К. В. Лукашевич
Из деревни…
VII
Как-то раз вечером Акуля в своей чистенькой кухне, нагнувшись к лампе, штопала детские чулки.
В кухню вошла Леночка с озабоченным, деловым видом; в руках у нее были книжка и тетрадь.
– Слушай, Акуля, – сказала она, – хочешь, я буду учить тебя читать и писать? Право! Бабушка говорит, что это будет даже очень хорошо, и ты сама потом будешь рада…
– Да чтой-то, Ленушка, да нешто я пойму?! Ой, да нет, милушка! Наука-то… она мудреная.
– Какая ты смешная, Акуля! Ничего нет мудреного. Если постараешься, живо выучишься…
– Ой, да поучи, поучи, милушка… Ясная ты моя, заботница.
Девочка, немножко сконфузившись, расположилась у кухонного стола с книгою и тетрадкою. Она приняла очень серьезный вид и сказала:
– Перекрестись, Акуля! Девушка перекрестилась.
Девочка дала Акуле в руку указку и открыла книгу.
– Ну, теперь начнем. Вот смотри: это буква «У»… Повтори!
– У, у, у, у, – повторяла Акуля.
– Отыщи мне затем в книжке еще «У». Отлично. Ну, еще… Молодец! Теперь, буква «С». Повтори!
Акуля старательно тянула: «С-с-с-с-с».
– Отыщи мне в книге… Умница! Видишь, ты какая понятливая, Акуля! Как же вместе будет «У» да «С»?
Акуля этого не знала.
– Вместе будет ус, ус; повтори.
Акуля закрылась передником и рассмеялась.
– Когда учатся, то смеяться нельзя… Не смейся, Акуля, – серьезно заметила молоденькая учительница.
– Я думала, ты взаправду меня учить станешь, Ленушка… А ты смешком, да разве она такая наука-то?
– Ну, Акуля, я на тебя рассержусь и не стану учить… Ты должна меня слушаться! Я ведь знаю, как надо учить.
– Ну, ин ладно, не гневайся; ус, так ус… Что ж дальше-то?
Каждый вечер Леночка приходила на кухню и занималась с Акулей.
И смех и горе было с этим ученьем. Иногда учительница бывала в восторге от своей ученицы:
– Ты умница, понятливая, Акулина! Я очень тобой довольна! Вот сколько ты знаешь! – говорила она улыбаясь.
В другой раз требовалось вмешательство бабушки, которая, придя на кухню, заставала и учительницу и ученицу в слезах.
Малютка Валя глядела на них с недоумением и тоже готова была заплакать.
– Обе плачут!.. – говорила она бабушке, разводя руками.
– Она такая непонятливая! Говорю, говорю, точно в стену горох бросаю, ничего повторить не может… Я ей сегодня двадцать раз показывала и руки ее держала… Посмотрите, бабушка, какие каракули пишет! Разве это буквы?! – всхлипывая, рассказывала Леночка.
– Она, наука-то, мудреная… У меня и рука на эту букву не сгибается… – сквозь слезы оправдывалась ученица.
– Эх, ты, учительница! Терпения-то у тебя мало! Хороши же будут успехи твоих учеников, если ты будешь волноваться и плакать! У Акули руки грубые, жесткие, ей трудно учиться писать… Надо сдерживать себя, деточка…
Леночка вспыхивала, как зарево.
– Ну, Акуля, милая, постарайся написать «Ж» получше… Ты потихонечку… – кротко продолжала она урок.
Раз Акуля, пришедши из лавки, сказала девочкам:
– Знаете, барышни, какая облизьяна в Питер приехала? – Все равно как баба. Очень занятно все про нее прописано…
– Кто тебе сказал, Акуля? – спросила Леночка.
– Я сама прочла. Такой билет про нее на заборе вывешен.
– Бабушка, бабушка! Вы только подумайте, милая, какая радость! Уже наша Акуля сама на улице объявления читает!!! – с восторгом кричала Леночка, как стрела, примчавшись к бабушке в комнату.
VIII
Три года прожила Акуля спокойно и счастливо у Анны Петровны.
За это время она съездила в деревню и написала оттуда письмо, которое все состояло из поклонов и только в конце было прибавлено: «Стосковалась без памяти, скоро приеду».
Леночка была очень рада, что получила от своей первой ученицы письмо.
– Вот и хорошо, что выучила ее писать! Ведь, право, недурно написала она, бабушка? – с гордостью говорила девочка.
Акуля приехала и со слезами радости бросилась целовать дорогих барышень и руки старой барыни.
– Стосковалась!.. Вот как стосковалась! Валюшу все во сне видела, – говорила она.
– Я тебя все ждала, Акуля. Тоже скучала, – прижимаясь к ней, шептала Валя.
– Что, Акулинька, довольна была, что умеешь писать? – спрашивала Леночка.
– Наши-то подивились, деревенские… Одолели меня – кажись, поболе пяти писем написала, – улыбалась Акуля.
Леночка была довольна.
– Вот вам гостинчиков, мои желанные! Не побрезговайте. Вот ягод, яичек свеженьких, творожку деревенского. Покушайте-ка на здоровье. А вот штучка холста. Это вам, барынька за то, что моих кралечек берегли…
Анна Петровна рассмеялась и сказала:
– И с чего ты взяла, что я берегла «твоих кралечек»? Я их тут высекла, без обеда оставила… Ну спасибо, Акуля, за гостинцы… Только зачем так много?..
Девочки обнимали то свою милую бабушку, то приехавшую Акулю. Все были веселы.
Однако жизнь не всегда течет ровно, спокойно и счастливо. Посылаются тяжелые испытания, бывает горе, и надо их переносить кротко и терпеливо. Жизнь прекрасна, и каждый человек может быть нужен, полезен другому, может быть любим и счастлив.
В нашей знакомой семье случилось страшное несчастье: точно гроза налетела и все разбила, все перевернула.
Неожиданно для всех скончалась бабушка Анна Петровна.
Не по-детски горевала Леночка, ходила как потерянная, похудевшая, бледная, то молчала целыми днями, то горько, неудержимо рыдала… Плакала и Валя. Не осушала глаз от слез и Акулина.
В квартиру покойной Анны Петровны переехали какие-то дальние родственники, муж с женой, люди суровые, молчаливые, стали они распоряжаться по-своему, стали хлопотать поместить девочек в институт.
Девочки притихли: чужды им были эти строгие родственники, которых они почти не знали. Только с Акулей украдкой отводили они душу.
– Акулинька, милая, у нас теперь никого близких нет на свете, – говорила Леночка и, упав головой на стол, горько рыдала.
– Милая, Ленушка, не томи себя… А я-то? Да нешто я вас покину… И не думай, горькая ты моя! – тихо, сквозь слезы утешала Акулина девочку, гладила ее по голове, обнимала; брала на руки Валю и крепко прижимала к себе. Та в слезах засыпала у нее на руках.
– Бабушка любила тебя, Акуля… Какая она была хорошая, добрая!.. И вот нет ее… – Леночка вскрикивала и хваталась за голову.
– Не плачь, Ленушка… Не горюй, лапушка. Бабушке тяжело на том свете, коли ты так убиваешься… Ты еще маленькая, а жизнь велика… У тебя вон Валюша на руках… Бабушка, поди-кось, немало горя видела, терпела, вас растила…
– Я не буду, Акулинька. Я буду все делать, как бабушка любила. Правда твоя. Валюша еще глупенькая… Я буду беречь ее, бабушка с неба увидит и станет радоваться на нас. Я не буду плакать.
– Господь не оставит сирот! Все обойдется, моя ласковая… И людей хороших повстречаешь… Пожалеют они вас, как и вы меня, помнишь, пожалели. Не плачь, не труди ясные очи! – так утешала Акуля дорогих девочек.
Прошел день, и родственники стали снаряжать Леночку и Валю в институт.
Заливались слезами девочки, расставаясь с Акулей, покидали милую квартиру, где им всем так хорошо, счастливо жилось.
Леночка так и замерла, охватив Акулю за шею.
– Приходи… Навещай… Не забывай… – шептала она, целуя девушку.
– Молчите, знаю… Ох, мои родимые!.. Ох, милые… Знаю сама! – растерянно твердила Акуля, прижав девочек, словно боясь выпустить их… Валю насильно оттащили от нее.
Девочек увезли в институт.
Акулина поступила на новое место. Она ходила сначала, как во сне, и все ее мысли были там, в каком-то институте, с ее бесценными барышнями. Много бессонных ночей провела она, вспоминая свою хорошую жизнь, и горячо молилась о Ленушке и Валюшке, поминала покойную барыню.
