Святослав Логинов
Профессионариум. Антология фантастических профессий
Вместо оператора нашли запись. Грэди раздражённым голосом попросил отменить заказ одного билета, а на вопрос о причинах ответил: «Жена внезапно расхотела лететь к красавцам с солнечного берега».
Ночью Агата лежала без сна. Рядом мирно сопел Грэди. Агата смотрела на профиль мужа и пыталась найти объяснение. Хоть какое-то… Может, у нее проблемы с памятью? Или Олден врёт? Но он давнишний друг семьи, с чего ему врать? К тому же есть доказательства: фото, этот вот звонок и даже тот странный уборщик… кажется, Чаз.
Неужели Грэди?..
Когда Агата коснулась сенсорной панели, вмонтированной прямо над литой ручкой, дверь со щелчком приоткрылась и впустила авторизованную гостью. Олден усадил её в гостиной.
– Милая, что с тобой? Выглядишь уставшей.
– Не могу уснуть вторую ночь. Я думала над твоими словами. Не хочу, не могу поверить, но кажется… – Агата быстро оглянулась. – В моей голове что-то не то. Не моё. Ненастоящее.
– Хочешь сказать, – медленно протянул Олден, – тебе переписали память? Милая, если всё так, это нарушение закона. Кто пошёл бы на такое?
– Если бы кто-то хотел удержать меня рядом… Боже, я не верю, что говорю это!.. Олден, ведь Грэди мог переписать мою память, да?
– Грэди?
– Посмотри, вот… Это список того, что я плохо помню. Где есть несостыковки, неточности, странности – как в случаях с Линдой, Чазом и поездкой. И тут вот выделено… Милый немец с той вечеринки, одиночный тур по Великобритании, уроки фортепиано, пошив платья для Мелиссы – всё это важно для меня, понимаешь? Всё это – я, мои успехи, мои минуты славы, моя жизнь, в которой почти не было Грэди. Моя личная, самостоятельная, которая из-за чего-то срывалась. Я думала – болезни, дела, форс-мажоры… А вдруг… вдруг нет?
Олден посмотрел на неё испуганно и слегка отодвинулся. Совсем чуточку. На таком расстоянии он успел бы вскочить и убежать за помощью.
– Агата, пожалуйста, не нервничай. Ты ведь не знаешь точно…
– Откуда я могу знать точно?! Что в моей жизни теперь может быть точно?! – вскрикнула Агата, выронив листок со списком. – Всё ведь было так хорошо!..
Она заплакала. Олден засуетился, поднял листок и бросил на стол, принёс Агате воды и вскоре проводил гостью до дверей. Агата уехала на вызванном такси и долго смотрела на удаляющийся силуэт Олдена. Крыльцо дома казалось ей перроном.
После этого разговора Агата впервые за годы семейной жизни ушла ночевать в маленькую спальню, подальше от Грэди.
Собрание Южной Ассоциации проходило в светлом зале на верхнем этаже ремклиники. Ремеморы сидели за длинным столом, словно на пиру, и говорили на тему, заданную председателем – многоуважаемым Грэди Норфолком. Обсуждали идею новой процедуры – реставрации воспоминаний.
– Нет, погодите. Править конкретный участок – одно, а рыться в чужом грязном белье, имея на руках лишь неясные описания клиента, – совсем другое.
– Я уверена, что это будет полезно. Мы сможем даже вытаскивать на свет память о раннем детстве. Только представьте! А если доберёмся до периода внутриутробного развития!..
– Вот уж куда я не хотел бы соваться, так это в живот беременной женщине…
– Вы оттуда вылезли, мистер Каппендорф.
– Спокойнее, господа. Мне кажется, если клиент даёт на что-то согласие – письменное, между прочим, – то мы имеем полное право и даже обязаны выполнить свою работу качественно и закопаться в ваше нелюбимое «грязное бельё» как угодно глубоко.
– Фу, ну у вас и метафоры… Жалею, что слышала всё это.
Грэди устало смотрел поверх голов на большую голограмму на стене: изображение аппарата РП-2, в просторечии – редпама, для непосвящённых больше похожего на пыточное устройство. Ещё бы… Кресло с ремнями, шлем с «иголками» внутри, опутанный проводами загадочный пульт, маска для быстрого и слабого наркоза – это выглядело зловеще. Но какому благому делу служило это высокотехнологичное чудовище!
На выходе после собрания Норфолка выловил секретарь.
– Мистер Норфолк, к вам молодой человек. Недавно закончил обучение, весьма перспективный ремемор. Хочет обсудить какие-то вопросы, касающиеся сегодняшней темы собрания… Видимо, прочитал на официальной страничке.
Грэди вздохнул, прикидывая, насколько откладывается ужин.
– Пригласите его ко мне.
Посетителя звали Джеймс Свифт, и он всем своим видом напоминал типичного великовозрастного студента: сутулый, русые волосы в беспорядке, под тёмными глазами явные следы недосыпа. Даже руку пожать забыл… Зато разговорились легко, как профессионал с профессионалом.
– И вы считаете, Свифт, что нам рано заниматься реставрацией?
– Нет. Я думаю, с неё стоит начинать. Ведь это как выкрутить яркость и резкость на фотографии. Гораздо проще, чем перекраивать картинку за картинкой. Но даже с этой задачей мы уже справляемся, а возможности свои не используем. Это расточительство.
– Вам пока рано говорить «мы». Понимаю, после восьми лет обучения вы чувствуете себя важным и всемогущим, но это ошибочно. Каждая модель редпама – уникальный, тончайший аппарат, обращение с ним требует большого мастерства. Это вам не выкручивание яркости.
– Конечно, там ведь нет картинок! Только ряды чисел, графики и схемы, по которым мы можем менять жизнь человека.
– Не нужно считать нас богами.
Джеймс посмотрел на него как-то странно, почти сочувственно. Кивнул. И перешёл к другой теме. Когда Грэди всё-таки вышел из кабинета, даже Олден покинул клинику. Клиентов в тот день у него не было, видимо, как и причин задерживаться.
Агата впервые радовалась, что Грэди так рано уехал на собрание. Она думала об этом, сидя в просторном купе, и пальцы беспокойно сминали подол платья. На вокзале Агата выскочила из поезда и побежала искать кого-нибудь из персонала. Первым попался уборщик.
– Скажите, вы знаете Чаза Грина? – Она вцепилась в бедолагу так, что он даже вздрогнул.
– Что? Кого?
– Он работает тут уборщиком. Чаз Грин, ну!..
– Простите, мэм, я тут новенький… – Уборщик перешёл на шёпот. – Но вы, наверное, про парня, который повесился?
– Повесился? – тупо повторила Агата.
– Ага, прям на рабочем месте. Меня сразу взяли только потому, что он, ну… того. Сходите к старшему менеджеру, если нужно.
Менеджер, узнав имя посетительницы, отдал ей свёрнутый листок бумаги, подписанный «Агате Макленнан». Её девичья фамилия… Агата села на обратный поезд и медленно, как в трансе, развернула записку.
«Милая Агата,
прости, что мне приходится так поступить, но я больше не выдержу жизни без тебя. Ты не виновата. Не помню, как держался эти годы, но после нашей встречи я совсем раскис… И всё равно спасибо. Спасибо за чудесные вечера на реке Хьюон. Спасибо за жаренный на костре хлеб. Спасибо, что позволила помочь, когда умерли твои родители. Спасибо, что выручала с учёбой в первом классе и целовала в щёку во втором. Спасибо за поездки на велосипедах и звёздные вечера. Я никогда не стал бы просить тебя остаться, моя милая Агата, но всегда буду тебя любить.
Прощай. Чаз».
У неё случилась истерика прямо в поезде. Проводник прибежал испуганный и бледный, принёс воды; в дверях купе столпились сердобольные пассажиры и жадно глазели. Агата рыдала, обхватив голову руками. Только бы прогнать этот образ! Только бы не видеть этого уборщика, глядящего на неё мёртвыми глазами!..
На станцию она сошла выжатой, молчаливой. В руке белел смятый платок. Такси быстро везло Агату мимо обычных бетонных и стеклянных зданий в элитный район пригорода, где стояли особняки из прошлого, а то и позапрошлого века.
Агата тихо зашла в дом. Дети, судя по голосам, были наверху. Агата медленно обвела взглядом холл, выронила платок и кинулась в кабинет мужа. Она залезла в компьютер, в рабочий планшет, перерыла все бумаги, стараясь потом всё вернуть на свои места, но нигде не было и слова о ней. Нужно найти… Не может не быть этих записей!..
– Да где они… – сбивчиво бормотала Агата, и на глаза наворачивались злые слёзы.
Она почти расплакалась, сидя на полу посреди кабинета, когда заметила что-то под столешницей. Небрежно приклеенные листы. Милый старомодный Грэди…
Агата узнала почерк: лёгкий и аккуратный, почти без нажима ручки. Словно распечатка, сделанная разными чернилами. Видимо, не одновременно.
«Обширная зона исправлений. Ранний период – от восьми лет. До этого – общее угнетение, подробная корректировка не нужна. Схема проникновения в клинику готова.
Первый осмотр. Не заметила.
Второй осмотр. Не заметила.
Третий осмотр. Что-то подозревает. Списал на сны, тайно дал успокоительное.
Зоны для редакции:
23 года (октябрь). Романтизировать наше знакомство. Прототип для исправления см. Приложение.
8-13 лет. Общее угнетение и удаление имён и данных о переписке.
27 лет. Рождение близнецов; подставить мою фигуру в образы с шестой по двенадцатую зону. Будет ощущение, что я встречал её в роддоме.
29 лет (февраль). Забрал украшения, подаренные на свадьбу. Не нужно так вести себя со мной. Варианты рассматриваются.
Вариант «Потеря» – провал.
Вариант «Ограбление» – успех. С полицией всё улажено (замятое дело). Достоверность высокая.
31 год (июнь-июль). Пошив платья для Мелиссы Эддингтон. Удалось скрыть от агентов Совета Мод, не допустить популярности. Жена-швея популярнее мужа, профессионального ремемора? Неслыханно. Подставная история с высокой достоверностью.
Плановая подчистка. Исправлено и угнетено 23 маленьких участка.
31 год (ноябрь). Линда. Всё-таки эта свободолюбивая дурочка плохо влияет на Агату. Нужна достоверная история с очернением. Желательно вызвать сильную неприязнь, создающую плохие ассоциации и с самой Линдой, и с её идеями.
32 года (август). Поездка на Новый Карнавал в Ниццу. Я люблю брать её с собой, но на этот раз какой-то всплеск свободолюбия. Она никуда не едет. Достоверная история с подтверждением. Подготовить доказательства.
Наблюдение продолжается. Странное поведение, но в пределах нормы. Подозрений нет. Осмотр пока не планируется».
Агата помнила эти случаи. Помнила, как Грэди встречал в роддоме с огромным букетом. Как ограбили на вокзале, а когда полиция призналась в своём бессилии, Грэди замял дело, чтобы не причинять жене беспокойство, вытаскивая историю на свет. Как она шила великолепное, способное прославить её платье для миссис Эддингтон, а та оказалась женой криминального авторитета, и Грэди для сохранения репутации Агаты стёр все следы их общения. Помнила, как Линда начала засматриваться на Грэди, а потом и вовсе пыталась его соблазнить, за что была уволена. Помнила, наконец, как отказалась от неожиданной поездки в прошлом августе, и Грэди расстроился из-за того, что сюрприз не удался.
Или… всё было не так?
Новой истерики не случилось. Агата посидела немного, забрала листы и ушла в ванную, где заперлась на весь вечер.
– Милая, ты не видела мои рабочие запонки? – спросил Грэди, входя в столовую и на ходу поправляя рукава рубашки.
– Нет, – бесцветным голосом ответила Агата. Крупная запонка со включённым микрофоном надёжно пряталась в пышной причёске.
Агата перенастроила диктофон в отсутствие мужа – это оказалось несложно – и решила записывать события каждого дня, а потом переслушивать. Она не думала, что и это решение осталось в памяти, что его можно прочитать при первой же возможности. Агате вообще было сложно думать. Ей снились Чаз, Линда и платье Мелиссы. Снилось солнечное побережье Ниццы и улыбающийся Грэди в холле роддома. Здесь она почти всегда просыпалась с криком.
– Что с тобой, дорогая? – беспокоился Грэди.
– Мамочка, у тебя что-то болит? – участливо заглядывали в глаза дети.
– Агата, ты выглядишь испуганной, – качал головой Олден.
– Я только пытаюсь понять… Я хочу понять, что было на самом деле! – плакала у него в доме Агата.
Олден молчал, гладил по спине, приносил попить, но ничем не мог помочь. Конечно, решение было очевидным. Поговорить с Грэди, только-то и всего! Просто спросить!
Агата не могла себя заставить. Ведь если Грэди узнает… А он наверняка узнает при очередном «осмотре». Или даже раньше, когда обнаружит пропажу листов. Он узнает, усыпит её, увезёт в клинику и исправит. Перепишет. Сотрёт. «Плановая подчистка».
Поверить в предательство человека, с которым живёшь десять лет, шесть из которых воспитываешь общих детей… Сложно. Было бы сложным, если бы не бумаги, разговоры и люди.
Вера в предательство затмила веру в человека.
Агату тряхнули за плечо, потом стали целовать в щёки.
– Проснись! Агата, посмотри на меня! Я здесь, здесь.
Она смотрела в потолок, а видела надвигающийся на неё шлем, утыканный изнутри иголками.
– Ты в порядке? Я так испугался, милая… Это всего лишь ночной кошмар, хорошая моя.
Прикосновение чужих рук казалось холодным. Агату трясло, она плохо чувствовала тело.
– Тебе снова приснились родители? Да? Хочешь, мы сотрём это? Тебе не будет сниться эта авария, не будет причинять боль. Всё хорошо, милая.
– Сотрём? – пересохшими губами повторила Агата.
– Да, бесследно. Или нарисуем на этом месте что-то хорошее. Милая, мы запишем тебя как пациентку, и всё это пройдет. Но если ты не хочешь, чтобы кто-то знал, я готов даже нарушить правила. Только ради тебя я их нарушу…
– Ты спрашиваешь, хочу ли я этого?
– Конечно.
Агата медленно села и повернула голову. Грэди захотелось спрятаться от этого взгляда, полного тоски. Ни одно собрание Ассоциации со множеством глаз, взирающих на него, не пугало так сильно, как эта неизбывная тоска. Последний взгляд умирающего зверя. Взор жертвы на мучителя.
– Ты спрашиваешь?.. А почему ты не спросил раньше? Почему не спросил, хочу ли я забыть Чаза? – Голос Агаты постепенно набирал силу. – Почему я должна была забыть, из-за чего не поехала на карнавал, из-за чего так и не дошила платье, из-за чего лишилась единственной подруги здесь, в этом огромном доме? Почему ты не спросил меня, можешь ли забрать мою память?
Грэди с ужасом покачал головой.
– Что ты такое говоришь, Агата?!
– Много ли ты переписал и без всяких планов? Моя ли это жизнь – там, в голове? Любила ли я тебя хоть когда-то? Знала ли я тебя? Знаю ли я саму себя?! – Агата сорвалась на крик, кинулась вперёд, упав на четвереньки. – Я всё поняла, всё, всё!.. И теперь ты снова сотрёшь меня, ты напишешь меня заново, напишешь свою идеальную жену, которая спит спокойно и никогда не затмит своего мужа!..
Грэди вскочил. Ноги держали плохо. Агата кричала на него, точно он был преступником, которым так боялся стать. Он, честный ремемор, добрый человек, любящий муж, заботливый отец, законопослушный профессионал – кем он стал в её глазах?!
– Ты стёр меня!
– Агата…
– Ты забрал всё, что мне было дорого, мои маленькие радости! Забрал их!
– Агата, пожалуйста…
– Ты сделал меня такой, как тебе нравилось! Ремеморы – боги над разумом!
– За что?..
– Ты злой, жестокий бог, зачем ты создал меня способной догадаться?!
– Почему ты так говоришь, любимая?..
Она зашлась в плаче, рухнула лицом в подушки. Грэди вылетел из спальни и прижался спиной к двери. В детской слышались голоса.
«Дети проснулись», – подумал Норфолк.
– Вызов скорой помощи, – скомандовал он в гарнитуру.
Грэди сидел на крыльце дома и смотрел на белую песчаную дорожку со следами шин. Сердце разрывалось. Он всё ещё слышал крик Агаты, которую укладывали на носилки и вкатывали в медицинский фургон.
– Вероятно, психоз. Не переживайте, в наше время всё лечится, – сказал врач, прощаясь с хозяином дома. – Вам ли не знать, мистер Норфолк.
Грэди ничего не знал. Он очень хотел спать. Вот Микаэль и Марта уснули на удивление легко, даже толком не выспросив, что там за шум внизу. А их мама в это время лежала где-то там, среди чужих людей, испуганная и разбитая непонятным для Грэди горем.
Спать. Просто отключиться, забыть всё, а проснуться с планом действий в голове, как это бывало обычно.
Но не теперь. И он понимал это.
Утром Грэди отвёз детей к Олдену и позвонил в больницу.
«Миссис Норфолк пока в достаточно тяжёлом состоянии, но мы уже начали медикаментозное лечение. Поговорите с доктором Мартинес, я переключу вызов».
После общения с врачом Грэди даже не пытался сделать вид, что этот день хоть сколько-то нормален. Отменив запись и извинившись перед клиентом, он до самого вечера сидел дома и запивал тоску и обиду всем, чем мог. Тоска не шла ни в какое сравнение с той жуткой болью, что плескалась накануне в глазах Агаты. Но обида была сильнее во много раз.
Как его Агата, его половинка, его обожаемая жена, могла так подумать?.. Откуда она взяла эти ужасные мысли об изменении памяти? О каких планах говорила? И как, как дошла до мысли о том, что он мог поступить с ней подобным образом? Ведь за всю жизнь он ни разу не обманул её! Ни разу!..
Дом накрывала ночь. Грэди лежал на диване в гостиной, точно мёртвый. Так и не включённая система безопасности большого дома бездействовала. В саду мерцали фонари.
Через ограду перемахивали люди с оружием в руках.
«Сегодня ночью в пригороде произошло нападение на дом председателя Южной Ассоциации ремеморов Грэди Норфолка. Нападавшие – известная преступная группировка – воспользовались тем, что на территории не работала система безопасности, ворвались в дом и подожгли его. Пожар уничтожил здание почти полностью. Во время трагического инцидента погиб сам мистер Норфолк. Его жена, Агата Норфолк, находилась в больнице, а судьба детей, Микаэля и Марты Норфолк, нам неизвестна. Преступников уже задержали. Причиной нападения один из них назвал донесение Норфолка властям о…»
Олден выключил трансляцию, спрятал наушники в карман и задумчиво посмотрел из-за приоткрытой двери на играющих в соседней комнате детей. Затем пошёл на кухню, кинул в стаканчики быстрорастворимые таблетки и заглянул в комнату к малышам.
– Эй, кто хочет лимонада?
Через час Олден встречал во дворе гостя, который забрал спящих детей и усадил их в машину.
– Ну что, я выполнил свою часть сделки, – сказал Олден, скрестив руки на груди. – Можешь спокойно забрать всё, что хотел. И не забудь, что ты обещал воздействовать на кого-то, чтобы меня выбрали следующим председателем.
– Помню, – безмятежно отозвался гость. – Помню и до сих пор удивляюсь. Насколько же нужно завидовать успеху своего, хм… друга, чтобы так рисковать? Дал мне доступ к своему аккаунту, помог влезть в аккаунт Норфолка, подкидывал «доказательства» к ним в дом, столько всего наворотил!.. И всего лишь из-за места во главе длиннющего стола.
– Ты слишком молод, чтобы понять, – фыркнул Олден. – Я в профессии двадцать с лишним лет – в два раза дольше, чем Грэди, – и до сих пор не получал признания. Разве это честно?
– Не спорю.
– Только Агату жалко…
– Это не твоя забота. Прощай, Олден. Отныне разрываем все связи и больше не видимся, не говорим, не слышим друг о друге. Верно?
– Да, я стёр все признаки нашего сотрудничества. И детей никаких в моём доме не было, ни слуху ни духу. Удачи.
– И тебе, дружище, – усмехнулся гость.
Он уехал. Вечером следующего дня Олдена Скотта арестовали за связи с преступной группировкой, напавшей на дом Норфолков. В заговоры, похищение детей и в мистических пособников полиция не поверила: не было никаких улик. Зато были сообщения с аккаунта Олдена.
Еще через несколько дней он загадочным образом погиб в тюрьме. Один из заключённых тайком ухмылялся, думая о переведённых на счёт деньгах и о том, как использует их после освобождения.
Агата смотрела в светлый потолок палаты.
– У меня есть доверенность на экстренный случай, так что я увезу вас домой. Всё будет хорошо, – ворковал молодой человек, суетясь вокруг неё. – Вы станете наблюдаться у частного доктора, и жизнь вновь покажется вам прекрасной. Вы ведь рады, Агата?
– Да, – бесцветным голосом ответила она.
– Замечательно. Всё образуется, вот увидите…
Они странно смотрелись рядом: осунувшаяся темноволосая женщина и полноватый кудрявый парнишка, блистающий жизнерадостной улыбкой. Оформив все бумаги, парнишка сел в машину вместе с безучастной Агатой и уехал.
В чёрный пакет полетели накладной живот, силиконовая маска и парик.
«Пользу моего неожиданного предложения вы увидите сами, – гласило письмо, адресованное высшим инстанциям. – Возможности ремеморинга используются едва ли наполовину, тогда как этот метод таит в себе способ борьбы с преступностью. Личность во многом составляют и определяют воспоминания, а потому их радикальное изменение может полностью перестроить модель поведения человека, его характер и отношение к миру. Что, если угонщик будет помнить свою счастливую жизнь наследственного булочника? Что, если наркоторговец свято поверит, что всю жизнь прожил с любимой женщиной, работая в приюте для бездомных? Несомненно, это потребует профессионализма от ремемора, проводящего такую коррекцию, а также больших трудов. Однако полностью изменить память вполне возможно. К письму я прилагаю свои расчёты, правильность которых не вызывает у меня сомнения. С уважением…»
Вид из небольшого окна со светлыми занавесками очаровывал бескрайностью и особой, безмятежной зимней красотой. Агата глядела на ослепительно белое поле, на спрятанные в холмах домики и очертания города вдалеке, на засыпанный снегом садик, на чистое, яркое небо без единого облачка. В изящном френч-прессе на столе перед Агатой настаивался кофе.
Эрик и Энни вбежали в столовую, пронеслись мимо не успевшей ничего сделать Агаты и налетели на вошедшего отца. Тот поймал малышей за руки.
– Так, разве я разрешал бегать в столовой?
– Не-е-т…
– Тогда почему вы это делаете? Марш в комнату и садитесь за книжки. После обеда у вас занятия, так что подготовьтесь хорошенько.
Топот малышей затих на лестнице. Агата погладила мужа по руке.
– Всегда восхищалась твоим умением поддерживать дисциплину.
– Что странно, ведь я привык следить только за собой, – вздохнул он, наливая себе кофе.
– Однако же они становятся послушнее, чем раньше.
– Я умею менять людей, – рассмеялся муж.
– Это точно, милый. Ты сегодня поедешь в клинику?
– Да, только сначала закончу кое-какие дела. Давно надо было с этим разобраться. А может, сегодня и ответ на моё письмо придёт…
– Тогда я отвезу детей в класс и поеду в студию. Там не всё в порядке с теплицами: снова не хотят цвести розы Баркароле.
– Ладно. Хорошего дня, дорогая.
Он допил кофе и ушёл. Агата осталась в столовой. В своём кабинете хозяин дома включил компьютер и стёр все файлы, касавшиеся Норфолков, Скотта, Южной Ассоциации ремеморов и Джеймса Свифта, который существовал очень недолго. Аккуратно, листок за листком, сжёг запасные распечатки с планом редакции памяти Агаты, фотографии с трогательными подписями, неудачный вариант записки повесившегося уборщика… Последней он взял в руки фотографию с двумя детьми: мальчиком и девочкой. Это фото он не сожжёт. В жизни было много плохого: и безответная любовь, и зависть, и сомнительные связи, и ложь, и подкупы, и убийства… И даже сборка домашнего, полностью рабочего РП-3! А ведь умники-конструкторы наперебой твердили, что это невозможно.
Да, было много горечи, но много и побед. А ещё было светлое детство. Их с Агатой детство и любовь, которая преодолела всё, исполнив его давнюю мечту. Их мечту. Теперь-то Агата не забудет об этой любви. Он не позволит.
Чаз улыбнулся. Голос зазвучал приглушённо, утопая в пышных шторах и густом ворсе ковра.
– Мечта есть движущая сила,
Мечта – предшественница цели,
Мечта дорогу мне осветит,
Чтоб дни вперёд, вперёд летели.
А чтоб достичь желанной цели,
Одной мечты, конечно, мало.
Вот здесь придёт черед для действий…
Мечта же для всего – начало!
