Коллектив авторов
Спецвыпуск книжной серии «Современники и классики». Выпуск 5

Полная версия

© Интернациональный Союз писателей, 2019

Владимир Думский

Родился в г. Ленинграде, проживаю в Санкт-Петербурге. В мае 1941 г. мы уехали в деревню… и на всю войну. Там меня отдали в школу, и, когда мы вернулись, я уже бегло читал, мне было шесть лет. Отец Думский Л. М. ушел добровольцем на фронт и пропал без вести.

В 1965 г. я оказался в Литобъединении, которым блестяще руководил выпускник Литературного института по классу И. Сельвинского В. Прохватилов, который дал мне рекомендацию в Литинститут, но И. Сельвинский умер, и мне не пришлось учиться в институте.

Первая книга стихов «Вчера» была издана в 1990 г. в изд. «Смарт» (редактор А. Мясников). Затем было издано еще несколько книг.

В 1999 г. я окончил Высшую духовную академию по классу Р. Блаво (специальность – валеолог). Работал инженером-наладчиком, гл. инженером, директором ООО, валеологом.

Печатался в альманахах и журналах. Награжден медалями «С. Есенин», «За заслуги в культуре и искусстве» и др.

Теперь на пенсии. Член ИСП.

От автора.

Зимние стансы

(три стихотворения)

Ирине

 
Твои печали не принадлежат
Тебе одной, то город воедино
Грустит с тобой, что улицы лежат
Настолько прямо – и судьбу не видно…
Гранит томится первобытным сном,
Когда лежал он в угро-финской чаще
В седых туманах, кроясь подо мхом
С мечтой взрастить в нем стебель настоящий.
Дворцы горды влиятельной красой,
Почти стыдясь окраин в Петербурге,
Где люд живет в позиции простой —
Один бетон под слоем штукатурки…
Красноречивы мнения творцов:
Их идеалы в судьбах воплотились
Мостов музеум, классики дворцов,
Колонн вихрастых пушкинского стиля?…
Вновь приглашает зимний лед реки
Плениться ночью пешею прогулкой,
За все на Стрелке маги-рыбаки
Колдуют важно под луной над лункой…
Нева довольна, ежится с утра,
Фарватер стянут, будто неподвижен,
Застывшей барже двигаться пора,
Пейзаж зимы к весне сдвигая ближе…
Века побед твоих, Санкт-Петербург,
Стиль ленинградский прославляли тоже!
…Твои печали – голуби из рук,
Совсем не грех слегка нас потревожить.
 

Март

 
В изящной дымке «Прежний Петербург»
По-царски рад являть прожект старинный,
В час упований он судьбою друг, —
Архитектура – зодчий беспартийный…
Но скрытой в нас безродной пустоты
Не перечесть для счастья и печали,
Лишь часть души, что с вечностью на «ты»,
Наш каждый шаг запишет на скрижали…
 
 
Готовы тексты: невский ледосток
Терзает льды до льдинок шелестений,
Для белой ночи – чистенький листок
И для деревьев – зелень зарождений…
 
 
Зима уже отснеживает круг
Прощания эпически-златого.
…Твои печали – голуби из рук,
Легко расставшись, вьются рядом снова.
 

Город

 
Ты столицей вернулся сюда, Петербург,
Твое имя всемирно, всесильны деяния!
Всуе «питер-словечко» склоняют не вдруг:
Вечно зависть снижает величие звания.
 
 
Петербург – благодать! Ежедневно верны
Петербургским легендам живые истории…
В ленинградской Эпохе – все вехи страны!..
Святый Петр град назвал!..
Но вот «питер» не строили…
 

Северный сонет

 
Респект к снегам цвет славит голубой…
По-мурмански минорно-многолико
За счастье встреч к прощанью там привыкли,
Таланты тратят легкою рукой
 
 
И, всматриваясь в сопки, ждут иной
Погоды, но не столь в молитве —
Лишь во товариществе силы монолитней…
Чудесный дар! – старательной весной
 
 
По три цветка, что в три строки-терцеты,
Светлы, приветны южные тецеты
В обычной распродаже на потребу, —
 
 
Вслед лица вдумчивы и улицы узки,
Чтоб грусть перебежать по краешку тоски,
А взгляд живей, чем акварель по небу…
 

Убегающие ударения

 
Старый опыт в новом деле,
Как теперь, о господин,
Сблизил разночтенья истин,
Мудро цель преодолев?
Новый метод старых опытов,
Не спеши себя хвалить,
Слушай всех, кто станет хаять,
Смейся с ними, но потом
Дерзко восхити идею
Содержаньем, ей присущим,
А насмешникам оплошности всучи!
Не забудь у славы взять меню.
 

На Петроградке

 
На Петроградке, полной волшебства,
В запутавшемся доме (слышь, Зазерский?…)^[1]
Не уживалась с Музами мечта,
Но город вновь творил музеи в сердце!
 
 
Я белокурых путаниц любил,
На острове Березовом^[2] блуждая,
А если он мотивы с толку сбил,
Уже Фомин^[3] почти не возражает.
 
 
Куда спешить от уз и тупиков,
Подтекстов, стилей, двойственных названий?
Нева влечет, и к чарам я готов,
«Петровский»^[4] зримо в магию заманит!
 
 
Забьют ли гол – тащи «ноль – пять» на стол,
Москву затмить – важнее результата…
«На Петроградке кутит колдовство!» —
Весь год болтлив столичный комментатор.
 
 
«Замутят воду» – время осветлит…
Родной мажор восторженно настроен!..
Чтит Петроградка счастья лабиринт,
Средь звезд оно полно своих историй…
 
 
Прав невеликий важный островок,
Взяв Заячий пустяк с Веселым взором^[5],
Завоевать он три столетья смог:
«Быть! Крепость с Петропавловским собором!»
 

Летний сад

 
…Зимний, зимний Летний сад
Синим инеем объят,
Вне домов и площадей,
Сам с собой наедине,
Заслонившись славой лет,
Завораживает свет…
 

Медный всадник

 
Ослабь поводья, яростный седок!
Как ни тянись, себя не пересилить.
Ты укротил пространство, время, рок, —
Ты возвратил их в город этот стильный!
 
 
В сравненьи с ним чего еще достичь?
Мечты твоей светлей, себя он любит.
Собой любуясь, твой не слышит клич,
Но и тебе отсель пути не будет!
 
 
Вотще стремишь свою стальную стать
Из плена, так пленительно открытым…
Днесь и царю за круг не ускакать!
Змея побед придавлена копытом…
 

Санкт-Петербург

 
Он душу вымотает мне,
Красою выпрямив проспекты,
Но путь – к уверенной Неве,
Здесь зарождаются прожекты!
Их стиль нам триста лет сродни, —
Сколь честь Державы – лицеисты,
Пыл декабристов сохраним,
Мы – петербуржцы,
Мы – невисты…
 

1. На стрелке Васильевского острова

(три стихотворения)

 
Во мне животворили тишина,
спокойствие и легкость духа…
Я ощутил, как начал нисходить
к Неве вдоль полусферы скверика на Стрелке,
что с каждым шагом обретаю
и равновесие, и силы
тем очевиднее, как за спиной
трамваи с резким стуком
расхлопывали двери, привлекая пассажиров…
Я одиночества желал себе,
и удалялся я от городского шума,
и забывал, что город существует.
Со мной Невы ограда к воде спускалась,
мы остановились у шара каменного,
скатившегося по гранитной огороже,
казалось, здесь замедлившего, растерявшись, —
продолжить ли стремление к воде?…
И он остановился вдруг, объятый восхищением,
как точка двоеточия прожекта Стрелки, представляя
случайности времен, людей, событий…
Сегодня зима была и крепость
виднелась ближе и таинственней,
как будто бы из вековых явилась предъявлений…
Все было как на ладони, близко и любимо, —
рыбак, колдующий над лункой,
тропинка среди льда
и остров, прозванный Веселым, —
волшебная шкатулка в детской книжке…
Я подниматься стал вблизи перил гранитных,
и город встретил грохотом трамваев,
шумом площади, движением неспешным
среди забот, любви и вдохновенья…
 

2. Сфера влияния

 
Вы подстрижены, словно деревья,
щеголяющие по скверику Стрелки.
Днем вы еще похожи на тех,
кто старался выразить свои убеждения,
Но вечером вам не с кем изображать
демонстрацию…
Не случайно остановимся посередине
двоеточия шаров гранитных,
чтобы услышать отзвук
ненасытной красоты их царства,
обменяться восторгами…
 

3. Двоеточие

 
Душа пуста, как пляж Петропавловки…
Мне светло и одиноко, словно сегодня
что-то случится
И это время, ясное и независимое,
Осенит меня новой целью
И озарит мою жизнь внутренним светом.
Медленно листья слетают к воде,
словно в движеньи чужом – утешение…
Есть же предел и страданию,
но смутно мы жаждем его…
Освобождение – вот чем влечет
увяданье природы!
Полный покой лишь свободен вполне…
Вечной красы двоеточию мало…
 

Закат

 
Заалели, замерзая, облака,
Замерзая, как трамвайное стекло, —
Князь ли света с факелом в руках
Двигался за тканью облаков…
Невдали, где над Невою пронеслись,
Восхитив навечно, гибкие мосты,
Солнце, обожающее жизнь,
Падало с угрозою остыть…
Объявился в час урочный светлый нож
Франта – месяца небесной вышины,
Словно увлекающая ложь
Славно убывающей луны…
И в ночи, иллюминируя, как сон,
Мироздание космической семьи, —
Божий перст исчиркал небосклон
Магам и учащимся Земли…
Нам ли жизнь неоднократно чаровать
Шанс дается, но душою все одной?…
Сном пленяясь, облако опять
Укололось петропавловской иглой…
 

Березовая аллея

 
В Березовой аллее лежат тропинки чисел
Разлук и встреч прошедших… Что школьную тетрадь,
В которой юный трепет и сушь осенних листьев,
Листая, понимаешь, как надобно страдать…
В нечаянном изыске всех местонахождений
Деревьев ли знакомых, скамеек и оград
Проистекает время прогулок к возрожденью
Воспоминаний, словно виднее здесь в сто крат…
Осенних дней влюбленность под хрупкими лучами
Оберегает ломкость и радужность ветвей,
И губы, что алели, и руки, что встречались
В приветливых извивах Березовых аллей…
 

Весна невская

 
С вечернею и тихою Невой
скользили льдины тонкие к заливу,
последние посланцы ледохода.
Они ломались даже друг от друга,
и легкий хруст крошащегося льда,
чуть слышимый движенья звон,
упрямые невидимые всплески вод
сливались с тишиной так ощутимо,
так выпукло река открылась взору,
неотвратим был ток воды,
что мнилось, время воссоздалось в плоти,
и безустанное движение реки
собой являло Времени течение.
Хотелось, сделав верный шаг вперед,
на льдину встать и плыть,
почувствовать свободу воздуха,
непобедимость духа, —
входить в туннели под мостами
и далее постичь неведомую ширь.
…А льдины шелестели на Неве,
столкнувшись, разрушались,
погружались в воды,
вдруг появляясь снова,
и продолжали спор о таинстве подводном,
о силе властного потока,
стремившего их долгой вереницей
к познанью бесконечности ранимой,
к небытию, но вечному значению
при таяньи ледовых наслоений
в круговороте влаги по земле и небу,
святой неволи для всего живого…
 

Невский всадник

 
Ваятели и Зодчие, Поэты
Для Петербурга Музы воссоздали,
И благозвучны стали камни зданий,
Наполнились гармонией проспекты.
 
 
От ладожских бурунных вод
До Балтии туманных скал
Река просторная течет,
Волна качает облака…
 
 
С волной дорога-бирюза,
И люди льнули к берегам, —
Наверно, реку ту прозвал
Невою невод рыбака…
Привык народ к реке Неве,
Деревни строил, торговал,
Да швед-король клонил к войне —
Эх, знал бы, с кем он воевал!
 
 
Швед воевал в чужом краю
И сдался русскому царю!
 
 
Из той поры вернулся миф
Победной Северной войны:
«Где Финский близится залив,
Вдруг всадник над скалою взмыл!
На шкуре зверя, без седла,
Коня он вздыбил над Невой —
Из бездны, из волны скала
И всадник власти роковой!
Недвижен, но вперед и ввысь
И взлет коня, и мудрый взор!
Казалось, наполнял он жизнь
Великой целью, – весь простор
Десницей царственно объяв,
Провидел здесь, на островах,
Мечты столицу, словно явь!
Вражду змеиную и страх
Поправ копытами коня,
Расставил службу по местам
И покорил пространства вязь!
И город встал, мечту храня,
Как будто всплыл – мечта сама…
Река ли внове родилась,
Или вернула град Нева…»
 
 
Сей миф не числит деревень,
Что смыл строительный прожект,
Что многим стало умереть
На стройке первых трудных лет.
 
 
Харчи, болотный грунт и сырь
Ругал и клял работный люд,
Но всюду Всадник-поводырь,
Чья Власть, чей Дух вперед зовут.
 
 
Не каждый город – властелин
Судеб и грез, творцов, царей,
Но невский град предвосхитил
И всадника красой своей.
 
 
Полна величия река,
Брега украсили гранит,
Мосты парят и облака,
Но Верховой коня стремит.
Всплыла легенда – знать, пора —
О том, что город здесь стоял
Намного ранее Петра,
А Петр скорей воссоздавал?…
Давно, возможно, город жил,
Но вдруг стихией поглощен,
В подводном царстве долго был
И вновь на землю возвращен?…
Так, зданье Биржи – давний жанр —
От Атлантиды образец:
Свят в Греции – ни млад, ни стар, —
Под стать одну живет дворец.
А здесь откроет вдруг гранит
Средь плит таинственный портал,
Что по законам пирамид
Являет в космосе сигнал.
 

Светоч

 
Я задремал… мне снилась хорошо
Та «Светоч», что всю жизнь глаза мозолит:
«…перелетев Пушкарку, я прошел
через врата фабричные со звоном.
И предлагают звоны променаж
средь книг, тетрадок, механизмов… В створе
дверей – тупик… телега… в ней тираж
стихов… моих?! „Вези уж, стихотворец…“».
 

Вальс

 
Забвение любимой, как поцелуй, храню.
Размолвка так жива, что чувствую дыханье.
Оставь, уйди, забудь – я будто бы в раю,
Благодарю за все, что кончилось стихами.
Никто не виноват, что север вновь подул
И солнце отдает ему во власть пространства.
Заслужен отдых твой, беги от мудрых дум,
Они вослед тебе соединятся в стансы.
Надежней и верней в них чувства сохраним,
Учи хоть наизусть каприз воспоминаний…
О, даже за любовь я не благодарил
Так неизбежно. Рок! Не ссора вовсе с нами…
Припев: Я тот, кем не кажусь,
Зря не вводи в кураж себя,
Тебя ж понять не тщусь, —
Ведь ты не та, кем кажешься.
 

Памяти любви

 
Любовь среди воспоминаний…
Жаль, не заполнить ими дни,
Не счесть на счастье притязаний,
Былых обид не отменить.
Когда же вдруг ты в мир летальный
Ушла от нас, призвав любовь,
Я мнил в мечтах воспоминаний
Любовным сном забыться вновь.
Но годы правят суть желаний:
Воображение молчит —
Вослед в тиши воспоминаний
Ослабевает дух мечты…
 

Жить красиво

Быть знаменитым некрасиво…

 

Б. Пастернак

 
«Быть знаменитым…» – жить красиво!
Свой тайный слог не тешь, поэт.
Ты сам всю жизнь необъяснимо
Взахлеб звал славу, с ней воспет.
К тебе лишь вопрошает Сталин:
«А Мандельштам наш гениален?»
Сказав: «Не знаю…» вместо: «Знамо!..» —
Ты разве трусость признавал?
Восславил гений Мандельштама
Сам Сталин – коль арестовал!
И Мандельштама мчит в спецлагерь
Вагон-свинарник жутких правил…
Бывает, славою воспеты,
Махнут для правды мини-ложь, —
Благой ответ хранил Поэта:
Простил бы тезку, может, Вождь!
Свидетель жил от ссыльной были:
«Живым Иосифа застили…»
…Запрет для рукописей тайных
Стихам – как хлеб, знакомый нам!
В напрасных сталинских стараньях
Скрыт воспитательный бедлам.
И вновь волхвует, восхищая,
Стиль Мандельштама… не прощает…
 

С книгой О. Мандельштама

 
Жест простодушия – посвятить
Жизнь Вечной Музе в мирской глуши,
Где недоразвитым давний стиль
Дань предводить в скопидом души.
 
 
Досье препятствий – в главу утех,
Знать, Божий глас дан из всех, из всех
Непринимаемым, – но каждый лист
Неистощимый запомнит стих.
 
 
Он манит выше, чем твой полет,
Раздвинет дали – за горизонт,
Низвергнет в логово адских мук,
Молитвы слаще – чист новый звук!
 
 
Не для сомнений и ложь, и страх —
Неузнаваем и правды храм…
В его невинности свет комет:
Тьму озарить и взыскать запрет
 
 
Среди людей, как среди богов,
Вычерчивать из нетленных слов
Путь свой!.. Из глуши земной,
Заброшенной в звездный рой,
Выселиться, так всей душой!..
 

Верстки

Светлой памяти

народной артистки планеты

Е. В. Образцовой

 
Зеленые мечты – наш чаровник —
Под небом бирюзовым с облаками
Вдоль черного шоссе, чей черновик
Разъездами исчиркан, как стихами
О встречах, безыскусности под стать…
Но гении – в плену предназначений:
Заветы Божьи в душах возверстать,
Даруя жизни перевоплощений!
 
 
Влеки, шоссе, мечту стреми – за край,
За облако, к вершинам и пределам,
Альбом оваций взору открывай,
Листай Державы, храмы Мельпомены!..
Движение не слышит жаль тоски,
Все ж сердце полнят жалобы и муки
Души России… музыка… стихи…
И с ними разум высветил науки…
 
 
С рождения стремится детвора
Взамен муштры соперничать незримо,
Творцами обрисована игра
Ума, воображения и ритма.
Семь нот, семь центров чарам красоты
И радуге энергии и славы, —
Но рядом, здесь, – не будет и версты,
На ключ, где встанет верстка жизни самой…
 

С книгой М. Цветаевой

 
За прическою в цирюльне
часто приходилось появляться, —
волны стрижки
вольно сочетались!
Кто искусно каждый раз осмеливался
красоту советовать ножами?
 
 
Надо было так,
чтоб рассыпалась
по Руси дорогам облыселым,
чтоб встряхнуть —
и людям вспоминалось
о душе, разбросанной по селам.
 
 
Надо было так,
чтоб вспоминалось,
словно в прошлом
тайна открывалась,
будто над безумными веками
с новой правдой восторжествовали.
 
 
Кто умел, кто свой был для причесок?
Что когда касаешься их шума,
то перебираешь шапки сосен
или облака перед грозою.
 
 
Видно, косы – было б тоже ладно,
косам только не подходит имя,
косы – это примеряет Анна,
а из волн – рождается Мариной!
 
 
…Для короткой стрижки зачастую
с куафером вам пришлось общаться,
только ни в Европе, ни в России
не открылось мастера для счастья…
 

Муза

Марии Шараповой

(два стихотворения)

 
Август ясный ушел. Поднимались туманы в полях.
По утрам лишь макушки деревьев из леса едва выступали.
Белым днем бытие и по Цельсию было выше нуля,
Но под вечер в тиши безответно туманы блуждали…
 
 
Каждый день тишина провожала вдаль птиц голоса,
Деревенское небо, что главы церквей увлекало полетом,
Где незнаемой музыкой свято полон неведомый зал,
Вслед движению сфер в поднебесье – далеком, далеком…
 
 
Чтоб звезда, услыхав, поскорее подруг привлекла
И нашел бы я ту, что, извечно мечтая, печалит мне душу.
О, таинственная краса, как же ты далека, далека, —
Не хватает мне рук даже спутником статься
послушным…
 

«Ты красива, умна и печальна…»

 
Ты красива, умна и печальна,
Чем еще жизнь способна воздать?
Разве счастьем… Для счастия – тайна,
Устремление к ней – благодать.
 
 
Но к победам! Соперничать рады,
Пусть и в зависть – пред жестом твоим,
Только в нетях ты, будучи рядом,
Дивный лик твой изящно раним!..
 
 
«Что же Муза сия не успела,
Позабыла явить?» (Быль вдали…)
Улыбнулась с экрана (иль спела):
«Не бывает любимей любви!..»
 

Вечер

 
Девятый час, на мир цветной
Глядим окрест… В пространстве зрело
Безмолвие – звездой одной
Красуясь, небо вечерело.
Нагуливал зефир полей
Волну зеленую по склонам,
Закат, твоих ланит алей,
Фартил разладом с общим тоном.
Березы три светлы, рядком,
Переплетясь вверху главами,
Зашлись в согласии таком,
Что песнь плыла под облаками.
На бис был солнечный аккорд, —
Закат присел на гуртик синий,
А черно-белый гурт коров
Поплелся к ферме, сливки с ними.
Но в наших сомкнутых руках
Две горсти сумрака заждались,
Когда ж начнет он с небом в такт
Сей день окутывать звездами.
 

Фокус

 
Неуловим и приятнее сказки,
Можно смотреть, вечно радуясь обману,
Он невероятнее обмана,
не соревнуется с ним, не соприкасается.
Он – искусство жизни,
Наши движения-жесты – часть фокуса:
Скрыть себя, спрятать в себе человека —
вот вечный фокус,
Если не учитывать нашего появления на свет.
 

Февраль

Остапу Рабкину

 

 
Опять февраль закапал,
Косноязычен весь,
В безволии заката
Обещанная весть,
Катившаяся так же,
Как солнце вдоль трубы
В передвиженьи каждом
По времени судьбы.
…Ты хочешь осторожно
Оспорить и не лгать,
Что жизнь – обман и можно
Вполне счастливым стать.
Еще мудрее в нашей
Любимой стороне
Не прикасаться к фальши
И, как февраль, гореть.
От сетки и до сетки
Так, идолом прослыв,
Нас мяч гоняет в «Клетке»,
И нам неведом срыв.
Чтоб к вечеру, устало
Раздваивая рот,
Катиться в одеяло,
Как солнце в горизонт.
Но вольничая, что ли,
Опять живем потом,
Испытывая боли
И с онемелым ртом…
 

Стихи для приятелей

 
Мы расстались, не встречаясь,
Сколь встречались бы чужие,
Деловито разбегаясь,
Не вздыхали, не тужили
Друг о друге. До свиданья.
Здесь мой мир, а твой – за лесом.
Нам не надо оправданий
Ни заветам, ни завесам.
А рукам, взмахнувшим зыбко,
Приказали не трудиться —
Безошибочной улыбкой
Заполнялись наши лица.
Деловые разговоры,
Толкованья правды вещей,
Даже если мы не воры,
Откровенностью – не блещем!
Эх, фартовые мы с виду,
С облегченьем разминулись.
Чем оглянешься мне в спину?
Зубоскальством или с пулей?
Но себя ли уважали
Или более наличку?
Прочитали не скрижали,
А из Библии – страничку.
У доверчивых бывалых
Героизм приусмирился,
На безропотных экранах
Ничего мы не боимся…
 

Смерть и сон

 
Не в желто-спелом, не в зеленом,
Верней оранжево-жива,
Порой осеннею под кленом
Царит фигурная листва…
Неинтересно на земле им:
Внизу полет не утолить!
Теперь и листьям, и деревьям
Забыть друг друга жизнь велит.
…И мы живых порой хороним,
Вдруг летаргичным «взятых» сном^[6],
Астралы их – претекст сторонний:
«Родное тело, просим в сон…»
Врачи же, тупостью объяты,
Не слышат сердца «тонкий штрих»
И числят мертвыми невнятно
В том летаргичном сне – живых!..
Всегда, и даже в землю – верьте,
Астрал вернется – жизни впрок,
Но телу гроб уж дан – для смерти,
И тело бьется, рушит гроб…
Так лист, слетевший вниз с деревьев,
Еще фигурно-неделим,
Со снегом бьется, как со смертью,
И погибает вместе с ним…
 

Дожди

 
Дожди, дожди по вечерам,
Струились воды или струны,
Их ритм стихи очаровал,
С гитарою они взгрустнули.
Остановитесь! – я молю,
А в нотах истина простая:
Планету лучшую свою
Изводит Бог не уставая!
Но снова с верой в небеса
Взлетают лучики-ресницы
От книг – к мечтам, и паруса
Парят над алою страницей!
Года, учите! – денно крут
Урок ваш – чаяний смотрины…
Читай, – тогда в охотку труд
Знал и молитвенник старинный,
И вечерами шли дожди,
От них под кленами спасаясь,
Сближались люди, дальше шли,
Уже влюбленными считались.
 

«Стремимся осознать путь звезд в судьбе природы…»

 
Стремимся осознать путь звезд в судьбе природы…
Нас одиночество преследует всегда,
Когда неверен шаг, и близятся невзгоды,
И свет молитвы глух, что дальняя звезда.
 
 
Взываем знак небес, достаточных влияний,
Непостижим наш мозг, и взгляд на царстве с ним…
До времени – в тоске – мы лишь земли селяне,
Осиль же плотский мир, паломник-селянин!