Клиффорд Саймак
Мастодония
По пути к лагерю Бен указал на небо:
– Гляньте!
Я увидел вдалеке стаю птиц, штук сто черных точек, летевших на восток. Навел на них бинокль и, хотя в окулярах птицы остались относительно маленькими, с полной уверенностью заявил:
– Птерозавры. Где-то рядом большая вода.
Когда мы повернули обратно, до заката оставалось около часа. На полпути мы встретили группу из шестерых струтиомимов. Завидев нас, они замерли и приготовились к бегству.
– Подержи-ка.
Бен сунул мне крупнокалиберное ружье и скинул с плеча охотничью винтовку. Струтиомимы уже дали деру и удалялись от нас размашистыми прыжками, слегка покачиваясь на бегу. Бен поднял оружие, прицелился, винтовка щелкнула сухо и зловеще, и один из бегущих динозавров сделал сальто, шлепнулся на спину и засучил в воздухе длинными и стройными лапами.
– Ужин, – усмехнулся Бен, закинул на плечо охотничью винтовку и потянулся за слонобоем. – Сняли?
– Сняла, – торжественно подтвердила Райла. – Все на пленке. Первый динозавр, погибший от пули.
– Да что вы говорите! – Бен усмехнулся шире прежнего.
Мы приблизились к туше. Бен прислонил к ней здоровенное ружье, выхватил из поясного чехла охотничий нож и велел мне:
– Тяни его за ногу.
Держа в одной руке ружье, другой я схватил убитого динозавра за лапу и потянул, а Бен сделал несколько хирургически точных надрезов вокруг ляжки, после чего сказал: «Сойдет», ухватился за нее обеими руками и резко крутанул. Лапа отделилась от туши, но все еще держалась на мышечных лоскутах. Дважды взмахнув ножом, Бен довершил начатое.
– Я понесу окорок, – сказал я, – а ты бери мое ружье.
– Могли бы и вторую ногу прихватить, – хмыкнул он, – но хватит нам одной. Не вижу смысла запасаться мясом. Только испортится.
– С чего ты решил, что оно съедобное? – спросил я.
– Не отравимся, – ответил он. – Если будет невкусно, выбросим и поджарим бекона.
– Ничего мы не выбросим, – сказала Райла. – Из этого окорока выйдет отличный ужин.
– Откуда такая уверенность? – спросил я.
– Ну… ты же не станешь спорить, что курятина нас вполне устраивает?
– Я, наверное, чего-то не понимаю, – сказал Бен, – но разве куры как-то связаны с динозаврами?
– Они близкие родственники. Самые близкие, если говорить о нашей эпохе. Прямые потомки, хотя с некоторой натяжкой.
Действительно с натяжкой, мысленно согласился я, но вслух ничего не сказал. В конце концов, отчасти Райла права. Раз уж я возложил свое мнение насчет теплокровности на жертвенный алтарь всеобщей гармонии, то и о курах, наверное, лучше помалкивать.
Выбрасывать мясо не пришлось. На вкус оно оказалось неплохим, чем-то напоминало телятину, но с оригинальным сладковатым привкусом, и мы наелись до отвала.
Покончив с готовкой, подкинули в огонь дровишек и сели у костра. Бен открыл бутылку виски и плеснул по паре капель в кофейные чашки.
– По чуть-чуть. Охотничий коктейль, чтобы погреть нутро и расслабиться.
Он раздал нам чашки, а бутылку предусмотрительно спрятал.
Мы потягивали кофе, и мир был прекрасен: уютный костер, отснятая пленка… Полный порядок. Даже говорить не хотелось: за целый день беготни мы слишком устали, чтобы разговаривать.
В подросте кто-то шуршал и попискивал.
– Млекопитающие, – сказала Райла. – Бедняжки-шуршунчики, весь день прятались от ящеров…
– Почему это «бедняжки»? – осведомился Бен. – Все у них будет хорошо. Динозавры вымрут, а шуршунчики останутся.
– Это как посмотреть, – ответила Райла.
– Так, пора на боковую. Первый караул с меня, – расщедрился Бен. – Эйза, разбужу тебя… – Он глянул на хронометр. – Проклятье! Показывает четыре часа. Ну да, конечно, наше время тут не годится. Ладно, разбужу, когда на часах будет восемь.
– Про меня не забудьте, – напомнила Райла.
– Вы лучше спите, – сказал Бен, – а мы с Эйзой посторожим лагерь.
Погода стояла славная, и ночевать решили не в палатках, а на свежем воздухе. Расправили спальники и улеглись. Довольно долго мне не спалось, хоть я и старался уснуть: завтра предстоял трудный день. Бен какое-то время сидел у костра, а потом взял тяжелое ружье и направился к опушке рощи, где продолжалась какая-то возня. Млекопитающих пискунов, подумал я, тут гораздо больше, чем можно представить.
– Эйза, ты спишь? – спросила Райла.
– Пока нет. А ты спи, – посоветовал я. – Набирайся сил.
Больше она ничего не сказала. Я же старался задремать и наконец преуспел в этом начинании, а потом, наверное, глубоко уснул, поскольку в следующий миг Бен уже тряс меня за плечо. Я отбросил одеяло, встал и спросил:
– Что-то не так?
– Все нормально, – ответил он. – Скоро рассвет.
– Засиделся ты в дозоре. Почему раньше не разбудил?
– Я бы не заснул, – сказал Бен. – Столько впечатлений! Но теперь усталость накатила. Может, и посплю. В твоем спальнике, если ты не против. Не вижу смысла раскатывать третий.
Он сбросил ботинки, залез в спальный мешок и накрылся одеялом, а я подошел к ярко пылавшему костру. Должно быть, Бен подбросил дров, прежде чем разбудить меня.
Ночь стихла: ни шорохов, ни попискиваний. Было темно, но в воздухе пахло скорым рассветом. Неподалеку от рощи кто-то зачирикал. Наверное, птица – вернее, птицы, поскольку чирикали они на разные голоса.
Я сунул ружье под мышку, вышел из рощи и стал обозревать окрестности, едва освещенные бледным серпом луны.
Все вокруг замерло, но спустя несколько минут я разглядел на узкой полосе прибрежной низины какое-то движение. Пауза, снова движение. Я не мог разобрать, что там происходит, но знал, что глаза вот-вот привыкнут к темноте.
Минут десять спустя мне показалось, что по низине бродят какие-то темные сгустки. Я смотрел во все глаза. Образы остались прежними, но к ним добавились мимолетные отблески, краткие отражения скудного света луны на движущихся пятнах. Чириканье не утихало – напротив, становилось все громче и разнообразнее; и мне подумалось, что звук идет из прибрежной низины, а потом я понял, что это вовсе не чириканье, а какой-то новый незнакомый звук, не имеющий названия. Я готов был поклясться, что его издают те самые темные сгустки.
Присел на корточки, напряг зрение, но почти ничего не видел – одни лишь темные пятна, которые то двигались, то замирали, но в целом оставались на том же месте.
Не знаю, сколько я так просидел, но довольно долго: никак не мог насмотреться на шевеление в низине. На востоке занялась зарница, за спиной подала голос заспанная птаха, и я обернулся взглянуть на рощу, а когда снова посмотрел в низину, темные кляксы обрели очертания, и теперь я видел, что они крупнее, чем представлялись. Существа бродили у реки – не все сразу, но парами или поодиночке, делали два-три шага и замирали, а позже их соседи тоже переходили с места на место.
Глядя на них, я подумал, что так пасется скот, и немедленно смекнул, чем заняты эти создания, кем бы они ни оказались: передо мной было стадо динозавров, и они преспокойно паслись в прибрежной низине, будто самые обыкновенные коровы.
То ли из-за этой догадки, то ли из-за того, что невидимое до сей поры солнце засветило чуть ярче, я сообразил, что смотрю на гурт трицератопсов, а чуть позже различил характерные костяные воротники и белые нацеленные вперед рога, росшие прямо над глазницами.
Я встал – медленно, осторожно, даже осторожнее, чем надо, поскольку вряд ли спугнул бы их с такого расстояния, – и вернулся в лагерь; опустился на колени подле Райлы, потряс ее за плечо, и она сонно пробурчала:
– Ну что еще?
– Проснись, – сказал я. – Только тихо. Не шуми. Там стадо трицератопсов.
Она, до конца не проснувшись, выбралась из-под одеяла:
– Трицератопсы? С рогами и так далее?
– Говорю же, их там тьма-тьмущая. Целое стадо в низине у реки. Пасутся, словно бизоны.
Бен уселся и стал тереть кулаками глаза:
– Что стряслось?
– Эйза заметил трицератопсов, – сообщила ему Райла.
– Это у которых рога изо лба растут?
– Вот именно, – подтвердил я.
– Здоровенные, – сказал Бен. – В Музее наук в Сент-Поле есть такой скелет, видел его пару лет назад. – Он поднялся на ноги и взял ружье. – Ну что ж, пойдемте смотреть трицератопсов.
– Слишком темно, – возразил я. – Подождем до утра. И для начала позавтракаем.
– Ну, не знаю, – сказала Райла. – Вдруг они уйдут? Говоришь, там целое стадо? Настоящие трицератопсы, а не та мелочь рогатая, которую мы уже видели?
– Большие, – кивнул я. – Насколько большие, я не рассмотрел, но приличные. Ступайте поглядите, а я пожарю яичницу с беконом. Как будет готова, принесу вам поесть.
– Только осторожнее, – предупредила Райла. – Не греми посудой.
Потом они ушли, а я поставил на угли кофейник, откопал в запасах провианта бекон и яйца и занялся готовкой. Пока ходил туда-сюда с тарелками и чашками кофе, заметно посветлело, но трицератопсы оставались в низине.
– Ты хоть раз в жизни видел такую красоту? – спросила Райла.
И не поспоришь. Зрелище было завораживающее. Вся низина длиной в пару миль была покрыта трицератопсами, деловито жующими траву и приземистый подрост: некоторые – совсем юные, не больше кабанчика, другие – покрупнее (наверное, годовики), а остальные – взрослые особи. С нашего места казалось, что они не меньше пяти футов ростом, а длиной футов двадцать, если считать вместе с хвостом. Из-за массивных костяных воротников их головы выглядели не то что большими – огромными. Трицератопсы не переставали умиротворенно чирикать.
– Как бы к ним подобраться? – спросил я.
– Идем, но помедленнее, – ответил Бен. – Не делая резких движений и не издавая ни звука. Если они нас заметят, остановимся. Как перестанут смотреть в нашу сторону, двинем дальше. Так что наберитесь терпения. Райла посередине, мы с тобой по бокам. Если они ломанутся в нашу сторону, Райла отступает, а мы держим оборону.
Мы доели яичницу, побросали на месте тарелки с кофейными чашками, не трудясь отнести их обратно в лагерь, и стали подкрадываться к реке, хотя в наших действиях не было никакой секретности, поскольку мы шли в полный рост.
– Ничего не понимаю, – сказал я. – Мы же как на ладони.
– Если подберемся тайком и застанем этих тварей врасплох, они испугаются, – возразил Бен, – а так рассмотрят нас хорошенько и, хотелось бы верить, придут к выводу, что у нас не слишком опасный вид.
Поэтому мы медленно, по нескольку шагов зараз, шли к реке и замирали, когда трицератопсы отвлекались от поедания травы и смотрели в нашу сторону. Похоже, Бен оказался прав и динозавров не беспокоило наше присутствие.
Пару раз мы останавливались, чтобы Райла могла заснять панорамный вид, а когда оказались в пятидесяти ярдах от стада, нас наконец заметили. Две громадины перестали жевать, развернулись, вскинули голову, наставили на нас страшные рога и грозно защелкали кривыми клювами.
Мы остановились. Я слышал, как слева стрекочет камера, но не отводил глаз от динозавров. На всякий случай приподнял ружье: одно движение – и приклад взлетит к плечу. Странное дело: поначалу оружие было непомерно тяжелым, но теперь казалось невесомым.
Чириканье стихло. Ни звука. Динозавры, стоявшие ближе к реке, подняли голову и уставились на нас. Стадо перешло в режим боевой готовности.
– Пятимся, – тихо скомандовал Бен. – Потихоньку. По шагу зараз. И осторожнее, не споткнитесь.
Мы попятились.
Одна из громадин ринулась к нам, я вскинул ружье, но зверюга тут же остановилась и свирепо затрясла чудовищной башкой.
Мы продолжали отступать.
Вторая громадина рванула вперед и замерла, в точности как первая.
– Блефуют, – сказал Бен, – но лучше не нарываться. Не останавливайтесь.
Слева от меня урчала камера.
Двое динозавров смотрели на нас, не сходя с места. Когда мы отступили на сотню ярдов (может, чуть больше), звери развернулись и потрусили обратно к стаду, а остальные переместились к кормежке.
– Пронесло, – с облегчением выдохнул Бен. – Мы подобрались слишком близко.
– Но кадры отменные, – опустила камеру Райла. – То, что нужно.
– Ну что, интересное получится кино? – спросил я.
– Похоже на то, – сказала она.
– В таком случае давайте возвращаться.
– Но спиной не поворачивайтесь, – напомнил Бен, – продолжайте пятиться.
Поэтому еще какое-то время мы шагали задом наперед, а потом все же пошли нормально по направлению к лагерю под дружное чириканье трицератопсов. Все вернулось на круги своя: чужаков отогнали и стадо занялось своими делами.
– Откуда ты знал, что к ним можно подойти в полный рост? И как предсказал их поведение?
– Не предсказал, а предположил, – поправил меня Бен, – что они поведут себя примерно как животные нашего времени.
– Но ни к лосю, ни к горному козлу так запросто не подойдешь, – возразил я.
– Конечно. Может, к ним вообще никак не подойдешь. Они уже знают, кто мы такие, и не подпускают к себе людей. Но в непуганом прошлом к стадным животным можно было приблизиться вплотную. К примеру, первые охотники за слоновой костью без проблем подходили к африканским слонам, а на Диком Западе, пока охота за шкурами не стала массовым явлением, можно было подступиться к стаду бизонов. Но существует невидимая черта, которую лучше не пересекать. Старые охотники умели рассчитать, где она проходит.
– И мы пересекли ее?
– Вряд ли, – покачал головой Бен. – Приблизились к ней, и нам дали понять, что будет дальше. Переступи мы эту черту, все стадо пошло бы в атаку.
Райла издала предупреждающий возглас, и мы замерли.
– Слышите? – спросила она. – Чириканья как не бывало.
Обернувшись, мы поняли, в чем причина столь внезапной тишины.
В четверти мили от нас к стаду спускалось страшилище, и у меня перехватило дух, ибо нам явился старина-тирекс собственной персоной. Художники двадцатого века изображали его несколько иначе, но вполне сносно, не оставляя пространства для сомнений.
На груди у него болтались жалкие, нелепые сморщенные передние лапки, а задние лапы, огромные, мускулистые, заканчивающиеся широкими когтистыми ступнями, двигались с тщательно продуманной неторопливостью, пожирая пространство, толкая тяжеловесное злобное существо вперед с неудержимой силой. Но ужаснее всего была голова: она покачивалась в двадцати футах над землей и по большей части состояла из челюстей с шестидюймовыми клыками, блестевшими в свете раннего утра. Под нижней челюстью имелся замысловатый подгрудок, о котором не подозревали наши художники, и этот радужный вырост был чудовищно красив, переливался на солнце всевозможными цветами: фиолетовым, желтым, голубым, красным, зеленым – эти оттенки беспрестанно сменяли друг друга, и мне вспомнился витраж, однажды увиденный в старой церкви, но что это была за церковь, я припомнить не мог и даже рассердился на себя за столь вопиющую забывчивость.
Заурчала камера. Я, шагнув вперед, встал между Райлой и страшилой-великаном и краем глаза заметил, что Бен сделал то же самое.
– Тираннозавр, – приговаривала Райла себе под нос, будто читала молитву, – батюшки-светы, настоящий тираннозавр!
Трицератопсы отвлеклись от поедания прибрежных трав. Перед стадом выстроились крупные самцы: стоя едва ли не плечом к плечу, они образовали живой щит, набычились, подняли костяные воротники, выставили рога и смотрели, как к низине приближается хищник.
Тираннозавр двигался под углом к нам и теперь оказался гораздо ближе, чем когда мы впервые увидели его. Он остановился и замер в нерешительности – должно быть, понял, что трицератопсы готовы дать отпор. Самые крупные особи были вполовину меньше тирекса, но костистые отростки достали бы ему до брюха. Да, он успеет искалечить одного-двух рогачей безжалостными челюстями, но его выпотрошат, прежде чем он доберется до остальных.
Тираннозавр балансировал на мощных задних лапах, помахивал над землей массивным хвостом и поводил тяжелой мордой, словно выискивая безопасный угол атаки.
Затем, должно быть, приметил нас: крутанулся на одной лапе, выбросил вперед вторую и с разворота помчался в нашу сторону, с каждым шагом приближаясь футов на двенадцать. Я вскинул ружье и не без удивления понял, что руки мои не дрожат. Когда требуется сделать дело, мы зачастую справляемся лучше, чем рассчитывали. Сперва я прицелился выше передних лап, этих крошечных грудных отростков, но по размышлении чуть опустил ружье и навел его туда, где, по моему разумению, находилось сердце. Приклад ударил в плечо, но выстрела я не слышал. Нащупал пальцем второй спусковой крючок, но оказалось, что в новом выстреле нет никакой надобности, поскольку тираннозавр уже пятился и одновременно заваливался на спину. Краем глаза я увидел Бена и его ружье, ствол которого курился пороховым дымком, и понял, что мы выстрелили почти одновременно и две тяжелые пули покончили с чудищем раз и навсегда.
– Берегись! – крикнула Райла, и одновременно с этим возгласом я услышал грохот слева, развернулся и увидел, что на нас прет второй тираннозавр.
Он был гораздо ближе, чем хотелось бы, и уже развил нешуточную скорость. Рявкнуло ружье Бена, зверь оступился и соскользнул по склону, но пришел в себя и вернулся на прежний курс, а я нутром почуял, что теперь все зависит только от меня: Бен отстрелялся, а у меня остался только один патрон. Тираннозавр уже пригнулся и отвесил нижнюю челюсть, так что в корпус не попасть…
Времени на раздумья не оставалось. Даже не знаю, как я справился, – по всей видимости, то был примитивный рефлекс, естественный оборонительный инстинкт. Я прицелился в центр раззявленной пасти и спустил курок. Голова динозавра (она была прямо передо мной и чуть выше) разлетелась на куски, а тело шмякнулось оземь: я отчетливо услышал гулкий шлепок и ощутил ногами вибрацию, когда восьмитонная туша завалилась на бок в каких-то тридцати футах от меня.
Бен (спасаясь от верной смерти, он бросился на траву) уже вставал, одновременно заряжая ружье. За спиной у меня стрекотала камера.
– Ну, – сказал Бен, – теперь хоть знаем, что эти сволочи охотятся парами.
Второй динозавр был мертв, что неудивительно, ведь его голова рассталась с телом. Он еще бился в конвульсиях, исступленно рассекая воздух когтистой задней лапой. Первый пробовал встать, но всякий раз падал на спину. Бен подошел, пустил третью пулю ему в грудь, и тирекс обмяк, превратившись в груду мяса.
Райла медленно спускалась с холма, снимая мертвых тварей крупным планом и под разными углами, после чего выключила и опустила камеру. Я перезарядил ружье и сунул его под мышку.
Бен поднялся ко мне:
– Осмелюсь доложить, давно я так не нервничал. Еще немного – и тот, второй, растоптал бы меня, если бы ты не выстрелил ему в голову. Если бы не отстрелил его дурацкую башку.
– Ну а что оставалось делать? – спросил я.
Я не хотел показаться самодовольным, но не мог объяснить ему, что мною овладел первобытный инстинкт самосохранения, что именно этот инстинкт, а не человек по имени Эйза Стил отстрелил тираннозавру его дурацкую башку. Я не мог объяснить этого даже самому себе.
– У второго, однако, голова в целости и сохранности, – продолжил Бен. – Надо бы оттяпать ее и принести домой. В качестве доказательства.
– Доказательств у нас хватает, – сказал я. – Вернее, не у нас, а у Райлы.
– Ну, наверное, – засомневался Бен, – но все равно жалко. Если согласишься продать, такая голова, да на красивой подставке, принесет кучу денег.
– Она весит несколько сот фунтов, – заметил я.
– Вдвоем мы…
– Нет, – отрезал я. – До колышков шагать две мили, а то и больше. Пора уходить.
– Но почему?
– Потому что здесь пятнадцать тонн мяса, – я кивнул на мертвых динозавров, – а к вечеру останутся одни кости. Вот-вот сбегутся падальщики, каждый чертов мясоед с площади в несколько миль, и я не горю желанием оказаться в эпицентре событий.
– Получилась бы неплохая запись…
– Что у нас с пленками? – спросил я у Райлы. – Ты довольна?
– Сняла каждую секунду, – кивнула она. – Если ребята из «Сафари» посмотрят, как вы застрелили этих монстров, и скажут, что этого мало, я уж и не знаю, как их убедить.
– Вот и хорошо, – сказал я тоном человека, которому не до шуток. – В таком случае пора домой.
– Что, струсил? – усмехнулся Бен.
– Да, струсил. Мы сделали все, что собирались, и уходим, пока есть такая возможность.
– Я тоже думаю, что нам пора, – сказала Райла. – У меня от страха все поджилки трясутся.
Глава 17
Мы вернулись из мелового периода ранним утром понедельника; нынче же была пятница, и за эти четыре дня произошла уйма событий. Вокруг фермы начали ставить ограду, бетонировать высокие железные столбы и приваривать к ним толстую проволочную сетку. По внутреннему периметру копали траншею под кабель для питания прожекторов. Залили фундамент административного здания и начали подвозить пиломатериалы. Мотель Бена рос как на дрожжах. Днем раньше Райла отправилась в Нью-Йорк с рулонами отснятой пленки. Туда же вылетел вашингтонский адвокат Кортни Маккаллан, пожелавший быть на просмотре в «Сафари инкорпорейтед». Пленку собирались проявить в лаборатории «Сафари», дабы новости не покинули офисных стен.
Я в поте лица решал хозяйственные вопросы, и Бен очень мне помогал: связывался с нужными людьми, умолял, выкручивал руки, собирал бригады работяг – по большей части шабашников с окрестных ферм – и подбирал компетентных прорабов. В общем, дело сдвинулось с мертвой точки.
– Смысл в том, – говорил Бен, – чтобы как можно быстрее поставить ограду и административный корпус, пока к нам не лезут толпы любопытных. Когда будет ограда, пусть спрашивают сколько душе угодно, а мы будем показывать им нос из-за сетки.
– Но, Бен, – возражал я, – у тебя своих дел полно. Мотель строить, банком управлять… К тому же у тебя нет прямого интереса в нашем проекте.
– У вас серьезный кредит, и банк наживается на процентах, – отвечал он. – Ты дал мне наводку насчет мотеля, и у меня множество других предприятий. В этих местах я скупил каждый акр свободной земли. Буквально на днях приобрел ферму к востоку от твоей. Старый Джейк Колб заломил цену выше рыночной, но я все равно согласился, и теперь он держит меня за простака, ведь он не знает, что, когда вы запустите проект, стоимость фермы умножится десятикратно. И еще ты сводил меня поохотиться на динозавров. Ту стычку с тирексами я не сменял бы на все сокровища мира и даже приплатил бы за такое приключение. К тому же, насколько я понял, в качестве компенсации за труды вы поделитесь со мной скромным процентом от сделок.
– Давай сперва начнем, – говорил я. – Мало ли, вдруг наш проект загнется на старте?
– Проклятье! – отвечал Бен. – Разве на то есть причины? Это же крупнейшее событие! Весь мир с ума сойдет, от клиентов отбоя не будет! Так что не горячись и посматривай за ходом дел. Понадобится помощь, звони. Поверь, друг мой, все у нас будет хорошо.
Теперь же мы с Хирамом сидели на кухне, разговаривали и попивали пиво. Впервые за неделю мне выдался случай присесть, поэтому я пил пиво, стеснялся, что бездельничаю, и рылся в памяти, выискивая, чем бы еще заняться.
– Чешир, – сказал Хирам, – в восторге от всей этой кутерьмы. Спрашивал про ограду, и я попробовал объяснить: сказал, что, когда ее закончат, надо будет открыть множество дорог во времени. Он очень обрадовался. Ему не терпится начать.
– Но Чешир умеет открывать дороги, когда ему заблагорассудится, разве нет? Может развлекаться со временем хоть круглые сутки – кто ему мешает?
– Если я правильно понял, мистер Стил, он не может открывать дороги ради забавы. Ими надо пользоваться, иначе от них мало радости. Он открыл несколько дорог для Бублика, но удовольствия почти не получил.
– Оно понятно… Хотя Бублик развлекся на славу. Помнишь, как он притащил домой кости динозавра? – Я отправился к холодильнику за следующим пивом. – Тебе взять?
– Нет, спасибо, мистер Стил. Мне пиво не очень нравится. Так, пью за компанию.
– Ты узнавал у Чешира о диаметре тоннелей? Охотникам, наверное, понадобятся грузовики…
– Он говорит, в его тоннели пролезет что угодно.
– А нашу дорогу он закрыл? Не хотелось бы, чтоб на ферму пробрались динозавры.
– Закрыл, – подтвердил Хирам, – как только вы вернулись, и с тех пор эта дорога закрыта.
– Что ж, неплохо.
Я глотнул пива. Приятно было просто сидеть и выпивать.
Кто-то взошел на крыльцо и постучал в дверь.
– Войдите! – крикнул я.
Оказалось, это Герб Ливингстон.
– Бери стул, – скомандовал я. – Сейчас пива принесу.
Хирам встал:
– Мы с Бубликом пойдем осмотримся.
– На здоровье, – разрешил я, – но с фермы не уходите. Позже ты мне понадобишься.
Бублик встал с подстилки в углу и проследовал за Хирамом, а Герб сорвал с банки пива петельку, бросил ее в мусорное ведро и сказал:
– Эйза, ты чего-то недоговариваешь.
– И не только тебе, – ответил я. – Я всем чего-то недоговариваю.
– Здесь творится нечто странное, – продолжил Герб, – и мне надо об этом знать. Да, «Уиллоу-Бенд рекорд» не самая популярная газета на свете, но другой у нас нет, и я уже пятнадцать лет рассказываю людям о событиях местного масштаба.
– Придержи коней, Герб, – сказал я. – Ничего ты от меня не узнаешь. Хоть голос повышай, хоть кулаком по столу стучи, я все равно ничего не скажу.
– Почему это? – осведомился он. – Мы же друзья детства. Знакомы с незапамятных времен. Мы с тобой, Бен, Ларри и остальные. Кстати, Бен в курсе твоих дел. Ему ты что-то рассказал.
– Вот у него и спрашивай.
– Он тоже молчит. Сказал, что с вопросами надо обращаться к тебе. Насчет ограды сперва говорил, что ты надумал норок разводить, но я-то понимаю, что вряд ли тебя интересует норковый мех. Стало быть, причина в чем-то другом. Кое-кто думает, ты нашел на дне провала космический корабль, разбившийся тысячу лет назад. Это так?
– Ты прямо как на рыбалке, – сказал я, – но не надейся что-то выудить. Да, у меня тут деловое предприятие, но преждевременная огласка похоронит весь проект. В свое время ты все узнаешь.
– То есть когда понадобится реклама?
– Можно и так сказать.
– Пойми, Эйза, нельзя, чтобы куш сорвали крупные газеты из больших городов. Нельзя, чтобы кто-то опередил меня с рассказом об этой истории. Чтобы я проиграл на домашнем поле.
– Ты и без того вечно проигрываешь, – заметил я. – Тебя опережают со всеми мало-мальски важными новостями. Ну а чего ты ждал от еженедельника? Ведь события происходят не раз в неделю! Твой профиль – не крупные истории, ведь их не так уж много. Люди читают твой «Рекорд» ради мелочей, чтобы узнать о жизни соседей и местных происшествиях. Взгляни на это под другим углом: если дело выгорит, Уиллоу-Бенд наконец-то появится на карте, а это всем на руку. Откроются новые предприятия, да и ты неплохо заработаешь, потому что в «Рекорд» потекут рекламные доллары, а преждевременной статьей ты запорешь этот шанс – и твой, и мой. Неужели тебе этого хочется?
– Предлагаешь молчать? Не могу. Надо написать какую-нибудь статью.
– Так напиши. Напиши про ограду, мотель Бена, про все остальное. Догадывайся, строй гипотезы – я же не могу тебе запретить, да и не стал бы, ты ведь в своем праве. Напиши, что говорил со мной, а я лишь отнекивался. Извини, Герб, ничего другого предложить не могу.
– Пожалуй, – согласился Герб, – у тебя есть право на молчание. Но я должен был спросить. Должен был слегка надавить на тебя, понимаешь?
– Конечно. Ну что, еще по одной?
– Нет, спасибо. Время поджимает. Вечером номер идет в печать, а статьи еще нет.
Когда он ушел, я какое-то время сидел и стыдился своего поведения. Увы, я действительно не мог ничего рассказать. Понятно, каково ему и каково было бы на его месте любому газетчику. Самое неприятное, что Герб действительно опоздает: следующий номер «Рекорда» выйдет через неделю, а к тому времени новость уже будет во всех газетах.
Но, сказал я себе, чему быть, того не миновать.
Встал, швырнул пустую банку в мусорное ведро и вышел во двор. День клонился к вечеру, но рабочие трудились не покладая рук, и я удивился скорости, с которой росла ограда, потом поискал глазами Чешира, ожидая, что он смотрит на меня с какой-нибудь яблони. В последние дни я часто его видел.
Его поведение изменилось: раньше он прятался, но теперь держался поближе к нам. В тот момент, однако, я не увидел ни Чешира, ни Хирама, ни Бублика, поэтому прогулялся вдоль ограды до того места, где возилась бригада. Постоял, посмотрел, а потом вернулся к дому.
У входной двери был припаркован автомобиль шерифа. В одном из шезлонгов ждал человек в форме. Когда я подошел, он встал и протянул мне руку:
– Шериф Амос Редман. А вы, наверное, Эйза Стил. Бен говорил, что я, скорее всего, застану вас дома.
– Спасибо, что заехали, – поблагодарил я, – но по какому поводу?
– Пару дней назад Бен сказал, что вам нужна охрана, чтобы патрулировать периметр. Не введете ли меня в курс дела?
– Лишь одно скажу, шериф: все в рамках закона.
Он едва заметно усмехнулся неудачной шутке:
– Иного я не предполагал. По-моему, в детстве вы жили в здешних местах. Давно вернулись?
– Чуть меньше года назад.
– И как вижу, планируете остаться.
– Надеюсь.
– Итак, насчет охраны, – сказал он. – Я переговорил с полицейским профсоюзом Миннеаполиса. Ребята сказали, что смогут вам помочь. Когда срезали бюджет, несколько человек лишились работы и готовы поступить к вам на службу.
– Очень рад. Нам не обойтись без обученного персонала.
– У вас тут что, проблемы? – спросил шериф.
– Проблемы? А, вы про зевак…
– Да, про них. По округе расползаются престранные слухи. К примеру, о разбившейся летающей тарелке. – Он внимательно следил за моей реакцией.
– Да, шериф, – подтвердил я, – не исключено, что здесь космический корабль. В лесу, под несколькими тоннами почвы.
– Чтоб меня… – не сдержался он. – Если так, сюда нахлынут туристы. Теперь понятно, зачем вам забор. Скажу заместителям, чтобы присматривали за вашей фермой, как будут мимо проезжать. Если понадобится помощь, вы знаете, как со мной связаться.
– Спасибо. И я предпочел бы, чтобы слухи о космическом корабле покамест не получали официального подтверждения. Надеюсь, вы меня понимаете?
– Ясное дело, – со значением произнес он. – Этот разговор останется между нами.
Телефон зазвонил, когда я входил в дом.
– Где тебя носит? – осведомилась Райла. – Почему трубку не берешь?
– Выходил прогуляться. И не ждал столь скорого звонка. Все в порядке?
– Эйза, не то слово. Сегодня смотрели отснятый материал. Он просто чудо. Особенно тот эпизод, где вы с Беном кокнули двух тираннозавров. Его чуть ли не стоя смотрели, такая прелесть. А чириканье трицератопсов – такое потустороннее, первобытное… Господи, слов не хватает. Неземное, что ли. От него по спине мурашки бегут. Люди из «Сафари» уже на низком старте, но мы не готовы с ними договариваться.
– Не готовы договариваться?! Бога ради, Райла, все затевалось ради этих переговоров, мы ведь жизнью рисковали…
– У Кортни появилась безумная мысль. Он велел мне помалкивать. Сказал, что обсудим все чуть позже. Завтра мы возвращаемся.
