bannerbannerbanner
Социологическая школа права в контексте современной юриспруденции

Коллектив авторов
Социологическая школа права в контексте современной юриспруденции

Полная версия

Авторский коллектив:

Гилинский Я. И., д.ю.н., проф.; Глухарева Л. И., д.ю.н., доц.; Голубева Л. А., к.ю.н., доц.; Крупеня Е.М., д.ю.н., проф.; Куликова М.С., маг., асп., преп.; Ломакина И. Б., д.ю.н., проф.; Масловская Е.В., д.с.н., в.н.с., Павлов В. И., к.ю.н., доц.; Разуваев Н.В., д.ю.н., проф.; Ромашов Р.А., д.ю.н., проф., засл. деят. науки РФ; Тонков Д.Е., маг., преп. – иссл.; Тонков Е.Н., к.ю.н., доц., адвокат; Холопов А. В., к.ю.н., доц.; Черноков А.Э., к.ю.н., доц.; Честнов И. Л., д.ю.н., проф., засл, юрист РФ

Рецензенты:

доктор юридических наук, профессор, заслуженный деятель науки Российской Федерации

Д. И. Луковская (Санкт-Петербургский государственный университет)

доктор юридических наук, профессор, заслуженный юрист Российской Федерации

С.Л. Сергевнин (Северо-Западный институт управления РАНХиГС)


Идея и редактирование серии: Е. Н. Тонков


SOCIOLOGICAL SCHOOL OF LAW

IN THE CONTEXT OF MODERN JURISPRUDENCE


Edited by E. N. Tonkov & I. L. Chestnov



В оформлении обложки использован фрагмент картины Веры Ливановой «Подготовка рабочих к обороне»


@biblioclub: Издание зарегистрировано ИД «Директ-Медиа» в российских и международных сервисах книгоиздательской продукции: РИНЦ, DataCite (DOI), Книжной палате РФ



© Е.Н. Тонков, И. Л. Честнов, составление, предисловие, библиографический список, 2022

© Коллектив авторов, 2022

© Гуманитарный фонд «Тюрьма», 2022

© Издательство «Алетейя» (СПб.), 2022

Перспективы диалектической социологии права в эпоху постсовременности: вместо предисловия

Из трех классических типов правопонимания – юридического позитивизма, юснатурализма и социологии права – последний гораздо адекватнее отвечает на вызовы постсовременности. К таковым нельзя не отнести глобализацию, фрагментаризацию социума, ценностный плюрализм, перманентную изменчивость, рост сложности в онтологическом (или даже в онтическом) и гносеологическом смыслах, взаимообусловливающих друг друга, проблематизацию, казалось бы, очевидных явлений и понятий, таких, как человек, власть, государство, право и т. п. В то же время многими авторами констатируется, что право и юридическая наука в эпоху постсовременности теряют свою легитимность. Именно социология права способна адекватно описать эти негативные изменения и, смеем надеяться, предложить перспективы их преодоления.

Следует заметить, что сегодня (вероятно, с 80-х гг. XX в.) наметилась тенденция к интеграции классических типов правопонимания, что выразилось в формировании соответствующего подхода, например, активно пропагандируемого В. Д. Зорькиным, В. В. Лазаревым и др. Да, сегодня никто не будет спорить с тем несомненным фактом, что право существует в формах его внешнего выражения (хотя по поводу того, как их – формы – трактовать и каково их количество, разногласия, несомненно, есть и будут); что право оценивается с позиций неких (прежде всего, моральных или религиозных) ценностей и легитимируется ими; а также, что право обусловлено социальными факторами и оказывает на них обратное влияние, что оно существует в поведении (интеракциях). Однако механическое соединение позитивизма, юснатурализма и социологии права мало что дает, а с теоретической точки зрения такое сочетание без некоего основания в принципе невозможно. Поэтому не случайно Р. Алекси, один из наиболее авторитетных и интересных представителей теории естественного права второй половины XX в., утверждал, что именно социальный аспект (социальная действительность) является приоритетным не только перед формально-юридическим (позитивистским), но и перед моральным.

В чем преимущества социологии права перед другими типами правопонимания? На наш взгляд, прежде всего, в отказе от формальной догматичности «юридической картины мира», которая стала доминировать (как в теории, так и в практике) благодаря господству неопозитивизма (нормативизма). Отказ от изучения и адекватной (позитивной) критики существующей правовой политики превращает догму и доктрину права в служанку власти и не позволяет ответить на принципиально важные вопросы – как изменяется право и как оценить его постоянные трансформации. Именно социологический подход призван дать ответ (по крайней мере предложить свой вариант ответа) на эти вопросы.

В то же время сегодня социология права не может не изменяться вместе с трансформациями исторического и социокультурного контекста. Очевидно, что адекватной новым реалиям является не позитивистская социология права, а диалектическая или диалогическая. Одновременно она – социология права – должна быть практикоориентированной, реалистической программой осмысления правовой реальности. При этом, как справедливо утверждают авторитетнейшие социологи, наука, хотя и косвенно, участвует в конструировании социальной (и правовой) реальности. Отсюда вытекают новые функции и ответственность социологии права.

Можно предположить, что концепции юспозитивизма и юснатурализма находят консолидирующие направления в социологическом подходе к праву. Юссоциологизм позволяет объединить методы познания различных научных направлений, в том числе, через культуральную парадигму. Правовая культура как результат и способ жизнедеятельности людей, являясь интерсубъективным источником права, опосредует социальные явления и воздействует на правопорядок.

Отчуждение населения от законодательной деятельности компенсируется развитием корпоративного права, усилением цеховых и стратовых практик. Обычное право отражает качества совместной деятельности людей, ускользающие от понимания исследователей, недооценивающих социологические методы познания. Общие правовые закономерности проявляются в поведенческих актах индивидов, которые одобряются вначале близкими референтными группами, а затем и широкими слоями населения.

Аксиологичность нормативных систем позволяет правоприменителям реализовывать личные интересы, утаивая политические и субъективистские пристрастия. Действующее материальное и процессуальное законодательство содержит большое количество оценочных категорий, позволяющих, в зависимости от их толкования, оказывать авторитарное воздействие на правопорядок. Широкие пределы усмотрения и отсутствие стандартов доказывания превращают юридические механизмы в удобный инструмент манипулирования. Латентный произвол, избирательность правоприменения при наложении санкций в административных и уголовных процессах, социально-психологические, политические, экономические зависимости юридических акторов исследуются современной социологией права.

Социологические концепции позволяют учитывать достижения практической юриспруденции, к успехам в которой стремится большинство студентов юридических учебных заведений. Социологические школы права становятся основой правопонимания в эпоху, когда стираются резкие грани между юспозитивизмом и юснатурализмом, а в общем правовом теоретизировании исчезают разделения академических школ, утрачиваются научные традиции. Социологические подходы, в том числе правовой реализм, позволяют обобщить эмпирические измерения правопорядка, интегририруя теоретические и практические феномены, без этого направления юриспруденции современные исследования уже не могут претендовать на всестороннее рассмотрение права.

Следует заметить, что социология права – это не просто относительно самостоятельная научная дисциплина, акцентирующая внимание на «динамическом» аспекте права, на его связи с другими социальными явлениями, но дополняющая догматический подход описанием и осмыслением как права в целом, так и всех его институтов. Поэтому перспективным направлением в рамках социологии права является социологический подход в отраслевых юридических дисциплинах. Так, Л. И. Спиридонов в 70–80 гг. XX в. разработал программу социологии уголовного права и основал кафедру с одноименным названием в Академии МВД СССР. Этот же подход с успехом развивается таким авторитетнейшим криминологом (как и многими другими представителями этой дисциплины), одним из авторов настоящей коллективной монографии, Я. И. Гилинским. В принципе, работы в области коммерческого и предпринимательского права Б. И. Пугинского и С. Ю. Филипповой – это современная социология цивилистики.

Сегодня, в эпоху постиндустриального, постсовременного мира, социология права в ее постклассической версии, представляется наиболее востребованной научно-исследовательской программой описания и объяснения правовой реальности. Ее перспективными вариантами становятся диалектико-антропологическая и неореалистическая программы. Первая акцентирует внимание на том, как именно социальные процессы интериоризируются в мире права и диалогически с ним взаимодействуют. Социологический неореализм основывается на широком подходе к источникам права и эмпирических исследованиях функционирования правопорядка. Особое внимание уделяется выявлению закономерностей правоприменительной практики, в том числе, экстралегальным воздействиям на принятие решений, которые остаются без должного внимания в позитивистких концептах и не верифицируются в юснатурализме.

Эти и другие аспекты социологии права стали предметом осмысления участников международной научной конференции XX-е Спиридоновские чтения на тему «Социология права Л. И. Спиридонова в контексте современных проблем юриспруденции», которая прошла 09 апреля 2021 года в Санкт-Петербургском юридическом институте (филиале) Университета прокуратуры Российской Федерации. Материалы участников конференции представлены на суд Читателя в настоящей монографии.

 

Раздел I
Общетеоретические аспекты социологии права

Глава 1
Диалектическая социология права Льва Ивановича Спиридонова в контексте современных проблем юриспруденции

Диалектическая социология права Л. И. Спиридонова, с некоторыми оговорками, на мой взгляд, может претендовать на то, чтобы именоваться научной школой. Дело лидера продолжают его ученики, есть последователи, можно говорить о развитии идей ученого. В то же время наука не стоит на месте. Как изменялись взгляды Л. И. Спиридонова на протяжении его творческого пути, так и развитие диалектической социологии права у его учеников и последователей сегодня движется в сторону диалогической методологии и социокультурной антропологии права постсовременного социума.

Социология права Л. И. Спиридонова – сущностно диалектическая. В ней акцентируется внимание на социальных предпосылках права – источнике права в социолого-правовом смысле, – и на его – права, – динамике, постоянной изменчивости. Сегодня эти важные положения проблематизируются в постклассической методологии в связи с проблемами интериоризации внешних стимулов – социальных факторов, исторического и социокультурного контекста, – в механизм правообразования, воспроизводства права, включая анти-номичность следования правилу. Одновременно – это и проблема измерения эффективности права. Эти и другие моменты предполагают решение методологической задачи – разрешение (снятие) противоречия основных бинарных оппозиций, из которых складывается социальность как таковая, включающая право как ее аспект или сторону. Об этом и пойдет речь ниже.

Диалектическая социологическая программа исследования онтологии права разрабатывалась Л. И. Спиридоновым начиная с конца 1960-х гг. и получила воплощение в таких работах, как монографии «Социальное развитие и право»[1] (которая легла в основу его докторской диссертации), «Социология уголовного права»[2], учебное пособие «Основы социологических знаний (в соавторстве с И. Б. Михайловской)[3], в других публикациях. В отличие от формально-юридического (догматического) подхода (правовая норма – судебная практика), «социологический стремится раскрыть более глубинные связи, отражающие сущность правовых явлений: общественные отношения – право – функционирование правовых норм в обществе – их социальная эффективность»[4]. Тем самым заявляется не просто социологический подход к анализу права, но именно диалектико-социологический.

В этой связи необходимо сделать одно важное уточнение. По справедливому замечанию В. Д. Зорькина, «на основе философии позитивизма, в рамках позитивистской теории права второй половины XIX – начала XX в. сложились два направления: первое – юридический позитивизм или аналитическая юриспруденция как один из способов обоснования формально-догматического метода, одна из разновидностей формально-догматической теории права; второе – социологический позитивизм – непосредственный предшественник буржуазной социологии права XX в…

Социологический позитивизм не ограничивался догмой права, но, в отличие от юридического позитивизма, считал ее вспомогательной, чисто технической частью теории права, стремился понять право в связи с его содержанием, т. е. прежде всего выработать социологическое понятие права, а также поставить и решить проблему возникновения и функционирования права («динамика» права) во взаимосвязи с другими многообразными фактами, отношениями и т. п. Здесь была применена та же, позитивистская методология и теория познания. Однако право было истолковано уже не формально-догматически, как абстрактная система нормативных предписаний суверенной власти государства, а как один из взаимосвязанных социальных фактов, как широкая социальная структура, социальный порядок в контексте других фактов-явлений»[5]. Возможно, в связи с этим некоторые современные исследователи относят социологический тип правопонимания (в разных его модификациях или вариантах) к позитивистскому (легистскому). Так, например, В. В. Лапаева утверждает, что «в целом ряде работ социологическое направление исходит из легистского правопонимания (см., например: Спиридонов Л. И. Социология уголовного права. М., 1986)… Развитие социологического правопонимания, сторонники которого всегда выступали с резкой критикой легизма, в значительной мере явилось реакцией на усиление позиций легистского подхода к праву в юридической теории и практике. И хотя с точки зрения методологии исследования социологическое правопонимание, так же как и легизм, оставалось в рамках позитивистского подхода, ограничивая сферу своего научного интереса лишь уровнем эмпирического анализа (т. е. наблюдаемым правом), право толковалось им уже не как система нормативных предписаний государственной власти, а как факт социальной жизни. В зависимости от особенностей той или иной концепции социологического правопонимания это могли быть фактические нормы, определяющие внутренний порядок человеческих союзов (“живое право” Е. Эрлиха), представления о “живом праве”, сложившиеся в правосознании судейского корпуса (Р. Паунд и другие представители американской социологической юриспруденции, “школа реалистов”), форма интеграции различных сообществ, основанная на “социальной власти” (“социальное право” Ж. Гурвича), юридически защищенный порядок общественных отношений (С. А. Муромцев), форма разграничения социальных интересов (Н. М. Коркунов) и т. п.»[6]. Примерно так же, выделяя два типа правопонимания – позитивистский и непозитивистский – размышляет и Н. В. Варламова[7]. «Сторонники социологического позитивизма, – пишет она, – считают первоосновой права правоотношения. С их точки зрения право – это реальный порядок общественных отношений; закон с большей или меньшей адекватностью фиксирует правила, которых люди придерживаются в своих взаимоотношениях, и обретает жизнь, лишь будучи реализован в них. Право и его общеобязательность, таким образом, производны не от государства, а от общества.

Несмотря на отмеченное [выше – И. Ч.] разнообразие позитивистских интерпретаций права все они едины в главном: специфика права усматривается не в содержании его норм, а в их принудительности, независимо от того, чем она обеспечивается – государственной властью, социальным признанием, психическим переживанием. Юридический позитивизм ограничивает задачу правоведения “познанием и описанием правовых норм и установленных ими отношений между определенными фактами” и неизменно уклоняется от субстанционально-ценностного обоснования действующего правопорядка, полагая такую задачу ненаучной»[8].

В этой связи следует заметить следующее. Принципиально важно проводить различие между позитивизмом, в том числе, и его социологической версией, и диалектикой. Последняя, в Гегелевской ее версии[9], например, предполагает соединение (диалектическое) логики и истории, историческое измерение изучаемого объекта. Суть Гегелевской диалектики – метод восхождения от абстрактного к конкретному, предполагающий «в конечном счете»[10] воспроизведение в разуме фактической эволюции объекта от зародышевой, зачаточной его стадии (абстрактное) к высшей точке, стадии (конкретное)[11]. Диалектика, ко всему прочему, – это выявление сущности изучаемого объекта, которая раскрывается не «внутри» (или «изнутри») него, а во взаимосвязи с другими объектами и всегда обусловлена целым, в которое эти объекты входят. Сущность – это качество, обусловленное целым[12]. Тем самым диалектика Гегеля предвосхищает многие положения современной теории систем, включая синергетическую концепцию неравновесных, диссипативных, стохастичных систем[13]. Именно в обществе (или в социальности как таковой) проявляется сущность права и всех правовых явлений (как, впрочем, и всех других социальных явлений – политики, экономики и т. д.).

 

Поэтому диалектическая социология права не в меньшей степени, чем юридический либертаризм, озабочена поиском сущности права и не описывает правовую реальность лишь в ее внешних проявлениях, как это делает юридический позитивизм. В противном случае в число позитивистов придется «записать», например, Е. Б. Пашуканиса, И. П. Разумовского, и даже К. Маркса и самого Г. В. Ф. Гегеля.

Диалектическая социология права предполагает анализ или измерение права не только как развивающегося явления, но как социального феномена, обладающего лишь относительной автономностью, «переплетенного» постоянными взаимодействиями с другими социальными явлениями и обществом как целым. Поэтому у права нет собственной истории и нет своих, «специфических» закономерностей, существующих вне общесоциальных тенденций. Отсюда же вытекает и такой важный вывод: юридическая наука – это частная социологическая теория, изучающая право как момент, сторону общества. Л. И. Спиридонов в этой связи утверждал, что «…право, нравственность, искусство или религия не могут быть воспроизведены в самостоятельной, т. е. не социологической, а лишь юридической, этической и т. д. теории, не признающей общество непременной предпосылкой всех своих последующих рассуждений»[14]. Конкретизация этого положения, а также отличия позитивистской социологии права от диалектической, включая аргументацию тезиса о невозможности самостоятельной социологии права (это сама юриспруденция, изучаемая социологически) нашли отражение в статье Л. И. Спиридонова и В. В. Орехова, написанной еще в 1969 г.[15]

Рассмотренные положения представляются чрезвычайно актуальными и для современной постклассической (или постнеклассической) юридической науки. Уже приведенная выше дискуссия по вопросу отличия позитивистской социологии права от диалектической – тому наглядное подтверждение. Однако диалектика права, постулирующая необходимость постоянного развития (изменения) правовой реальности и представлений о ней, не может оставаться в том виде, в каком она излагалась Л. И. Спиридоновым.

Одно из прозрений Л. И. Спиридонова состояло в экспликации принципиально важной роли культуры (правовой культуры) в образовании новых норм права и их реализации (воспроизводстве). Именно культура, по его мнению, образует механизм селекции новых норм права, на мой взгляд, включающий выработку правовой инновации и ее легитимации, хабитуализации (можно сказать, пользуясь языком П. Бурде). Одновременно правовая культура, ее своеобразие в данном социуме, объясняет, как именно в этом обществе (в этой правовой системе) воспроизводятся нормы права и насколько они эффективны.

Очевидно, что внешние факторы, такие как экономика, политика, демографические процессы и т. д. не влияют на правовую реальность прямо и непосредственно. Они преломляются (интериоризируются) через правовую культуру, которая выступает фактором инноватики и селекции правовых форм, опосредующих социальные явления и процессы. Например, рыночная экономика или демократическая политическая система могут быть по-разному сформулированы в гражданском и конституционном законодательстве. Именно правовая культура в лице правящей элиты, референтной группы и широких слоев населения и формирует, отбирает (селектирует) и легитимирует ту или иную форму права, соответствующую в той или иной степени общественным потребностям.

Однако как именно культура сосуществует с социальностью, какой смысл вкладывается в понятие «социокультура» (или «социокультурность») – остается сложной проблемой. Американский социолог и культуролог Дж. Александер, автор концепции «Культурсоциология», утверждает, что культура – это «не вещь, не объект, который следует изучать как зависимую переменную, но нить, которая проходит сквозь любую мыслимую социальную форму и которую можно из этой формы вытянуть». Поэтому Культурсоциология ставит «во главу угла интерпретацию коллективных смыслов… моральные структуры и тонкие эмоциональные связи, посредством которых отдельные лица и группы испытывают воздействие этих смыслов»[16]. Социокультурный анализ, с моей точки зрения, акцентирует внимание на «продуцирующей», селективной и легитимационной (включающей идентификационную и интернализирующую) функции правовой культуры в процессе воспроизводства социума. Правовая культура – это источник права (о чем неоднократно заявлял Л. И. Спиридонов), в социологическом смысле этого слова. Будучи знаковым опосредованием всех социальных (и индивидуальных) действий, явлений и процессов, правовая культура участвует в конструировании системы права (в создании правовых инноваций), в их селекции, фиксации в адекватной юридической форме, в убеждении населения принять эти правовые инновации. Таковы, как представляется, основные проблемы культуральной социологии права.

Отсюда же вытекает проблема экспликации общественных потребностей в правовых формах. В 1972 г. П. Бурдье выступил с про-вокативным, эпатирующим докладом «Общественное мнение не существует»[17]. «Общественное мнение не существует, по крайней мере в том виде, в каком его представляют все, кто заинтересован в утверждении его существования… есть, с одной стороны, мнения сформированные, мобилизованные и группы давления, мобилизованные вокруг системы в явном виде сформулированных интересов', и с другой стороны, – предрасположенности, которые по определению не есть мнение, если под этим понимать… то, что может быть сформулировано в виде высказывания с некой претензией на связность»[18].

Еще одна проблема – это отчуждение населения от законодательства, превращающегося в полном соответствии с «предсказаниями» постструктуралистов в симулякр – знак, существующий без означаемого и даже референта, но порождающего социальные (и юридические) последствия[19]. Изучение механизмов легитимации права (точнее – его форм внешнего проявления) – одна из насущных задач диалектической социологии права.

Остается неразрешенной и проблема экспликации эффективности права. Рассчитать отдаленные последствия воздействия той или иной формы права на общественные отношения теоретически и практически невозможно, так как на конечный результат – правопорядок, – влияют все социальные и даже техногенные и природные факторы, обладающие «побочными последствиями». Перефразируя Ф. Хайека, попытки такого расчета – это «пагубная самонадеянность»[20]. В связи с этим требует пересмотра оценка роли права как «социальной инженерии» в современном обществе.

Перечисленные проблемы – далеко не полный перечень того, что должно стать повесткой дня для современной юридической науки. Диалектическая социология – это то методологическое направление, которое в состоянии ответить на вызовы постсовременности. В связи с этим уместно заявить, что одним из наиболее перспективных вариантов развития диалектической социологии права является программа социокультурной антропологии права, развиваемой автором в сотрудничестве с И. Б. Ломакиной, В. И. Павловым, Л. А. Харитоновым, А. Э. Черноковым и другими коллегами. О важности роли «человеческого измерения права» и правовой культуры – или о культуральном подходе к праву, – пишут А. В. Поляков, Н. В. Разуваев, Н. Ф. Ковкель, Л. И. Глухарева, А. А. Дорская, Е. М. Крупеня, Д. А. Пашенцев, Е. Н. Тонков и другие. Этой теме были посвящены XVIII Спиридоновские чтения, результаты которых нашли отражение в коллективной монографии «Культуральные исследования права»[21].

Другой проблемой, над которой, уверен, будут продолжать работать сторонники постклассической диалектической социологии права, является механизм снятия бинарных оппозиций. «Бинарный архетип» – имманентная характеристика культуры («культурная константа», если перефразировать Ю. С. Степанова). Уже в мифах (или даже в «прамифах») прослеживается бинарность или раздвоение нарратива на противоположные полюсы[22]. В Античности разделение сущности и видимости, а в Новое время оппозиция субъекта и объекта[23] определяют содержание всей философии. Постклассическая философия предлагает способы преодолеть эти фундаментальные бинарности: «избежать вредность оппозиций индивидуализма и коллективизма (индивидуальное действие против коллективного, теорию рационального выбора против теории рационального действия), оппозиции механицизма и финализма (чем именно определяются человеческие поступки – причинами или доводами), оппозиции, очень модной в американских дискуссиях и у социологов, и у экономистов, микро и макро, то есть исследования, сводящегося к элементарным единицам, к индивиду, и исследования, сводящегося к агрегированным ансамблям индивидов»[24]. Эти оппозиции П. Бурдье объявляет «фиктивными» и полагает, что «понятие габитуса позволяет обойтись без них»[25].

С проблемой «бинарности» социального мира (и «мира права») связана еще одна фундаментальная для социальных наук тема – редукция социальных явлений и процессов к обществу как некой целостности или социальности как таковой. В классической социологии и во всех общественных науках такая редукция была само собой разумеющимся методологическим приемом – свести описываемое и объясняемое к более широкому и одновременно очевидному понятию. Так, не проблематизируемыми в юриспруденции считаются утверждения: право – это социальное явление, норма права – разновидность социальных норм, правоотношение – это общественное отношение, урегулированное нормами права и т. д. Однако сегодня эти самоочевидные понятия стали наиболее проблемными, сущностно оспоримыми[26].

Дело в том, что общество – это абстракция, понятие не имеющее один-единственный референт. Более того, это понятие реифицируемое, гипостазируемое не только в обыденном сознании, но и зачастую в научном[27]. Аналогично все понятия, репрезентирующие социальные (коллективные) образования, характеризуются натуралистической и одновременно антропоморфной метафоризацией, которая отождествляет их с индивидуальной акторностью, приписывает им человеческие признаки и свойства самостоятельно действующей сущности. Происходит своего рода фетишизация такого рода «сущностей». Расколдовывание этой фетишизации предполагает анализ конкретных взаимодействий и механизма их опредмечивания в подобного рода концептах-мифологемах (или идеологемах, в зависимости от уровня восприятия) с приписыванием магического эффекта. Полагаю, что наиболее перспективным механизмом экспликации (или «расколдовывания») такого перехода от социальных интеракций к концептам-метафорам и от них к натурализированным «сущностям» является постклассическая диалогическая методология. Она предполагает анализ диалога действия и структуры – основного противоречия или антиномии социальности[28].

«Такие понятия, как “государство”, “сообщество” (Genossen-schaft), “феодализм” и т. и., в социологическом понимании означают, если выразить это в общей форме, – категории определенных видов совместной деятельности людей, и задача социологии заключается в том, чтобы свести их к “понятному” поведению, а такое сведение всегда означает только одно – сведение к поведению участвующих в этой деятельности отдельных людей», – утверждал М. Вебер[29]. Об этом же, в принципе, пишут Д. Норт, Д. Уоллис и Б. Вайнгаст применительно к понятию общество: «Мы понимаем, что общества не являются акторами. Действия совершают не общества, а индивиды. Тем не менее там, где это не будет вводить в заблуждение, мы иногда будем использовать язык метонимии и овеществления, используя термин общество как удобное сокращение более громоздкой конструкции: совокупность индивидов, коллективно принимающих ряд индивидуальных решений, производя таким образом общие и разделяемые представления и убеждения относительно выборов, последствий и результатов»[30].

При этом следует иметь в виду, что действия совершают люди в контексте социальных структур, ограничивающих и обусловливающих активность индивидов. Структура, в свою очередь, существует только если воспроизводится практиками (поведенческими и ментальными, психическими) людей. В то же время социальная структура – это не «вещь» или «предмет», а социальное представление, которое многократно повторяется в действиях относительно широких слоев населения. Бытие структуры реифицируется (овеществляется или объективируется) в знаковой форме как некая данность, не подвергаемая сомнению (по крайней мере, в том, что она «объективно» существует) и принуждает (символически) к совершению определенных действий. Одновременно структура продуктивна: она создает возможности автономии и свободы человека[31]. Структура, таким образом, и ограничивает и обеспечивает свободу: она как абстрактные безличные правила, утверждал Ф. Хайек, «защищает индивида от произвола и насилия со стороны других… Нашей свободе мы обязаны ограничениям свободы»[32].

Структура в социальном мире представлена, прежде всего, социальными институтами. При этом «институты включают формальные правила, писаные законы, формальные социальные соглашения, неформальные нормы поведения, а также разделяемые убеждения о мире и средства принуждения к исполнению этих правил и норм. Наиболее распространенное представление об институтах заключается в том, чтобы рассматривать их как ограничения поведения индивидов как индивидов, например: если существует ограничение скорости до 60 миль в час, как быстро я должен ехать? Однако институты также структурируют способ формирования у индивидов убеждений и мнений о поведении других людей…»[33].

1Спиридонов Л. И. Социальное развитие и право. Л., 1973.
2Спиридонов Л. И. Социология уголовного права. М., 1986.
3Михайловская И. Б., Спиридонов Л. И. Основы социологических знаний. Часть 1. Учебное пособие. М., 1988. Переизд.: Спиридонов Л. И. Избранные произведения: Философия и теория права. Социология уголовного права. Криминология. СПб., 2002. С. 45–58.
4Михайловская И. Б., Спиридонов Л. И. Основы социологических знаний. Часть 1. Учебное пособие. М., 1988. С. 106.
5Зорькин В. Д. Позитивистская теория права в России. М., 1978. С. 14–15.
6Лапаева В. В. Российская юриспруденция в поисках нового типа правопонимания // Наш трудный путь к праву. Материалы философско-правовых чтений памяти академика В. С. Нерсесянца. М., 2006. С. 39, 45.
7См.: Варламова Н. В. Предметно-методологическое единство и дифференциация теоретического знания о праве // Ежегодник либертарно-юридической теории. Вып. 1. М., 2007. С. 10 и след.
8Варламова Н. В. Тип правопонимания как теоретическая парадигма интерпретации права // Правовые идеи и институты в историко-теоретическом дискурсе (к 70-летию профессора В. Г. Графского). М., 2008. С. 65–66.
9В общем, это же характерно и для марксизма (аутентичного, а не вульгарного). «Нельзя отделить философию от истории философии и культуру от истории культуры», – писал А. Грамши. (Грамши А. Тюремные тетради/ В 3 ч. Ч. 1. Пер. с ит. М., 1991. С. 27). Более того, «философия практики» (Марксизм) как «реформа и развитие гегельянства» предполагает изучение объекта в конкретном историческом контексте. Тем самым, отрицается «человек вообще» или «природа человека» как нечто «внутренне присущее каждому человеку». «“Философия практики” теоретически утверждает, что всякая истина считающаяся вечной и абсолютной, имела практическое происхождение и представляла “временную” ценность (в силу историчности всякого мировоззрения)». (Там же. С. 122, 123).
10Очевидно, что полного совпадения логики и истории, как и воспроизведения фактической эволюции объекта во всемирно-историческом масштабе добиться никогда полностью не удастся, но это то, к чему ученый должен стремиться.
11См. подробнее наиболее глубокую интерпретацию метода восхождения от абстрактного к конкретному применительно к юриспруденции: Денисов Ю. А., Спиридонов Л. И. Абстрактное и конкретное в советском правоведении. Л., 1987. С. 69–120.
12См.: Спиридонов Л. И. Социальное развитие и право. Л., 1973. С. 39, 58 и след.
13Об этом, в частности, пишет В. С. Степин: Степин В. С. Классика, неклассика, постнеклассика: критерии различения // Постнеклассика: философия, наука, культура: Коллективная монография/ Отв. ред. Л. П. Киященко, В. С. Степин. СПб., 2009. С. 289.
14Денисов Ю. А., Спиридонов Л. И. Указ. соч. С. 91.
15Орехов В. В., Спиридонов Л. И. Социология и правоведение // Человек и общество. Ученые записки НИИКСИ. Вып. 5, 1969.
16Александер Дж. Смыслы социальной жизни: Культурсоциология/ пер. с англ. Г. К. Ольховикова, под ред. Д. Ю. Куракина. М., 2013. С. 51, 46.
17См.: Бурдье П. Общественное мнение не существует // Социология политики. М., 1993. С. 161–177.
18Там же. С. 177.
19См.: Baudrillard J. Simulacres et simulation. P., 1981.
20Об этом, в частности, пишут такие исследователи «общества риска» «позднего модерна», как У. Бек, Э. Гидденс, 3. Бауман и др. См.: Beck U. Risikogesellschaft. Auf dem Weg in eine andere Moderne. Frankfurt am Main, 1990; Giddens A. The Consequences of Modernity. Cambridge, 1990; Bauman Z. Liquid Modernity. Cambridge, 2000.
21Культуральные исследования права: монография/ под общ. ред. И. Л. Честнова, Е. Н. Тонкова. СПб., 2018.
22Хоркхаймер М., Адорно Т. Диалектика Просвещения. Философские фрагменты/ пер. с нем. М. Кузнецова. М.; СПб., 1997. С. 29.
23Бурдье П. Экономическая антропология: курс лекций в Коллеж де Франс (1992–1993)/ под ред. П. Шапманя, Ж. Дюваля при участии Ф. Пупо, М.-К. Ривьер; послесл. Р. Буайе; пер. с фр. Д. Кралечкина. М., 2019. С. 313.
24Там же. С. 301. Этот перечень можно дополнить материальным/идеальным, познанием/ практикой, должным/сущим и др. Об этом см.: Честнов И. Л. Право как диалог. К формированию новой онтологии права. СПб., 2002.
25Там же.
26«Сущностная оспоримость» связана не только с тем, что такие понятия, как власть, право, народ и др. релятивны к ценностям, разделяемым в данном сообществе, на чем акцентировал внимание А. Макинтайр вслед за У. Гэлли (который ввел в научный оборот это понятие), но и их принципиальной сложностью, неопределенностью и потенциальной множественностью их внешних проявлений. При этом следует заметить, что речь идет не только об ограниченности человеческих возможностей их полного и всестороннего описания и объяснения, но и напрямую с этим связанной онтологической (или даже онтической) их сложностью (контингентностью) и неопределенностью.
27Гудков Л. Д. Метафора и рациональность как проблема социальной эпистемологии. М., 1994. С. 260.
28О диалогичности социальности как взаимообусловленности и взаимодополнения материального (действия) и ментального (психического), цели и результата, действия и контекста (структуры) и других бинарных оппозиций – см.: Честнов И. Л. История и методология юридической науки. М., 2018. С. 199–209.
29Вебер М. Избранные произведения/ пер. с нем.; сост., общ. ред. и послесл. Ю. И. Давыдова; предисл. И. И. Гайденко. М., 1990. С. 507.
30Норт Д., Уоллис Д., Вайнгаст Б. Насилие и социальные порядки. Концептуальные рамки для интерпретации письменной истории человечества/ пер. с англ. Д. Узланера, М. Маркова, Д. Раскова, А. Расковой. М., 2011. С. 56.
31«Структура представляет собой дифференциал ограничений и возможностей, который переключается актором». – Джессоп Б. Государство: прошлое, настоящее и будущее/ пер. с англ. С. Моисеева; под науч. ред. Д. Карасеаа. М., 2019. С. 122.
32Хайек Ф. Право, законодательство и свобода. М., 2006. С. 485.
33Норт Д., Уоллис Д., Вайнгаст Б. Указ. соч. С. 59.
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22 
Рейтинг@Mail.ru