Кирилл Казанцев
Волчья свадьба
Глава 1
По просторному автобану, который врезался широкой лентой асфальта в зелень лугов и лесов Подкарпатского воеводства, среди караванов большегрузных тягачей и легковых авто, не выходя за рамки допустимой скорости, но уже на ее пределе, летел новенький черный хэтчбек «BMW» престижной дорогой модели.
Представительный, выглядящий значительно моложе своих лет мужчина чуть старше сорока, одетый в дорогой стильный костюм, сидел за рулем. Его спутница, молодая красивая шатенка в великолепном брючном костюме, подчеркивающем достоинства ее фигуры, откинулась на спинку кресла. Она рассеянно взирала на проносящиеся за окном пейзажи, на игрушечно-красивые селения европейского стиля, и на ее губах временами появлялась ликующая улыбка с оттенком некоторой мечтательности. Пассажирку можно было принять за популярную поп-диву или фотомодель, успешно закончившую очередной проект и теперь получившую возможность отрешиться от обычных дел и забот. В зеленоватых глазах, полуприкрытых веками, светились умиротворенность и покой.
Ее спутник, напротив, выглядел напряженным и обеспокоенным. Даже здесь, на территории Евросоюза, он все еще не мог чувствовать себя в полной безопасности. Думал ли он когда-нибудь, что его ждет подобное приключение? Прямо как в авантюрном романе. Хотя чему удивляться? Вся наша жизнь – сплошной авантюрный роман.
А ведь эти места он однажды уже видел. Лет восемь назад он тоже ехал автотуристом через Польшу. Правда, тогда рядом с ним была другая женщина. Интересно, что она сейчас о нем думает? Наверное, клянет на все лады. А может быть, и нет. Банковский счет у нее неплохой, квартира что надо. Мужиков и раньше хватало, а теперь будет еще больше. Вот сын – другое дело. Но ничего, когда все утрясется, устоится, станет приезжать в гости. Главное – прибыть к месту назначения. А там…
Запиликал сотовый. Мужчина достал телефон и, одной рукой развернув «раскладушку», коротко спросил:
– Да?
Но звонивший хранил непонятное молчание.
– Я слушаю вас. Кто это?
Водитель, пожав плечами, нажал на кнопку отбоя. Немного подумав, он набрал номер и, нажав кнопку вызова, распорядился:
– Немедленно передайте нашей знакомой сувенир.
На лице мужчины заиграла довольная улыбка.
Увидев вдали старый дуб, растущий рядом с трассой, водитель «BMW» вдруг вспомнил, как на этом самом месте когда-то едва не сбил здешнюю бродяжку. Откуда только она взялась?
Вроде и давно это было, а такое ощущение, как будто вчера. А он – жив, здоров, успешен, благополучен. Чего еще хотеть от жизни?
Его спутница лениво потянулась рукой к плееру. Из динамиков превосходной аудиосистемы тут же полилась чистая прозрачная музыка, завораживающая и будоражащая душу. Мужчина посмотрел на девушку и, задержав свой взгляд, с улыбкой поинтересовался:
– О чем задумалась?
– О разном… – Она безмятежно рассмеялась и чуть заметно пожала плечами. – Мне кажется, что сейчас я вижу дивный, чарующий сон…
Могла ли она предположить, что слово «сон» было последним, сказанным ею в этой жизни? Впрочем, этот печальный факт она даже не успела осознать и осмыслить. Все произошло слишком быстро. Мир, яркий, многоцветный, бескрайний, цветущий для них двоих, исчез в долю секунды, словно во время киносеанса отключили электричество и экран мгновенно погас…
Следовавшая за «BMW» последние десять минут машина польской дорожной полиции, расписанная сверху донизу положенными текстовками и оснащенная сиренами и мигалками, установленными на крыше, строго соблюдала дистанцию и на обгон не рвалась. Более того, заметив на номерном знаке российский триколор, полицейские на всякий случай увеличили дистанцию раза в два. Они хорошо знали о замашках некоторых российских «шумахеров», которые порой вели себя так, как если бы были на дороге в полном одиночестве.
Двое «глиняшей»[1] с пышными, но педантично ухоженными усами «а-ля шляхтич», внимательно отслеживая режим поездки россиян, не видимых им из-за плотно тонированных стекол, время от времени перебрасывались короткими репликами. Общий смысл диалога сводился к обсуждению, куда и зачем направляются граждане восточной державы, к которой у истинных поляков не могло не быть претензий и обид.
– По-моему, это транзитники, – аккуратно руля, констатировал крупный грузный сержант средних лет.
– Считаете, они едут в Германию? – прищурился второй, помоложе, с офицерскими знаками различия.
– Почти уверен, – кивнул сержант.
После некоторого молчания офицер хмуро предположил:
– Интересно, они с собой не везут оружие или наркотики?
– Думаете, их стоит проверить? – с сомнением хмыкнул сержант.
– Я считаю, русских надо проверять всегда и всюду, – офицер жестко сжал губы. – Ежи Кухальский, вы его, наверное, знаете, мне о них много чего рассказывал. У него почти собачий нюх на контрабанду. Так он практически в каждой второй машине русских находил та-ко-о-е!..
Некоторое время они ехали молча. Неожиданно сержант, не говоря ни слова, достал из кармана мелкую медную монетку и бросил в окно на дорогу.
– А это зачем? – недоуменно воззрился на него офицер.
– Видите тот дуб? Проклятое место… Очень, очень плохое. Если помните, на прошлой неделе там перевернулся автобус с туристами. Два трупа, пятеро искалеченных. А мне – я еще только начинал работать в полиции – старый Томаш Цуркевич дал такой совет: проезжаешь мимо дуба – кинь монетку; много с тебя не убудет, а лихо пронесет…
Вновь повисло молчание.
– Я все-таки думаю их проверить, этих русских, – щипнув усы, едко прищурился офицер.
– Но у нас нет формального повода их останавливать и досматривать, – сержант изобразил какую-то непонятную гримасу. – А то ведь в случае чего могут быть и неприятности. Вот сейчас минуем этот дуб, и если они нарушат правила движения, тогда…
– Да, вы правы… – согласился офицер. – Пока понаблюдаем. И уж если они хоть на волос что-то нарушат, я им покажу!
Он внушительно стукнул кулаком по передней облицовочной панели кабины и даже подпрыгнул в своем кресле от неожиданности, увидев, как в тот же миг «BMW» с жутким грохотом обратился в огромный клуб огня и дыма, с бешеной скоростью разлетающегося во все стороны. Мощный взрыв, мгновенно растерзавший машину в клочья, далеко раскидал куски металла, обшивки кресел и человеческой плоти. Полицейскую машину тряхнуло взрывной волной, и на нее со стуком и звоном обрушился град обломков.
В лобовое стекло с хлюпающим стуком впечаталась оторванная человеческая рука. Судорожно дернув пальцами, она скатилась на капот, оставив за собой кровавый след. Офицер, обратившись в изваяние, только и смог громко вскрикнуть:
– Пся крёв! Что это?! Что?!!
Сержант, реакция которого, несмотря на шокирующий «фейерверк», к счастью, оказалась на высоте, вдавил педаль тормоза в пол машины. Проскрежетав покрышками об асфальт и оставив за собой черный маслянистый след, она остановилась. Но в этот момент сзади раздался сильный удар. Видимо, хозяин «Вольво», мчавшегося следом за полицейскими, растерялся и не успел вовремя затормозить.
Однако полицейским в этот момент было не до него. Что там какой-то удар сзади в сравнении с тем, что произошло впереди?! Глядя широко раскрытыми глазами одновременно на дымящиеся развороченные останки взорвавшейся машины и руку, лежащую на капоте, сержант торопливо перекрестился католическим двоеперстием и сдавленно прошептал:
– Матка Боска! Спаси и помилуй нас…
Только сейчас до него дошло, как повезло им с напарником. Будь они ближе к «BMW» хотя бы на десяток метров, сами могли бы оказаться в этой мясорубке. Да и от крупных обломков, летящих во все стороны, бог миловал. Позеленевший офицер неожиданно ринулся из кабины и, остановившись у края дорожной насыпи, согнулся пополам, обхватив живот руками. Сержант утер со лба выступивший холодный пот и подрагивающей рукой потянулся к рации.
* * *
Телевыпуск криминальных новостей на одном из российских телеканалов шел своим чередом. Молодой диктор с лицом, преисполненным серьезности и значимости, комментировал демонстрируемые сюжеты. После череды повествований о мордобоях, случаях суицида и громких автоугонах на экранах телевизоров появились кадры, снятые на одной из автотрасс в Польше. Полицейский офицер, бурно жестикулируя, рассказывал журналистам о том, что следственная бригада исследует все, что осталось от машины, по непонятным причинам взорвавшейся во время движения по трассе.
Единственное, что на этот момент было известно полицейским, – в машине ехали российские туристы. Куда и зачем они направлялись, а также их имена установить пока не удалось. Всякому, кто в этот момент смотрел телевизор, становилось не по себе от вида металлического хлама, скрюченного страшной силой взрыва и почерневшего от огня, который совсем недавно был новенькой красивой машиной.
Услышал это сообщение и только что вернувшийся с работы старший оперуполномоченный Залесского областного УВД подполковник Петрухин. Отпивая из чашки, он внимательно просмотрел жутковатые кадры и поднял трубку телефона.
– Константин Федорович, телевизор смотрите? – поинтересовался он. – Вот, в данный момент? В общем, только что в сводке экстремальных происшествий сообщили о ЧП на территории Польши. Что случилось? Прямо на трассе взлетела на воздух машина, предположительно, с российскими туристами. Так что, думаю, на деле Хухминского теперь и в самом деле можно поставить точку.
– Борис, не понимаю, на чем основывается твой оптимизм… – удивленно пробурчал начальник областного УВД Рудаков. – Ну, взорвалась машина. И что?
– Как что? – Петрухин иронично хмыкнул. – Скорее всего, у нас теперь нет и уже не будет кое-кого из числа тех, кто имел непосредственное отношение к убийству Хухминского. Уверен – в той машине ехали именно наши клиенты. Почему так считаю? Да есть кое-какие соображения. Скоро буду в управлении, поделюсь. В общем, так. Завтра я заканчиваю с уже задержанными и передаю материалы следователю. Можете доложить губернатору, что убийство его приятеля раскрыто.
Положив трубку, Петрухин устало потер ладонями лицо. Как же ему надоела вся эта катавасия с убийством губернского олигарха Хухминского! Сколько же ему нервов потрепали, пока он докопался до истинных причин и обстоятельств! Ну теперь хотя бы на какое-то время можно будет взять передышку. Последние дни он почти не появлялся дома. Жену и детей видел только спящими, а то и не видел вовсе. Кстати, а где Ирина? Он прибежал домой как с пожара – и сразу на кухню, за чаем, потом к телевизору. И даже не удосужился окликнуть свою половину. Уж не в спальне ли она?
Ощутив приступ непонятной тревоги, Борис поставил недопитую чашку на стол и, сам не зная почему, почти на цыпочках приблизился к двери спальни. Приоткрыв ее, он с замиранием сердца заглянул в щель между дверью и притолокой. И сразу же увидел Ирину, которая сидела на диване и смотрела телевизор. Телевизор в спальне стоял справа от двери, в углу, и поэтому экрана он узреть не мог. Слышал лишь голоса, выдаваемые динамиком телевизора. Однако, кроме телевизора, в спальне был еще и DVD-плеер. А что, если Ирина смотрит не телепрограмму? Че-е-рт!
Борис прислушался. Звук был сильно приглушен, но до него явственно донеслись скрипы и постанывания. На мультик не похоже. Но не порнухой же она увлеклась, в самом деле?! Но тогда это могло быть только то, чего он так опасался. Борис увидел на лице жены саркастическую гримасу, и его бросило в жар. Выходит, эти подонки все-таки решили свести с ним счеты! Но кто? Кто это сделал? Вроде бы все фигуранты обезврежены, вон даже Ланцета «заластали».
Разве что… Майя?! А почему бы и нет? Пусть и косвенно, но она, безусловно, была связана с той шайкой-лейкой и вполне могла выполнять чье-то поручение. Но неужели она – полная дура и не понимает, что, сломав ему жизнь, тем самым наживает себе смертельного врага? А с другой стороны, до какой же степени люди неблагодарны… Он же ее, по сути, «отмазал», приняв во внимание, что в явном криминале она замешана не была. К тому же Майя как будто взялась за ум и даже оказала определенную помощь в расследовании. Стоп! А если предположить, что в структуре криминального сообщества она была не мелкой сошкой, а персоной куда более значимой? Что, если она работала напрямую на Барона? Тогда придется признать, что у нее феноменальный талант лицедейства…
Петрухин крепко стиснул кулаки. Что же теперь делать? Теперь Ирина знает все. Черт! И почему же он сразу не заглянул в спальню, как только пришел? Чайку, ешкин кот, ему захотелось… А теперь, видимо, поздно. Скорее всего, жена уже просмотрела всю ту гнусь, которая и была для нее предназначена.
Борис сидел на кухне и чего-то ждал. Чего именно, он и сам не мог понять. Он с напряжением дожидался того мгновения, когда появится Ирина и что-то скажет. А сказать она теперь может только одно – развод. Господи! Вот за что это ему? Что он такого сделал?! Да, жена у него особа принципиальная, с характером. Но именно этим всегда и нравилась. Теперь поневоле пожалеешь. Однако ничего не попишешь, она – Скорпион…
«Объяснять и оправдываться бесполезно, – хмуро размышлял Петрухин. – Ничего слушать она не станет. Тут хоть лбом о стенку бейся. Витальку и Наташку, конечно, оставит при себе. Ну а я что? Соберу чемодан и на выход. Остынет, поймет, что тут к чему, и снова будем вместе. А если нет… Ну, Майя, тогда берегись! Убью стерву!..»
Сзади раздались легкие шаги. Борис медленно оглянулся. Ирина стояла в дверях кухни и брезгливо, за уголок, держала пластиковый конвертик с компакт-диском. Как-то непонятно улыбнувшись, она бросила его на стол и, прислонившись плечом к дверному косяку, вопросительно посмотрела на мужа…
* * *
Несколькими днями ранее Борис Петрухин встретился с дочерью усопшего олигарха Хухминского. Это была их вторая встреча. То, что Алина зануда каких поискать, он понял еще тогда, на Золотом Камне. В пансионат «Аттика» на «Острове Невезения», как в насмешку прозвали Золотой Камень – территорию отдыха губернских и столичных толстосумов – жители прибрежных поселков, Алина прибыла, будто спустилась с Олимпа. Если оценить ее непредвзято, то большинству красоток на подиумах она могла бы дать сто очков вперед. Одно лишь портило ее внешность – высокомерно-холодный взгляд пираньи, знающей силу своих острых зубов. Раз взглянув на красивое лицо Алины, Борис мгновенно проникся к ней какой-то подсознательной неприязнью. Впрочем, девушка тоже не испытывала к нему дружеских чувств, и он это сразу понял.
Но сыщику выбирать не приходится – нравится ему человек или нет, работать с ним он обязан. Предвзятое отношение к фигурантам и даже свидетелям может завести следствие в тупик или, того хуже, привести к судебной ошибке. А это искалеченные судьбы, загубленные жизни и запоздалое чувство собственной вины…
Тогда, во время их первой короткой встречи, Алина показалась ему порядочной стервой. Ему так и не удалось задать ей ни одного вопроса по существу дела. Глупо было надеяться, что вторая встреча будет более продуктивной, но как бы то ни было, а попытаться поговорить с ней еще раз Борис был просто обязан.
Как они и договорились по телефону, Петрухин прибыл к особняку, высящемуся у волжской набережной, ровно к семи. Молчаливый охранник у кованых ворот не стал спрашивать его имени и тем более заглядывать в документы. Скорее всего, его заранее предупредили о появлении гостя, поэтому он дал возможность Борису беспрепятственно войти во двор, жестом указав направление.
Петрухин с тяжелым сердцем переступил порог дома, заранее ожидая увидеть брезгливо-презрительную гримасу своей собеседницы, но, к его удивлению, ничего подобного не обнаружил. Алина выглядела как женщина, пережившая личную трагедию. Она все еще была в трауре, а в ее голосе ощущался легкий налет печали. Борису стало даже неловко от того, что он так легко записал ее в стервы. Кем бы ни был Хухминский для остальных, а для нее он являлся родным отцом, близким человеком, и теперь она этого человека потеряла.
Пригласив Бориса за столик с кофе и тем, что к нему обычно прилагается, Алина села напротив и с вежливой улыбкой поинтересовалась:
– Борис Витальевич… Я правильно вас назвала? Вы на меня в прошлый раз не обиделись?
– Для опера это слишком большая роскошь, – улыбнулся в ответ Петрухин. – Свою работу я должен делать независимо от обстоятельств, поэтому эмоции тут совершенно неуместны.
– Ну хорошо, вы можете задавать свои вопросы, которые, возможно, планировали задать прошлый раз в «Аттике», – кивнула Алина. – Я очень бы хотела помочь найти убийц отца, хотя даже не представляю, чем могу быть вам полезна. Господи, только вчера его похоронили, а кажется, что прошло уже сто лет…
– Начну с традиционного. Что вы сами думаете о случившемся? – начал беседу Борис и тут же добавил: – Кстати, в прошлый раз вы мне на этот вопрос так и не ответили.
– Для меня самой это неразрешимая загадка, – Алина чуть развела руками. – Я до сих пор не знаю, как воспринимать его гибель. Что это – несчастный случай или убийство? Единственное, я уверена, – это не было суицидом. Он слишком любил жизнь во всех ее проявлениях…
«А больше всего он любил женщин, вернее, издеваться над ними», – едва не вырвалось у Бориса, но он, щадя чувства дочери, для которой Хухминский в любом случае оставался отцом, сказал совсем другое:
– С этим я полностью согласен. Он не был похож на человека, который решил свести счеты с жизнью. К тому же есть все основания полагать, что это убийство. Но кому, на ваш взгляд, была выгодна его смерть? Кто, по-вашему, мог бы считаться его непримиримым врагом?
– Вообще-то таких, представьте себе, не так уж и мало… – Алина отставила кофе и достала сигарету. Закурив, она откинулась в кресле и некоторое время о чем-то думала.
– Разумеется, в открытую назваться его врагом никто не рискнул бы, но реально такие были и есть, – наконец снова заговорила она. – Вы слышали о Пластилине? Это глава конкурирующего холдинга из соседнего региона. Он давно прорывался на здешний рынок, но отец быстро отбил у него аппетит. И вот с тех пор Пластилин… Кстати, все, кому с ним доводилось сталкиваться, сознательно ставят в его фамилии ударение на последнюю «и», чтобы подчеркнуть неприязнь к этому малоприятному типу. Так вот, с тех пор он люто ненавидел отца и готов был на любые действия, лишь бы отомстить.
– Скажите, Алина, а кем был отец для вас? Просто отцом или главным наставником, образцом человека, который смог найти свое место в жизни?
– Разумеется, и наставником, и образцом… – чему-то чуть заметно улыбнувшись, согласилась та.
* * *
…Лет семнадцать назад в окрестностях Залесска частенько можно было видеть новенькую зеленую «Ниву», за рулем которой лихо восседала худенькая девочка. Уверенно крутя баранку, юная амазонка ухарски выписывала виражи под одобрительные комментарии своего отца. Тот сидел рядом и лишь иногда помогал вырулить в тех местах, где силенок девочке явно не хватало. Они ездили по дорогам и бездорожью, полевым проселкам и топким низинам, через лесные чащобы и по косогорам.
Но гонка, в том числе и по пересеченной местности, в тех поездках была не главной целью. «Гоночный экстрим» являлся своего рода «разогревом». Накатавшись до ряби в глазах, папа с дочкой останавливались где-нибудь в безлюдном месте. Отец с таинственным видом доставал откуда-то из-под сиденья многозарядный спортивный пистолет, и Алина под его руководством начинала стрелять по развешанным на деревьях листам бумаги с нарисованными на них черными кружочками. Сначала это у нее получалось очень плохо. Пистолет, хоть и был малокалиберным, в ее руке дергался и подпрыгивал, из-за чего пули улетали невесть куда. Отец смеялся и говорил, что они «пошли за молоком».
Но со временем Алина научилась твердо и уверенно держать оружие своими тоненькими пальчиками и посылать пули точно в цель. Ей безумно нравилось это занятие. Да и кому не понравится стрелять из настоящего пистолета настоящими пулями? Когда ее пальчик легким, едва приметным движением нажимал на спусковой крючок, пистолет послушно, беспрекословно исполнял ее волю, издавая громкий резкий хлопок. В такие моменты Алину переполняло ощущение собственного могущества.
Но однажды они остановились не там, где обычно, а невдалеке от железной дороги. В низине, поросшей бурьяном и кустарником, усилиями каких-то нерях образовалась стихийная свалка, привлекающая к себе бродячих собак и кошек. Выйдя из машины, отец подозвал к себе Алину и, дав ей пистолет, указал на лохматую дворнягу неопределенной масти, которая рылась в куче мусора шагах в тридцати от них.
– Аля, сегодня ты выстрелишь вон в ту мишень, – сказал он и ткнул стволом пистолета в сторону собаки.
Алина была ошеломлена. Она недоуменно посмотрела на отца широко раскрытыми глазами.
– Папа, ты, наверное, шутишь? – с надеждой в голосе спросила она. – Она же живая…
– А по-твоему, охотники стреляют по картинкам и манекенам? – насмешливо спросил отец. – Они стреляют по живым зверям и птицам. Вон и лосей стреляют, и медведей… Что в сравнении с ними эта облезлая шавка?
– Давай лучше сегодня последний раз я постреляю по мишеням, а завтра в собаку? – решила схитрить девочка.
Но ее наивную хитрость он проигнорировал и, дав в руку пистолет, жестко приказал:
– Целься и стреляй! Ну!
– Я не могу… – дрожащими губами прошептала Алина.
– Если ты сейчас не выстрелишь и не убьешь, то я тебя оставлю здесь. Поняла?
По его тону девочка поняла – отец не шутит. Таким, жестким и безжалостным, Алина видела его впервые. Одна лишь мысль о том, что она рискует остаться совершенно одна где-то далеко от дома, в глухом месте, привела ее в ужас. С замиранием сердца Алина подняла пистолет и навела мушку на ничего не подозревающую собачонку, деловито роющуюся в мусоре.
– Куда стрелять? – шепотом спросила она. – В какое место?
– Сразу за лопаткой, немного выше грудины. Там сердце, чтобы не мучилась, – уже одобрительно пояснил отец.
Едва сдерживая себя, чтобы не разрыдаться, Алина тщательно прицелилась и непослушным пальчиком нажала на крючок. Эхо трескучего выстрела раскатилось по лощине, вспугнув с деревьев переполошенных ворон. Дико взвизгнув, собака упала на землю и забилась в конвульсиях, оглашая свалку жалобным, молящим скулежом и воем. Алину охватила сильнейшая нервная дрожь, по телу пробежал холод. Она никогда не думала, что так страшно и неприятно первый раз убивать живое существо, мягкое и теплое, не причинившее тебе никакого зла.
– Тьфу ты!.. – недовольно плюнул отец. – Грязно сработала. Иди, добивай. Теперь стреляй в голову.
Ощущая головокружение, Алина приблизилась к собаке и, съежившись от ее визга, в котором звучал безграничный ужас и предсмертная тоска, вновь прицелилась и выстрелила в голову животного. В последний раз дернувшись, дворняга вытянулась и затихла. Из ее оскаленного рта потянулась струйка крови, а глаза остекленели и замерли, глядя в никуда.
– Ну вот, видишь, ничего страшного не произошло, – подойдя к Алине, уже добродушно рассмеялся отец. – Всего-то одной бродячей собакой стало меньше. Велика утрата! Между прочим, ты ей в какой-то мере даже помогла. Да, да! Ну что у нее за жизнь? Мука смертная. А тут – бах, и никаких мучений.
– А может, ее кто-нибудь себе бы взял… – с упреком в голосе парировала Алина.
– Дочка, да кому она нужна? Разве что бомжам на ужин, – взяв ее за руку и направляясь к машине, снова рассмеялся отец. – Кстати, в Корее, Китае их едят не только бомжи. Я туда когда-то ездил, насмотрелся. Они, прежде чем зарезать собаку, сначала долго бьют ее палкой, чтобы мясо пропиталось кровью. По-ихнему, так вкуснее. Но ты представляешь, что успевает пережить бедная собака до того момента, когда ее наконец-то прикончат? А-а-а!.. То-то же. Кстати, маме о сегодняшней охоте лучше не рассказывать. Договорились?
…И с той поры Алина стреляла только по живым «мишеням». Распугав живность на одной свалке, они с отцом находили другую. Теперь она уже не дрожала и не испытывала даже тени жалости. Отныне она сама шла по свалке, выбирая себе цель. А вернувшись, с гордостью докладывала:
– Добыла трех кошек, двух собак и двух ворон.
– Молодец, дочка! – одобрительно кивал отец. – Я очень хочу, чтобы ты выросла смелой, твердой и решительной. Не какой-нибудь слюнявой размазней, а человеком, уверенно идущим по жизни, всегда и везде умеющим добиваться своего…
И Алина твердо знала – отец во всем прав. Раз уж он сказал, что она должна вырасти твердой как кремень, значит, такой она и станет.
Но однажды произошло нечто и вовсе из ряда вон выходящее. Приехав «поохотиться» на ту свалку у железной дороги, где была убита самая первая собака, Алина, что теперь уже стало вполне обыденным, пошла среди холмов мусора выискивать себе очередную жертву. У одной из крайних куч, за которыми начинались кусты, крутилась небольшая собака с черной, курчавой шерстью. Скорее всего, это был одичавший кокер-спаниель. Дождавшись, когда собака поднимется на склон мусорной кучи, Алина подняла пистолет и прицелилась. Словно почуяв беду, в самый последний миг спаниель, испуганно тявкнув, успел метнуться в кусты. И, нажав на спуск, Алина поняла, что промахнулась.
Но внезапно из-за зеленой стены кустарника до нее донесся чей-то негромкий вскрик. Голос был человеческим. И снова, как тогда, в самый первый раз, она съежилась и похолодела. С трудом сдерживая стук зубов, она опрометью кинулась к отцу. Выслушав ее, он встревоженно хмыкнул и поспешил туда, откуда послышался голос. Алина побежала за ним. Раздвинув кусты, они увидели на дорожке, ведущей к железнодорожной насыпи, какого-то старика, лежащего ничком.
Рядом валялась плетеная корзина, из которой вывалились, судя по всему, только что сделанные покупки в продуктовом магазине. Перевернув старика на спину и что-то пощупав на шее, отец досадливо крякнул и тихо пробормотал:
– И какая нелегкая вынесла тебя сюда, старый хрыч?! Что же теперь делать-то?
Алина смотрела на старика, и ее колотило от каких-то страшных ожиданий. Ей казалось, что вот-вот откуда-то выбегут милиционеры с наручниками и их с отцом повезут в тюрьму. Она едва не расплакалась, лишь представив себе, что будет с мамой, когда та узнает, где ее дочь. Но отец быстро принял нужное решение. Он оттащил старика на свалку и завалил его в куче мусора. После этого, сделав веник из сломанных веток, замел следы на тропинке.
Почти всю дорогу домой они молчали. Лишь уже перед самым домом отец спросил:
– Ты как? Испугалась? Да не переживай из-за ерунды! Он свое уже отжил. Это судьба. Если бы ты случайно в него не попала, он бы, скорее всего, попал под колеса поезда. Забудь!
После этого случая по негласному уговору папа и дочь свои выезды за город прекратили. А через пару дней, услышав в новостях о таинственном убийстве старика, найденного бомжами на свалке, она неожиданно для себя ощутила что-то вроде гордости. Надо же! Ведь это она заставила столько людей обсуждать историю со стариком. Теперь она точно знала: сильному и решительному можно ВСЕ. Удел слабого и мягкотелого – подчиняться сильным. Не изменилась точка зрения Алины на жизнь и после того, как отец отвел ее в элитную секцию айкидо, где она, жесткая и решительная, очень скоро стала грозой для участниц спаррингов.
