Кирилл Киннари
Вечные мы
Секс эволюционно связан с насилием и доминированием, то есть страданием, всё это в мозгу срослось очень крепко, переплелось местами до неразличимости. У нас эта связь ослаблена – такие вот мы тут самоподобрались, четыре мутанта и кот, – но совсем-то её порвать невозможно. Минное поле. Рудименты вылезают, надо отлавливать и активно давить. «Разгребать конюшни» это называется: конь прекрасное и благородное животное, но какает не думая. Мы должны научиться думать. (А уж я-то! Знаю, знаю, с чего мне начинать, потом напишу.) Спасает только, что мы сами друг друга отобрали, воспитали, и живём относительно замкнуто. Так что и новичков нам судьба принимать: мы ведь убежище, без нас им таким деваться некуда, погибнут (это только отчасти невсерьёз).
(Тут естественное возражение: если мы мутанты, то что проку от наших открытий для the rest of us – для немутантов среднестатистических, которые до сих пор с куда более неаппетитными бесами сражаются? На это: что ж нам, не летать в космос, если на земле ещё не все накормлены? Ну нет, наоборот: вот накормятся, и будет им сразу чем заняться, а не бездельничать с набитым пузом. Мы Готовим Рай™, в котором не скучно.)
В эвопси как раз тогда волна изучения всего этого начиналась, они увлеклись, но поняли, что больше проку будет, если экспериментировать на себе. «Модель бонобо», груминг и прочее «учимся у природы» – это ведь только самое начало, идея общая до бесполезности. Правда, мы-то от этой общей идеи пока не так уж далеко ушли, и в огрублённом описании – ладно, опошленном – история вполне банальная: альфа-самец набирает гарем. Чтобы понять, почему всё это небессмысленно и вообще не так, надо призумиться гораздо ближе.
Секс – это такой фундаментальный win-win, если им правильно пользоваться. Практически неисчерпаемый источник хорошести. «Любовь побеждает страх» (подавляется amygdala в мозгу), и даже собственничество и ревность, как ни парадоксально. Получается, именно любовь (телесная ли, нетелесная, на каком-то уровне грань стирается) и сделала возможным переход от двух к трём – хотя рационально было, конечно, намного тяжелее решиться, даже просто осознать как вариант. Главная конюшня на разгребать была, понятно, у А.: именно что ему этого хочется, по очевидным биологическим причинам. И вот, как только у них что-то с Катей прояснилось, он отошёл, уехал даже на время… чтобы не принять свой инстинкт осеменить всех за стремление улучшить мир и человечество. («Тогда и понял, что в конечном итоге это всё-таки одно и то же и есть.») Маша с Катей устраивали всё сами, долго, но в конце концов устроили. «Сочинили». И ввели его как бы обратно… в семью.
И Катя не просто добавилась, она очень много нового принесла, «с неё всё началось по-настоящему». Вещная дружественность, удобство, материальная sustainability здешняя – это же всё Катино по большей части, она невероятно много умеет и успевает. Я об этом уже писала, но поразительно всё-таки.
Про гендер. Женская психика гибче, материнский инстинкт, соперничество менее завязано на агрессию, в среднем у девочек всё вербализованнее и потому управляемее без загоняния внутрь и ломания через колено. А центральная архитектура (чайник + чашки) устойчивее в том смысле, что меньше тянет делиться на непересекающиеся пары, дольше будет время полураспада (то есть невечность всего этого вполне осознаётся, «играй пока играется»). Мы пионеры, поэтому начинаем с азов, экспериментируем на простом, прежде чем лезть в потенциально трудные конфигурации. МЖЖ – естественный первый шаг после гетеро пары, но «в будущем возможно всё». Интересно.
Кроме секса как такового: тактильный рай, обнимы и поцелуи всегда и везде. Это насаждалось сознательно, как ни смешно. Как и необъявленные, некалендарные праздники и подарки всё время (помимо и сверх «лучший мой подарочек это ты»). Вплоть до того, что всё это нужно считать, до улыбок и взглядов – не чтобы поровну, а чтоб никто не был случайно позабыт-позаброшен. Если ты не улыбаешься, искренне, каждому при встрече – включая своё отражение – это звонок, что-то надо чинить срочно. Тренировка чуткости. Естественность. (Мне всё это тоже, и в первую очередь, предстоит… сама понимаю, что хожу вслепую и попадаю наугад, больше потому что мне подставляют правильные места попадать, но долго так не протянешь.) Ещё очень важно учиться не делать больно, потому что в любви самая открытость и ранимость (отсюда и грубость, цинизм, разгул исторически всегда с сексом ассоциировались – такая защита, чтобы самому пролезть, а чужих в себя не пустить). Короче, никаких секретов, но очень много работы: фабрика счастья, ключевое слово «фабрика», все вкалывают круглосуточно и без выходных. «Идём дорогой трудной, Элли.»
Потому же нужна минимальная зрелость: взросление есть напор врождённых программ роста и социализации, и там никак без соперничества, иерархии, насилия. «Повелитель мух»: cute as they are, дети всегда знают, что им надо, и добиваются, бьются именно как мухи о стекло, без устали. Только с какого-то возраста (я «на грани»!) выходят на плато, где могут быть развилки, гибкость и направляемость, минимальное наконец расслабление. То есть да, можно из детей лепить, насколько генетика позволяет, но и в самом удачном случае не обойдётся без крови и соплей. Слишком глубоко сидят пружины, слишком жёстко, на которых это всё раскручивается. Hardware dominates software, как при загрузке компьютера. («Детей реально жаль, они даже поебаться не могут» – Маша сказала однажды, я тогда аж подпрыгнула, но сейчас, кажется, понимаю.) Так что для детей надо всё делать совсем по-другому, с самого начала, и можно ли из нас вот таких плавно переехать в семью с детьми – неизвестно. Хотя многое мы ведь из детства и берём: хороший родитель не жалеет ласкать ребёнка, хвалить, улыбаться – инстинктивно, но это из тех инстинктов, у которых мы учимся.
Про мою эйфорию. Отчасти, да, эффект новизны, и эффект прихорашивания перед гостем у остальных, то и другое неизбежно пойдёт вниз со временем. Но никогда не до нуля, ведь и нет там нуля, в человеке всё всегда плывёт, никакого bedrock, никакого даже ядра. Приучишь себя улыбаться, сначала через нехочу, и смотри-ка, действительно подобреешь. А подхлёстывание нас новичком можно и повторять, хм. Что если это такая устойчиво растущая модель семьи – как есть пары, в пятьдесят выглядят на тридцать, а любят на двадцать и трахаются трижды в день, потому что нечасто, но периодически рожают, раз лет в пять-семь, когда очередной ребёнок в школу идёт, чтобы снова себя ощутить молодожёнами с бебиком.
Но и не беспредельно, конечно. Рано или поздно мы обожжёмся – при всех наших умениях и защитах (и праве вето у каждого), кто-то же неизбежно всё это подточит или отравит изнутри. Или не кто-то, а все мы плавно поиспортимся со временем… не выдержим испытания какого-нибудь злой судьбой, ну или просто машинка счастья между ног сломается. И я думаю, если секс станет в тягость, именно shared intimacy будет первым триггером – рванёт, рук-ног не соберёшь. Но не нужно бояться и всёзрякать, потому что нет такой и задачи – сделать вечно. Как у природы нет задачи создать вечный организм (хотя это возможно), смена поколений движет эволюцию. Будут другие после нас, будут больше знать, учиться на наших ошибках. (Хнык.)
Любовь – лучший скрашиватель и сглаживатель, но это не вещь в себе. Хочется, чтобы она была вещь в себе – что-то внешнее, стихийное, что хватает и тащит, хочется оправдания своему выбору. «Оно само!» Нет, это просто наше внутреннее для нас самих непредсказуемо (и хорошо, что непредсказуемо). И совсем нет – в том смысле, что любовь очень даже поддаётся рулению, регулированию, разжиганию и задавливанию. Правила у нас не зря! Никто тебя не разлюбит внезапно, если ты носки в постель забудешь надеть – даже, может, больше полюбит, потому что правила в головах сложнее, чем то, что в шпаргалке написано. Но можно, можно подточить сколь угодно сильное чувство мелочами, слепотой, недуманием, усталостью, упрямством, торопливостью, ленью. Ленью легче всего. (Chores, too!) «Брак убивает любовь» – так это называлось начиная с эпохи романтизма (собственно, с тех пор, как о любви всерьёз задумались). Только они считали, что убивает доступность, что чувство гаснет, когда его насытили. Ага, вот ещё. Просто же не умели любить. Не умели трахаться, до смешного. Катастрофически ничего не умели… как и мы не умеем, но хоть учимся.
«А на носу бессмертие. Надо успеть его заслужить, пока не поздно.» Не уверена, что до конца понимаю, но фраза хорошая.
Да, насыщение реально, чувствительность можно притупить перестимуляцией, но и от недостимуляции она ссыхается. Нездорово переувлечься здесь трудно, природа не даёт совсем уж съехать, но оптимум можно двигать в обе стороны. Самое важное, как и вообще в жизни, чтобы секс оставался чудом при всей доступности: всё время просить, всё время открывать, заслуживать и не верить, что заслужил, удивляться как в первый раз. Вот и фики наши проигрывают все мыслимые варианты начала: нашёл, увидел, встретился, открылся, первый раз то, первый раз сё. И в то же время – не терять навык, наработанность, умение, чтоб не было слепого тыканья до слёз, как у девственников. То есть в идеале нужно, чтобы память как делать (и кому как, всем же разное надо) оставалась, а память как чувствовать сбрасывалась, обновлялась. Чтобы это было чудом открытия каждый раз, в том числе и чудом твоего, удивительного для тебя же, умения и знания как надо. (И ведь так оно и бывает, когда действительно первый раз: да, вслепую, неумело, но всё равно тело будто бы подсказывает, и это чудо.) Вообще: правильно забывать и разучиваться ничуть не менее важно, чем знать и учиться и помнить, «это, наверно, самое главное открытие у нас».
Люди всегда делают пирамиду, всегда один над другим встаёт, это неизбежно, полное равенство недостижимо и не нужно, выход – делать много разных пирамид из тех же нас, в разных ролях и на разных уровнях, чаще сменять или даже одновременно. Отсюда фики, роли, игры, «пошёл такой творч». Но и здесь есть правила, писаные и неписаные (большей частью – хотя смешно, что-то неписаное у нас, где пишется вообще всё), потому что при всём восторге творчества это тоже опасный инструмент, как и секс, наша подлая натура всё норовит приспособить под биологические нужды. Нельзя мериться, копить, нельзя ревновать к чужому, никаких копирайтов, каждый может продолжить и переделать чьё угодно, и автор должен пытаться хоть что-то в чужой переделке найти, ощутить чужое своим, никогда не отметать. В идеале забыть, что ты был автор. И даже подкладывать своё найденное другому, чтоб тот его нашёл, как бы сам, и обрадовался. (Мне это делали, я теперь понимаю.) Тут, мне кажется, всё равно от неравенства не уйти, потому что где мы и где А., смешно. Хотя…
Ещё. Глубже. Главное, на чём держится семья – sense of security, но одного этого мало: должно быть и чувство, что эта security не бесплатная и не автоматическая, что тебе не всё простят и не за всё погладят (но, конечно, никогда и не выгонят). Значит, должна быть уверенность, что ты сам никогда не сделаешь того, за что тебя станут любить меньше – как у ручного драйвера спокойная уверенность, что он никогда не выедет на встречку, хотя для этого достаточно малейшего движения. Поэтому можно иногда допустить небольшой вжих-вжих с визгом тормозов, чтоб глаза раскрылись и сердце застучало. Но если кто-то действительно срывается и выезжает на встречку – срочно бросаемся передвигать дорожную разметку (или делаем вид, что здесь она тренировочная, не всерьёз), чтобы не было чувства непоправимости и посттравматического синдрома: да, вильнуло, но не смертельно, просто будь внимательнее.
