Коллектив авторов
Социологический ежегодник 2013-2014

Полная версия

Пространство социологии и диагноз текучей современности
Предисловие

Н.Е. Покровский

Социология – живой организм. Она рождается как симбиоз различных наук и общественных интересов, развивается, занимает, а подчас и завоевывает свое законное пространство в обществе. Будучи живым организмом (пусть и в метафорическом смысле), социология болеет, испытывает кризисы, притом жесточайшие, но при этом в итоге выздоравливает и обретает новые видоизмененные формы.

Каков сегодняшний диагноз социологии образца 2014 г. в стране и мире?

В «мировом масштабе» социология испытывает немалые трудности. Под воздействием дальнейшей корпоративизации университетов в Европе и Северной Америке, превращения университетов в субъекты преимущественно экономической политики и менеджериального регулирования социология вынужденно сдает свои академические позиции. Во многих случаях она теряет студентов и факультеты и, желая при этом сохраниться, мимикрирует под различного рода программы по международному бизнесу, маркетинг, «паблик рилейшнз», «джи ар» и прочие гибриды. Притом от социологии ожидают разработки почти исключительно «полезного знания» (useful knowledge, термин Роберта Линда, 1939)¹, т.е. прикладных и хорошо реализуемых на внешних рынках методик и интеллектуальных продуктов прямого действия.

На фоне ослабления академических позиций социологии в ее традиционных локализациях резко пошла вверх социология в странах Латинской Америки, Азии и Африки. Правда, этот новый вариант социологического дискурса преимущественно сконцентрирован на политической повестке дня: неоколониализм, социальная справедливость, инклюзия / эксклюзия, миграция и пр. В этой сетке координат, имеющей явно выраженный активистский и политический контекст, академические и фундаментальные темы в социологии уходят на дальний план либо вообще не разрабатываются. Одновременно делаются попытки провозгласить социологию чуть ли не социальным движением за установление справедливости в мире и сконцентрировать ее на программе борьбы «бедного Юга» против «гегемонии Севера». Благодаря усилиям исполкома Международной социологической ассоциации созыва 2010–2014 гг. установка на социологию политической ангажированности стала ведущей, и эта тенденция, во многом повторяющая контуры общемировых трендов, по всей видимости, сохранится надолго.

Российская социология далеко не в полной мере подключена к указанным выше процессам. У нее по-прежнему, как и многие десятилетия тому назад, во многом отдельная жизнь и своя повестка дня. Но и здесь мы наблюдаем довольно динамичную картину. Представляется, что пространство социологии в России не расширяется, а по многим признакам и сокращается. Заявляющие о себе в России процессы «ручного управления» социальными системами естественным образом вытесняют социологический анализ или, если сказать осторожнее, не способствуют росту престижа социологического знания. Сжимается поле социологии и в российских университетах; ее преподавание теперь уже не является обязательным, а лишь возможным. Немалые трудности испытывает научная социология и в условиях тенденций идеологизации общественной жизни. Будучи по определению открытой, критичной и гуманистичной дисциплиной, социология не может встраиваться в системы универсальных истин, какими бы они ни были. Научность была и остается основой ее жизнедеятельности.

А кто сказал, что для социологии все и всегда должно быть легко? Жизнь науки, в науке и для науки – «это не мостовая Невского проспекта». Прежде говорили так. В новом варианте и с новым смыслом повторим это и сегодня.

Очередной выпуск «Социологического ежегодника» предлагает читателям самые разнообразные социологические компоненты современной картины мира. Задача нашего издания состоит в том, чтобы детализировать эту картину и сделать ее более рельефной.

I. Социология и глобальные процессы

Статьи

Парадоксальная глобализация: Вперед к прошлому или назад к будущему?

Н.Е. Покровский, У.Г. Николаева

Социология и другие социальные науки дают обществу систему ориентации в пространстве общественных отношений и историческом времени. По всей видимости, это их главная задача и raison d'être в этом мире. Каждая новая стадия социального развития отражается в теоретических концептах, с определенным временным лагом создающих автопортрет эпохи, своего рода интеллектуальный selfie «на память». Социальная теория, как правило, не всегда в состоянии предвосхитить ход событий большого масштаба. Нередко требуется значительная временная дистанция для того, чтобы новое социальное явление «проявилось», раскрыло себя в своих наиболее значимых параметрах.

Именно так произошло с глобализацией: самые смелые прогнозы футурологов середины 1970-х годов не могли охватить всей сложности развернувшихся глобальных социальных изменений рубежа тысячелетий. Более того, каждый новый виток событий менял угол зрения, предлагал новую перспективу для интерпретации потока технико-экономических и социокультурных трансформаций. Только сейчас, в середине второго десятилетия нового века, ученые осознали в полной мере противоречивость того, что изначально представало как неизбежный, безальтернативный восходящий вектор мирового экономического развития.

Теория глобализации в течение последних 30 лет почти безраздельно господствует в социологии и смежных социальных науках². Понятие «глобализация» прочно вошло в современный не только научный, но и обыденный язык. Сегодня по своей значимости и теоретической нагруженности это понятие-концепт давно уже заняло место в одном ряду с такими понятиями, как «цивилизация», «прогресс», «современность», «эпоха», «постсовременность», «модернизация». Однако при всей обманчивой доступности понятие «глобализация» нередко используется для обозначения совершенно различных, часто несхожих явлений, а его смысл оказывается в наши дни еще менее ясным, нежели в начале 1990-х годов.

Кажущаяся универсальность того или иного концепта, как это давно известно методологам науки, таит в себе известную проблематичность: чем шире распространяется в междисциплинарном поле новое понятие, тем сложнее вычленить эссенциальные характеристики явления, им обозначаемого. Напрашиваются вопросы: а существует ли глобализация вообще, не есть ли она общее метафорическое имя для совершенно различных процессов? Или иначе: не «удваиваем ли мы сущности», не придумываем ли дубликаты для обозначения процессов и явлений, существовавших в мире с давних пор? Такие вопросы нередко задают себе как противники концепции глобализации, так и те, кто принимает ее как неизбежность.

Основу общепринятых представлений о глобализации составляют рассуждения об объединяющейся и интегрирующейся в единое целое человеческой цивилизации, преодолевающей ранее существовавшие границы культур, государств, технологических форм. Мир в результате глобализации становится компактным, доступным, прозрачно-просматриваемым, а части его – тесно взаимозависимыми, причем это касается экономики, технологий, политики, экологии, нравственности и всех иных сфер жизни современного человечества. Высказывание «The world is so small!» («Мир такой маленький!») точно выражает саму суть подобных умонастроений. К концу 80-х годов ХХ в. развитие технологий достигло стадии, когда дальнейший рост ведущих мировых экономик мог осуществляться эффективно только вне рамок прежних национальных рынков. Это, в свою очередь, повлекло за собой перенастройку всех уровней – больших и малых – социальных систем и подсистем, что и произошло в конечном итоге и утвердилось под названием «глобализация»³. Начался отсчет новой исторической эпохи.

Между тем с научной точки зрения вопрос о смысле глобализации, ее характере и значении далеко не столь однозначен. По сути дела, существует много (или, по крайней мере, несколько) «глобализаций», скрывающихся за одним термином.

Анализ определений, предложенных обильной современной социолого-экономической литературой на эту тему, показывает, что главной трудностью для большинства авторов, пишущих на тему глобализации, оказывается трудность именно методологическая: реальная сложность феномена не поддается теоретическому осмыслению старыми средствами. Глобализация – и в самом деле качественно новый процесс, который, правда, имеет аналоги в истории⁴, но уникален и потому с трудом постижим в своей новизне. Глобализация всюду, где бы ни происходила, вызывает к жизни новые процессы, не вписывающиеся в традиционные объяснительные схемы, наделяет дополнительными смыслами, казалось бы, простые факты повседневности.

Бросающаяся в глаза яркость новых социокультурных проявлений глобализации оттеснила на второй и третий планы целый ряд явлений, которые глобализацией были инициированы, однако не вписывались в картину «постиндустриального» бесконфликтного общества, своеобразного «рая» эпохи «конца истории» (в терминах Френсиса Фукуямы⁵). Конец 80-х – начало 90-х годов ХХ в. были отмечены почти всеобщим оптимизмом в отношении будущего единого мирового сообщества, вставшего, как казалось тогда, на единственно возможный и магистральный путь экономического и социально-политического либерализма, снимавшего все дальнейшие противоречия мировой системы и таким образом в зародыше упразднявшего основные конфликты⁶.

Однако дальнейший ход глобализации продемонстрировал гораздо более сложную картину социальных изменений в мире и в отдельных сообществах. Широкий модернизационный, линейно-восходящий тренд оказался отнюдь не единственным, как казалось ранним теоретикам «конца истории» и глобализации. Как выяснилось, беспрецедентные возможности роста материального производства в рамках глобальной рыночной экономики не привели к ожидаемым социальным эффектам. Как было подчеркнуто в докладе «Справедливая глобализация: Создание возможностей для всех» (2004) учрежденной МОТ Всемирной комиссии по социальным аспектам глобализации, «современные процессы глобализации ведут к весьма неоднородным результатам как внутри стран, так и между ними. Создается богатство, но при этом слишком многие страны и народы не могут воспользоваться его преимуществами… Многие из них находятся в тисках неформальной экономики и лишены каких-либо формальных прав или же проживают в беднейших странах, прозябающих и практически исключенных из глобальной экономики» [Справедливая глобализация… 2004, с. XI]. Не только прежняя экономическая периферия оказалась в проигрыше, но даже в экономически благополучных странах «некоторые работники и общины также испытывают на себе отрицательные последствия глобализации, и при этом осознание такого неравенства еще более усиливается благодаря революции в глобальных коммуникационных системах» [там же]. Не случайно в 2008 г. МОТ была принята Декларация о социальной справедливости в целях справедливой глобализации⁷, призывающая экономически развитые страны и международное сообщество обратить особое внимание на негативные социальные эффекты глобализации.

Действительно, как показали социологические и экономические исследования, реальное бытие современной глобальной экономики и современного общества несет на себе следы не только прогрессивного развития и триумфа технологий, но и реанимации прежних – архаических – социальных и экономических отношений, структур, тех социально-экономических моделей, которые существовали в докапиталистическую (и даже первобытную) эпоху, но которые не заявляли о себе в полную силу долгое время⁸.

В этом смысле новая система настройки мировой экономики и социальных систем подразумевает не только поступательное движение технологий, но весьма турбулентные последствия этого движения⁹. Происходит своего рода «перемешивание» уровней социальной структуры общества, динамичная «циркуляция» социальных страт и групп. Активный и наступательный модерн и постмодерн сочетаются с одновременным извлечением из багажа истории традиционалистских и даже архаических явлений, казалось бы, давно ушедших в область культурной археологии. Понятие глобализации используется не строго, и даже в работах, специально посвященных анализу явления глобализации, это центральное понятие зачастую применяется не аналитически, а метафорически, подчас сам термин «глобализация» тривиализируется, вульгаризируется и теряет строго ограниченные терминологические черты.

Характер и способ использования в современной научной литературе понятия «глобализация» может стать самостоятельным предметом исследования, причем такое исследование могло бы дать, как можно предположить a priori, большой материал не только для размышления, но и для выводов, затрагивающих как позитивное знание об обществе и механизмах его функционирования, так и методологию исследования общественных процессов. Однако в рамках данной статьи ограничимся характерными примерами того, как понятие глобализации используется в междисциплинарных контекстах, выделив при этом самые общие подходы и исследовательские стратегии. Основные из этих подходов сложились еще в 1990-е – начале 2000-х годов, т.е. в то время, когда мировые экономические процессы продемонстрировали новое качество, получившее новое обозначение, – время, когда и возникший термин «глобализация» обрел серьезный научный статус. Прошедшие десятилетия внесли, однако, в первоначально оптимистические прогнозы развития формирующейся глобальной социально-экономической системы существенные коррективы: мировой экономический кризис, расцвет теневой и криминальной экономики в 1990-е годы в России и многих других странах, неоднозначность политических результатов так называемой «Арабской весны» и т.д. – все это поставило перед мировым сообществом и одновременно перед учеными-обществоведами множество новых вопросов, требующих «ревизии» прежних концептуальных схем осмысления социальной реальности.

Концептуальное разнообразие подходов к глобализации

Прежде всего, необходимо отметить объективные проявления общемировых тенденций, получивших отражение в концепциях глобализации.

Глобализация как линейный процесс. «Линейные» представления о глобализации подразумевают расширение, углубление, увеличение интенсивности мировых интеграционных процессов без радикального изменения их внутреннего содержания и качества. Согласно этому подходу, мир экстенсивно («линейно») наращивает современные его особенности и тем самым преодолевает противоречия, связанные с разобщенностью человечества. В этом смысле практически все глобальное априорно несет положительные черты – в экономике, политике, культуре, информатике / коммуникациях, защите окружающей среды.

Наиболее общий подход, на который опираются большинство социологов и экономистов, акцентирует внимание на экономико-технологической основе глобализации – появлении и развитии компьютерных информационных технологий, приведших к мощному развитию средств коммуникации. В отечественной социолого-экономической мысли такой подход был сформулирован сравнительно давно. В качестве примера приведем определение, которое дали экономисты О.В. Братимов, Ю.М. Горский, М.Г. Делягин и А.А. Коваленко в коллективной монографии «Практика глобализации: Игры и правила новой эпохи»: «Информационные технологии являются материальным воплощением и непосредственным двигателем процесса глобализации – разрушения административных барьеров между странами, планетарного объединения региональных финансовых рынков, приобретения финансовыми потоками, конкуренцией, информацией и технологиями всеобщего, мирового характера» [Практика глобализации… 2000, с. 133–134]. Продолжая эту мысль, авторы пишут, что «важнейшей чертой глобализации является формирование единого в масштабах всего мира не просто финансового или информационного рынка, но финансово-информационного пространства, в котором во все большей степени осуществляется не только коммерческая, но и вся деятельность человечества как таковая» [там же]. Редактор коллективной монографии М.Г. Делягин в своей уже персональной монографии «Мировой кризис: Общая теория глобализации» [Делягин, 2003, с. 47–49] дает определение глобализации в том же ключе: «“Коммуникационный бум”, сблизивший человечество и превративший его… в единое целое, породил понятие “глобализации”» [там же, с. 47–48], глобализация же – «это процесс формирования и последующего развития единого общемирового финансово-экономического пространства на базе новых, преимущественно компьютерных технологий» [там же, с. 51]¹⁰.

В терминах развития информационных технологий и «постиндустриализма» определение глобализации дает В.А. Медведев в книге «Перед вызовами постиндустриализма: Взгляд на прошлое, настоящее и будущее России» [Медведев, 2003]. По мнению В.А. Медведева, «глобализация является не чем иным, как проявлением современной постиндустриальной трансформации экономики и общества в отношениях между странами мира» [там же, с. 360], в которой важнейшими моментами являются информационные и коммуникационные технологии. Также принимает «информационную теорию» глобализации академик Н.А. Симония, связывая глобализацию с интернационализацией и подчеркивая, что современная глобализация – это «новый этап интернационализации, главная черта которой есть скачкообразное развитие информационных технологий» [Симония, 2001, с. 25].

Для многих авторов глобализация – синоним планетарной целостности современных экономических процессов. Так, Мануэль Кастельс предпочитает вместо термина «глобализация» использовать понятие «глобальная экономика», что, правда, не меняет сути дела: «В целом можно определить глобальную экономику как экономику, чьи основные компоненты обладают институциональной, организационной и технологической способностью действовать как общность (целостность) в реальном времени или в избранном времени в планетарном масштабе» [Кастельс, 2001, с. 64].

Одновременно с этим макросоциологическим уровнем глобализация характеризуется и микроуровнями. Они получили терминологическое оформление в концепте «клеточная глобализация» (Н.Е. Покровский)¹¹. Подразумевается, что в «клетках» общества (структурах повседневности, простых практиках, локальностях различного рода) также идут глобализационные процессы, в общем и целом конгруэнтные большим орбитам макроизменений. Притом эти микропроцессы демонстрируют большую внутреннюю сложность, насыщенность новым ценностным контентом. В них заключен большой потенциал социальных изменений всех уровней. Иными словами, глобализация изменяет общества и «сверху» и «снизу», и трудно сказать, какой из этих уровней доминирующий, более важный. Они взаимосвязаны, взаимообусловлены, рядоположены [Pokrovsky, 2001; Покровский, 2003, 2004, 2005 b].

При рассмотрении семантического кластера и ореола понятия «глобализация» отметим наличие нескольких синонимических рядов при использовании этого понятия. В целом ряде работ по современной экономике наряду с понятием «глобализация» используются понятия «интернационализация», «интеграция», «локализация», причем в одних случаях они употребляются как синонимы, в других – как противопоставляемые друг другу сущности. В частности, английский социолог Лесли Склэр, к идеям которого мы будем еще не раз обращаться в этом тексте, подчеркивает, что важно проводить четкое разграничение между интернационализацией и глобальностью, считая основой интернационального «существование даже изменяющейся системы наций-государств», в то время как основа глобального – появление процессов и систем социальных отношений, «не базирующихся на системе наций-государств» [Sklair, 1999, p. 142]. Социологи и экономисты Поль Херст и Грэм Томсон в концептуальном разделе, пытаясь определить явление глобализации, также противопоставляют «международную экономику» (international economy) – ту, в которой принципиальной целостностью являются национальные экономики, и «глобальную экономику» – «особый идеальный тип, отличающийся от международной экономики», который может развиваться по контрасту с ней. По мнению этих авторов, в такой глобальной системе «определенные национальные экономики включены и встроены в систему международного процесса»; в международной экономике, наоборот, «процессы определяются на уровне национальных экономик, все еще доминирующих, и международный феномен является результатом (outcome), который возникает от четкого и дифференцированного проявления национальных экономик» [Hirst, Thomson, 1996, p. 8–10]¹².

Приведем пример того, как еще на относительно ранней стадии определяли глобализацию и локализацию аналитики Всемирного банка в Докладе о мировом развитии на 1999/2000 г. (Entering the 21^st century): «Глобализация, которая отражает прогрессивную интеграцию мировой экономики, предполагает, что национальные правительства будут взаимодействовать с международными партнерами, чтобы наилучшим образом управлять изменениями, влияющими на торговлю, финансовые потоки и глобальную окружающую среду. Локализация же отражает растущее желание людей участвовать в делах правительства и проявляет себя в утверждении региональной самобытности. Локализация генерирует политический плюрализм и самоопределение в мире. Одним из ее проявлений является увеличение количества стран в мире, которое подпрыгнуло вверх после того, как только регионы добились своей независимости» [Entering the 21^st century, 2000, p. 2, 8]. Авторы указанного Доклада помимо терминов «глобализация» и «локализация» используют также гибридный термин – «глокализация», который расшифровывают как взаимосвязанный процесс глобализации и локализации.

Политически заостренное понимание глобализации предлагает российско-канадский политолог О.А. Арин (псевдоним Р.Ш. Алиева). В книге «Мир без России» [Арин О.А. (Алиев Р.Ш.), 2002] автор выдвигает свою систему логических сопряжений понятий «глобализация», «интернационализация», «интеграция». По его мнению, «формирование мирового рынка со второй половины XIX века породило явление экономической интернационализации, которая, проходя определенные циклы и фазы… продолжает развиваться и в настоящее время. Как явление экономическая интернационализация является объективным процессом интенсивного взаимодействия субъектов и акторов мировой экономики в сфере торговли, капитала и финансов. По мере своего развития интернационализация породила два новых явления: поначалу региональную интеграцию (со второй половины XX века), а затем – глобализацию (начиная с 90-х годов XX века)». Последние два новых явления, по мнению О.А. Арина, «отрицают интернационализацию (хотя и вызваны ею), и в то же время они антагонистичны по отношению друг к другу», при этом «разрешением данного противоречия может стать новое явление – глобальная интеграция, или, иначе говоря, единое мировое хозяйство, которое явится отрицанием и глобализации, и региональной интеграции» [там же, с. 293–294].

Стремясь применить марксистский диалектический метод, О.А. Арин поясняет, что «на предварительной стадии в пользу глобализации “работает” локализация, которая действует против интеграции», и что «все эти явления: интернационализация, интеграция, локализация и глобализация – некоторое историческое время будут сосуществовать одновременно во “взаимной борьбе” с разной степенью проявления. Причем глобализация вместе с локализацией – это всего лишь зародышевые формы новых явлений в мировой экономике. Ныне ее главными проявлениями выступают именно интернационализация и региональная интеграция» [Арин О.А. (Алиев Р.Ш.), 2002, с. 294]. Сущностные различия интернационализации и глобальной интеграции О.А. Арин видит в том, что «глобальная интеграция, или единое мировое хозяйство, предполагает и единое мировое правительство, в то время как при интернационализации, интеграции и глобализации национальные правительства сохраняют свою силу, хотя роль их в каждом из трех явлений неодинакова. Наибольшее значение они имеют при интеграционных процессах, наименьшее – при процессах глобализации» [там же, с. 345–346]. Как левый марксист, О.А. Арин определяет экономическую глобализацию как «процесс контроля и управления всех видов экономической деятельности в мировом масштабе в интересах стран Запада» [там же, с. 348]. Близких взглядов, как мы покажем ниже, придерживаются многие сторонники мир-системного подхода и теории зависимого развития.

Одним из важнейших проявлений глобализации стало мощное развитие транснациональных корпораций (ТНК). Наиболее часто используемым примером, свидетельствующим о возникновении глобальной реальности, являются транснациональные корпорации, получившие даже наименование «stateless corporations» (т.е. корпораций вне государственных рамок). Подобные корпорации, по сути, утратили национальную идентичность и, охватывая целые континенты, стали явлением глобального масштаба. Считается, что ни одна крупная экономическая инициатива в современных условиях не может реализоваться исключительно в рамках одного национального государства и даже государства как такового.

Подобный абсолютистский взгляд на ТНК нередко приводит к постулированию неизбежности возникновения глобальных социоэкономических сил, фактически управляемых ТНК. В связи с этим отмечаются три тенденции: а) рост обобществления национальных экономик посредством «глобализации капитала и производства»; б) новое мировое разделение труда, приобретающее все более и более наднациональный характер; в) радикальная глобализация средств массовой информации и форм потребления.

Во многих случаях отдельные ТНК владеют капиталом, превышающим совокупный национальный продукт стран, к которым эти ТНК формально «приписаны». Это получило наименование «экономического гигантизма», сочетающегося с концепцией «глобальной экспансии» (global reach), когда ТНК извлекают основной объем прибыли из источников, находящихся за пределами страны приписки. Стремительное распространение инфокоммуникаций служит еще одним примером рассматриваемых тенденций. Телевизионные каналы вещания покрывают огромные заселенные территории. При этом само вещание сосредоточено в руках немногих компаний, также принадлежащих к числу ТНК.

Характеризуя значение ТНК в процессах интеграции и глобализации, О.А. Арин подчеркивает, что «основными экономическими акторами при интеграции являются национальные экономики и региональные ТНК, в то время как в экономических пространствах интернационализации значение ТНК выше, чем национальных компаний, а в глобализированных пространствах – на первое место выходят межнациональные компании, многонациональные предприятия и межнациональные банки (МНК, МНП, МНЕ)» [Арин О.А. (Алиев Р.Ш.), 2002, с. 294].

Можно сказать, что в оценке результатов экономической глобализации сталкиваются два полярных направления, две позиции, за которыми стоят различные теоретические школы экономистов. Первая позиция (ее многие называют либеральной) покоится на идеях так называемой Манчестерской школы, отцами-основателями которой считают Д. Рикардо, И. Бентама, Р. Кобдена. Вторая позиция связана с мир-системным подходом и теориями зависимости и периферийного капитализма (И. Валлерстайн, Р. Пребиш, Дж. Арриги, Л. Склэр, Р. Гиссингер, Н.П. Глэдич, У. Уагар и др.). Если либеральная школа утверждает, что усиление зависимости от глобальной экономики той или иной страны полуавтоматически ведет к экономическому росту, переходу к более высокому уровню благосостояния, стабилизации и развитию демократии, то сторонники теорий зависимости делают прямо противоположные выводы о том, что высокая степень экономической зависимости от внешних рынков усиливает неравенство, ведет к внутренним конфликтам¹³.

Неоднозначность последствий глобализации не только для стран «третьего мира», но и непосредственно для стран «первого мира» все сильнее привлекают внимание специалистов. Анализируя эффекты глобализации, многие исследователи, даже либерального толка, вынуждены признать тенденцию усиления деструктивных влияний в странах Центра и воссоздания анклавов «третьего мира» внутри самого капиталистического «ядра». Так, либерально настроенные исследователи начинают все определеннее говорить о вторжении стандартов «третьего мира» в жизнь самих американцев, подчеркивая, что не менее 6% жителей США находятся в условиях, схожих с условиями беднейших стран мира. Герд Юнне (Амстердам) еще в середине 1990-х годов, т.е. еще до всякого мирового экономического кризиса, говоря о том, что в США в ближайшем будущем 30% населения будет жить за чертой бедности и в состоянии неграмотности, считал необходимым передвинуть границу между Севером и Югом, перенести границу между Мексикой и Латинской Америкой на территорию самих Соединенных Штатов [Junne, 1995, p. 17].

Глобальные риски. Явления экстенсивного роста глобальной экономики развиваются на фоне существования и даже обострения общемировых проблем, также приобретающих глобальный характер. К их числу относят, прежде всего: а) неконтролируемый рост населения; б) отсталость социально-экономического и культурного развития многих стран; в) проблемы образования (продолжающееся абсолютное увеличение численности неграмотных); г) неконтролируемый рост городов; д) отставание развития систем здравоохранения и выход из-под контроля ряда болезней, имеющих массовый характер; е) нерешенность продовольственной проблемы; ж) сокращение невозобновляемых природных ресурсов; з) сохранение военной угрозы; и) обострение постоянной угрозы мирового терроризма.

Все указанные проблемы уже давно переросли рамки отдельных стран и превратились в общецивилизационные. Притом процессы экстенсивного роста экономики, основанной на ТНК, самым непосредственным и часто причудливым образом переплетаются с перечисленными глобальными проблемами, в одних случаях способствуя их решению, а других – усугубляя их остроту.

Обсуждаемая модель «линейной глобализации» чаще всего используется в популярных средствах массовой информации и таким образом глубоко внедряется в массовое сознание, порождая своего рода мифы глобализации, идеологию глобализации и даже своеобразную мондиалистскую религию, основанную на культе планетарных начал современного мира и едином человечестве.

Альтернативы линейного подхода. Линейно-технооптимистический подход имеет ряд уязвимых мест. Можно ли предполагать, что при столь крупномасштабных изменениях, объективно происходящих в мире, сами общества останутся более или менее неизменными, а равно и устройство жизни этих обществ не претерпит столь же радикальных изменений, включая личностный уровень, уровень повседневности и другие подсистемы? Иными словами, глобализационные процессы, по всей видимости, должны вносить серьезные изменения во все социальные структуры и институты. Мировое сообщество входит (фактически полностью вошло) в принципиально новый мир, и в этом мире многое, если не все, обладает чертами явной или срытой до времени новизны. Это не что иное, как комплексные изменения основных и частных параметров социальной системы.