Призёр чемпионата России по сумо в весовой категории до 80 кг симпатичная Татьяна из Смоленска очень хотела выйти замуж и невольно прислушивалась к разговорам молодых людей.
– Смотрите, какая клёвая девчонка! Вот бы познакомиться… – слышит она как-то за спиной разговор парней в московском метро.
– Что ты? Это опасно, не видишь, что ли? Она ведь – спортсменка…
– Тем лучше… Ноги-то какие стройные!
Таня потихонечку замедляет шаг…
– Стройные? Я бы сказал – мощные, все в мышцах!.. А руки – ещё рельефнее!
– Зато фигура – заглядение!
Сердечко у девочки затрепетало…
– Посмотри лучше на её спину – Геракл! Она наверняка – борец…
– Нет, ребята, я всё же попробую с ней заговорить. Чего нам бояться, нас же трое!
Танюша с улыбкой оборачивается…
– Балбес, бежим! Она и с тремя легко расправиться может!..
(Рассказала Татьяна)
На вокзале в Симферополе профессионально орудовали воры-карманники. При посадке в электричку они обчистили севастопольского борца Берегового Сергея. Благо он был не один, в сутолоке его товарищи заметили и прихватили воришку.
Но тот оказался пуст, так как ловко передал кошелёк скрывшимся сообщникам. Завязался спор, и запахло дракой. С обеих сторон стягивались силы: коварная шайка и борцы после соревнований.
Воров было больше. Внезапно из-за их спин юркнул пацан, подбежал к Береговому и… вернул кошелёк.
– Мой брат – тоже борец, – шепнул он Сергею, получая от своих оплеухи…
(Рассказал Иван Цепин)
Михаил Ложечка сладко спал в конце вагона, когда его команда борцов Луганской области высыпала на ночной перрон. Тренеры пересчитали спортсменов. Одного не хватало…
– Кого ж это мы потеряли?! – заволновались они и быстро смекнули: – Ложечку!
Тут же метнулись обратно. Короткая стоянка поезда вынудила их со словами «Потеряли Ложечку! Где же Ложечка?» перещупать весь тёмный вагон…
– Ну и жлобы!!! – полетели в них градом возмущения пассажиров. – Это же надо! Из-за какой-то ложечки перебудили всех!
(Рассказал Сергей Шудегов)
Чемпион Советского Союза, бронзовый призёр чемпионата мира по классической борьбе в легчайшем весе Иван Иванович Михайлишин зачастил к специалисту по надгробиям чемпиону Украины Леониду Ракомину.
Они встречались у Лёни в мастерской-гараже в центре Львова, ходили «на каву», вспоминали молодость.
Однажды Иван Иванович сделал Ракомину неожиданный заказ: надгробный памятник самому себе. Уплатил вперёд и сказал, что едет на родину навестить сестёр. А изумлённого Лёню попросил подыскать для него на кладбище хорошее место.
По приезду Иван Михайлишин собрал у себя друзей и близких. После весёлого застолья проводил гостей, вернулся в дом, лёг и умер.
Свой диагноз (рак лёгких) он хранил в тайне. Признаться пришлось одному Ракомину. Врачи предсказывали Ивану Ивановичу полтора года, а он прожил ещё восемнадцать с половиной лет.
(Рассказал Леонид Ракомин)
Основоположник сумо на Украине Сергей Викторович Коробко, выступая в молодости на чемпионате МВД СССР по самбо, начал один поединок задолго до самой схватки.
Во время разминки он подошёл к сопернику и, глядя в глаза, нагло предложил ему проиграть за 100 рублей. Тот побежал советоваться к тренеру, который отрицательно закачал головой.
Коробко тут же спрятался, наблюдая, как исполнительный спортсмен ищет его, чтобы дать ответ.
Через 15 минут он незаметно подошёл к сопернику сзади и на ухо ему сказал: «Сто пятьдесят». Самбист опять метнулся к тренеру, но нарвался на раздражение и окрик. Коробко и в этот раз исчез.
Перед самым выходом на ковёр он предложил 200 рублей, но растерянный спортсмен только молча покосился на грозного тренера…
Непродолжительная схватка завершилась амплитудным броском Коробко с переходом на болевой приём и хриплым стоном соперника: «Во дурак! Лучше бы деньги взял…»
(Рассказал Сергей Коробко)
Ленинградский тренер по классической борьбе Моторин Дмитрий Михайлович, потерявший в долгих сталинских лагерях своё зрение, как-то на соревнованиях в запарке подбегает во время минутного перерыва между периодами схватки к своему подопечному Горохову.
– Толя, давай, борись… – машет он ему полотенцем.
– Я не Толя, – отвечает незнакомый голос. – Толя в другом углу ковра…
(Рассказал Юрий Тимин)
Заветный норматив мастера спорта по классической борьбе Юрий Огоновский выполнил на престижном московском Всесоюзном турнире памяти Егорова в весовой категории до 57 кг благодаря своей уникальной «коронке».
Вызывая соперников проводить ему вертушку, Юра чётко припечатывал их головы в ковёр. В финале столичный претендент после второго раза на ноги уже не встал. Судьи вынуждены были поднять Огоновскому руку.
Как приятно было делать дырочку в пиджаке нового костюма для долгожданного мастерского значка, а потом пройтись по весенне-солнечному Львову мимо памятника Адаму Мицкевичу!
У витрины кинотеатра Юра задержался, любуясь своим стройным счастливым отражением…
Хлопок по плечу и фраза «Мастера, небось, по шахматам выполнил?» опустили Юру с небес. Он обернулся на незнакомца, смутился и пошёл домой. Значок мастера спорта больше никогда не надевал.
(Рассказал Юрий Огоновский)
Запорожские борцы Геннадий Ермилов и Владимир Запорожченко тренировались как-то вдвоём на природе. Пробежали кросс 10 км, переплыли наперегонки Днепр и от усталости упали в высокую траву под могучее раскидистое дерево.
– Володя, скажи, а зачем ты так много тренируешься? – спросил Ермилов.
– Как зачем? – ответил Запорожченко. – Чтобы армию в спортроте отслужить, квартиру тренер обещал мне выбить… А ты для чего так мучаешься?
– А я хочу стать чемпионом мира… – еле слышно промолвил Ермилов.
Из листвы сверху за ними наблюдал ангел. Он улыбнулся и со временем исполнил желание каждого.
(Рассказал Владимир Запорожченко)
Посвящается Гончаренко Анисиму Архиповичу
– А на «вечарынку» пойдёте?
– На какую «вечарынку»? – отвечал я, смеясь…
– На танцы в клубе…
– Вот раньше были «вечарынки» так «вечарынки».
– А кто будет играть – гармонист… Кто?
– Не каждому… Поручалось – доверялось.
Все волновались. Готовились. Да…
Уже идёт третий день. В этом городке я должен был провести деловую непростую встречу. Будет присоединение и возврат, или будет дальнейшее рассоединение кластера. Но вот идут телефонные звонки, непонятные послания по электронной почте, а встреча, которая должна всё решить, откладывается и откладывается… Руководство моё легло на дно, и… нет его.
И пока я не выработал действие. Что нужно делать, куда идти? А в голове чередой идут какие-то события, и я не могу их поймать за хвост, расшифровать и что-то делать. И внутренне, безусловно, понимаю: сделка и предварительный разговор – это какое-то ничто, но нужно просто куда-то идти. Я просто должен что-то делать.
Всё, хватит… встаю… непроизвольно бросаю взгляд на яркий рекламный листок, который лежит на столике в номере, и выхожу на улицу…
На листке было: клуб знакомств проводит встречу – вечеринку. И вот я на улице, настроение – абсолютный ноль. Иду, оценивающе смотрю на себя в стеклянные стены торговых точек, которые тянутся бесконечно вдоль тротуара.
Вот идёт достаточно пожилой, ухоженный мужчина. Спокойно, несколько разболтанно. Внешне грузноват, но с остатками бывшей спортивности. Хвастун. Да это я.
Крыльцо здания. На котором стоят небольшие группки женщин и мужчин. Некоторые курят. Прохожу крыльцо, не спеша, рассматриваю женщин. Да отмечаю: некоторые тоже смотрят мельком на меня. И, пройдя фойе, прочитав указатель «Вечеринка», вхожу в комнату.
Сразу ко мне подходит высокая, молодая, красивая, яркая женщина и говорит:
– Вы на вечер?
Я несколько растерянно отвечаю:
– Да…
А она продолжает:
– Вы начнёте наш вечер – краткое вступление… что угодно…
– Да, но я впервые у вас, да… и ещё не все зашли, я видел на крыльце…
– А, это хорошо, что впервые, а… не важно, вечер пора начинать. У вас карт-бланш. Идёмте – составите мне компанию.
– Да, но этого не было у меня в планах.
– А… это не важно. Импровизация. Составите мне компанию. Нужно искать новые формы работы. Карусель знакомств наша многим постоянным клиенткам изрядно надоела, а вы, я вижу, действительно впервые на нашем вечере. И вы мне явно подходите… Идёмте.
– Да я впервые. Ну хорошо, но я навряд ли смогу сыграть роль массовика-затейника. Да и из нас не получится пары. Дуэта. Вы такая молодая и красивая, а я не молодой и красивый, а только красивый. Да и после такого утверждения, в настоящее время, нужно смеяться… А вы не улыбаетесь. Я сегодня не готов психологически, – добавляю я.
Но по женщине я уже вижу – она приняла решение, она не ошибается… И от её уверенности я понимаю, нужно убрать растерянность, и понимаю, нужно срочно полностью отвлечься от своих мыслей, своей проблемности и войти в окружающее пространство…
В комнате столики. За какими-то столиками сидят и мужчины, и женщины, но в большинстве случаев сидят либо женщины, либо мужчины.
И вот я и администратор (как я её назвал внутренне) выходим на небольшую эстраду, в углу комнаты, где установлены микрофоны.
Женщина снимает один микрофон и, ничего не говоря, передаёт его мне. И снимает второй микрофон. И, подойдя ко мне боком вплотную, отчётливо говорит в микрофон, глядя то на людей в комнате, то на меня:
– Вечер пора начинать…
И, немного помолчав, опять более уверенно говорит:
– Вечер пора начинать…
И, взяв меня под руку, продолжая стоять боком и повернув вплотную ко мне лицо и глядя мне в глаза, говорит в микрофон:
– Вечер пора начинать…
Я всё ещё несколько растерянно смотрю на неё и, не смотря в зал, отвечаю:
– Ну начинайте.
А она, взяв мою руку с микрофоном, корректирует расположение микрофона.
– Начинайте… Вот лучше вы… Лучше, если вы представитесь.
Тут я достаточно резко регулирую микрофон, отвлекаясь от зала и людей. Я уже обращался с этой конструкцией микрофона, я уже выступал и на новогодних корпоративах, и не только… И говорю, уже обращаясь в зал:
– Вы знаете, я действительно случайно в вашем городе, совершенно случайно решил сходить на вечер, прочёл рекламу… И меня, как мне кажется, тоже совершенно случайно вот только что поймали… А это даёт мне некие права, – продолжаю говорить я. И… начинаю смотреть внимательно в зал на людей, пытаясь поймать волну взаимодействия, но не нахожу её.
Да, контакта с залом нет. Это я чувствую, и чувствую, что мне никто не верит. И понимаю: «Кто же тебе будет верить – ты же говоришь правду».
И я понимаю, что я должен делать. Я понимаю, что я должен распределить нагрузку. Да, меня вот поймали, но я должен тоже кого-то поймать и переключить внимание на этого человека, мне нужна пара – такая, как я, а не эта девочка, на фоне которой я смотрюсь в лучшем случае комично, в худшем – жалко.
И, сжав в руке микрофон, я говорю:
– Мне нужна пара… Понятно, вижу – вы мне не верите… Я начну что-то говорить, а вы мне скажете: «Вот нас он поучает». Поверьте, ничего невероятного я вам не скажу, так как в настоящее время я тоже, как и все вы, пришёл сюда без пары. Бывает…
И тут я вижу, что администраторша несколько растерялась от моего перехода к моей уверенности и заинтересованно смотрит на меня, а потом в зал, но молчит и не предпринимает никаких действий.
– Возможно, в зале, на нашем вечере, есть решительная девушка, которая сама может выйти в зал, и мы… вдвоём будем отдуваться, – продолжаю я.
Но решительности никто не проявляет, зал ещё не раскачался, в комнату в это время заходят девушки и парни из фойе. Они заинтересованно смотрят, и чувствуется, что ничего не понимают. И, чувствуя, что они что-то пропускают важное, они стремительно и молча рассаживаются.
Зал в нетерпении, полностью ничего не понимает.
Одна за столиком говорит своей подруге:
– Я была прошлый раз – абсолютно было не интересно. А сегодня…
А подруга, у которой проходит скучающий взгляд, смотрит, но ничего не отвечает.
Я спокойно наблюдаю за этими процессами, понимая, что это даёт мне какое-то время осмотреться, и продолжаю.
– Отказываться нельзя. Вы должны будете выйти и сказать несколько фраз. Хотите – о себе, хотите – о причинах, почему вы здесь; как пример: «Просто пришла с подругой, поддержать компанию, хочу подругу выдать замуж, она растерялась по жизни, одна»… И так далее…
Но всё же в зале – одна сплошная нерешительность…
– Так… не получилось… Все мы собрались или по объявлению, или с сайта знакомств. Поговорим кратко про сайт…
Ей пишешь: «Привет». («Девочке» 50 лет!) Ну посмотрела, подумала, ну… тем, чем думается лучше, и решила: «Он мне не нужен: вот у него то, вот у него это». Неважно что. Вы генерал, вы… да что там генерал, вы – маршал! Правы вы, не правы… это вторично. Главное – решение принимаете вы. Только. Говорите своё «да» или «нет». Достаточно! Что-то другое (форма подачи и слова) не важно. Вот прекрасный и, главное, быстрый результат!
А ты, если «нет», пошёл дальше, к другой.
Вторая отвечает: «Здравствуйте!» (Она дала вам надежду, у вас загорелся один глаз, или ещё что-то другое произошло.)
И… у вас словесный понос: «Как вы знакомитесь? Переписка? Или лучше поговорить? Номер Viber ещё лучше. И видишь, и слышишь…»
И тут она: «Без обид, но не вижу смысла в знакомстве с вами, 63-летним мужчиной. (Маме моей 61.) Ответила из вежливости на приветствие. Хотя… Может, Вы просто пообщаться хотели…»
Она считает, что из вежливости нужно отвечать. Из вежливости не нужно тратить чужое время!
Она не права. Она не поняла. Из вежливости не нужно отвечать! Приняла решение. Остальное лишнее. Это высшая форма вежливости!
Где-то так. Говорить – «нет» или «да».
Второе. Для того чтобы выйти замуж, тоже только нужно уметь говорить – «да». Предлагаю вот здесь потренироваться говорить – «да».
Для этого нужно не много. Просто подняться подойти к микрофону и сказать – «да».
То есть звучит музыка, всё просто, девушка идёт, все смотрят (!), а девушка берёт микрофон и говорит – «да». Не хочет замуж, говорит – «нет». Всё. Девушка уходит.
Не нужно тратить чужое время. Это лишнее. Это не вежливо… У нас всех уходит драгоценное время нашей жизни…
Хорошо. Так как никого не нашлось, следовательно, по секрету скажу вам, пару себе я начну сейчас интенсивно искать. Но только себе. Я буду выбирать себе пару, заранее предупреждаю только для себя, а уже не для ведения вечера. – И здесь я вижу администраторшу, и она мне улыбается, но ничего не говорит.
В зале установилась полная тишина, все перестали говорить…
А я продолжаю всматриваться в зал. Администраторша улыбается. В зале тишина, все напряжены.
И после этих слов, я понимаю, что напор нельзя сбавлять… и решительно иду в зал, внимательно всматриваюсь в женщин в зале, и, проходя мимо столика, я вдруг понимаю: вот она… склоняюсь очень близко около женщины. Около полной фигуристой женщины, туфли на высоких не тонких каблуках, которая сидит боком и как бы склонив голову над столиком. И которая боком смотрит на всё происходящее. И, решительно безапелляционно взяв её за руку, говорю:
– Идёмте. Всё. Вы попались…
Женщина не теряется. Встаёт. Спокойно улыбается и поворачивается ко мне другим боком, продолжая смотреть как бы одним, но уже другим блестящим глазом.
И вот я и женщина, как бы уже вдвоём, не отдельно, возвращаемся на как бы сцену.
Я подхожу, беру микрофон и даю его женщине.
И говорю:
– Вы должны что-то сказать.
Но она улыбается и молчит.
Я, повернувшись к залу быстро и став к ней плотнее боком, говорю ей почти шепча, рядом, но в микрофон:
– Какие у вас духи?
Она говорит – отвечает:
– А вам нравятся?
– Да, нравятся.
– Вы меня на сцену… из-за духов?
– Нет, я так легко, не признаюсь. Хотелось рассмотреть. Вы будете представляться, вы посмотрите: зал полон женщин, они все должны представиться, а то мужчины… они как будут выбирать? Я работаю на мужчин, вы на женщин. Время пошло.
И пытаюсь стать к ней ещё ближе.
Женщина не смущается и просто говорит:
– Ну вы уже совсем… это слишком… перебор…
– Говорите!
Но женщина смотрит вокруг, тихо улыбается и молчит.
– Хорошо, вы не уходите, вы будете нужны, – говорю я и беру её под руку. И, резко повернувшись, но оставаясь как бы наполовину за женщиной и обращаясь уже в зал, говорю: – Так… Третье и последнее. Мне надоело вот здесь за всех отдуваться. Женщину себе я уже нашёл и хочу с ней поговорить, потанцевать, проводить, договориться… Без вас. – И вешаю на стойку микрофон.
И показываю администраторше, что мы уходим. Администраторша подскакивает со стула и подходит к микрофону.
Женщина заулыбалась как-то иначе и повернулась ко мне.
– Идёмте, – говорю я. И женщина, улыбаясь и ничего не говоря, идёт…
И вот мы выходим на улицу, и я беру её под руку и веду её в гостиницу… Понимая, что больше просто некуда идти…
В гостинице на ресепшене дежурная подаёт мне ключ, ничего не спрашивая, внимательно посмотрев и отчётливо видя, что я не один. И мы входим в номер. Я открываю бутылку вина, предлагаю ей присесть… А она проходит по комнате номера к открытой двери лоджии, выходит в лоджию и, глянув на ночной уже город и возвращаясь в номер, берёт протянутый ей стакан с вином… И вдруг, превратившись в решительную и молодую девушку, говорит:
– Рассоединение произошло, и не нужно опять заниматься соединением. Вас подставляют… Я не могла произвести нашу встречу иначе. А так… встретились двое любовников… Почему бы нет… За рассоединение будет оплата. Её вам принесут… А сейчас мы будем чем-то заниматься? – И выпивает вино, всё, не торопясь и в упор смотря меня, опять превращаясь в какую-то только улыбчивую и очень домашнюю женщину…
Утром я проснулся и, подхватываясь на локти, вижу, что «моя» женщина уже вышла из ванной и берёт сумочку с фирменной улыбкой и, говоря мне «пока», направляется к выходу. А я, отряхивая остатки сна, говорю:
– Да подождите вы… для меня случившееся… ну это не просто рядовой эпизод.
– Вы знаете, я уже опаздываю, я уже заказала такси… я должна идти… Да успокойтесь, вы были на высоте, – отвечает она.
Дверь ещё не закрылась, а я, вспоминая молодость, вскочил как сжатая пружина. И, по-армейски надев брюки, носки, туфли, набросив рубашку и сразу надев костюм, бросился вслед без лифта по лестнице, захлопнув дверь в номер. Выбежав в фойе, положил ключ перед дежурной на столик. Вижу, что «моя» улыбчивая женщина как-то незаметно трансформировалась в решительную молодую девушку, не оборачиваясь, выходит и действительно садится в такси… А я бросаюсь к своей машине. И начинается преследование. Утро. Такси идёт не быстро, но и не медленно, уверенно… И видно, таксист хорошо знает каждый поворот улиц города. А я преследую, не прячась, но и не догоняя… впритык. Такси приходит в аэропорт города, и я вижу, как она уверенно идёт к небольшому бизнес-джету. Открытый трап… её встречают, и, как только она поднимается на борт, трап уходит в самолёт, и самолёт некоторое время стоит и начинает движение. Бизнес-джет уходит в небо, не оставляя за собой никакого следа, и я наблюдаю его взлёт и очень медленно продолжаю приходить в себя, как бы выныривая ото сна происходящих событий, как бы ещё не проснувшись. И только сейчас понимаю, что мне нужно дозастегнуть ремень, застегнуть пуговицы на рубашке… И спотыкаясь иду по ровному тротуару к своей машине…
Вернулся в номер. Вижу, на столике небольшой кейс в непрозрачном пакете. Открываю кейс, вижу деньги, закрываю кейс. Убираю почти пустую бутылку из-под вина, достаю из сумки бутылку коньяка и, выпив полстакана коньяка, смотрю на свой, «не свой» – какой-то номер и медленно опять прихожу… откуда-то… Встреча состоялась. Информация поступила. Действие выработано. Я никуда не вмешиваюсь. Перехожу в режим конька, который скользит по льду окружающей жизни. Нужно возвращаться… И ложусь спать…
А утром уже следующего дня мне снится сон, полудрёма-туман. События не из сегодняшней жизни. Я молодой, в военной форме, еду в метро вверх, поднимаюсь вверх по бесконечному эскалатору… Как бы Ленинград, такие эскалаторы были только там… Эскалатор только-только был полон народа, и вдруг что-то происходит, и вот я уже один поднимаюсь в город. И, уже почти доехав, эскалатор останавливается.
Продолжая подниматься, на самых последних ступеньках эскалатора, вижу, сидит молодая девушка – блондинка, и я её спрашиваю:
– Почему вы не выходите?
А она, подняв на меня большие заплаканные глаза, говорит:
– А там некуда выходить.
А я, огибая её и помогая ей подняться, почти силой выволакиваю её наружу и понимаю, а никакого Ленинграда нет… Я вижу полностью какой-то развороченный город, в котором нечем дышать…
И вокруг какая-то чернота, город какой-то неестественно тёмный… и ассоциативно вспоминаю американский фильм – об американской шахматистке, которая приехала в нереально затемнённый СССР, на шахматный турнир. Я вспоминаю артиста в возрасте, который сидит за шахматной доской и с выражением в глазах предлагает ей сыграть в шахматы… И мне кажется, что у него монокль на глазу и он тоже в военной форме… А я почему-то думаю: «Ну вот прибалты отсоединились». И как тогда рассуждали политики? Они должны отсоединяться или не отсоединяться. Но варианта не отсоединяться – не было. Вариант был один. Отсоединяться. Но они должны были, отсоединяясь – уходя, отдать всё, что к ним было присоединено! Уйти, но взять только «своё» и ничего не забрать «лишнего»! И я понимаю. Это какой-то туман. И всё это осталось, где-то, но не здесь… И я стою смотрю на свою спутницу, и, задыхаясь, понимаю, что нужно делать (!), и, не выпуская руку девушки, куда-то иду… и просыпаюсь…
И, проснувшись, не могу вспомнить, а куда я пошёл…