Для старика Одноглазого подходила к концу последняя битва его жизни. Когти гигантской кошки вырвали из рук каменный топор, сломали топорище и отбросили оружие далеко в сторону. Из глубокой раны в плече стекала по волосатой груди алая кровь.
Одноглазый понимал, что бежать от саблезубого тигра бесполезно. Неандерталец сгорбился в позе борца и, яростно сверкая единственным глазом, приготовился к бою.
Гигантская кошка взревела, хлеща хвостом, и припала к земле перед прыжком.
Одноглазый знал, что сейчас произойдет. Он далеко не в первый раз встречался с саблезубым тигром, только до сегодняшнего дня выходил победителем. Вместе с соплеменниками он отражал атаки пещерного медведя, преследовал и убивал могучего мамонта. В свое время Одноглазый был великим охотником и непобедимым воином, но сегодня настал его час. Голые руки – не оружие против клыков и когтей саблезубого тигра. Для Одноглазого пришло время умирать.
Позади тигра затрещали кусты, и зверь немедленно развернулся навстречу новой угрозе. Одноглазый замер.
Конрад Янси упер приклад в плечо.
– Дело зашло достаточно далеко, – сказал он. – По мне, так человек должен всегда защищать своих.
В реве гигантской кошки смешались страх и ярость.
Охотник прицелился в уродливую голову и выстрелил. Саблезубый тигр подпрыгнул, визжа от боли. Янси выстрелил еще раз, и кошка опрокинулась на спину, кашляя кровью.
Над поверженным зверем Одноглазый и Янси обменялись взглядами.
– Ты здорово дрался, – сообщил Янси неандертальцу. – Я видел все с самого начала. Рад, что сумел помочь.
Одноглазый в ужасе таращил глаза, потрясенный небывалыми запахами, которые принес с собой чужак, вооруженный сверкающим копьем. Говорящее громовым голосом копье пахло по-своему, так резко, что Одноглазый с его чувствительным обонянием едва сдерживал кашель.
Янси осторожно сделал шаг в сторону неандертальца. Тот вздрогнул и напрягся, готовый убежать, и охотник замер, затаив дыхание.
Янси разглядел, что неандерталец в свое время лишился глаза – вооруженная длинными когтями лапа провела глубокие борозды по его лицу. Грубые рубцы красноречиво свидетельствовали о жестокой схватке на диких просторах.
Невысокий, неуклюжий с виду и сутулый, неандерталец олицетворял собой первобытную мощь. Голова сидела на толстой, как ствол дуба, шее, могучие руки свисали почти до колен кривых ног, а все тело покрывали густые волосы. Колючие брови на выступающих надбровных дугах были белы, как снег; белые отметины виднелись и на других местах.
– Стареешь… – сказал Янси, почти про себя. – Уже не так быстр, как раньше, а? Когда-нибудь ты не успеешь вовремя, и кошка до тебя доберется.
Конрад Янси шагнул вперед еще раз, стараясь не делать резких движений, но для неандертальца это оказалось уже слишком: он сипло вскрикнул от ужаса и бросился прочь, вниз по склону холма, в спасительную чащу.
Вернувшись к машине времени, Янси рассказал историю схватки между саблезубым тигром и пещерным человеком, как он смотрел, как колебался и как в конце концов спас жизнь неандертальца.
Это была не единственная история того дня. Кэбот и Камерон, охотясь в нескольких милях к востоку, встретили огромного мамонта. Зверь атаковал, и лишь четыре пули крупного калибра, умело и аккуратно посланные в цель, в конце концов остановили его. Паскаль, оставшийся охранять машину времени, тоже не скучал: ему пришлось отгонять пещерного медведя, а ближе к вечеру лагерь окружила стая из пяти волков самого свирепого вида. Они убрались, только когда Паскаль подстрелил двоих.
Да, эта земля изобиловала дичью и знала лишь закон могучего клыка и острого когтя! Крупные животные охотились на мелких, а гигантские на крупных; человек придет сюда еще не скоро, что уж говорить о смягчающем влиянии цивилизации. Кучка неандертальцев, скрывающихся в темных, сырых пещерах, погоды не делала.
Но эти дикие, первобытные места, которые впоследствии станут Британскими островами, оказались лучшим охотничьим заповедником, в каком доводилось бывать Кэботу и Янси. Стрелять, защищаясь, приходилось так же часто, как и для того, чтобы подстрелить дичь. С течением времени охотники узнали, что на пещерного медведя может уйти больше свинца, чем на слона, а саблезубый тигр, напротив, не настолько живуч, как кажется, и что завалить мамонта может только самый хороший стрелок и только из самой мощной винтовки.
На бескрайних ночных просторах лишь серый фюзеляж машины времени в мерцающем свете костра говорил о том, что в этом мире возможна цивилизованная жизнь. Над восточным горизонтом поднялась кроваво-красная луна, освещая землю, где живые существа лишь рычали и скулили, охотились и скрывались.
На следующее утро в лагерь пожаловал гость. В кустах на краю лагеря прятался старик Одноглазый, изучая обстановку. Внезапно он исчез, так быстро и бесшумно, что Янси только протер глаза, думая, не привиделось ли ему.
В течение дня Янси и Кэбот не раз замечали, как Одноглазый украдкой следует за ними.
– Может, он никак не наберется храбрости подойти поближе и сказать тебе спасибо, что спас его жизнь? – предположил Кабот.
Янси хмыкнул:
– А что мне оставалось делать, Джек? С одной стороны, он вроде бы животное, а с другой – все-таки человек. В таком месте лучше стоять за своих. К тому же он смелый старикашка: готов был схватиться с кошкой голыми руками.
В лагере Паскаль оценил рассказ охотников с научной точки зрения:
– Естественное любопытство, я думаю. Первые проблески интеллекта. Пытается понять, что к чему. Он сейчас всерьез напрягает те мозги, которые у него есть.
Камерон искоса глянул на Янси:
– Может быть, он почуял, что ты его потомок. Сотое поколение, но все же…
– Вот этого как раз не может быть, – возразил Паскаль. – Неандертальцы не являются предками человека. Они не то вымерли сами, не то их уничтожили кроманьонцы, которые здесь появятся через десять – двадцать тысяч лет. Тупиковая ветвь. Неудавшийся эксперимент природы.
– А выглядит совсем как человек, – с сомнением произнес Янси.
Одноглазому лагерь путешественников во времени явно понравился. День за днем он болтался вокруг, а во время охотничьих экспедиций в почтительном отдалении следовал за Янси. Понемногу он стал смелее. В подходящих местах специально для него оставляли мясо, которое он поначалу утаскивал в заросли. С течением времени он перестал стесняться: садился прямо на виду у охотников; негромко рыча, разрывал мясо руками и зубами и отправлял сочащиеся кровью куски в рот.
Он слонялся вокруг костра, как бродячий пес, открывший источник сытой жизни. Каждый вечер он подходил к огню все ближе и ближе, садился на корточки и что-то лопотал, ожидая, когда ему дадут поесть.
И однажды, окончательно уверившись, что ему ничего не грозит, он присоединился к людям, щурясь на огонь и возбужденно лопоча.
– Возможно, это он с нами разговаривает, – предположил Паскаль. – Если и так, язык очень примитивен. Десятка полтора слов, не больше.
Потом выяснилось, неандерталец любит, чтобы ему чесали спину. Удовольствие он выражал, похрюкивая, как счастливый поросенок. Еще он привык выпрашивать кусочки сахару.
– Надо же, обзавелись домашним любимцем, и как далеко от дома! – сказал Камерон.
– Он нечто большее, Хью, – покачал головой Янси.
Между Янси и неандертальцем сложились отношения, очень похожие на дружбу. Когда по вечерам одноглазый дикарь входил в круг света у костра, он всегда усаживался рядом с Янси. Болтал он тоже обычно с Янси, а днем, на охоте, следовал за ним, как косолапая тень, когда – в почтительном отдалении, когда – открыто и рядом.
Однажды вечером Янси дал неандертальцу нож. Любопытно, сообразит ли пещерный человек, что это такое? И Одноглазый действительно понял, что этот чудесный кусок блестящего металла подобен ручным рубилам, которыми его народ снимает шкуры с убитых животных!
В восторге Одноглазый пускал слюни, поворачивая нож и так, и эдак. Он возбужденно тараторил, касаясь плеча Янси с неуклюжей ласковостью. Внезапно неандерталец покинул круг света у костра и бесшумно растворился во тьме – ни один сучок под ногами не хрустнул.
Янси сонно протер глаза:
– Интересно, что это старый дурак затеял?
– Не терпится опробовать новую игрушку, – предположил Кабот. – Обмыть подарок свежей кровью.
Янси прислушался. Совсем недалеко тоскливо рычал саблезубый тигр; подальше, у реки, ревел мамонт.
Янси с сомнением покачал головой:
– От всей души надеюсь, что наш приятель сейчас хорошенько смотрит, куда идет. Старость не радость, и он уже не так скор, как когда-то. Боюсь, для того тигра он окажется легкой добычей.
Но прошло не более четверти часа, и Одноглазый вернулся, так же бесшумно, как и исчез.
Оглянувшись через плечо, Янси увидел неандертальца в одном шаге за спиной. Одноглазый вытянул руку, сжатую в кулак; между пальцами в свете костра что-то сверкнуло.
– Он тебе принес подарок, – сказал Паскаль. – В обмен на твой нож. Он знает, что такое натуральный обмен. Поразительно!
Янси встал и протянул руку ладонью вверх. Одноглазый с готовностью уронил в нее сверкающий предмет. Охотник невольно зажмурился: даже в тусклом свете костра предмет сверкал так, что глазам было больно.
Драгоценный камень! Прозрачный, а в самом сердце горит льдистый голубой огонек! Янси благоговейно повернул его – грани заискрились всеми цветами радуги.
– Что это, Янси? – спросил Кэбот шепотом.
– Бриллиант. – Голос Янси сорвался. – Бриллиант, как видишь, – с кулак величиной!
– Вот именно! Камень, ограненный мастером-ювелиром!
Янси кивнул:
– Остается понять, что делает ограненный алмаз в раннем палеолите.
Одноглазый указал пальцем в устье пещеры и возбужденно залопотал. Янси ласково потрепал его по плечу, и неандерталец затанцевал от радости.
– Ну вот мы и пришли, – сказал Янси.
– Очень надеюсь, – заметил Камерон. – Пришлось-таки попотеть, объясняя, что нам нужно. Я и сейчас с трудом верю, что у нас получилось.
Кэбот помотал головой:
– Все равно я ничего не понимаю! Неандерталец и бриллианты. Бриллианты величиной с кулак!
– Пойдемте посмотрим, – предложил Янси.
Устье пещеры круто уходило вниз. Вслед за Одноглазым путешественники во времени друг за другом соскользнули в круглую камеру, тускло освещенную отблесками дневного света от входа. Кэбот включил фонарик и не сдержал изумленного возгласа.
На полу пещеры, вдоль стен, сложенные в пирамиды, как пушечные ядра, и просто россыпью, в лучах фонарика сверкали и переливались драгоценные камни.
– Ура! – завопил Камерон.
Стоя на коленях, Паскаль запустил руки в груду камней, вытащил горсть, ссыпал обратно. Пещера наполнилась деликатным шепотом.
Кэбот посветил фонариком вокруг. Груды камней; аккуратные штабеля золотых слитков, отлитых будто вчера; серебристые бруски иридия и платины; сундуки кованой меди; кожаные мешки, переполненные золотыми самородками.
Дрожащей рукой Янси оперся о стену.
– Боже милостивый! Сокровищница императору впору!
Луч фонарика на мгновение выхватил из мрака потрясенное лицо доктора Паскаля.
– Но как?! Откуда здесь взяться металлургам и ювелирам?
Из темноты раздался рассудительный голос Камерона:
– Объяснение обязательно должно найтись. Сокровищница погибшей цивилизации, например…
– Не похоже, – сказал Паскаль. – Слитки будто вчера отлиты. Да и платина известна лишь с недавних пор, не говоря уж об иридии.
В голосе Кабота зазвенел металл.
– Спорить о происхождении всего этого будем потом, – сказал он. – Паскаль, ты и Хью – подгоните сюда машину. Мы с Янси начинаем выносить ценности наверх прямо сейчас.
Подниматься к устью пещеры с грузом на плечах было нелегко. Выбравшись наружу, Янси сбросил мешок с драгоценными камнями на землю и отер пот со лба.
– Работенка, однако, – сказал Янси Камерону.
Камерон кивнул:
– Ничего, конец уже виден, – утешил он. – Еще часок-другой – и мы все погрузим. Потом можно и домой.
– Разумная мысль, – согласился Янси. – Мне тоже не по себе. Кто-то ведь все это здесь спрятал. Понятия не имею, кто и как, но только мне почему-то кажется, что лучше нам не попадаться на глаза хозяевам.
Паскаль выбрался из пещеры и сбросил на землю золотой слиток.
– Пойду к машине, попью водички. Потом поволоку эту чушку дальше, – объявил он.
И когда Янси наклонился за своим джутовым мешком, раздался и заметался эхом между скал крик доктора Паскаля.
Мгновение назад на склоне холма, на вершине которого стояла машина, не было ничего, кроме нескольких валунов и отдельных деревьев. Сейчас там стоял обтекаемый черный аппарат с кургузыми крыльями, чем-то похожий на самолет. Его контуры были размыты, как у миража в пустыне; мгновение спустя силуэт его стал ясным и четким.
Догадка оглушила Янси, как удар в челюсть: вот они, хозяева сокровищ!
Охотник выхватил револьвер.
Люк открылся, и наружу выпрыгнул человек… Но человек ли? Существо щеголяло длинным хвостом, чешуей и парой трехдюймовых рожек на лбу.
И еще пришелец имел в руке оружие – да такое, какого Янси в жизни не видел. Дуло загадочной «пушки» пошло вверх, и револьвер сорок пятого калибра в руках охотника ожил. Краем глаза Янси заметил револьвер в руке Камерона, услышал грозный щелчок взведенного курка.
Первый пришелец упал, но из люка уже сыпались другие.
Отрывисто пролаял револьвер Камерона, и тут же солидно взбрыкнула пушка Янси, который и не почувствовал, как нажал на спуск.
«Ствол» в руках одного из чешуйчатых чудовищ плюнул карандашным лучом лилового пламени; горячее дыхание обожгло Янси щеку.
Перед машиной времени неподвижно, как пустой мешок, лежал доктор Паскаль. Над ним стоял Кэбот, энергично отстреливаясь. Еще один лиловый луч протянулся к Янси, но попал в булыжник поблизости. Булыжник раскалился и начал крошиться.
Гигантскими прыжками Янси спустился вниз по склону, туда, где лежал Паскаль, подхватил старого ученого под мышки и рывком приподнял. Он успел бросить взгляд в сторону чужой машины: в открытом люке виднелись какие-то приборы, масса светящихся трубок…
В следующее мгновение вся эта техника с оглушительным грохотом взорвалась. Янси глянул на соседа, чтобы увидеть на лице Кэбота выражение варварского триумфа: его работа!
Шатаясь, Янси подтащил Паскаля к люку машины времени. Навстречу протянулись руки и помогли забраться внутрь.
Постепенно в голове охотника несколько прояснилось. Янси сидел на полу, рядом неподвижно лежал доктор Паскаль. Теперь было ясно, что он мертв: грудь сожжена одним из лиловых лучей.
Кэбот тщательно задраил люк и повернулся к товарищам.
– Кто это такие, Джек? – спросил Янси, все еще плохо соображая.
Кэбот устало покачал головой вместо ответа.
– А ты не узнал? – спросил Камерон. – Рога, копыта, хвосты – черт собственной персоной, в нескольких экземплярах. Вот откуда пошли рассказы о дьяволе.
Янси поднялся на ноги, не сводя глаз с Паскаля.
– Не могу поверить, – прошептал он. – Такой славный был старикашка…
Камерон только кивнул, поджав губы.
От иллюминатора подал голос Кэбот:
– Эти черти что-то затевают! Боюсь, нам мало не покажется… – Он повернулся к Камерону: – Ты можешь сплавить нас куда-нибудь отсюда, Хью?
– Пожалуй, – сказал Камерон, секунду поразмыслив. – Но я бы предпочел не спешить. Думаю, несколько минут у нас еще есть. Этот темпоральный мозг – капризная штука. Зная общий принцип и располагая временем, я был бы более уверен в успехе. Но если времени нет, придется рисковать.
Он подошел к темпоральному мозгу и перекинул тумблер. Хрустальный шар засветился призрачным зеленым светом.
– Та штука – тоже машина времени, – сказал Янси. – Это объясняет бриллиантовую заначку. Закопать награбленное в иные времена здесь – блестящая идея!
– Забрались в прошлое чуть дальше нас, чтобы припрятать очередную порцию, а тайничок-то пуст! Потом сдвинулись обратно и нашли воришек…
Камерон хлопнул себя по бедру:
– Я придумал! Все это означает одно: в нашем будущем путешествия во времени – обычная практика, и тогда эти копытные – тамошние преступники. А раз так, мы можем рассчитывать на признательность тамошних правоохранительных органов!
– Это здорово, но как послать им весточку? – спросил Кэбот. – Как они узнают, что нам нужна помощь?
– Есть один маленький шанс, – ответил Камерон. – Если не сработает, я всегда могу попробовать вернуться в двадцатый век, хотя тут девять шансов из десяти, что я нас всех угроблю.
– Ну, так что же ты придумал?
– Паскаль говорил, что «темпоральная энергия», которую генерирует этот самый мозг, сродни обычному электричеству. Насколько глубоки различия, я не знаю, хотя это жизненно важно. По крайней мере, темпоральный привод работает на темпоральной энергии, хотя другие системы работают на обычном электричестве.
– Хотел бы я знать, – продолжил Камерон после паузы, – сгодится ли темпоральная энергия для питания радиостанции?
– А какая нам разница? – огрызнулся Янси.
– Может, нам удастся отправить радиосигнал по всем временам? – предположил Камерон.
– Насколько я понимаю, темпоральный мозг довольно маломощный, – усомнился Янси.
– Я рассчитываю, что особой мощности нам и не понадобится, – сказал Камерон. – Это ведь не более чем выстрел наудачу…
– Звучит неплохо, – заключил Янси. – Почему бы не попробовать?
Камерон перекинул тумблер вниз, забрался в потроха темпорального мозга и электрическими проводами подключил его к радиостанции, затем снова включил питание. Передатчик негромко загудел.
– Ты бы особо не тянул, – забеспокоился Кэбот. – Они там, знаешь ли, начали пробовать на нашей машине эту лиловую гадость…
Камерон твердо заговорил в микрофон:
– SOS… SOS… Экспедиция путешественников во времени терпит бедствие в долине Темзы близ деревни Эйлсфорд, примерно за семьдесят тысяч лет до наступления двадцатого века. Экспедицию атакуют существа, напоминающие дьявола, каким он описан в позднейших мифах. SOS… SOS… Экспедиция путешественников во времени терпит бедствие в долине Темзы…
Камерон повторял сообщение снова и снова.
Янси и Кэбот не отрывались от иллюминаторов.
Чешуйчатые черти, окружив машину, методично поливали ее лиловыми лучами, стоя спокойно и равнодушно, как статуи. Воздух в машине уже начал разогреваться, обшивка стала теплой на ощупь.
Внезапно внутренность кабины осветила изумрудная молния. Янси и Кэбот обернулись.
Темпоральный мозг превратился в груду обломков.
– Взорвался, – констатировал Кэбот. – Лиловые лучи, надо полагать. Так что, если наш сигнал бедствия не прошел, нам конец. Темпоральный привод без мозга не работает.
– Смотрите! – закричал Кэбот.
Камерон и Янси бросились к иллюминаторам.
На склон холма опускалась черная машина, точно такая же, как у чешуйчатых чертей.
Те в ужасе бросились кто куда, но тщетно: лиловые молнии нашли их всех и обратили в пепел.
– Сработало! – задохнулся от восторга Янси. – Наше радио сработало!
– Мы не можем вернуться в пятьдесят шестой век. Стив и я угнали машину времени. Вам, наверное, в этом смысле повезло, потому что никто другой, кажется, вашего сигнала не принял. Если нас поймают – это пожизненный срок на Меркурии. За все время были угнаны две машины. Первая – вон там. – Энди Смит указал на обломки, разбросанные по склону холма.
– Зачем забивать себе голову всякой ерундой? – спросил Янси. – Есть машина, которая доставит нас в любое место в любом времени, куда мы захотим. Места в ней хватит на всех, а сокровищ и подавно. И стоит ли ломать голову, куда отправиться? Можно просто полетать там и тут, а где понравится – задержаться. Как центавриане. Лично мне возвращаться в двадцатый век ни к чему: меня там никто не ждет.
– У меня есть тетка, старая дева, – сообщил Кэбот. – Но я ей никогда не нравился. Она всегда считала, что я должен остепениться и делать деньги – приумножать семейное достояние. Охота для нее – детские глупости.
Все четверо повернулись к Камерону. Он ухмыльнулся:
– А мне интересно узнать, чего достигнет мировая наука в ближайшую пару-тройку сотен тысяч лет. Может, удастся освоить парочку самых интересных фокусов из тех, что тогда будут в ходу. Снять сливки, так сказать. А если повезет, сможем и машину времени усовершенствовать.
– Жаль, что мы так мало знаем о темпоральном мозге, – кисло заметил Смит. – Я, например, не понимаю, как он работает. В пятьдесят шестом ничего такого нет. Наши машины перемещаются за счет искривления линий мирового континуума.
Друзья замолчали. Со стороны реки донесся рев мамонта.
– А кто последний раз видел Одноглазого? – спросил Янси.
– Я не видел, – сказал Камерон. – Думаю, он спрятался от этого фейерверка куда подальше.
– Кстати, – спросил Стив Кларк, – как мы поступим с телом доктора Паскаля?
– Оставим здесь, – предложил Янси, – в старой машине. Трудно представить для него более подходящий склеп. Пусть спит рядом со своим творением – темпоральным мозгом. Доктор не оставил никаких записей, и второй такой никто никогда не построит. Он собирался написать книгу, но так и не написал. Везти его обратно в двадцатый век тоже нет смысла: никто, в особенности власти, нам не поверит. Там нас попросту посадят, и еще хорошо, если в сумасшедший дом.
– Мы можем просто вернуть его домой, – сказал Кабот. – Рано или поздно кто-нибудь найдет тело.
Янси покачал головой:
– Бессмысленная затея. Представьте, что начнется, когда его найдут. Вообразите себе результаты вскрытия, и что будет делать Скотланд-Ярд с новой криминальной тайной… Доктор бы предпочел, чтобы его оставили здесь.
– Звучит разумно, – согласился Камерон.
– Значит, решено, – сказал Смит, поднимаясь на ноги. – Может, начнем? У нас много дел.
Кларк рассмеялся.
– А забавно вышло с центаврианами, – сказал он, широким жестом указывая на обломки. – Пять сотен лет эти хвостатые бандиты грабили кого хотели и как хотели, и прятали добычу в доисторические времена. И все только для того, чтобы пятеро землян могли провести остаток своих дней, странствуя где и когда хочется.
Энди Смит задумался.
– Но ведь у центавриан тоже была какая-то цель! Они накопили миллиарды долларов в виде драгоценных материалов. Зачем? Уж наверняка не для того, чтобы любоваться. И не из спортивного интереса. На что они собирались все это употребить?
– Вот вопрос, на который мы никогда не узнаем ответа, – сказал Камерон.
Старик Одноглазый сидел на корточках.
Снаружи шел снег, но внутри машины времени было хорошо. В ворохе мехов тепло, в сторонке сложены запасы еды – что еще человеку надо?
Одноглазый клевал носом, завернувшись в шкуру мастодонта. Для старого неандертальца настали легкие и приятные времена. Чужое племя, которое забрело в долину Темзы, нашло Одноглазого живущим в сверкающей пещере и приняло за бога. С тех пор они приносили ему еду, меха и оружие, чтобы умилостивить его и снискать благоволение. Это было правильно, потому что кто, кроме бога, может жить в прекрасной пещере из сверкающего гладкого камня, куда не проникают ни сквозняки, ни хищные звери?
Одноглазый дремал, и ему снился день, когда из любопытства и от нечего делать он подергал за рукоять крышки люка. Открылась металлическая дверь, и началась новая жизнь.
С того дня машина времени стала его пещерой. Он прожил в ней много лет и зим и проживет остаток своих дней.
Одноглазый не забыл необыкновенных друзей, которые явились к нему в этой сверкающей пещере. Их нет, они ушли, давным-давно. Одноглазый скучал: без друзей ему было одиноко. Он надеялся, что они когда-нибудь вернутся.
Неандерталец глубоко вздохнул, шлепая губами. Настанет день, когда они вернутся. А пока ему надлежит ревниво охранять и почтительно заботиться о том из них, чьи кости аккуратно уложены там, в углу.
Уходя, друзья тоже не забыли об Одноглазом. Разве они не оставили специально для него тот большой сверкающий камень, что он преподнес им в обмен на острый, блестящий нож?
Одноглазый удовлетворенно пошлепал губами, глядя, как искрится и сверкает в руке внутренним огнем драгоценный камень.
На самом деле камень забыли случайно, но старик об этом не знал. Одноглазый бережно хранил в сердце своем мысль, что друзья оставили ему символ – залог того, что когда-нибудь они вернутся и вновь будут сидеть вокруг костра, давать ему лакомые куски и чесать спину – там, где больше всего чешется.
Снаружи тоскливо завывал ветер, косо летели снежные облака. В долине Темзы бушевала метель.
Но Одноглазому, зарывшемуся в меха, было тепло и уютно. На склоне лет он сыт и спокойно смотрит в завтрашний день; для своих современников – бог, играет бриллиантом с кулак величиной и плюет на погоду.