– На День благодарения не работаешь? – спрашивает мама.
Я подношу мобильник к другому уху и достаю из сумочки ключ.
– На День благодарения – нет, а вот на Рождество – да. Я теперь тружусь только по субботам и воскресеньям.
– Хорошо. Передай Корбину, что мы все еще живы – на случай если захочет нам позвонить.
Я смеюсь.
– Передам. Люблю тебя.
Жму на отбой и кладу телефон в карман медицинской формы.
Это всего лишь подработка, но главное – начало положено. Сегодня у меня был последний день предварительного обучения, и завтра я приступлю к своим обязанностям.
Работа мне нравится. Первое же собеседование – и меня взяли! Даже не ожидала. С учебой тоже все в порядке. По будням я в колледже – слушаю лекции или прохожу практику, а по выходным работаю во вторую смену. Пока все идет как нельзя лучше.
И Сан-Франциско мне нравится. Правда, я тут всего две недели, но уже подумываю, не остаться ли навсегда.
С Корбином мы живем мирно. Впрочем, он чаще на работе, чем дома, так что, полагаю, все дело в этом.
От мысли, что я наконец-то нашла свое место в жизни, улыбаюсь и распахиваю входную дверь.
Вижу троих мужчин, из которых я знакома только с двумя, и моя улыбка тает.
На кухне Майлз, а на диване расселся женатый мерзавец из лифта.
Какого черта здесь делает Майлз?
Какого черта они все тут собрались?
Метнув сердитый взгляд на Майлза, скидываю туфли и кладу сумочку на стол. Корбин вернется только через два дня, и я надеялась провести вечер в тишине и покое – подготовиться к занятиям.
– Сегодня четверг, – сообщает Майлз, словно это все объясняет.
– Да, а завтра пятница, – парирую я и поворачиваюсь к двум остальным. – Что вы забыли в моей квартире?
Тощий белобрысый парень подходит ко мне и протягивает руку.
– Ты, должно быть, Тейт? Меня зовут Иэн. Я одноклассник Майлза и друг твоего брата. – Он указывает на мерзавца из лифта, который по-прежнему сидит на диване. – А это Диллон.
Диллон кивает, однако не произносит ни слова. Да этого и не требуется. Его самодовольная ухмылка яснее ясного говорит, о чем он сейчас думает.
Майлз входит в гостиную, кивая в сторону телевизора.
– Это что-то вроде традиции. По четвергам, если выходной у нас совпадает, мы вместе смотрим футбол.
Да плевать я хотела на их традицию.
– Корбина нет. Вы что, не можете посмотреть телевизор у тебя? Мне к занятиям нужно готовиться.
Майлз подает Диллону банку пива и оборачивается:
– У меня нет кабельного.
Кто бы сомневался.
– А жена Диллона не разрешает нам собираться у него.
Кто бы сомневался.
Я закатываю глаза и ухожу к себе, нечаянно хлопнув дверью.
Пока снимаю медицинскую форму и натягиваю джинсы с футболкой, в которой спала ночью, кто-то стучит в дверь. Я распахиваю ее почти так же эффектно, как захлопнула.
Какой же он высокий…
Раньше я как-то не замечала, но теперь, когда Майлз стоит в дверном проеме и полностью заполняет его собой, осознаю, какой у него рост.
Если бы он обнял меня, я могла бы прижаться ухом к его груди, а он – прильнуть щекой к моей макушке.
Если бы он захотел меня поцеловать, мне пришлось бы запрокинуть голову. Это было бы прекрасно. Майлз, наверное, обнял бы меня за талию и притянул к себе, чтобы наши губы соединились, словно две детали головоломки. Вот только они плохо подошли бы друг к другу, потому что эти головоломки явно разные.
В груди защекотало. Меня это не радует – я в курсе, что это значит. А значит это то, что моему телу нравится Майлз.
Надеюсь, мозг никогда не разделит этой симпатии.
– Если мы тебе мешаем, можешь пойти ко мне.
От его предложения в животе что-то обрывается, и я недовольно морщусь.
Перспектива оказаться в квартире у Майлза не должна меня так волновать, но почему-то волнует.
– Мы тут еще часа на два.
В голосе Майлза проскальзывает извинение. Правда, потребовалось бы снарядить целую поисковую экспедицию, чтобы его там отыскать, но оно точно есть, где-то за всей этой чувственностью.
Ну и стерва же я… Квартира ведь не мне принадлежит. Если у них традиция здесь встречаться, то кто я такая, чтобы взять и положить ей конец?
– Да все в порядке. Просто я устала. Извини, что нагрубила твоим друзьям.
– Другу, – подчеркнуто поправляет Майлз. – Диллон мне не друг.
Я не спрашиваю, что именно он имеет в виду.
Майлз смотрит в сторону гостиной, затем прислоняется к косяку. Разве разговор еще не окончен? Его взгляд падает на медицинскую форму, лежащую на кровати.
– Работу нашла?
– Ага, – отвечаю, а сама никак не возьму в толк, с чего это он так разговорился. – Устроилась медсестрой в неотложку.
Майлз морщит лоб, непонятно, восхищен он или озадачен.
– Ты ведь колледж еще не окончила. Разве тебе можно работать медсестрой?
– Обычную лицензию я уже получила, а в магистратуре учусь, чтобы стать медсестрой-анестезиологом.
Майлз по-прежнему хмурит брови, и я поясняю:
– Право давать наркоз у меня уже есть.
Майлз пристально глядит на меня, затем отталкивается от косяка.
– Везет тебе, – произносит он без тени улыбки.
Почему он никогда не улыбается?..
Майлз возвращается в гостиную. Я стою на пороге комнаты и наблюдаю за тем, как он садится на диван и сосредотачивает все свое внимание на экране телевизора.
А вот все внимание Диллона направлено на меня. Отвожу глаза и прохожу в кухню, чтобы найти что-нибудь поесть. Я не готовила целую неделю, поэтому выбор невелик. Достаю из холодильника продукты, чтобы соорудить сэндвич. Когда оборачиваюсь, Диллон все еще глядит на меня, только уже не из гостиной, а с расстояния в один шаг. Он улыбается и тянет руку к холодильнику, едва не задев меня по лицу.
– Так, значит, ты младшая сестренка Корбина?
По крайней мере, в одном мы с Майлзом солидарны: мне тоже не особо нравится этот тип.
Глаза Диллона нисколько не похожи на глаза Майлза. Когда Майлз на меня смотрит, его глаза скрывают все, что происходит у него внутри. Глаза Диллона не скрывают ничего, и прямо сейчас они меня лапают.
– Да, – коротко говорю я.
Достаю хлеб, кладу на стол и принимаюсь делать сэндвич. Отрезаю второй ломоть, чтобы приготовить еще один – для Кэпа. За то недолгое время, что я здесь живу, успела к нему привязаться. Бывает, он работает по четырнадцать часов в день, но только потому, что живет один и заняться ему больше нечем. Думаю, Кэпу нравится мое общество, а еще больше – мои гостинцы. Так что, пока не обзаведусь новыми друзьями, буду проводить свободное время с восьмидесятилетним старичком.
Диллон небрежно облокачивается о стол.
– Ты ведь медсестра или что-то в этом роде?
Открыв банку пива, подносит ее к губам и ждет ответа.
– Да, – выдыхаю сквозь зубы.
Он улыбается и делает большой глоток. Я молча готовлю сэндвичи, нарочно стараясь вести себя неприступно. Однако Диллон не понимает намека и по-прежнему на меня пялится.
Если он возомнил, будто я и ему сделаю сэндвич, то глубоко ошибается.
– Я пилот.
Тон у Диллона не самодовольный, но, когда человек сообщает, кем работает, когда его никто об этом не просит, это отдает бахвальством.
– В той же авиакомпании, что и Корбин.
Рассчитывает произвести на меня впечатление. Не знает, что все мужчины в моей семье пилоты. Дед был пилотом. Отец тоже, пока не вышел на пенсию пару месяцев назад. И брат пилот.
– Диллон, если хочешь пустить мне пыль в глаза, ты избрал неверный путь. Я предпочитаю мужчин, которые немного более скромны и гораздо менее женаты.
Многозначительно показываю глазами на его обручальное кольцо.
– Матч начинается, – докладывает Майлз, входя в кухню.
Его реплика звучит вполне невинно, однако взгляд ясно говорит, что Диллону лучше вернуться в гостиную.
Диллон вздыхает, как будто Майлз испортил ему все удовольствие.
– Приятно было увидеться, Тейт, – произносит он, словно беседа в любом случае подошла к концу – вне зависимости от желаний Майлза. – Присоединяйся к нам в гостиной. Судя по всему, матч уже начался.
Проходя мимо, Диллон намеренно задевает Майлза плечом. Майлз его игнорирует, достает из заднего кармана ключ и протягивает мне.
– Позанимайся у меня.
Это не предложение.
Это требование.
– Да я не против и тут остаться. – Кладу ключ на стол, закрываю банку с майонезом и заворачиваю оба сэндвича в бумажное полотенце. Не позволю выжить меня из собственной квартиры. – Телевизор работает не так уж и громко.
Майлз подходит почти вплотную, чтобы я расслышала его шепот. Все мое тело, до самых стоп, напряжено – на хлебе наверняка останутся отпечатки пальцев.
– Зато я против, чтобы ты здесь занималась, пока все не уйдут. Иди. И еду свою забери.
Я смотрю на бутерброды. Почему-то мне кажется, что Майлз их оскорбил.
– Мой только один, – с вызовом говорю я. – Второй для Кэпа.
Майлз смотрит на меня пристально и непроницаемо. С такими глазами, как у него, это должно караться законом. Мне не по себе. Я не экспонат на выставке, чтобы так на меня пялиться.
– Ты приготовила Кэпу сэндвич?
Я пожимаю плечами.
– Еда приносит ему удовольствие.
Еще какое-то время Майлз рассматривает меня, затем хватает со стола ключ и засовывает мне в карман.
Не уверена, коснулись ли его пальцы моих джинсов, но все равно дыхание перехватывает, потому что, черт побери, я ничего подобного не ожидала.
Я стою, окаменев, а Майлз как ни в чем не бывало возвращается в гостиную. Карман пылает огнем.
Я заставляю себя сдвинуться с места. Мне нужно время, чтобы осмыслить случившееся. Отношу Кэпу сэндвич и делаю так, как велел Майлз: отправляюсь в его квартиру. По собственной воле, а не потому, что он так хочет, или потому, что мне много задали на дом. Просто мысль побыть в доме у Майлза, да еще и в отсутствие хозяина, приносит мне извращенное удовольствие. Словно я получила допуск ко всем его тайнам.
И как же я сразу не догадалась, что в квартире Майлза нет ни намека на то, что он за человек?.. Даже его глаза на такое не способны.
Здесь и правда гораздо тише, я прозанималась целых два часа, но только потому, что отвлекаться было не на что.
Вообще не на что.
Ни картин на стерильно белых стенах, ни ковров, ни единого цветного пятнышка. Даже массивный дубовый стол, отделяющий кухню от гостиной, ничем не украшен. Совсем не похоже на дом моего детства, где стол с узкой скатертью, изысканной люстрой над ним и наборами тарелок на любой сезон был центром семейной жизни.
У Майлза нет даже вазы с фруктами.
Единственное, что бросается в глаза, – книжный шкаф в гостиной. Он весь заставлен книгами и вызывает мой интерес гораздо больше любых украшений, которые могли бы разукрасить голые стены этого жилища. Я подхожу ближе в надежде составить хоть какое-то представление о Майлзе по его литературному вкусу. Напрасно, тут только труды по аэронавтике.
Я немного разочарована. После осмотра квартиры вывод у меня лишь один: Майлз, судя по всему, трудоголик, начисто лишенный вкуса в дизайне интерьеров.
Махнув рукой на гостиную, захожу в кухню. Заглядываю в холодильник, но там практически шаром покати – только несколько коробок с готовой едой из ресторана, приправы, апельсиновый сок. Брат-близнец холодильника Корбина – такой же пустой, безрадостный, холостяцкий.
Я пью сок и мою стакан. Слева от раковины горка грязной посуды, и я машинально принимаюсь мыть и ее. Тут даже тарелки с кружками лишены индивидуальности – простые, белые, скучные.
Так и хочется взять кредитную карточку, пойти в ближайший магазин и накупить яркой посуды, занавески на окна, несколько картин. Быть может, даже парочку комнатных растений. Этой квартире явно не хватает чего-то живого.
Какое же прошлое у Майлза? Не похоже, что у него кто-то есть. Никогда не видела Майлза с подружкой, да и не чувствуется здесь женской руки. Сомневаюсь, что девушка, зайдя в эту квартиру, удержалась бы от искушения украсить ее хотя бы чуть-чуть, прежде чем снова покинуть. Так что, скорее всего, девушек здесь просто не бывает.
Мои мысли переносятся к Корбину. За все годы, что мы прожили вместе, он ни разу не поделился со мной романтическими переживаниями. Скорее всего, потому, что настоящих отношений у него и не было никогда. Все девчонки, с которыми брат меня знакомил, не задерживались дольше чем на неделю. Неясно, в чем тут дело. То ли Корбин не хочет оставаться с кем-то надолго, то ли никто не желает оставаться с ним. Вероятно, первое – судя по тому, сколько девиц ему названивают.
Учитывая, что сам Корбин меняет девушек как перчатки, странно, что он всегда меня опекал. Видимо, брат слишком хорошо себя знает и не хочет, чтобы я встречалась с такими мужчинами, как он.
Интересно, похож ли Майлз в этом на Корбина?..
– Моешь мою посуду?
Я едва не подпрыгиваю от неожиданности, резко поворачиваюсь и вижу нависающего надо мной Майлза. Стакан выскальзывает из рук, но я подхватываю его прежде, чем он падает на пол. Перевожу дыхание и осторожно ставлю стакан в раковину.
– Закончила заниматься, – мямлю я, сглатывая образовавшийся в горле комок. Потом показываю глазами на чистую посуду в сушилке. – Она была грязная.
Майлз улыбается…
Или мне показалось?
Едва уголки его губ приподнялись, как тут же снова опустились.
Ложная тревога.
– Все ушли, – говорит он.
А значит, мне пора освободить помещение.
Майлз замечает на столе бутылку апельсинового сока и ставит в холодильник.
– Извини… – бормочу я. – Мне захотелось пить.
Он прислоняется плечом к холодильнику и скрещивает руки на груди.
– Тейт, я не против, чтобы ты пила мой сок.
Ого…
До нелепости сексуальная реплика. Как и вид, с которым Майлз ее произносит.
И по-прежнему – ни намека на улыбку. Господи, этот человек вообще знает, что речь должна сопровождаться мимикой?!
Не хочу, чтобы он заметил мое разочарование, а потому снова поворачиваюсь к раковине и смываю мыльную пену. Вполне подходящее занятие, учитывая, какие странные флюиды носятся в воздухе.
– Давно тут живешь? – спрашиваю я, чтобы нарушить неловкое молчание.
– Четыре года.
Я смеюсь – сама не уверена отчего. Майлз удивленно приподнимает бровь, недоумевая, почему его ответ вызвал у меня усмешку.
– Просто твоя квартира… – я кошусь в сторону гостиной, – несколько безликая. Я думала, ты переехал недавно и еще не успел обставить ее как следует.
Я не имела в виду ничего обидного, но именно так это и прозвучало. Пыталась просто завязать разговор, а в итоге лишь усилила неловкость.
Майлз медленно обводит взглядом квартиру, обдумывая мое замечание. С удовольствием взяла бы свои слова обратно, но даже не пытаюсь ничего сказать, чтобы не сделать еще хуже.
– Я много работаю, – поясняет он наконец. – Гостей у меня не бывает, незачем обставлять.
Так и тянет спросить, почему же гостей не бывает, но, похоже, есть темы, на которые Майлз говорить не желает.
– Кстати, о гостях. А что не так с Диллоном?
– Диллон – придурок, не питающий ни малейшего уважения к собственной жене, – спокойно произносит Майлз и уходит в спальню. Дверь он закрывает не полностью, чтобы я могла его слышать. – Решил предупредить тебя, пока ты не повелась на его уловки.
– Я не ведусь ни на чьи уловки. Особенно на приемчики Диллона.
– Вот и славно.
Славно?.. Ха! Майлз не хочет, чтобы мне понравился Диллон. Я в полном восторге!
– Корбин бы этого не одобрил. Он Диллона терпеть не может.
Ах вот оно что… Так это ради Корбина… Но почему же я так разочарована?
Майлз выходит из спальни. Сменил джинсы с футболкой на хорошо мне знакомые форменные брюки и белую рубашку, которую еще не успел застегнуть.
Он переодевается в форму летчика.
– Ты пилот? – спрашиваю я слегка удивленно. Почему-то в моем голосе слышится восхищение.
Майлз кивает и заглядывает в прачечную, смежную с кухней.
– Потому и знаком с Корбином. Учились вместе в летной школе.
Он возвращается в кухню с корзиной для грязного белья и ставит ее на стол.
– Корбин хороший парень.
Рубашка на нем все еще распахнута…
Я не отрываясь смотрю на его живот…
Хватит глазеть!
О боже… У него же пояс Адониса! Эти прекрасные линии, сходящиеся внизу живота буквой V, словно указание на некую тайную цель…
Господи, Тейт, ты же пялишься ему между ног!
Он застегивает рубашку, а я делаю над собой нечеловеческое усилие и отвожу взгляд.
Мысли… где-то они были, но сейчас их нет.
Может, все оттого, что Майлз – пилот?
Но почему это производит на меня такое впечатление?
Меня же не взволновало, что Диллон тоже пилот. С другой стороны, когда Диллон сообщил мне об этом, он не возился с грязным бельем, демонстрируя свой пресс. Мужчина, который разбирает белье для стирки, демонстрирует тебе голый пресс, да еще и работает пилотом, определенно достоин восхищения.
Майлз уже полностью одет. Он натягивает ботинки, а я уставилась на него, словно зритель на спектакле, где он играет главную роль.
– А это не опасно? – спрашиваю я, отыскав в конце концов связную мысль в голове. – Только что выпил пива, а теперь идешь управлять самолетом.
Майлз застегивает куртку на молнию и подхватывает с пола сумку.
– Я пил только воду, – говорит он, прежде чем выйти из кухни. – Я вообще почти не пью, тем более перед работой.
Я смеюсь, выхожу вслед за ним в гостиную и беру со стола свои книги.
– Кажется, ты подзабыл, как мы с тобой познакомились. В день моего переезда кое-кто валялся пьяным в коридоре.
Майлз распахивает входную дверь и пропускает меня вперед.
– Понятия не имею, о чем ты. Мы познакомились в лифте, припоминаешь?
Не пойму, шутит он или нет, потому что в глазах – ни намека на улыбку или озорной блеск.
Он закрывает дверь. Протягиваю ему ключ и направляюсь к себе.
– Тейт…
Так и тянет притвориться, что я не расслышала. Чтобы Майлз еще раз повторил мое имя. Вместо этого оборачиваюсь с видом, будто его присутствие на меня никак не действует.
– Тот вечер, когда ты нашла меня в коридоре, был исключением. Очень редким исключением.
В его глазах, а возможно, и в голосе есть что-то невысказанное.
Он стоит рядом с дверью и ждет, не отвечу ли я. Нужно попрощаться. Пожелать ему хорошего полета. Некоторые, правда, верят, что это приносит несчастье. Так что лучше просто сказать: «Спокойной ночи».
– Исключение случилось из-за Рейчел?
Да. Именно так я и говорю.
Зачем я это спросила?..
Его поза меняется, лицо каменеет, словно от удара молнии. Скорее всего, Майлз не может понять, почему я это сказала, он же не помнит о той ночи ровным счетом ничего.
Быстрее, Тейт… Очнись…
– Ты меня принял за кого-то по имени Рейчел, – выпаливаю я, чтобы хоть как-то исправить неловкое положение. – Вот я и подумала, что между вами что-то произошло и поэтому… Ну, ты понял.
Майлз делает глубокий вдох, стараясь не выдать своих эмоций. Похоже, я наступила на больную мозоль.
Видимо, о Рейчел упоминать нельзя.
– Спокойной ночи, Тейт, – говорит он и отворачивается.
Не пойму, что произошло. Смутила его? Разозлила? Обидела?
Что бы я ни сделала, уже сожалею об этом. Не по душе мне это чувство неловкости, заполняющее все пространство между мной и лифтом, у которого стоит Майлз.
Захожу в квартиру и захлопываю за собой дверь. Но чувство неловкости не осталось снаружи, оно следует за мной.
Шестью годами ранее
Мы ужинаем, всем неловко.
Лиса с папой пытаются вовлечь меня и Рейчел в беседу, но у нас нет настроения разговаривать. Мы пялимся в свои тарелки. Ковыряем еду вилкой. Аппетит куда-то пропал.
Папа спрашивает Лису, не хочет ли она посидеть на заднем крыльце.
Она соглашается и просит Рейчел помочь мне убрать со стола.
Мы относим посуду на кухню.
Оба молчим.
Пока я вожусь с посудомоечной машиной, Рейчел стоит, прислонившись к столу, и наблюдает, как я изо всех сил стараюсь не обращать на нее внимания. Рейчел не догадывается, что она повсюду. Она во всем. Все вокруг превратилось в Рейчел.
Это ощущение поглотило меня целиком.
Мои мысли больше не абстрактны.
Мои мысли теперь – Рейчел.
Мне нельзя любить тебя, Рейчел…
Я гляжу в раковину, а хочу смотреть на Рейчел.
Дышу воздухом, а хочу дышать одной Рейчел.
Закрываю глаза и вижу только Рейчел.
Мою руки и безумно жажду прикоснуться к Рейчел.
Я вытираю ладони о полотенце и поворачиваюсь к ней.
Пальцы Рейчел стискивают край стола за спиной. Мои руки скрещены на груди.
– У нас самые ужасные в мире родители, – шепчет она.
Ее голос падает.
Мое сердце тоже.
– Прямо-таки безнравственные, – говорю я.
Она хохочет.
Мне нельзя любить твой смех, Рейчел…
Она вздыхает.
Люблю ее вздох.
– Давно они вместе? – спрашиваю я.
Рейчел не станет врать.
– Около года. Они нечасто виделись, пока мама не решила переехать поближе к нему.
Я чувствую, как разбилось сердце моей матери.
Мы с ней ненавидим отца.
– Около года? – переспрашиваю я. – Уверена?
Рейчел кивает.
Ей ничего не известно о моей маме. Это очевидно.
– Рейчел?
Я произношу ее имя вслух. Мне хотелось этого с той самой минуты, как мы впервые встретились.
Не отводя глаз, Рейчел сглатывает и тихо шепчет:
– Что?
Я делаю шаг вперед.
Ее тело откликается. Спина стала чуть прямее, дыхание – чуть чаще, щеки – чуть розовее.
Но этого более чем достаточно.
Моя рука ложится ей на талию, мои глаза ищут ее.
Взгляд Рейчел не говорит «нет»…
Когда мои губы прижимаются к ее губам, это и хорошо, и дурно, и правильно, и неправильно.
А еще это месть.
Рейчел вдыхает, крадя у меня воздух. Я выдыхаю, чтобы отдать кислород ей. Наши языки соприкасаются. Моя вина сплетается с ее виной, мои пальцы путаются в волосах, которые бог создал специально для этой девушки.
Мой любимый вкус теперь – Рейчел.
Мой любимый подарок теперь – Рейчел.
Хочу Рейчел на день рождения. Хочу Рейчел на Рождество. Хочу Рейчел на выпускной.
Рейчел, Рейчел, Рейчел…
Я все равно буду любить тебя, Рейчел…
Скрипит задняя дверь.
Я отстраняюсь.
Она отстраняется, но я по-прежнему чувствую ее в своих объятиях.
Отвожу взгляд, но вокруг одна Рейчел.
В кухню заходит Лиса. Вид радостный.
Она имеет право на счастье – это ведь не она умерла.
Лиса объявляет, что им пора уходить.
Я прощаюсь с обеими, но мои слова – только для Рейчел, и она это знает.
Заканчиваю с посудой.
Говорю папе, что Лиса очень милая.
Не говорю, что ненавижу его.
Наверное, и не скажу никогда. Зачем признаваться, что теперь смотрю на него другими глазами?
Теперь он для меня просто… обычный человек.
Возможно, это и значит стать мужчиной – осознать, что отец понимает в жизни ничуть не больше твоего.
Я ухожу к себе в комнату и пишу Рейчел эсэмэску.
Я: Что будем делать с завтрашней встречей?
Рейчел: Соврем родителям?
Я: В семь сможешь?
Рейчел: Да.
Я: Рейчел?
Рейчел: Что?
Я: Спокойной ночи.
Рейчел: Спокойной ночи, Майлз.
Выключаю телефон: хочу, чтобы ее сообщение стало на сегодня последним.
Закрываю глаза.
Я пропал, Рейчел…