Кирилл Норвежский
Человек из ниоткуда
Нырнуть слишком глубоко в подобной ситуации было неминуемой смертью. Оказавшись под водой, я уже мысленно хоронил себя. Адреналина в кровь выделялось очень много, а сердце билось с бешеной скоростью. Все это сжигало набранный кислород за секунды. Плюс ко всему, из-за сильного удара я почти не чувствовал свои конечности.
Темные волны были выше семи метров. Где-то вдалеке виднелся черный кривой столб. Это был смерч. Громкие раскаты грома и вспышки молний все еще сопровождались сильным ливнем.
Ногами я не почувствовал дна, но мне казалась, что на поверхность я выбирался прямо оттуда. Наконец, голова вынырнула. Рот жадно глотал воздух вперемешку с соленой водой. Страх и паника окончательно затуманили разум. До берега было всего метров сто. Но я ничего не мог с собой поделать. Паническая атака буквально сковала все мое тело. Качаясь на огромных волнах, я просто всматривался в темную необъятную даль.
Очередная вспышка молнии осветила самолет. Где-то в ста пятидесяти метрах от меня он начал заходить на жесткую посадку. Пилоты решили садиться прямо на кроны банановых деревьев и пальм.
Все еще с дикой одышкой и открытым ртом я просто смотрел на происходящее. Внезапно со стороны оставшегося двигателя послышался хлопок. Правое крыло самолета вспыхнуло, вернее даже взорвалось. Весь лайнер за считанные секунды полыхнул, словно спичка. Этот огромный пылающий фонарь залетел за крупный пригорок и скрылся.
Даже на такой дистанции жар от взрыва припек мое лицо. Это привело меня в чувства. Я собрался и что есть мочи стал грести в сторону берега. Большие волны, несшиеся туда же с гигантской скоростью, будто помогали мне, и через пару минут я был уже на суше.
Словно исторгая из себя чужеродное тело, океан выплюнул меня на берег. Я попытался встать на ноги, но сильная боль не позволила. Тогда, загребая руками мокрый песок, я отполз подальше. Моя голова обессилено опрокинулась на смесь мелкого гравия и песка. Истерически бурча что-то невнятное, я отключился.
II
Был довольно теплый, для этого времени года, сентябрьский вечер. В парке гуляли молодые пары, на площадке, резвились дети. Длинная аллея уходила все глубже в лес. С художественной точки зрения изысканно выполненный фонарный столб, будто специально наклонившись над лавочкой, начал хаотично мигать лампой. Наконец, она загорелась в полную мощность, и вокруг нее быстро начал собираться рой комаров и прочих насекомых.
– Это тебе, – девушка сидела на скамейке рядом со мной. Она вытащила из черной сумочки коробку, – Их еще мой прадед стащил у какого-то фрица в сорок пятом. При штурме Рейхстага нацисты побросали все свои вещи…, – она открыла пластиковый футляр, – Не подумай, они не «Люфтваффе» какие-нибудь, – на лице ее появилась улыбка, но сквозь нее, все равно можно было прочесть непонятного рода грусть и печаль. – Они швейцарские… Вот, видишь? – ее палец указал на надпись внутри крышки, – Эти часы, с тех самых пор, передавались в нашей семье по мужской линии. Я знаю, как ты любишь часы… Немного привела их в порядок и прикрепила на стальной браслет. На нем, кстати, наша гравировка.
Даша была одета в легкую ветровку с пышным, искусственным мехом вокруг воротника. Под курткой виднелись обнаженные плечи. Бежевый летний топик, который располагался чуть ниже, закрывал ее грудь, оставляя живот и плечи открытыми. На шее висел золотой кулон, а на запястье болталась серебряная цепочка с гравировкой.
Дорогие кожаные штаны и высокие каблуки подчеркивали ее красивые стройные ноги. Она положила коробочку себе на колени. Выпрямила спину, прижала обе стройные ножки друг к другу. Затем двумя руками поправила свои длинные рыжеватые волосы, такие шелковистые и приятные на ощупь, отбросила их назад. Ее прическа мне всегда нравилась. Она снова взяла коробочку в руки и протянула ее мне. Мои руки, такие крупные на фоне ее маленьких, достали из футляра увесистые наручные часы. Я надел их на запястье, и удивленно раскрыл рот. Хотел сказать ей, что это слишком ценная вещь, и я не могу принять ее, но Даша не желала и слушать.
– Я прошу тебя, не уезжай никуда, – глаза налились слезами. Она поставила в упор к ногам локти, и положила подбородок на ладони. – Ты обо мне подумал?! – уже начиналась истерика, – Как я буду здесь без тебя?! Мы с тобой уже шесть лет вместе… – всхлипнув, она вытерла слезы со щек, и повернулась ко мне, – Шесть лет, Максим!
Этот разговор, она заводила не в первый раз. Я больше не горел желанием общаться на эту тему, но как мог, скрывал свое недовольство.
– Даш, мы же, вроде все обговорили еще на прошлой неделе. Поработаю годик и вернусь, – я обнял ее и поцеловал в макушку. Ни о каком годе на самом деле не шло и речи. Сам-то я знал, что больше недели там не задержусь, – И не факт, что меня еще возьмут. Это всего лишь собеседование. А насчет часов, – пододвинулся я еще ближе, – не могу их принять, зай. Это же семейная реликвия.
– Макс, прошу тебя, останься со мной! – она взяла меня за воротник куртки.
Помню, мне так не понравились эти нежности, и я вспылил, дурак:
– Так, прекращай давай! Развела тут опять сопли! Ничего тебе не сделается, если меня годик не будет.
Этот осуждающий взгляд… Никогда не забуду. Лучше бы я не говорил последнее.
– «Ничего не сделается» – вот как!?
– Ой, да ладно тебе. Не начинай, – я наклонился, чтобы поцеловать ее, но она, резко вырвавшись из моих объятий, встала с лавки.
– Ты не любишь меня! Какая же я дура! Шесть лет бегала за тобой хвостом, а ты…, – Даша всхлипнула, и топнула ногой, – …при первой же возможности бросаешь меня тут одну… Думаешь, я не понимала?! – она вытерла со щеки потекшую тушь, – Думаешь, я не понимала, что ты просто пользовался… Моими богатыми родителями… Моими связями… Мной! – она схватила сумку с лавки, и развернулась спиной, – Все я понимала… Просто думала, что…
– Даш, ну хватит! Ты же сама прекрасно знаешь, что это все не так!
– Да пошел ты! – в последний момент послышалось от нее в мой адрес.
Я попытался догнать ее, резко вскочил.
– Даш! – Потом так нелепо грохнулся на землю, задев ногой железную ножку скамейки. Коробка выскользнула из рук, и все содержимое упало на асфальт.
– Даш, подожди! Часы! – все кричал я ей вслед, одновременно собирая то, что вывалилось из коробки.
Даша, тем временем подошла к автодороге. Она помахала таксисту рукой, тот подрулил к ней.
– Езжай быстрее, – бросила она водителю. Таксист «воткнул» передачу, и стартанул с легкой пробуксовкой.
***
Даже пройдя через все это, весьма надежный стальной браслет часов все еще сжимал мертвой хваткой мое запястье. Внутрь лазерной гравировки забился мокрый песок, но прочесть, что написано, это не мешало. «Самому любимому человеку на свете. Время покажет, как я тебя люблю» – чуть ниже была еще одна строчка, – «Максим (изображение сердечка) Дарья»
Дата в апертуре часов показывала тринадцатое число, а стрелки на циферблате – полдень. Надежный механизм, как ни странно, все еще работал. Помимо того, что часы обладали высоким запасом прочности, они, судя по всему, были еще и водонепроницаемыми.
Огромное серое облако быстро сдувало все еще сильным морским ветром. Минуту спустя оно полностью ушло на юг и открыло путь ярким лучам светила. Те, в свою очередь, сначала упали на лицо, а затем, по мере отступления этой «недотучи», прошлись по всему моему телу. Циферблат часов, под воздействием светового потока, красиво переливался из зеленого в синий, и обратно. Да, швейцарцы делают хорошие вещи! Я почувствовал по всему своему телу очень теплые, вернее даже обжигающие лучи. Сначала пошевелились пальцы на левой руке, они сжали быстро нагревшийся песок в кулак.
Когда глаза открылись, я не спешил вставать. Пытался переварить все в голове. Через пару минут перевернулся на спину и снова почувствовал ноющую боль в ногах. Стиснув зубы, я замычал. Рука потянулась к ступне. Из-под осенних ботинок поступающие волны вымывали бордовую кровь.
Я чувствовал обе конечности, поэтому с лица не сходила улыбка, ведь это означало, что позвоночник цел. Тогда я аккуратно согнул правую ногу и принялся снимать с нее обувь. На лице ощущалось нестерпимое жжение. Видимо, того времени, что оно находилось под лучами испепеляющего солнца хватило, чтобы серьезно обгореть. Наконец, плотно зашнурованный ботинок удалось стянуть с ноги. Приложив большие усилия, чтобы снять его, после рывка я взвыл от боли. Ступня была похожа на кровавое месиво. Из-за сильного удара о воду некоторые пальцы, сломались. Теперь они неестественно и ужасно торчали в разные стороны. Ногтей же вообще не было видно. Половина из них просто оторвалась, а половина вошла под кожу.
– ЭЙ! ЗДЕСЬ ЕСТЬ КТО?! ЛЮДИ! ПОМОГИТЕ! – попытался я позвать кого-нибудь на помощь. Кричал, надрывая горло, но никто не появился.
Жжение на лице только усиливалось, и мне пришлось отползти к пальмам, чтобы укрыться. Я прекрасно понимал, что в таком виде ногу оставлять нельзя. В открытые раны легко можно занести инфекцию, а если кости в таком состоянии начнут срастаться – о нормальной ходьбе можно позабыть навсегда.
Сняв пиджак, я оторвал белый рукав рубашки и, свернув его, запихнул себе в рот. Затем снял обувь с другой ноги, с пальцами там была такая же ситуация. Сжимая клок ткани, стиснул челюсти, рука потянулась к правой ноге. Ладонь обхватила мизинец на ступне, который, почти под углом в девяносто градусов торчал вправо, и резко дернула. Сначала послышался неприятный глухой хруст, и только потом я заорал во все горло. Худо-бедно, но палец, вроде как, встал на свое место. Следующим на очереди был средний.
Солнце уже не было в зените. Прошло ровно два часа, я следил за временем и сидел все на том же месте, прижавшись спиной к стволу пальмы. Из приоткрытого рта стекала слюна, а часы на запястье тряслись. Стальные кольца браслета, которые, словно чешуя, накладывались друг на друга, издавали глухое металлическое бренчание. Мои руки, действительно, очень сильно тряслись. Даже, у какого-нибудь алкоголика, у которого опохмела не было три дня, руки бы так не дрожали. А все это было следствием болевого шока. Как мог, пытался не терять сознание, еле получалось. Не помню, как вправил семь пальцев, но с последним, большим, возился долго. Обхватил его, и резко дернул вверх, все по той же технике, но с первого раза не получалось… да и со второго тоже. Кроме тихого, невразумительного мычания, я уже больше не мог ничего произнести. Лицо закаменело. Наконец, попытки с четвертой, палец таки встал на свое место. Накрыв обе ноги куском рубахи изо рта, я медленно склонил голову вниз и уснул.
***
Темно-синие синяки под глазами сильно выделялись на бледном, обезвоженном лице. Губы полностью потеряли красный пигмент и потрескались. Они были больше похожи на пустынный грунт во время засухи: песчаного цвета, все в трещинах и чешуйках кожи. Я глубоко вдохнул и попытался сглотнуть слюну, но в горле запершило, и я сильно закашлялся. Во рту была такая же сушь, как и на губах. Мелкие песчинки, попавшие в рот, буквально резали сухое горло изнутри. Это мерзкое чувство, когда даже язык похож больше на сухую губку, не давало покоя. Не теряя времени, я плотно замотал ноги тем, что осталось от рубашки. Попытался встать, и получилось. Кость правой ноги очень сильно ныла. Видимо без трещины, все же не обошлось. На пятках можно было стоять довольно уверенно, но стоило только сместить центр тяжести вперед, как нестерпимая боль возвращалась. В паре метрах от себя я заметил длинную палку. Она была похожа на выброшенный морем корень дерева. Опираясь на нее, я побрел к берегу.
Весь пляж был усыпан обломками и «утерянным багажом». Разноцветные чемоданы валялись вдоль всей линии прибоя. Я приковылял к первой попавшейся сумке и присел на корточки. Большие отсеки были зафиксированы пластиковыми ремешками, но самый маленький кармашек можно было открыть. В нем лежал небольшой футляр с гигиеническими принадлежностями, свернутое полотенце. Под покровом ткани обнаружилась маленькая бутылочка бренди восемьдесят восьмого года. Я кашлял и давился крепким напитком, но дикая жажда не позволяла убрать от губ стеклянный пузырек. Алкоголь стекал по сухим губам до подбородка. Несколько капель отравы упали прямо на перемотанные конечности, и я почувствовал жжение.
«Алкоголь – хороший антисептик», – подумал я и вылил остатки на немного покрасневшую ткань. От боли опять взвыл.
Затем снова встал на ноги. Поднес правую ладонь ко лбу, чтобы преградить путь солнечным лучам и осмотреться. Белый песчаный пляж был довольно чистым, не считая мусора, который выбросило относительно недавно. Берег выглядел диким и нетронутым. Если бы я не заметил вдалеке что-то, похожее на пирс, то с уверенностью подумал бы, что здесь вообще никогда не ступала нога человека. Я приблизился и увидел полуразрушенную конструкцию. Когда-то этот пирс уходил на сотню метров вглубь моря. К нему могли пришвартовываться даже грузовые корабли. Теперь же это догнивающее деревянное сооружение могло служить разве что смотровой площадкой.
Алкоголь уже сильно ударил по мозгам, и меня немного пошатывало из стороны в сторону. Бренди не утолил жажду, снова захотелось пить. В паре метров, наполовину зарывшись в песок, валялся черный чемодан. Молнии пластиковой коробки не были зафиксированы, и я принялся вытаскивать все содержимое. Прямо на прибывающие волны летели одежда, обувь, русские сувениры.
– Да вы издеваетесь?! – я нащупал что-то тяжелое, и достал литровую бутылку водки. – Конечно, вода нам не нужна! Она-то везде есть! Лучше спиртяги с собой в другую страну взять! – делать было нечего, кроме как упиваться вусмерть.
В следующем отсеке чемодана лежали перочинный нож «мульти-инструмент», бензиновая зажигалка и пачка сигарет. Удивительно, но морской воды внутри почти не было. Чемодан был пластиковый, а молнии его достаточно герметичны. Честно говоря, я уже был вдрызг. Что-то сильно рассмешило меня. Наверное, подумал: «Какой дурак кладет сигареты в чемодан?» Для некурящего это был вполне адекватный вопрос. Но когда ты куришь и летишь десять часов без дыма в легких, запоешь совсем по-другому. Тот, кому принадлежал багаж, специально упрятал папиросы как можно дальше от себя, чтобы в полете не было соблазна.
– Ай, ладно… – я достал сигарету и прикурил. Помню, сначала сухо закашлял, как при простуде, но, смочив горло водкой, с третьей затяжки вошел во вкус.
Зажигалка была крупная и увесистая. Я осмотрел ее со всех сторон. Снизу была надпись «Zippo, Bufford, MADE IN U.S.A». Снаружи зажигалка была особо ничем не примечательна. Просто квадратный кусок металла, серебристого цвета. Сигареты «Marlboro» тоже выглядели контрабандными. На них не было русской акцизы и зловещих рисунков с надписями о том, что происходит с людьми при длительном употреблении.
– Ну и дерьмище эти сигареты! – Мне, если честно, не очень понравилось. Не представляю, как можно по своей воле, убивать таким образом организм. Я выбросил окурок в море, зажигалку же с ножиком положил в карман штанов. Поднялся с песка, взял в правую руку бутылку, а в левую трость, и поковылял дальше по берегу.
Уже смеркалось. Очень долго я бродил по пляжу в поисках живой души, но никого так и не обнаружил. Весь день проходил с голым торсом под солнцем, и в результате лицо, спина и плечи сильно покраснели. Сначала я даже не понял, что обгорел. Осознание всей ситуации пришло, когда тело начал изнурять невыносимый зуд.
– ЛЮДИ! АУ! ЕСТЬ КТО? – Эта фразу, будто пластинку, уже заело в голове. Повторял ее, будто на автомате.
Я смирился и хотел подойти ближе к деревьям, чтобы передохнуть, но краем глаза заметил вдали металлическую тележку. Большая ее часть торчала из песка, прямо в воде. Такие обычно используют для перевозки еды по самолету. Прихрамывая, я бросился к тележке. И какого же было мое удивление, когда, сломав тростью замок на дверцах, я обнаружил внутри десятки порций риса с курицей и кучу банок газировки! Мои руки жадно загребли все, что смогли унести. В предвкушении вкусного ужина я спрятался от солнца в чащу леса.
В стеклянной бутыли оставалась еще половина. Тем временем, прикончив три порции, я перекинулся на водку. Запивал ее газировкой (не лучшая была идея, кстати говоря), и готовился ко сну.
– Ничё, скоро будут. Скоро придут за нами! – я был так сильно пьян, что говорил о себе во множественном числе. – Не сегодня, так завтра! В крайнем случае, сами до ближайшего города доберемся!
***
– Ну почему так? Вот почему? Объясни мне?
– Да в тебе дело, Макс. В тебе, – мужчина взял стоявшую на столе двухлитровую баклажку и наполнил из нее стакан – Знаешь, тут прикол даже не в том…, – он икнул, – не в том, что ты виноват, просто ты – такой, какой ты есть.
– Эт как? – Я был пьян не хуже парня напротив.
– Ну, ты типа…, – он помычал, почесал затылок, – Тебе сложно выразить любовь, понимаешь? Для тебя это как слабость показать, что ли.
Мы оба находились в баре. Это был мой последний день перед вылетом. Парень напротив – мой давний друг Антон. Одет он был в синие джинсы, черную рубашку, и в старое замшевое пальто. На календаре у входа были отмечены день и дата: среда, одиннадцатое, а настенные часы показывали всего лишь пять часов вечера. Неудивительно, что кроме нас и бармена в заведении тогда больше никого не было.
– Да ладно тебе, Тох! Какая слабость? Ты о чем?
– Да все ты прекрасно понимаешь, о чем я. – Антон сделал глоток, – И я не сужу тебя за это. Ты такой человек, а она, если за шесть лет не поняла этого… Пускай катится, короче…
Я сделал вид, что так и не понял Антона, хотя сам прекрасно осознавал, о чем идет речь.
Тогда, как мне казалась, я абсолютно точно знал себя. Был я очень закрытым человеком. Мне не составляло труда привлечь к себе внимание, но в повседневной жизни с такими людьми обычно мало радости и веселья. Я не хотел выделываться перед всеми, не любил рассказывать какие-нибудь захватывающие истории, которые, на самом деле, происходят со мной почти каждый день. Наверное, в чем-то даже, я ненавидел самих людей, особенно тех, кто в общении не собирался быть откровенным. Многие даже, считали меня чересчур скучным. Но все это не от малого ума или необразованности. Я не был дураком, нет. Все близкие мне люди прекрасно понимали это. Как и то, что на все есть свои причины. По работе у меня всегда все получалось. Несмотря на то, что я был директором предприятия, коллеги и подчиненные не обсуждали меня за спиной, и не придумывали обидных кличек. Ну, насколько я знаю. В общем, я был таким «удобным мальчиком». На меня всегда можно было скинуть часть какой-то работы, и даже особо не придумывать себе оправдания. «Удобным мальчиком» я был и в нерабочее время. Этакий девиз по жизни, блин. В детстве я был совсем другим. Хулиганом, задирой. Мог твердо сказать «нет», даже нагрубить. Повезет, если пинка еще не отвешу. По настроению. Тогда у меня было много друзей. Сейчас они все куда-то подевались. Были эмоции, силы. Было что-то, что заставляло просыпаться по утрам. Скажи мне кто-нибудь тогда, что я стану таким снобом – не поверил бы. Досадно видеть, как превращаешься день за днем в такую личность, каких сам всегда презирал и ненавидел. Обидно это наблюдать, осознавая, что ничего не можешь сделать.
Мы выпили до дна по стакану. Затем, я открыл еще одну бутылку и налил в обе кружки голубой жидкости.
– Слав, а что это?
– «Голубая лагуна», – ответил бармен.
– Чего? – я удивился и нахмурился.
– Так вы же сами попросили то, что чаще всего берут.
Антон сделал пару глотков этого напитка. Он выпучил глаза и одобрительно покачал головой.
– А знаешь, ничего так. Прям как газировка идет, – он повернул голову, посмотрел на Славу, – сколько тут градусов то?
– Пять.
– Да ладно! Вообще не чувствуется. Макс, попробуй.
– Ни хрена себе, она сладкая, – сделал я всего глоток, – Не, после пива уже не то.
– Ну, так вот, к твоей теме. – Антон поставил стакан и облокотился на стол, – Не можешь ты любовь показать. Что с родными, что с друзьями, что с девушкой. Будто если любишь кого – слабый. И знаешь, я-то, Бог с ним. Мы с тобой еще с яслей. Я тебя как облупленного знаю, – он опять поднес стакан ко рту, – Но, вот другим, чтобы понять кто ты на самом деле, нужно время. И не все хотят его на тебя тратить. И еще… Все же, знаешь… надо было тебе хоть ей сказать правду. Ладно, родные не одобряют, но она то! Она хоть раз тебе по поводу этой истории выносила мозг?
– Да нет… Не в этом дело… Просто так получилось… – я тоже сделал глоток и направил взор в стол. – Заврался я.
Антон прислонился к спинке дивана, и сложил руки на груди.
– Ну, вот брат, теперь знаешь цену лжи. И что еще хотел сказать… по теме общества… Ах, да… Общество – оно сейчас такое. Не носишь маски, не создаешь себе имидж, не пытаешься из кожи вон вылезти, чтобы кому-то понравиться – значит, ты никто, и общаться с тобой – смертный грех. Ха-ха. Совсем как на зоне.
– Ну, спасибо… – меня слегка задел такой юмор.
Антон в свою очередь, понял, что сморозил очень дерьмовую шутку.
– Да не, не, я не в том смысле… Да не опущенный ты! Ну что ты в самом деле! Бабла куча! Ездишь вон, на мерсе! – он взглянул за окно, на мою дорогую машину, – Бабы у тебя! Каждый день одна лучше другой! В Америку летишь завтра! А на меня вон посмотри! До конца дней, по-видимому, буду на этом заводе сраном батрачить…, – Антон сделал еще глоток и покачал головой, – Мне бы твои проблемы, Максим!
Напротив было большое панорамное стекло заведения. Я увидел на улице очень низкого роста мужичка. Тот, еле держась на ногах, вытянул руку вверх, и кулаком, одобрительно махал кому-то в сторону. Через секунду к мужику подбежали два подростка. Они радостно приветствовали этого пьянчугу. Из карманов парни принялись вытаскивать мелочь, дабы всучить алкашу. На лице одного из них была приличная такая борода с усами. Одет этот персонаж был в осеннюю ветровку и клетчатые штаны. На другом же, был плотный, зеленый бомбер и мешковатые джинсы. Через пару секунд они оба зашли в бар. Нос того, что в зеленой куртке, покраснел. Не от холодной ночи за окном. Оба молодых человека были сильно пьяны. Парень с бородой снял куртку, положил ее на диван за соседним столиком, и подошел к барной стойке.
– Знаешь, может ты и прав, – я все глядел на мужичка за окном. Рост у него был точь-в-точь, как говорят, метр с кепкой. На торсе располагалась толстенная телогрейка с нашивкой «Мосводоканал», а по старым, выцветшим треникам, можно было предположить, что он бомж.
– Конечно, прав! Только мы чего-то немного не туда крутим, – Антон потянулся к пластиковой коробочке на столе, там лежала закуска. Он посмотрел на мое запястье, – Часы так и не отдал?
– Неа. Вчера даже дверь не открыла.
– Вот ты сам ответь на вопрос: любишь ты ее или нет?
Я тяжело вздохнул, и тоже взял копченый сыр из пластиковой тары.
– Да люблю, люблю… Она мне как сестра уже. Вечно возится со мной, помогает, когда я даже не прошу. В другом дело…
– В том, что ты бабник? – Антон ухмыльнулся.
– Да нет…, – уйдя в раздумья, я выдержал небольшую паузу, – Ну да, я люблю женщин! И что тут такого? А Даша мне как родная просто. Не могу я уже с ней, понимаешь?
– Ха-ха, мужик, это и есть любовь. – Антон допил до дна голубую жидкость из стакана, и налил себе еще, – Подумай над этим. Она-то к тебе вернется, я уверен. Это всего лишь вопрос времени. Женщины – эмоциональные существа. Побесится пару дней и сойдетесь. Главное, чтобы ты был готов к этому.
Я хотел перебить Антона, но он резко продолжил:
– Даже не начинай, Макс! Ты не ценишь того, что у тебя есть. Она любит тебя всем сердцем, и со стороны это заметно еще лучше, поверь. Все эти крашеные куклы, силиконовые шлюхи, никто из них тебе не подарит столько любви, сколько готова дать она.
Я, молча соглашался со всем, о чем мне говорил лучший друг. Когда он закончил, я посмотрел сначала на часы, затем на синеватую жидкость в стакане Антона, и принялся одеваться.
– Ладно… Пойдем, вон лучше, на улице допьем, – бросил я взгляд на голубой стакан – а то сидим с тобой тут, как два… педика.
Мы оба ухмыльнулись, накинули верхнюю одежду, забрали бутылку «Голубой лагуны», и вышли из заведения.
III
Помню, мы долго гуляли по центру Москвы с Антоном, отмечали мое повышение до младшего лейтенанта (тогда я еще работал в полиции. Пошел по стопам отца, так сказать).
Потом, зашли в какой-то ночной клуб. Антон пошел к бару догнаться, а я заметил в VIP-зоне двух молоденьких близняшек. Они сидели за круглым столом с еще какими-то людьми, что-то там отмечали. Всего их было человек восемь. Корпоратив.
Сестры были одеты почти одинаково: розовые укороченные косухи, мини-юбки – на одной черная, на другой серая; темные чулки с кружевами, обувь на высоких каблуках. Да даже чехлы на телефонах у них были одинаковыми. Только разного цвета. Густые темные волосы девчонки уложили в одинаковые прически. Лица обеих скрывали завитые локоны. Прямо две куклы одинаковые. Одна чуть полнее другой, но в меру. Только так их, наверное, и отличали. По весу.
Две барышни дико скучали, это было заметно невооруженным глазом. Время от времени то к одной, то к другой, подкатывали из их компании, но девочки их не замечали. Тогда-то я сразу понял, что они – мой уровень. Но, не всегда всё идет по плану. Даже у меня бывают проколы. Если вы думаете, что профи не допускают ошибок, вы ошибаетесь. Это жизнь, не кино. На ошибках мы как раз учимся и многое осваиваем.
VIP-зона была на втором этаже. Я поднялся, пересел за соседний столик, и, начал наблюдать. К близняшкам, на диван, подсел парень, все из этой же компашки. Белобрысый, спортивный, с модной прической. По бокам все выбрито, а на макушке неопрятный чуб поставлен. Красивый, точно с обложки какого-то журнала. Часы – Rolex, это я сразу заметил. Бордовая рубашка с дорогими запонками, две верхние пуговицы не застегнуты. В общем, настоящий такой «альфа». Я уже хотел было поставить на него. Думал, что вот этот-то хотя бы одну, да подцепит. Да и девочки на него так смотрели. Нравился он им.
Музыка в клубе играла громко, поэтому он пододвинулся к самой ближней, и на ухо заорал ей: «Ты ведь с сестрой к нам год назад только пришла?» – близняшка кивнула, и все еще в надеждах улыбалась. – «А знаешь, кто до вас был на этом месте? Два брата-близнеца. Ха-ха. Честно! Сейчас расскажу…». Обе девчонки закатили глазки и снова уставились в телефоны. Через пару минут парень осознал, что общался все время сам с собой. Он встал из-за столика и с кислой миной удалился к барной стойке. Я посмеялся, встал и пошел за ним. Хотел догнать бедолагу, и поставить его «на правильный путь». Указать на ошибки, объяснить, что он делает не так. Мне кажется, это мое призвание – помогать мужчинам в таких ситуациях. Точно видел, что он направился к бару, но, когда я подошел, его там не было. Долго стоял, глазами искал его. Потом заказал «Лонг-Айленд», и пошел обратно, на второй этаж. Сел за тот же столик напротив. Облокотился на спинку стула, и смотрел на близняшек, потягивая коктейль из трубочки. Та, что похудее, на секунду оторвалась от смартфона, взглянула на меня. Я подмигнул и улыбнулся. Она испугалась, и резко бросила взгляд обратно в смартфон. Наверное, подумала, что это я не ей. Затем, через минуту, еще раз посмотрела в мою сторону. Обернулась, позади себе никого не обнаружила, тогда и поняла, что все это время, я глазел на нее. Близняшка, толкнула рукой сестру, та тоже на меня посмотрела, и мило засмеялась. Головой, я подал знак, мол, пойдем к бару. Они обе кивнули мне в ответ, по губам их я прочел: «Одну минуту».
