Коллектив авторов
Черногорцы в России

Полная версия

Бока Которская и Россия ^[1]

Д. Радойчич

Во время правления Петра Великого было положено начало морскому сотрудничеству между Бокой Которской и Россией. В связи с созданием российского флота русский царь направил группу своих подданных в Голландию и Венецию для обучения морскому делу. Сенат Венецианской республики доверил образование семнадцати русских юношей известному капитану и математику из Боки Которской Марко Мартиновичу. После краткосрочного обучения в Венеции курсанты в течение двух лет продолжали свое образование в навигационной школе в г. Пераст ^[2]. Помимо теоретической подготовки русские дворяне получали и практические навыки, плавая по Адриатическому морю. С российской стороны обучением руководил государственный деятель граф Петр Андреевич Толстой, в будущем представитель России в Константинополе. Летом 1698 г., в связи с организацией второго учебного плавания, он встретился с будущими моряками в городах Херцегнови и Пераст. Во время пребывания в Боке П. А. Толстой вел дневник, в котором впервые упоминаются эти края на русском языке¹.

«Это первое сотрудничество с Россией имело далеко идущие последствия не только для нашей Боки Которской, но и для всей Черногории, – пишет П. Ковачевич. – Русские воспитанники и их руководитель П. А. Толстой впервые познакомились с нашими землями и народом. Нет сомнения, что они ощутили общность славянской принадлежности, сходство религии и языка. Наверняка они были приятно удивлены, когда увидели и осознали, что на востоке Адриатики живут славяне. Русские люди, которые позднее станут высокими функционерами в публичной жизни России, будут помнить об этом постоянно; П. А. Толстой как ближайший соратник Петра Великого известил царя обо всем, что он слышал и видел, подчеркнул важность этих краев для русских интересов»².

После завершения учебы всем воспитанникам М. Мартинович вручил аттестаты и сопроводил их в Венецию. Своих учеников он представил Сенату Венецианской республики, перед которым отчитался о ходе обучения. За успешно выполненную работу М. Мартинович был удостоен от Сената награды³.

Исторические памятники, хранящиеся в архивах Боки Которской, и российские источники подтверждают продолжительность и глубину отношений между двумя близкими народами и двумя далекими государствами (Бока Которская в этот период была под властью Венецианской республики).

Адмирал Матия Змаевич родился в 1660 г. в Перасте, где и познакомился с упомянутым ранее П. А. Толстым. Это знакомство переросло в дружбу и определило жизненный путь М. Змаевича. После его участия в убийстве градоначальника Пераста М. Змаевич был вынужден искать убежище в Константинополе. Тут он встретился с русским посланником П. А. Толстым, который посоветовал ему поехать в Карловы Вары, где на лечении в то время находился Петр Великий. Царь лично проэкзаменовал М. Змаевича по морскому делу и незамедлительно направил его в Петербург в эскадру галер.

Из переписки Змаевича с родственниками в Перасте известно, что однажды тот спас русскому царю жизнь; во многом благодаря его таланту была одержана победа российского флота в морской битве около полуострова Гангут и Аландских островов. В то же время Змаевич известен как строитель портов и военных кораблей; большой вклад был внесен им в создание и организацию Балтийского флота. За заслуги в деле развития российского флота Змаевич был награжден орденом Александра Невского. После смерти Петра Великого он впал в немилость, но в 1729 г. был реабилитирован и назначен главнокомандующим порта в Таврове, где он входил в управление адмиралтейства. Через шесть лет он умер в Таврове, а похоронен был в Москве. Помня о своем происхождении из Боки Которской, М. Змаевич завещал свое имущество городу Перасту, а личный меч – его градоначальнику⁴.

Наиболее выдающимся представителем известного герцеговинского рода Владиславичей, переселившегося в начале XVIII в. в Херцегнови, был Савва ^[3]. Путь Саввы Владиславича к русскому царю также был связан с П. А. Толстым. Он покинул Херцегнови и, взяв с собой мать Теофану, отправился в Россию. Верно служа Петру I, Екатерине I, Петру II и Анне Иоанновне, Савва занимал высокое положение при российском дворе. Он был министром, советником по вопросам православного Востока, много сделал для сближения России с южными славянами. Он способствовал контактам Петра Великого с Молдавией и Валахией, а также с черногорским владыкой Данилой. Он возводил города в Сибири, участвовал в установлении границы между Китаем и Россией протяженностью в 6 тыс. км, которая осталась неизменной до наших дней.

Его считали одним из самых богатых людей России того периода. Он владел большим числом сел и многочисленной недвижимостью. Перед Екатериной I Савва ходатайствовал о признании своего иллирийского (т. е. сербского) княжеского титула, а также просил освободить его фамилию Владиславич от добавки Рагузский. Наряду с русским графским титулом было признано и его сербское княжеское звание. Он был принят в венецианский патрициат. В России он с радостью оказывал содействие и помогал всем, кто приезжал с родины, независимо от вероисповедания. Он перевел на русский язык «Историю славян» Мавро Орбини, написал путевые дневники о Китае. Его наследие в архиве выделено в отдельный фонд, не включенный ни в греческий, ни в турецкий. Перед смертью он продал часть своего имущества, а оставшееся подарил племяннику Моисею Ивановичу Владиславичу, который жил с ним в России и также имел там высокий государственный чин⁵.

Семья Войновича переселилась в Херцегнови в конце XVII в. из Герцеговины. Многие члены этого рода сыграли заметную роль в жизни России на протяжении XVIII–XIX вв. Йован Васильев был контр-адмиралом российского флота, а выйдя в отставку, в 1753 г. переехал из России в Триест. Марко^[4], также российский адмирал, родился в Херцегнови в 1750 г. Он был командующим Каспийским и Черноморским флотом, руководил Севастопольской эскадрой и был начальником черноморского мореходного училища, членом черноморского адмиралтейского управления, российским посланником в Персии. Во время русско-турецкой войны 1768–1774 гг. за четырнадцать месяцев он захватил восемнадцать судов, а как командующий фрегатом «Слава» уничтожил тринадцать турецких кораблей. До самой своей смерти он трудился на благо Черноморского флота. Под его командованием служили Д. Сенявин и Ф. Ушаков до того, как стали адмиралами. Никола Войнович родился в Херцегнови. Стал известен в боях с турками на стороне России. Как командующий фрегатом в 1799 г. с семью кораблями он участвовал в захвате острова Корфу, укреплении Фано и Синегалии и три месяца осуществлял осаду Анконы. За свои заслуги он был награжден орденами Св. Георгия IV степени, Св. Владимира, Св. Анны III степени, Св. Анны с мечами и Св. Иоанна. Семья Войновичей имела графский титул, который был подтвержден и Австро-Венгрией⁶.

Члены семьи Мирковичей, миграционные пути которых были схожи с описанными выше, в XVIII в. заняли выдающееся место в политической и экономической жизни г. Херцегнови. Савва Миркович как доброволец воевал под командованием генерала Георгия Долгорукова. В России он занимал многие значительные должности: начальник военной академии, советник адмирала черноморского флота, командующий

Херсонской эскадрой и придворный советник. В 1787 г. он приезжал в Черногорию для переговоров о совместной борьбе против турок. В России оставил свой след и Марко Миркович и графы Вук и Митар⁷.

Братство из Ластвы (район Грбаль, простирающийся от Котора до Будвы) дало много моряков русскому флоту. Иван Иванович Вучетич плавал на русских кораблях и участвовал в военно-морских акциях. Иван Михайлович Вучетич, капитан-лейтенант, морской офицер, вступил в русский флот в 1822 г. как доброволец. Он плавал в Балтийском и Черном морях, в 1837 г. перешел на гражданскую службу. Награжден орденами Св. Анны IV и III степени и Св. Владимира IV степени. Никола Вучетич в 1810 г. пришел в российский морской корпус как кадет и дослужился до чина контр-адмирала, был начальником штаба адмирала Лазарева и командиром II бригады IV дивизии флота. Награжден орденами Св. Станислава II степени, Св. Владимира III степени, Св. Анны II степени, а турецкий султан наградил его золотой саблей. Петр Вучетич был вице-адмиралом российского флота. Вместе с братом Николой в 1810 г. он вступил добровольцем в российский флот, командовал кораблями и фрегатом. Одно время он был начальником Севастопольского порта. Награжден орденами Св. Станислава I и II степени и Св. Анны с мечами. Стефан Вучетич вступил в русский морской корпус в 1816 г. и дослужился до капитан-лейтенанта. Как навигационный офицер плавал вокруг света с 1822 по 1826 г., за эти плавания был награжден орденом Св. Анны III степени. Занимался просветительской работой и преподавал морское дело. Умер в тридцать три года. Платон Петрович Вучетич был на морской службе в России с 1842 по 1878 г. Имел чин генерал-майора, плавал по Черному и Балтийскому морям⁸.

В этот же период в Россию приехали жители поселения Рисан, также расположенного в Которской бухте, – члены семьи Ивелич. Марко, Симеон, Ивеля, Петр и Константин получили генеральские звания российской армии. Их плодотворная военная и дипломатическая деятельность развивалась в период с 1770 по 1840 г.⁹.

С 30-х гг. XIX в. моряки и торговцы Боки Которской плавали в Россию и развивали свою деятельность в портах Черного моря и портах Дуная. Наряду с жителями городов Херцегнови и Добрач отправлялись туда и жители пос. Рисан. Около десяти капитанов работали в городах Бердянск и Одесса. К семьям из Рисана принадлежали Джуркович, Попович, Катурич, Любатович и Ковачич¹⁰.

Бурные исторические события, которые охватили Которскую бухту в начале XIX в., привели к ее берегам и российский флот. В начале 1806 г. сюда приплыли российские корабли во главе с адмиралом Дмитрием Николаевичем Сенявиным.

В Историческом архиве г. Херцегнови (Герцег Нови) сохранились документы, относящиеся к периоду российского присутствия в бухте, датируемые 1806–1807 гг. В это время Херцегнови стал центром, из которого велись военные операции против войск Наполеона. Сразу после своего прихода русские приняли необходимые и обширные меры по обновлению укреплений Херцегнови, которые были в очень плохом состоянии. Граф Георгий (Джордже) Войнович, командующий народной армией этого края, вел работу по реконструкции и достройке местного форта.

Население Боки Которской радушно поддержало русскую военную активность, принимая участие в борьбе вместе с черногорскими и российскими военными отрядами, сражавшимися на море и на суше. Пребывание частей русской эскадры в Которской бухте было очень важно для российских интересов. Русские понимали выгодность природных и геополитических условий этого залива, а Д. Сенявин имел серьезную военную задачу защитить морское побережье от Адриатики к Константинополю и до Севастополя. Для этой задачи он мобилизовал 116 которских парусников ^п. Надо подчеркнуть, что русские доверили всю гражданскую власть и часть военной местным жителям¹². После семнадцати месяцев российского управления по Тильзитскому миру Бока отошла французам. Сразу после ухода российских войск часть местных моряков на своих кораблях отбыли в Россию, где заняли важные должности и имели высокое положение в военном и государственном управлении страны¹³.

«Морское дело, особенно в период парусного судоходства, способствовало сплачиванию людей, что рождало в них мечтания. И страной их далеких грез была именно Россия. В эту страну наши люди попадали после длительной подготовки. А эта подготовка шла через Триест, и многие наши первопроходцы подготавливали почву для последующих многочисленных и длительных свершений». По словам одного из современников торгово-морской деятельности конца XIX в. Антона Дабиновича, на протяжении всего XIX в. Триест имел настоящего соперника в лице Одессы, не только в экономическом, но и в культурном смысле. «Русские власти были приветливее австрийских, поэтому нашим людям было гораздо лучше в России стать основателями больших торговых морских предприятий, тем более что южная Россия имела больше перспектив развития, чем отсталые земли в окрестностях Триеста»¹⁴.

Моряки и торговцы из Боки Которской на протяжении всего XIX в. уезжали в Россию, более всего в прибрежные области от устья Днестра до Кавказа, лишь единицы достигали северных районов и Москвы. Почти все поселялись в крупных городах черноморского побережья от Одессы до Таганрога, от Мариуполя до Темрюка на Кубани, занимались торговлей зерном на английских рынках. Один из наиболее известных торговых домов в Таганроге принадлежал Петру Лукичу Трипковичу из Доброты, он имел филиалы в Ростове, Бердянске и Мариуполе. В Одессе имелась колония выходцев из всех областей Боки Которской и ее окрестностей. Их путь в Одессу пролегал через Константинополь; образование, полученное там, открывало им двери в общественную и культурную жизнь Одессы.

Были и те, кто уехал в Россию по политическим причинам после первого Кривошийского восстания (1869 г.) и Герцеговинского восстания (1875–1878 гг.), не соглашаясь с политикой Турции и Австро-Венгрии¹⁵.

В Историческом архиве г. Херцегнови сохранились документы, которые свидетельствуют о принятии российского гражданства жителями этих краев. Так, в 1872 г. была одобрена смена гражданства с австровенгерского на российское Андрею Сеферовичу, а в следующем году – Владимиру и Косте Войновичу. В 1874 г. российское гражданство получил Иова Вукасович, в 1877 г. – Драган Црногорчевич, в 1878 г. – Ника Кротов Джукич. Иован Будут получил российское гражданство в 1882 г., а Мария Генриетта Войнович в 1887 г. оформила паспорт для поездки в Россию, где как российский подданный жил ее муж¹⁶.

В этой работе мы старались рассказать о наиболее выдающихся личностях края и охарактеризовать самые интересные сюжеты, свидетельствующие о тесных контактах между жителями Боки Которской и Россией. Адаптивные процессы протекали в двух направлениях в полном согласии сторон. Отдельные миграции, описанные в статье, демонстрируют успехи уроженцев Боки Которской в политической, экономической и культурной жизни России. Они надолго оставили свой след в ее истории.

Сколь бы хорошо эти люди ни устроились в России и как бы радушно ни были приняты в российских торговых и морских кругах, они не прекращали поддерживать тесные связи между собой и с родным краем. Те же, кто вернулся, сохранили незабываемые воспоминания о посещении России, а потомки тех, кто остался там навсегда, ассимилировались, но не забыли о своих корнях.

Примечания

¹ Ковачевић П. В. Учешће Бокеља у развоју руске морнарице, 12 вjекова бокељске морнарице. Београд, 1972. С. 137.

² Там же. С. 138.

³ Там же. С. 137.

⁴ Споменица Матије Змајевића // Зборник Которске секције друштва историчара Црне Горе. 3. Котор, 1985. С. 134–52.

⁵ Радојичић Д. Крајина новска у судару свјетова. Београд, 1994. С. 185–86.

⁶ Злоковић И. Адмирал Марко Војновић// Годишњак поморског музеја Котор. Котор, 1955. С. 81–1; Миљанић Н. Руски адмирали из Боке // Годишњак поморског музеја Котор. Котор, 1972. С. 123.

⁷ Накиченовић С. Бока, антропогеографска студија // Насеља српских земаља. Београд, 1913. Књ 9. С. 437.

⁸ Ковачевић П. Указ. соч. С. 123–29; Миљанић Н. Указ. соч. С. 128.

⁹ Злоковић И. Гласник поморског музеја Котор. Котор, 1953. С. 107.

¹⁰ Злоковић И. Прилози за историју поморства и трговине Рисна// Годишњак поморског музеја Котор. Котор, 1966. С. 13, 17, 19, 29, 30.

¹¹ Злоковић М. Херцег Нови од пада млетачке републике до бечког конгреса (1797–815) // Зборник Бока. 4. Херцег Нови, 1972. С. 42–0.

¹² Архив Херцег Новог (далее – АХ). Руски период год. 1807. С. 10.

¹³ Злоковић М. Капетан Јован Пјешивац, сарадник адмирала Макарова // Гласник поморског музеја Котор. XIV. Котор, 1966. С. 109.

¹⁴ Дабиновић А. С. Доброћани у јужнојРусији // Гласник поморског музеја Котор. Котор, 1960. С. 240.

¹⁵ Там же. С. 244–246.

¹⁶ АХ. Општина Херцег Нови. 1872. С. 122, 356, 611; 1873. С. 280, 356, 366, 420, 727; 1874. С. 314, 462; 1877. С. 401: 1878. С. 113; 1882. С. 433; 1887. С. 134.

Черногорский митрополит Василий Петрович и Россия

Ю. П. Аншаков

Имя Василия Петровича, митрополита и соправителя владыки Саввы, навсегда вошло в историю Черногории и русско-черногорских связей, поскольку именно он заложил прочную основу русско-черногорских взаимоотношений, многое сделал для их развития. Личность многогранная, противоречивая, готовая ради защиты интересов Черногории к рискованным и даже авантюрным действиям – все это в полной мере характеризует Василия Петровича, жившего и правившего в Черногории в один из наиболее сложных и драматических периодов ее истории.

Василий Петрович родился в 1709 г. в Негушах в семействе Петровичей, игравшем важную роль в политической и религиозной жизни Черногории. «Фамилия Петровича в Черной Горе из древних времен благородием происходит и как произвел Бог сербскому народу первосвятителя Савву Сербскаго от корене царскаго Симеона Немани, подобнее так черногорцам и протчим окружным христианом Бог произвел фамилию Петровича», – отмечалось в письменном обращении черногорской депутации к русской императрице Елизавете Петровне¹.

Василий Петрович с детства знал генеалогию своего рода, влияние которого в Черногории с избранием митрополитом Данилы Петровича-Негоша (1697–1735) неуклонно возрастало. Предназначенный со временем быть митрополитом, Василий совсем юным оказался в Цетинье, где под присмотром и опекой своего дяди, владыки Данилы, в монастырской школе научился читать и писать. После смерти Данилы в 1735 г. его место на митрополичьем престоле занял Савва, двоюродный брат Василия Петровича, проявивший себя слабым и безвольным политиком. С его приходом к власти «племена опять вскочили одно на другое; кровавая месть заступила место решения судом; всюду начались воровства и грабежи, никто не чувствовал себя безопасным», – писал русский ученый П. А. Ровинский².

Свою внешнеполитическую деятельность Василий Петрович начал в 1740 г. с дипломатической переписки с венецианскими властями г. Котора (венецианское Приморье) в связи с различными проблемами, почти постоянно возникавшими в черногорско-венецианских отношениях. Следует заметить, что 1740 год явился знаковым в истории русско-черногорских отношений. Если ранее в основном священнослужители, получавшие из России «немалые милостыни и подаянии…, были преданы российскому двору», то в 1740 г. к ним примкнули и черногорские старейшины (сердары, воеводы, кнезы), переставшие получать ежегодную плату от венецианских властей. С этого времени «черногорские начальники…, отдалясь совсем от венецкаго правления, предались все

России», – замечал посетивший позднее Котор со специальной миссией российский эмиссар Г. Мерк³. И хотя через несколько лет Венеция вынуждена была восстановить денежную выплату черногорским старейшинам, черногорско-венецианские отношения от этого заметно не улучшились.

Надо сказать, что обострение отношений с Венецией началось после Пожаревацкого мира (1718 г.), когда после победы Австрии и Венеции над Османской империей Венеции отошли приморские черногорские общины Грбаль, Побори, Маини и Браичи, а Черногория, воевавшая на венецианской стороне, лишилась выхода к Адриатическому морю. Помимо этого сказалось и то обстоятельство, что с этого времени Венеция больше никогда не воевала с Турцией, а это явно не устраивало Черногорию, и у нее появляется дополнительный стимул к развитию черногорско-русских связей. Черногорско-венецианское противостояние достигло апогея в начале 1740-х гг., когда провидуром Котора (глава администрации) стал Марко Кверин, а комендантом порта – Никола Болица. Венецианский сенат нанес чувствительный удар по экономике Черногории, запретив доступ черногорцам на приморские базары, лишив их возможности приобретать необходимые товары, продовольствие и порох. И хотя этот инцидент, как и некоторые другие, был вскоре улажен, напряженность в черногорско-венецианских отношениях сохранялась.

Такая критическая ситуация заставила Василия Петровича, замещавшего уехавшего в Россию Савву, в апреле 1744 г. прибыть в Венецию. Василий Петрович в специальной Записке сенату республики, напоминая о заслугах черногорцев перед Венецией, сумел добиться отрешения от должности ненавистного черногорцам Н. Болицы, а также настоял на открытии для черногорцев рынка в Которе.

Успешная миссия Василия Петровича в Венецию способствовала росту его авторитета и влияния на значительную часть черногорского общества. По возвращении из России Савва, ревнуя Василия Петровича к его возросшему влиянию, предпринял энергичные меры для его нейтрализации. Савва, именуя Василия Петровича интриганом, всячески старался продемонстрировать венецианским властям свои симпатии к республике. Он утверждал, что Н. Болица оклеветан, заявлял о приверженности черногорцев Венеции и пр.⁴. В результате интриг митрополита Саввы Черногория оказалась поделена на две партии: одна ратовала за старого владыку, «знаменем» другой стал Василий Петрович. Дело дошло до того, что амбициозный Василий Петрович, бывший тогда еще архимандритом, в 1745 г. представлял себя перед венецианскими властями черногорским владыкой⁵, хотя в то время являлся помощником митрополита Саввы, замещавшим его лишь на время отсутствия в Черногории. Безусловно, разъединение Василия Петровича и Саввы являлось злом для Черногории, но было на руку Венеции. И хотя острота конфликта между двумя родственниками и высшими церковными иерархами Черногории со временем притупилась, неприязнь между ними сохранялась до самой смерти Василия Петровича.

Если во взаимоотношениях Черногории и Венеции, несмотря на все расхождения, дело все же не доходило до постоянных вооруженных столкновений, то совершенно иначе складывалась ситуация на границах с османскими владениями. Здесь жесткое военное противостояние было нормой для черногорцев. Жизнь складывалась по формуле: «или черногорцев режут, или черногорцы режут». В письме от 15(26) июля 1743 г. к российскому резиденту в Константинополе А. А. Вешнякову Василий Петрович сообщал, что против Черногории ополчилась вся Босния, ближайшая Герцеговина, Шкодра (Северная Албания), Бар и Ульцин (турецкое Приморье), Призрен и Джаковица (Косово), которые с «нашими никогда не хотят мира иметь»⁶.

Надо сказать, что с начала 40-х гг. XVIII в. черногорское руководство поддерживало контакты с А. А. Вешняковым, которые выражались в сравнительно редкой переписке митрополита Саввы, Василия Петровича, черногорских старейшин с российским дипломатом. Внешняя политика Саввы в значительной мере была ориентирована на Венецию, а это не устраивало Василия Петровича, недовольного провенецианскими симпатиями митрополита и все более склонявшегося к опоре Черногории на Россию.

В феврале 1746 г. Василий Петрович направляет письмо канцлеру А. П. Бестужеву-Рюмину, где он впервые излагает российскому руководству основу своей концепции. Согласно ей Черногория является независимой страной, которая «ни от турков, ни от латин стоит необладаема»⁷. Помимо этого он убеждал российского канцлера, что если бы «в Черной Горы произошла школа философии, филологии и ретории, то вси римска церкве сынове приступили би к православию». Утверждал, что суть разума черногорского такова, что способна превзойти «и философа римскаго». Учитывая, что тогда почти все население Черногории было вообще неграмотным, выдвигать такие идеи мог только человек с большой фантазией. Справедливости ради стоит заметить, что в дальнейшем Василий Петрович станет более трезво оценивать положение дел в области образования черногорского народа и предлагать реальные меры к его совершенствованию. В конце письма Василий Петрович просил Бестужева-Рюмина об оказании содействия в издании написанной им «Истории о Черной Горы». И российский канцлер не забудет его просьбу.

В августе 1750 г. в Белграде Василий Петрович был рукоположен в сан митрополита печским патриархом Афанасием II. Его церковный статус вырос, а также возросло влияние в Черногории, где многие были недовольны слабой и пассивной политикой Саввы. В 1751 г. Василий

Петрович отправился в Вену, где, помимо прочего, направил императрице Марии-Терезии обширный меморандум. В нем он обосновывал тезис о многовековой независимости Черногории, этой «чистой девицы, одной особой республики» под управлением митрополитов из рода Петровичей. Василий Петрович просил венский двор взять под свое покровительство Черногорию и предлагал заключить союз между Австрией и Черногорией ради освобождения балканских земель из-под власти Турции⁸. В Вене в то время мало что знали о Черногории, но Василий Петрович был известен как человек непредсказуемый, склонный к вымыслам. Поэтому его предложения были оставлены без внимания. Кроме прочего, Василий Петрович весьма слабо разбирался в большой европейской политике, иначе он бы знал, что в то время политика Австрии не предполагала каких-либо аннексионных планов на Балканах. Убедившись в бесперспективности надежд заинтересовать венский двор Черногорией, Василий Петрович полностью переориентировался на Россию, где он с большим успехом будет стараться воплотить в жизнь те идеи, какие оказались неприемлемыми для Австрийской империи.

В 1751 г. российским посланником в Константинополе стал выдающийся дипломат А. М. Обресков. Приступив к исполнению служебных обязанностей, Обресков практически сразу же столкнулся с проблемами, которые волновали и которые хотело решить черногорское руководство. Со стороны черногорских старейшин к нему шли просьбы защитить Черногорию от нападений соседних османских пашей. В свою очередь у митрополита Саввы были свои проблемы: он просил Обрескова ходатайствовать перед Портой о возвращении захваченных турками после Прутского похода Петра I церковных земель. По словам Саввы, турки объясняли захват тем, что «султан дал им эти земли в наказание черногорцам за их верность русскому двору». В ответном письме Обресков заверял владыку, что имеет повеление императрицы стараться защитить интересы единоверцев перед Портой, но «только теперь надобно потерпеть»⁹. Однако долго терпеть черногорское руководство не захотело, и в мае 1752 г. митрополит Савва письменно известил канцлера Бестужева-Рюмина о решении направить в Россию Василия Петровича «для исправления поверенных ему дел»¹⁰.

В Петербург Василий Петрович прибыл в середине сентября 1752 г. Цель его первого визита заключалась в получении материальной помощи и политической поддержки со стороны России. Практически сразу митрополит направил Синоду письмо с просьбой о ликвидации задолженности по субсидии Цетиньскому монастырю с 1743 по 1752 г. (по 500 рублей через два года на третий), а также просил снабдить церковными книгами, выдать 100 букварей и 10 «Историй Александра Македонского» ^п. Желание митрополита получить книги о великом полководце Древней Греции, вероятно, связано с тем, что еще в упоминавшемся меморандуме на имя Марии-Терезии Василий Петрович вел отсчет черногорской истории именно со времени Александра Македонского, что, конечно, не соответствовало истине. Забегая вперед, заметим, что эти книги он так и не получил.

Следует сказать, что одной из важнейших своих жизненных задач митрополит Василий Петрович считал просвещение черногорского народа. Как уже отмечалось, черногорцы, в подавляющем большинстве, были неграмотны; таких людей было немало и среди руководящего слоя страны. Даже самое примитивное начальное образование было плохо организовано. Обычно родители обучали детей грамоте только в том случае, если желали видеть их в дальнейшем священниками. В таком случае они посылали своих сыновей в качестве причетников в монастырь, где их обучали азам грамоты и счета, изредка учили писать. О качестве обучения говорить не приходится, поскольку подавляющее большинство монахов и священников, кроме высших церковных иерархов, сами были людьми малограмотными. Понимая, что создание более совершенных органов управления и суда, в чем так нуждалась Черногория, требует людей образованных, Василий Петрович в своем обращении в июле 1752 г. к русской императрице просил о помощи в устройстве славянских малых школ в Черногории, по окончании которых он намеревался направлять учеников для продолжения образования в Россию¹².

В Москве, куда Василий Петрович переехал из Петербурга в январе 1753 г., он развернул активную деятельность: установил связи с видными политическими деятелями, писал многочисленные письма в Синод, Коллегию иностранных дел, русским сановникам, желая заинтересовать церковные круги и российское руководство проблемами Черногории и ее народа. В феврале 1753 г. Василий Петрович обратился в Коллегию иностранных дел, где он излагал историю черногорско-турецкого военного противостояния с 1712 по 1739 г., а затем послал туда «Краткое географическое описание Черногории». При этом Василий Петрович включал в состав черногорских земель не только собственно Черногорию с ее четырьмя нахиями (областями), но и часть территории Приморья, Герцеговины, все брдские племена, а также североалбанских католиков (Хоти, Клименти, Кастрати)¹³. Делал он это вполне преднамеренно, поскольку понимал, что раздираемая внутренней анархией, маленькая, оторванная от моря Черногория не способна вызвать сколько-нибудь значительный интерес у русского двора.

Находясь в России, Василий Петрович действовал как политический деятель, упорно настаивая, что Черногория никому не подчинена, достаточно обширна и могущественна, способна объединить балканские народы и стать центром освободительной борьбы от османского ига. Преследуя эти цели, он в апреле 1753 г. направил письмо канцлеру А. П. Бестужеву-Рюмину, где вновь утверждал, что его страна никогда не была завоевана Турцией, а всегда оставалась республикой во главе с митрополитом. Он также предлагал установить протекторат России над Черногорией и заверял канцлера, что в случае русско-турецкой войны «все окрестные славяно-сербские народы присовокупились и отдали б себя под протекцию всероссийскую»¹⁴.

Заслугой Василия Петровича является и то, что он являлся первым черногорским историографом. Мысли, высказанные им в обращениях к российскому руководству, нашли развитие в изданной в 1754 г. в типографии Петербургской академии наук книге Василия Петровича «История о Черной Горы» (при содействии канцлера А. П. Бестужева-Рюмина). В ней он высказывал суждения о славянской общности, о создании в Юго-Восточной Европе обширного славянского государства, прототипом которого должна была стать средневековая сербская держава в период ее расцвета. Впоследствии его идеи нашли продолжателей среди сербских государственных и общественных деятелей. Вместе с тем, книга содержит неточности, преувеличивает роль Черногории (которая представлена автором как большое и мощное государство) в антитурецкой борьбе. В ней превозносится роль самого владыки и его семейства. Книга Василия Петровича довольно успешно расходилась на российском рынке. Так, например, в Московской книжной лавке (с 1749 по 1763 г.) не осталось ни одного из 100 экземпляров, продававшихся по цене 12 копеек¹⁵, что было хорошим показателем по тем временам.