приближающихся милиционеров – можно подумать, что-то понимал…
Гости были высокие и, безусловно, дорогие. Первым тащился целый майор – начальник управления, Гаркун Егор Тимофеевич. Главный мент в славном городе Аргабаш. Мужику было глубоко за пятьдесят, он имел избыточный вес, страдал одышкой. «Заинтересованные стороны» сходились во мнении, что Егор Тимофеевич нормальный мужик. Не самодур, без подлости, неплохо разбирается в жизни и в людях. И если уж милиция неизбежное зло, то пусть за порядком в городе взирает именно он, а не кто-то другой. Его сопровождал капитан Пузыкин – неприятный, неряшливый и рябой тип («шилом бритый» – говорят про таких в определенных кругах общества). Капитан к загородке не пошел, смерил конюшни брезгливым взглядом, повернулся боком и уставился на столетний дуб. Одновременно начал ковырять в носу.
– Приветствую, Алексей, – припадая к загородке, прокряхтел майор.
– Доброе утро, Егор Тимофеевич. – Корчагин подъехал к ограде с внутренней стороны, и майор невольно отстранился – наличие звериной морды в зоне личного пространства не всегда радует. Алексей потянул носом – от местного «шерифа» сквозило перегаром. – Вы неважно выглядите, Егор Тимофеевич.
– Да, Алексей, я не в лучшей форме, – согласился майор. – У самого-то как? Ничего не случилось?
– Да вроде нет, – пожал плечами Алексей и открытым дружелюбным взором уставился на офицера милиции. – А что должно случиться?
Тот посмотрел очень пристально своим фирменным корябающим взглядом – дескать, уши не шлифуй, мальчишка, я все знаю. У воцарившегося молчания была очень интересная интонация. Майор подумал и решил зайти «с червей» – то есть пока по-доброму.
– Тут что-то странное творилось ночью, Алексей, – он понизил голос, покосился на заместителя. Тот уже не ковырял в носу, починил. – Двоих урок крепко избили – Птицына и Синелина… Ну, ты их, наверное, не знаешь, верно?
– Откуда, – пожал плечами Алексей. – Мне оно надо, Егор Тимофеевич?
– Да знаю, что не надо, – вздохнул майор. Покряхтел, поохал и начал намекать буквально оглоблей! Дескать, эти не очень законопослушные господа (у обоих в активе куча разбоев и долгие, к сожалению, уже отбытые сроки) минувшей ночью чего-то мутили, наблюдалась подозрительная возня. В общем, неважно, куда они ходили и что делали, но, по свидетельству очевидцев, вернулась парочка в Аргабаш просто никакая. Не в смысле пьяная, а в смысле битая, да так, что не всякая больница теперь возьмется за восстановление. Сожительницы в шоке, кореша на ушах. Обоих увезли в районную больницу, положили в коридор – мол, утром разберемся. А утром пришли – у обоих языки отрезаны! Под корень! Сами кровью исходят, но пока живые. Те, кто рядом лежал, как водится, оглохли и ослепли. Типа спали. В больницу, в принципе, любой может проникнуть. Эти двое, конечно, не самые почетные жители нашего городка, но вроде как по закону мы должны реагировать…
– Вот так кунштюк, Егор Тимофеевич… – Алексей почувствовал, как волосы на голове шевелятся. – Не, если вы про языки – то это точняк не наша тема…
– А все остальное? – с интересом склонил голову майор. – Нанесение побоев, все такое. Как там у вас? Смекалка, сноровка, монтировка…
– Не в курсе, – опомнившись, замотал головой Корчагин. – Сами подумайте, с какой стати нам кого-то избивать?
«И при чем тут монтировка?» – подумал он.
– Вот и кореша твои о том же говорят, – вздохнул майор. И проницательно прищурился. – Хотя, если подумать… Ладно. – Он досадливо махнул рукой. – У самого-то имеются соображения – кто их мог отделать?
– Имеются, – кивнул Алексей. – Вы разве не слышали, что в окрестных горах объявилась секта панков-старообрядцев? Колотят всех, кто не с ними.
– Чего-о? – отвесил челюсть майор. А обнаружив, как смеются глаза у паренька на лошади, сплюнул. – Тьфу на тебя, все шутишь… Ракович на месте? – кивнул он на конюшню.
– Уволен Ракович.
– Когда? – изумился майор.
– Вчера. А что, Егор Тимофеевич?
– Да как тебе сказать… Он в ночное куда-то по работе собирался, утром домой не пришел – жена примчалась в отделение, учинила дикий ор, дескать, не в привычках это ее мужа… Ладно, будем надеяться, что найдется. Ты уж береги себя, Алексей, мало ли что…
Начальник милиции развернулся и грузной поступью побрел к машине. Алексей задумчиво смотрел ему вслед. Егор Тимофеевич нормальный мужик, но всё ли в его власти? Капитан Пузыкин, с любопытством подслушивавший разговор, развернулся и потащился за шефом. Несколько раз он оглядывался, окидывал хозяина «ранчо» неприязненным взглядом. С этим типом сложнее – неприятный, физиономия – из тех, по которым плачет кирпич или лопата. Он явно что-то знал. «Шваркнуть бы тебе в торец», – тоскливо подумал Алексей, отводя жеребца от загородки.
И вновь не дали поработать. Вампир бежал по кругу нетвердой иноходью, когда раздался рев двигателя и из-за рощицы выпрыгнул подержанный японский джип. Водитель несся по дороге, как шахид, которому не хватило взрывчатки! Но нет, никакой спешки, просто данный индивид предпочитал именно такой стиль езды. Джип лихо встал напротив ранчо, из машины выбрался русоволосый стройный субъект в элегантном костюме, осмотрелся и закурил. Он выглядел импозантно, даже залысины на высоком лбу его не портили. Алексей не реагировал, продолжал гонять коня по кругу. Рудницкого Леонида Константиновича, первого зама главы районной администрации, он на дух не выносил. И не только за то, что тот подбивал когда-то клинья под Лиду (и, похоже, продолжал это делать), но и за некоторые прочие «язвинки». Зачем тебе власть? Чтобы что-то украсть? Жуковатый, мстительный тип… Про Рудницкого ходили слухи, что он подворовывает из городского бюджета, мухлюет с земельными угодьями вокруг озера Алтын-Коль и водит дружбу с криминальными авторитетами Алтайской республики.
Он был сегодня один и без охраны! Приблизился к загородке, сунув руки в карманы, и принялся с любопытством разглядывать своего недруга. У него был очень утомительный и гнетущий взгляд.
«Дать бы тебе лопатой», – злобно подумал Алексей, чувствуя, как предательски пересыхает в горле.
– Чем обязан, Леонид Константинович? – не очень дружелюбно осведомился он.
– Хотелось бы обратить кроху вашего внимания, Алексей Дмитриевич, – в том же тоне отозвался Рудницкий.
Пришлось подъехать – иначе не избавиться от назойливой личности.
– Как бизнес, Алексей Дмитриевич? – вкрадчиво осведомился Рудницкий. – Абротники не беспокоят? Ах, простите, конокрады… С противопожарной безопасностью у вас, надеюсь, все в порядке? С налогами, с санитарными нормами – никаких проблем? Зарплату работникам выдаете белым налом или черным?
Сжалось сердце – Леха вспомнил свой кошмарный сон, когда из объятой пламенем конюшни выносились горящие кони. Но внешне он не выдал своего «расположения» к собеседнику, отметил лишь, что придется, пожалуй, раскошелиться на дополнительную охрану.
– Чего надо, Леонид Константинович? – более конкретно осведомился он.
– Вы еще не расположены продать свое хозяйство, Алексей Дмитриевич?
«Может, тебе еще и Лиду по дешевке уступить?» – чуть не сорвалось с языка, но Алексей сдержался.
Рудницкий уже полгода охаживал его ранчо, имея на него собственнические планы. Сжигать ферму чиновнику резона не было, он хотел ею ВЛАДЕТЬ! Владеть Лидой, владеть коневодческим предприятием, владеть здесь ВСЕМ! Слава богу, руки не доросли, чтобы дотянуться до всего. Неглупый человек, понимал, что власть у него пока ничтожная, нужно подрасти, набраться веса, избавиться от конкурентов, а уж потом выражать свои пожелания в более убедительной форме. Понимал Рудницкий, что и за Лехой имеются силы – и авторитет у Лехи не дутый, и возможности есть, невзирая на возраст. И сам Леха может кому угодно шею свернуть. Сколько их было – этих неприкрытых или плохо завуалированных намеков – мол, продай хозяйство, не зли, оформим по справедливости, и тогда забудем, что ты у меня из пищевода увел первую городскую красавицу…
– Продать вам хозяйство, Леонид Константинович? – усмехнулся Корчагин. – А какой мне с этого, извиняюсь, понт?
– А понт, Алексей Дмитриевич, самый прямой и непосредственный, – Рудницкий криво усмехнулся. – Именно сейчас ваше хозяйство пока еще чего-то стоит. Получите неплохие деньги, сможете реализовать себя в другом деле. С каждым месяцем ваша ферма будет дешеветь – поверьте, это не угроза, это суровая экономическая явь. И очень скоро достигнет в цене исторического, так сказать, минимума. Животные подвержены болезням – как у вас, кстати, с ветеринарным контролем? Наемные работники подвержены соблазнам. Мне бы очень не хотелось, чтобы через полгода вы пришли ко мне с отчаянной мольбой забрать хозяйство и услышали в ответ, что стоит оно копейку, да и та уйдет на уплату налогов. Что вы переживаете, Алексей Дмитриевич? Не пропадет детище вашего папеньки, здесь будут работать превосходные специалисты…
– Когда же вы уйметесь наконец, Леонид Константинович? – в сердцах вымолвил Алексей. – Всё скупаете и скупаете. Дома, квартиры, турбазы, чужие предприятия… Поди и в Штатах подкупили чего-нибудь на распродаже, нет?
– Что вы, Алексей Дмитриевич, мы люди бедные, – решил не лезть в конфронтацию Рудницкий. И сухо рассмеялся: – У нас в Штатах практически нет недвижимости. Так что у нас с наболевшим вопросом? Пока еще действует выгодное предложение: я могу заплатить вам за ваши развалины и небогатый лошадиный контингент целых двести тысяч долларов. Неплохо, согласитесь?
И тут Лехе стало дурно. Взгляд Рудницкого делался другим – предельно острым, ковыряющим. Потемнела скуластая физиономия, отвердели мышцы лица. Он смотрел сурово, требовательно, как человек, который ЗНАЕТ ВСЁ. Где вы были прошлой ночью, Алексей Дмитриевич? А мы ведь знаем, где вы были, что делали и кто при этом присутствовал. И заметьте, за все то, что вы сотворили, за то, что нанесли невосполнимые финансовые потери, вас еще и по головке гладят – предлагают двести тысяч билетов федеральной резервной системы Соединенных Штатов…
Екнуло сердце. Он смотрел в глаза парню, по поручению которого работали сиделые господа Птицын и Синелин… Почему бы нет? Что он знает об «экономических» интересах Рудницкого? И не боится ведь, гад, практически не скрывает…
Молчание затягивалось. Самым уместным было бы выпалить из всех стволов и подкрепить слова поступком: сбегать за лопатой и огреть этого черта по залысинам. А потом засунуть его в багажник и отвезти в милицию. Но элементарный здравый смысл подсказывал, что это проблемы не решит. А только усугубит. Нужно время – что-нибудь придумать, потянуть резину, посовещаться с друзьями. Он скривился и, люто ненавидя себя за минутное малодушие, процедил сквозь зубы:
– Хорошо, я подумаю.
– Неужели? – Брови чиновника от удивления полезли вверх. – Это что-то новенькое в нашей практике, Алексей Дмитриевич. Намечается прогресс? Ну хорошо, вы подумайте, подумайте, вас никто не гонит. Пары часов на размышление вам хватит?
Он скабрезно подмигнул и, не вынимая рук из карманов, зашагал к машине. Леха исподлобья глядел ему вслед. Эх, лопатой бы по черепу. И «Абакумычем» по хребтине…
Он пустил Вампира в галоп, нещадно третируя его бока, как снова показалась машина – подержанный японский универсал с высокой колесной базой. Слава Создателю, это были желанные посетители! Из машины высадились Дмитрий Иванович и Анна Владимировна Корчагины, радостно замахали и побежали к сыну. Оба были одеты как-то подозрительно прилично, оба улыбались. Анна Владимировна, севшая на пару диет одновременно, выглядела посвежевшей, успешно молодилась, сделала новую прическу. Дмитрий Иванович смотрелся импозантно, хотя следы перенесенного инсульта на лице присутствовали. Мышцы левой половины практически не работали. В глаза это не бросалось, пока он не начинал улыбаться. Когда же это делал, правая половина кардинально менялась, а левая оставалась неподвижной. Для тех, кто был не в курсе, это выглядело жутковато. В такие минуты смотреть на Дмитрия Ивановича позволялось только сбоку.
Родители куда-то собрались. Проживали они в поселке Айтау в пяти километрах от Аргабаша, в самых предгорьях. Когда отец удалился от дел, он построил там дом – на берегу живописного пруда. И это было просто идеально: с одной стороны, родители рядом, а с другой – нет придирчивого контроля жизни отпрыска.
– Проходите, – Алексей спешился с жеребца, терпеливо дождался, пока мама его обцелует, пожал отцу руку и направился к калитке, чтобы открыть.
– Не надо, дорогой, не надо, – зачастила разрумянившаяся Анна Владимировна. – Мы на минуточку, мы всего лишь проездом. Представляешь, Алексей, твой отец купил нам путевку в Баратынский санаторий, и вот прямо сейчас мы туда и направляемся. Нас ожидает утомительная дорога длиной целых десять километров…
– Не понял, – насупился Алексей. – Мамуль, вы не перегибаете? Что там есть такого, чего нет на вашем пруду?
– Во-первых, спа-процедуры, – начала загибать пальцы мать. – Во-вторых, там самая целебная на всем Алтае грязь. В-третьих, там лечебные ванны с последовательным переходом из холодной в горячую. В-четвертых, там есть умелец, согласный за полцены при помощи массажа убрать скопления жиров и углеводов в области шеи и еще кое-где… – Мама задумалась: что же было «в-пятых» в самом дорогом и престижном Баратынском санатории?
– Сынок, с тобой все нормально? – нахмурился отец. Он умел читать без слов, по одним лишь лицам близких и далеких ему людей. – С Лидой все в порядке?
– Нормально, отец, – отмахнулся Алексей. – Лида тут не при делах. Мелкие производственные неприятности. Очень уж хочется огреть одного типа лопатой…
– Благородное желание, – крякнул родитель, с подозрением созерцая отпрыска. Он понял, что не все так просто. – Но запомни, сынок, прежде чем огреть кого-то лопатой, ты должен притупить его внимание. И только после этого действовать.
– Я понял, отец, – засмеялся Алексей. – Именно так я и собирался поступить.
– Господи, о чем вы говорите, – ужаснулась мама. – Ладно, дорогой, мы побежали, если что, звони, через полчаса мы должны уже вселяться…
– Кто-то очень долго собирал свои восемь чемоданов, – подмигнул отец. И смерил сына испытующим взглядом. – Неприятности терпят?
– Терпят, батя, – кивнул Алексей.
– Ну, ладно. – Дмитрий Иванович вздохнул, глянул с толикой раздражения на озабоченную поездкой мать. – Надеюсь, потом расскажешь…
И вновь его отвлекали от работы! Вампир гарцевал по кругу эффектным «пассажем» – тихой рысью с выносом ног вперед и красивым их подъемом – в этот момент подъехал старенький пыльный «УАЗ» и высадил еще двоих. Алексей вздохнул – дружеским визитам не будет конца. Вовка Струве, вырядившийся в клетчатую рубаху и нервущиеся джинсы, в которых щеголял чуть не со школы, виновато улыбался. Видимо, за то, что с ним увязалась родная сестра Татьяна и ему не удалось ее сбросить с хвоста. Леха мысленно взмолился: только без бразильского сериала! Еще одна безнадежно влюбленная особа. Татьяна Струве, девятнадцать лет – плотная в кости, хотя и не толстая, завитая мелкими кудряшками, вечно какая-то бледная, с приклеенной библейской улыбкой. Красавицей Татьяна не являлась – это точно. Ни под каким углом. Но втюрилась в Алексея со всеми потрохами! Он помнил тот день пару лет назад, когда, отбарабанив армию, завалился к Вовке с «фуфырем», а ему открыла еще одна «возмужавшая» особа, едва окончившая школу. Вот в этот день и влюбилась. А когда он с корешем наклюкался до поросячьего визга и она тащила его волоком до дома, то, видимо, и решила, что этот человек у нее в кармане. Татьяна обхаживала Леху, вертелась вокруг, украдкой вздыхала. Если намечалась вечеринка, то где-нибудь поблизости обязательно материализовывалась Татьяна. Приглашала на свидания, прихорашивалась, меняла наряды. Однажды он повелся – настроение было паршивое, посидели с ней в кафе, он вымучивал какие-то слова – Татьяна по этому случаю сделала прическу, купила кофточку, заняв у брата. Он не чувствовал к этой девушке НИЧЕГО, кроме жалости и какой-то неловкости. А она упорно старалась ему понравиться. А потом у Алексея появилась Лида. Для Татьяны это было посильнее сердечной атаки. Она осунулась, почернела, стала замкнутой. Шура Коптелый торжественно объявил, что готов взять удар на себя, и на одной из вечеринок принялся ухаживать за Татьяной. Не красавец он, конечно, этот факт не утаишь, но… И почему, скажите, пожалуйста, эта девушка постоянно такая грустная? Татьяна все поняла, покрутила пальцем у виска и после этого окончательно погрузилась в меланхоличное одиночество…
– Увязалась, я не виноват, – пробурчал Вовка, перебираясь через загородку. – Слушай, – зашептал он, делая заговорщицкую физиономию, – ко мне тут менты наведывались, намеки непристойные делали. Но вроде не били, за решетку не бросали…
– Ко мне тоже, – буркнул Алексей.
– Но я им ничего не сказал, – заявил Вовка и смело посмотрел Алексею в глаза. Он боялся, но по глазам было видно: не сказал. – На том и стоим, Леха, – нигде не были, ничего не знаем?
– На том и стоим, – подтвердил Корчагин. – Возможно, прокатит. Майор Гаркун – мужик не вредный, не думаю, что за костер из дури и трех битых он нам что-нибудь выкатит.
– Ну да, – крякнул Вовка. – Егор Тимофеевич представляет, чем законность отличается от справедливости… Ладно, будем считать, что все пучком. Процветаешь? – он покосился по сторонам. – Клево тут у тебя, Леха.
