Clare Sager
A Kiss of Iron
© Clare Sager 2023
© Причина В., перевод на русский язык, 2024
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024
Посвящается женщинам, которые за своими улыбками скрывают невыносимую ярость.
Жемчужница от эльфов спасет,
И сердце твое она сбережет.
Альбионское поверье
На небе серебрилась нить луны: через несколько дней она исчезнет совсем – через несколько ночей начнется Дикая охота.
Было достаточно светло, чтобы видеть, как Веспера, моя саблезубая кошка, тихо пробирается через заросли. Мои бедра двигались в такт ее походке, а ноги расслаблено свисали. Пока что мне не нужно торопить ее. Она повела ушами, блеснув черной шерстью, – резкий контраст с моими рыжими волосами, поблекшими за последний год.
За деревьями и их тенями в лунном свете виднелась серая дорога. Пустая. Нахмурившись, я дотронулась до рукоятки пистолета, словно это должно привлечь мою добычу.
Если мы хотим, чтобы на наших тарелках на следующей неделе было что-то, кроме капусты и кабачков, нужно охотиться. Мы доедали остатки муки, а мясо крайний раз я ела много недель назад. Если бы я была хорошим охотником, я бы выходила днем с луком и стрелами.
Если бы…
Я была хорошим стрелком, но ужасным охотником. Дворецкий Хорвич был еще ничего и регулярно приносил к столу кроликов, но после неудачного падения на лед прошлой зимой он больше не мог охотиться. Так что мне приходилось выезжать по ночам на поиски добычи. А когда-то мне часто приходилось бывать на балах… таких же, как и сегодня вечером.
Когда-то виконтессу леди Кэтрин Феррерс приглашали всюду, но не теперь. Она перестала принимать приглашения много лет назад, и в гостиных больше не слышно догадок на этот счет. Уже давно никто не называл меня леди. Теперь просто Кэт.
Однако мне все равно приходилось интересоваться балами. Пусть я и не могла посещать вечеринки, – появляясь в одном и том же старомодном платье, я бы не получила ничего, кроме насмешек, – я могла использовать их в своих целях. Более практичных.
Я резко подняла голову. Что это был за звук? Рукой в перчатке я прикоснулась к плечу Весперы, остановив ее, и прислушалась, затаив дыхание. Сначала я была уверена, что мне послышалось. Просто приняла желаемое за действительное. Но в воздухе раздался отдаленный стук, который можно было скорее ощутить, чем услышать, и Веспера сжалась подо мной, как пружина.
Несмотря на все эти годы, адреналин до сих пор бил мне в голову, по коже пробегала дрожь, а сердце громко колотилось. Это был тот самый случай, когда я нарушала правила. Свои же собственные. Они были просты. Есть безопасные места и действия. Дом. Выращивать наши овощи. Ухаживать за Весперой. А есть небезопасные места и действия: почти везде и почти все. Я не хожу в такие места и не делаю ничего небезопасного. Исключение – ночные вылазки.
Потому что они были не так опасны, как то, что меня ждало, не делай я этого, – потеря дома.
Кроме того, все было продумано. Я выходила по ночам и знала все пути отступления. Капюшон и маска скрывали меня. И держу пари, что моя саблезубая кошка – самая быстрая во всем Туманном Альбионе. Было много причин, почему меня так и не поймали. И слава богам. Как никак за разбой на дороге – смерть, и особенно это касается наводящей ужас Опасной Леди, как прозвали ее газеты – то есть меня.
Через полминуты после первого стука копыт на дороге послышался скрип и грохот движущейся кареты. Гуляки возвращались домой. Пьяные и уставшие. Если повезет, их возница тоже развлек себя флягой, что облегчало мне работу. Поджав ноги, я потихоньку направила Весперу к самой опушке леса. Нам нужно было выждать до самого последнего момента, когда бы я смогла перекрыть дорогу с поднятым пистолетом в руках…
Внезапный крик пронзил ночь. Мое дыхание замерло. Даже Веспера, хорошо подготовленная ко всякого рода неожиданностям, подняла голову. Крик был похож на человеческий. Но только похож. Мне был хорошо знаком этот звук. Лиса.
Я выглянула на дорогу. Моей добычей была карета, запряженная четырьмя саблезубыми кошками, что означало деньги. Много денег. У них есть все, чтобы заплатить мне за дальнейший проезд. И вновь этот визг вырвался из лесной чащи.
Проклятье.
Если возница решит, что это кричит женщина, он повернет обратно. А вместе с ним и мои деньги. И сегодняшняя вылазка пройдет впустую. Да, будут другие ночи, но сегодня? Все складывалось как нельзя лучше – лорды и леди возвращались с балов, позвякивая драгоценностями. И хотя я все равно не получила бы за них полную стоимость от моей скупщицы, мне бы этого хватило. С почти пустой кладовой я была согласна и на это.
Снова визг. Карета затормозила.
– Проклятье, – пробормотала я, заставив Весперу сдвинуться с места.
Я должна прогнать эту лису.
Мы пробирались сквозь лес достаточно далеко от кареты, так что они вряд ли слышали шорох, издаваемый Весперой. Даже если они и слышали, то наверняка свалили это на чертову лису, визжащую, как женщина, которую расчленяют.
Листва и ветки проносились мимо, и мне пришлось пригнуться ближе к спине Весперы, чтобы лучше видеть перед собой. Она огибала толстые дубы и перескакивала через поваленные стволы, выдыхая пар в прохладу ночи.
Когда мы очутились на поляне, залитой лунным светом, сквозь кроны деревьев можно было различить серебро призрачно-белой полосы, прорезающей ночное небо. А передо мной – красная молния, такая же яркая, как осенняя листва.
Эта лиса решила испоганить мне весь вечер. Хотя быстро стало ясно, что у бедняги ночь выдалась еще хуже, чем у меня: тускло переливалась тонкая проволока от ловушки. Один конец был прикреплен к дереву, а другой скрывался в густом мехе на шее животного. Лиса не рычала и не отпрянула от меня. Большими, но спокойными темными глазами она наблюдала за мной, словно гадая, что я сделаю дальше. Такое было глупо предполагать, потому что животные так не думают, однако… Она смотрела. И ждала.
Даже в таком серебристом свете ее густой мех был такого благородного рыжего оттенка, какого я не видела прежде, – насыщеннее, чем мои каштановые волосы. Ее хвост грациозно извивался и был таким же рыжим, но с белым кончиком. Я крепко сжала поводья: мои пальцы так и чесались потрогать этот мягкий и густой мех.
Пока лисицы не начали таскать птиц из – теперь пустующих – курятников, мне они всегда нравились. Умные и спокойные, они не несли такую явную угрозу, как волки или саблезубые кошки. Они проникали к тебе, забирали, что им нужно, и исчезали в ночи. А эта лиса была еще и самым красивым существом, которое я когда-либо видела. В красоте пользы мало, но…
Пятна крови проступили на ее белоснежной шее. Она страдала. Несмотря на свои принципы и добычу, которая вновь начала движение по дороге, мне стало жаль лису. К тому же если я оставлю ее в ловушке, она вновь испугает возницу. Это был вопрос практичности.
– Это нужно, чтобы я просто смогла делать свое дело, – я покачала головой и спешилась.
Кожаные перчатки должны защитить, если лиса укусит меня, но мне нужно постараться схватить ее за загривок, как детеныша саблезубой кошки. Широко раскинув руки и наклонив голову, я подошла.
– Все хорошо, – ласково и тихо произнесла я. – Я помогу тебе.
И быстро, так как я еще могу вернуться к карете и толстым кошелькам в ней.
Даже когда я подошла на расстояние вытянутой руки, лиса, пойманная в ловушку, не отпрянула. Она вообще никак не отреагировала, просто сидела и ждала.
Все знают, что дикие животные, даже наполовину прирученные, могут наброситься, будучи раненными и загнанными в угол. Но не эта лиса. Ее спокойствие становилось пугающим, и я почувствовала, как по моей коже пробежали мурашки. Мои ноги не двигались, подсказывая мне развернуться и бежать. Всего лишь беспочвенный страх. Поддаться ему значит пожертвовать ночной охотой.
Я заставила себя сделать еще один шаг.
– Вот так, – я не знала, к кому обращалась: к лисе или к испуганной себе. Я устраиваю ночной разбой на дороге столько лет, что не могу и сосчитать. Я не могу позволить себе бояться. Я не могу позволить себе поддаться страху.
– Тихо, спокойно. – Мое сердце колотилось громче, чем шагали саблезубые кошки на дороге, когда я ринулась вперед и схватила лису за шкирку. Но и в моих руках она не стала вырываться или рычать. Конечности заломило от плохого предчувствия.
«Опасность, опасность», – шептало внутри меня.
Но было поздно, потому что в моей руке уже был зажат мех. Она взглянула на меня глазами, полными боли, слишком понимающими для лисы. У меня перехватило дыхание, когда я просунула палец под проволоку на ее шее и поднесла кинжал.
Ты можешь убить ее. Это заставит ее замолчать.
Заставит. А также покончит с плохим предчувствием, скользящим под моей кожей. Однако… Мне было не по себе, но эта лиса ни в чем не виновата. Возможно, это чувство – всего лишь игра моего воображения. Напряжение от сегодняшней охоты заставило меня поверить, что лиса угодила в ловушку не случайно.
– Соберись, Кэт, – и я разрезала лезвием проволоку.
Вопреки всему сказанному самой себе, я отпрянула назад.
Как только ловушка упала на землю, животное повертело головой по сторонам, пугая движениями, схожими с человеческими. Она встала. Она оказалась гораздо крупнее, чем лисы, которых я встречала прежде.
Я проглотила ком в горле и, не убирая кинжал в ножны, сказала:
– Вот, – мой голос звучал тверже, чем я чувствовала себя. – Ты свободна.
Она продолжительно посмотрела на меня огромными темными глазами перед тем, как развернуться. Ее хвост был последним, что я видела, когда она бесшумно скрылась в лесу. По всему моему телу бегали мурашки, и я поспешила к Веспере и оседлала ее. Когда мы вернулись на дорогу, карета уже скрылась из виду. Остались лишь следы, уходящие вдаль.
Я опала в седле:
– Проклятье.
На следующий день я проснулась с гадким чувством. Возможно, это из-за домашнего вина из бузины, которым я привыкла запивать свою грусть от ночных неудач. Тошнота подступала горлу, и я закопалась в грядках, сажая семена и окуная руки в грязь, что совсем не полагается делать «леди». На другой стороне тропинки наблюдали старые розы: даже на расстоянии их шипы словно ополчились на меня за мои промахи.
Прошлой ночью я затаилась на краю леса в надежде на еще одну карету, везущую гуляк домой. Когда предрассветная бледность тронула небо, мне пришлось признать, что я упустила свой шанс. Проклятая лиса. Я вонзила лопатку в землю, отчего вверх поднялось облако сухой пыли.
При солнечном свете казалось совершенно нелепым, что я могла допустить мысль, будто бы это существо было чем-то иным, а не просто животным, угодившим в ловушку. Эльфы не так глупы, чтобы дать себя поймать. За исключением посольства, которое недавно представили королеве, эльфы перестали показываться в Альбионе еще задолго до моего рождения.
Это была всего лишь лиса. И я позволила убывающей луне и грядущей Дикой охоте захлестнуть мой разум в дурацкой мании видеть странности и опасность там, где их нет.
– Идиотка, – пробормотала я, бросив семена в истощенную землю.
Проклиная лису и саму себя, я работала после полудня, сея, пропаливая, прореживая ростки и охотясь на слизняков и улиток. После того, как мы были вынуждены убить уток прошлой зимой, моей работой стало выискивать под камнями и за цветочными горшками этих скользких тварей и давить их. Если выбор встанет между слизняком и моими овощами, то я всегда выберу овощи.
Так же, как и прошлой ночью я должна была сделать выбор в пользу добычи, а не лисы.
Со вздохом я наконец зашла внутрь, когда Мораг, наша повариха, в третий раз позвала меня из кухонной двери.
Моя голова чуть ли не разрывалась, и жар, валящий из печки, делал еще хуже. Со стоном я опустилась на обветшалый стул, выпустив редис и листья салата, которые я насобирала в перерывах между истреблением слизняков.
– Похоже, ты ничего не ела.
Мне не нужно было даже смотреть на Мораг, чтобы почувствовать То Самое Выражение на ее лице. Когда ее губы поджаты, а брови нахмурены – само воплощение неодобрения и суровой любви. Я уже давно научилась читать людей. Полезный навык, а в такой семье, как моя, еще и жизненно необходимый.
– Плохо себя чувствовала, – пробормотала я, убрав с лица выбившиеся во время работы пряди волос.
– Интересно, с чего вдруг, – даже по ее тону было слышно, как она подняла брови. – Выпей, – Мораг со стуком поставила на стол кружку со сколами, из которой поднимался пар с бодрящим ароматом мяты.
Меня не стошнило от одного запаха, и я с осторожностью сделала глоток. Питье перебило привкус тошноты во рту, и я продолжала пить, пока Мораг махала на меня скалкой, сверкая глазами.
– Посмотри, что у тебя с волосами! Когда ты в последний раз их расчесывала?
У меня не было сил, даже чтобы поморщиться. Впрочем я не смотрелась в зеркало уже… О боги, как давно это было?
– Мои волосы не имеют значения.
– Но ты должна следить за собой! – Мораг неодобрительно покачала головой. – Пропадаешь по ночам, – она многозначительно посмотрела на меня, и я понимала, что она знала, чем я занимаюсь, когда исчезаю верхом на Веспере, хотя я никогда и не говорила ей об этом напрямую. – Затем засветло пьешь эту дрянь.
– Я буду следить за собой, – я пожала плечами и чуть не опрокинула кружку. – Как только вся капуста будет собрана, клумбы прополоты, кабачки высажены на грядки, курятник починен, ворота перевешаны, а та дыра в заборе на заднем дворе залатана… Уверена, что я еще что-то забыла. И вот тогда наступит время, чтобы заняться собой.
То Самое Выражение вновь вернулось, но на этот раз складки между бровями были глубже, а тени под глазами темнее.
– А что если тогда станет уже слишком поздно?
Слишком поздно? Я фыркнула:
– Переживу.
Раздраженная, Мораг отвернулась и с топотом пошла к печке. Пар разнес сладкий аромат, который тут же наполнил мой рот слюной. О тошноте было забыто.
Я нахмурилась, хотя и облизнулась.
– Только не говори, что ты…
– Да, – формочки для кексов стукнулись о поднос, когда тот ударился о пробковый коврик на столе.
В воздухе витали цветочные нотки меда, и из моей гортани невольно вырвался едва слышный стон. Я сжала руки:
– Мы должны были продавать мед, а не есть его.
В животе заурчало, и, поддавшись роковой слабости к сладостям, я наклонилась над столом и вдыхала так глубоко, как только возможно. Ей-богу, как же они восхитительно пахнут! Я уже столько месяцев не ела ничего вкусненького, что была готова выть от нетерпения их попробовать.
– Да я только столовую ложечку взяла. Остальное в банках для продажи. – Взглянув на меня, Мораг смягчилась и подбоченилась. – Ты же знаешь, что баловать себя вкусненьким – это не грех.
Возможно, из-за ее мягкости или из-за моей слабости перед ароматом свежих медовых кексов, но, когда я взглянула на нее, что-то во мне сломалось. Мне пришлось задержать дыхание и подождать пока жжение в глазах пройдет.
Все потому что я устала.
Просто. Черт возьми. Устала.
Может, поэтому я такая невыносимая, не говоря уже о моей неблагодарности. Так что я выпрямилась и кивнула Мораг, когда она достала один кекс из формочки на противень.
– Спасибо тебе.
Наконец она улыбнулась, суровый блеск исчез из ее взгляда.
– Ты ж моя девочка!
Когда я потянулась за кексом, Мораг хлопнула меня по руке.
– Дай им остыть!
Я ухмыльнулась, вскочила и набросилась на противень быстрее, чем она успела меня прибить. Бисквит был горячий и влажный, возможно, даже слишком горячий, но…
– Нет времени на все это. Работа не ждет.
Когда я уходила, она сложила руки и качала головой. То Самое Выражение прочно застыло на своем месте.
Стоя в дверях, я откусила медовый кекс и вздохнула. Мораг жила и работала здесь еще ребенком. Это единственный дом, который она знала. К счастью для меня, потому что она была невероятно хороша и могла работать в любом богатом доме, в котором бы только пожелала. Тем не менее она оставалась здесь, в этом полуразрушенном поместье, где я едва могла платить ей жалованье. Возможно, это было эгоизмом, но я чувствовала невероятную благодарность, когда сладость кекса расцвела у меня на языке.
Цветочный мед и насыщенный карамельный вкус коричневого сахара поглотили меня.
Я утонула в этом вкусе. Растворилась в нем. Только на один миг. Одна-единственная искра удовольствия, которая позволила мне ненадолго расслабить плечи. Прекрасная, мимолетная и, что важнее всего, принадлежащая только мне.
Я уже открыла рот, чтобы откусить второй раз, как вдруг во входную дверь постучали.
Мораг напряглась и нахмурила брови, вопросительно наклонив голову. На ее лице возникло то ли растерянное, то ли тревожное выражение.
– Похоже, что все-таки будет по-твоему, и я оставлю кекс остывать, – я усмехнулась и, выходя из комнаты, положила остатки драгоценного кекса на противень.
Кого черт занес в Маркайт-Келл? Когда-то, еще до того, как я поселилась здесь, в просторном поместье устраивались балы и вечеринки. Но уже долгое время мы не можем позволить себе накормить еще кого-то, кроме обитателей поместья. Еще не так давно мы втроем не могли прокормить даже самих себя.
Я уже развязывала фартук, когда резкий стук повторился, эхом разлетаясь по пустым залам. Это не просто нежданный гость, а нетерпеливый нежданный гость.
О нет. По мне пробежал холодок. Только не опять секретарь этого ублюдка.
Некоторые называли моего мужа лордом Робином Фэншоу, но я предпочитаю другие, более нестандартные имена. Я не видела этого человека уже много лет, что меня вполне устраивало. Я слышала о нем только, когда ему нужны были деньги, о чем свидетельствовал чек от помещика или портного, направленный прямо в поместье. Если мне особенно не везло, то от него приходил секретарь, чтобы от имени господина взять себе содержимое сейфа.
Такая преданная собака.
Сжимая зубы все сильнее и сильнее, я открыла тяжелую входную дверь.
– Мистер Смайт, вам придется сказать…
Слова застряли у меня в горле.
За дверьми стоял не долговязый секретарь.
На верхней ступени стоял мужчина, его костюм выглядел солидно, но не вычурно. Кто-то из интеллигенции – явно один из тех, кто работает в бюро. Возможно, адвокат. В то же время в его наружности было что-то грубоватое. За ним – полдюжины крепких мужчин, сложа руки, ждали на дороге. Глядя на их телосложение, простые рубашки и коричневые штаны, я поняла, что они рабочие.
В горле встал ком. Адвокат на пороге – к неприятностям. А крепкие мужчины – к еще большим неприятностям. Здесь либо неприятности с властями, либо те самые неприятности, которые случаются, когда удается застать женщину одну дома. Хорвича я отправила по делам. Мораг была еще очень активной для своих лет, но прятаться за ее спиной было не лучшей идеей.
Обычно дом – это безопасное место: сюда не проникает общество и мне не нужно играть по его правилам. Но сейчас? Очевидно, здесь небезопасно.
Я вцепилась в подол юбки, жалея, что пальцы не сжимают рукоятку пистолета, который остался наверху в моей спальне. Было нереально так просто уйти этих людей, чтобы добраться до него. Моей единственной защитой была вежливость. Осанка выпрямилась, и с впечатляющей простотой я вернулась к прежнему образу – женственному и невозмутимому.
– Чем могу вам помочь?
– Доброе утро, мисс, – мужчина в костюме кивнул. – Мы пришли исполнить постановление. Леди Фэншоу…? Простите, здесь сказано «Феррерс», – он посмотрел в бумаги в своей руке. – Леди Феррерс оставила нам ключи?
– Леди Феррерс – это я. – Вопросы роились в голове. Постановление? Ключи?
Его глаза расширились, а лицо побледнело.
– Я думал… – он сжал бумаги обеими руками. – Я думал, что вы уже покинули поместье, миледи.
– Покинула поместье? Но с какой стати?
Мужчина замялся и прочистил горло.
– Ну-у, было такое постановление, – он молчал и, когда я не ответила, удивленно поднял брови. – То, которое было передано лорду Фэншоу три месяца назад.
– Какое постановление?
Но я знала. Неприятный холод глубоко внутри подсказывал мне.
– Изъять поместье.
Я ничего не слышала, кроме своего дыхания. Изъять поместье. Изъять поместье. Изъять поместье.
Эти слова повторялись опять и опять в такт ударов моего сердца – череда бессвязных слогов, смысл которых я все никак не могла понять. Рот мужчины продолжал двигаться, но я не слышала ни слова.
Изъятие. Постановление. Больше нет поместья. Нет безопасности. Нигде.
Я моргнула и заметила, что вцепилась в дверной косяк. Весь мир медленно и тошнотворно кружился.
– Миледи, вы…?
– Что он натворил?
Пристав стал объяснять. Я услышала лишь половину из того, что он сказал. Этого было достаточно.
Этот вонючий ублюдок, за которого меня выдали замуж, расплатился с долгом в пять тысяч фунтов поместьем Маркайт-Келл – местом, где я работала, не щадя себя, чтобы выжить. Поместье не приносило столько денег ни в один из годов, что я жила здесь.
Будучи бесполезным мешком с костями, он не смог расплатиться с долгом или сразу дал такой ответ на постановление, которое ему вручили три месяца назад.
– Три месяца. – Слова царапали мне горло. Все это время он знал и даже не послал письмо, чтобы предупредить меня.
Пристав помялся с ноги на ногу и поджал губы, проведя подушечками пальцев по краю постановления.
– Вы ничего не знали об этом, пока я не появился у вас на пороге, верно?
Я с трудом покачала головой. Такое простое действие потребовало больше усилий, чем должно, словно мои кости вдруг стали тяжелее, а мышцы забыли, что делать.
Он сглотнул и посмотрел на мужчин, ожидающих внизу. Словно что-то обдумывая, пристав наклонился ближе, заслонив плечами мужчин.
– Послушайте, мадам… они не любят, когда мы кому-то это говорим, и обычно я так не делаю, но в этом случае это было бы нечестно. На последней странице постановления есть один пункт. – Он перелистал листы бумаги и задержался на одном из них, хотя я не могла разглядеть ничего, кроме каракуль. – Если вы заплатите одну десятую в течение недели, мы воспримем это как часть погашения долга. Через месяц – еще десятую часть, и так далее, пока долг не будет погашен. Пока вы продолжаете нам платить, поместье не будет изъято.
Пятьсот фунтов. Все еще это была большая сумма. В десять раз больше, чем я плачу Хорвичу за целый год.
– Согласна, – я слышала свой голос будто на расстоянии. Будто бы говорил кто-то другой.
Пристав едва уловимо опустил плечи, словно это с него был снят тяжкий груз. Убирая бумаги обратно в портфель, он пообещал вернуться через семь дней. Мужчина вручил мне визитку с адресом своей конторы и уходя кивнул мне.
Лицо свела судорога. Я захлопнула дверь и рухнула перед ней.
Как, черт возьми, я соберу столько денег за неделю?
– Неделя! – мой истеричный крик разнесся по всему холлу.
Но это был мой единственный шанс. Несмотря на опасность выезжать на дорогу так часто, мне придется делать вылазки каждую ночь. И даже этого может быть недостаточно.
Целый комплект золотых украшений, – цепочка, серьги, брошь, браслеты – возможно, принесет двести пятьдесят фунтов. Он не был краденым. Повезет, если я получу хотя бы две третьи от его стоимости у моей скупщицы, и то если она будет в хорошем настроении… в очень хорошем настроении.
Я шла по холлу без какой-то цели, живот крутило. Я не могла ни о чем больше думать, кроме как о том, что только что произошло.
Пять тысяч фунтов. Пять тысяч! Это годовой доход состоятельного джентльмена.
В конце концов, я выбежала наружу и заблевала все, что только можно. Выходивший обратно медовый кекс уже не был таким сладким. Меня выворачивало, и я чувствовала только горько-кислый вкус желчи. От напряжения в уголках глаз выступили слезы. Когда я подняла взгляд, розы продолжали наблюдать. Мне нравилось ухаживать за ними.
Когда-то я прочитала все книги о них, которые смогла найти. Я скупала различные сорта и удобрения, которые только могла достать, чтобы протестировать их на разных клумбах и посмотреть, где окажется наилучший эффект. Я записывала результаты. Я даже начала скрещивать разные сорта, надеясь получить что-то новое. Но все закончилось до того, как они успели зацвести. Потому что я узнала правду о долгах моего муженька и плачевном денежном состоянии поместья.
Глупая девчонка! Какие легкомысленные занятия. Это был крайне бесполезный способ тратить свое время. Розы прекрасны и пахнут божественно, но от них никакого толка. Другое дело овощи – они абсолютно практичны. Благодаря им мы держались последние несколько лет.
Пристав дышит мне в спину, а значит, в обозримом будущем нам придется самим охотиться и выращивать себе всю еду.
Не до конца понимая, что делаю, я подошла к ближайшей клумбе с розами. Почва, все еще довольно глинистая, крошилась у меня под ногами. Теплое чувство окутало меня, и мне захотелось опуститься на колени и обстричь запутавшиеся стебли, чтобы потом появились более пышные цветы. На мгновение я замерла, сидя на носочках, вот-вот готовая поддаться этому чувству.
Но только на мгновение.
Я даже не стала копать: просто схватила у основания. Я потянула, и сухая кора хрустнула в моих руках. Чахлый куст выходил легко – слишком легко. Его корни уже долгое время были наполовину мертвы. Я откинула куст в сторону и принялась за другой.
Шипы кололи ладони. Уколы красоты, бесполезная боль. Я не останавливалась. Скрученные ветки запутывались в волосах. Царапали лицо. Стиснув зубы, я выдергивала один куст за другим. Еда мне нужна была больше, чем напоминание о былой красоте. Возможно, горячая жидкость, стекающая по моим щекам, – это кровь из царапин. Возможно, слезы.
Я убью ради того, чтобы выжить. Я предам своего мужа, которого ненавижу, ради того, чтобы выжить. Слезы были бессмысленными так же, как и розы, которые я вырывала, но кровь? Да, я пролью кровь ради того, чтобы выжить.
Чего бы мне это не стоило.