Коллектив авторов
ZигZаги Vойны 2024
3 глава
«Заминировано!»
В мае 20015-го Мария после очередного туристического похода с детьми, где они попали под ливень, заболела. Казалось, обычная простуда, но она перешла в бронхит. Затянула, короче, с лечением, и пришлось отправляться в районную больницу, но лечь в палату наотрез отказалась, а поселилась у сестёр, только ходила на процедуры, уколы же делала себе сама.
Тогда же ей и позвонила одна из коллег, рассказавшая об аресте учительницы химии. Всё это и легло в один ком, нервы разгулялись, возмущению не было предела, рано или поздно оно должно было во что-то вылиться. Вот и вылилось, на её голову. После процедур в клинике Мария подъехала маршруткой в центр города. Сестра Галя была на сутках, дежурила в ЛОР отделении, Тани тоже не было дома. Решив заглянуть в магазин и купить продукты, она направилась в «Кошик» через парк. В центре парка на постаменте стоял Ленин.
Много лет назад Марию с одноклассниками принимали в комсомол у этого памятника. Кто-то, может, и относился к ленинопаду скептически, посмеиваясь над происходящим в стране, но в этом несуразном вандализме чувствовалось какое-то массовое сумасшествие, глумление почище плевков в Мону Лизу в рассказе у Брэдбери.
И тут, пересекая центральную аллею, она вдруг увидела чернолицего Ленина в вышиванке и красных шароварах.
– Вот дэбилы! – сказала она громко, чтобы её услышали парни, околачивающиеся неподалёку с довольными наглыми физиономиями. Видимо, это была их работа, а теперь они кайфовали от реакции возмущённых волновахцев. – Мозгов хватает только на то, чтобы испохабить памятники. Не поколение, а ИБМ. Испорченный биологический материал.
Последнюю фразу молодёжь, видимо, не осилила, потому что ироническая улыбка с лиц исчезла, а может, и поняла, так как губы сжались крепче…
С другой стороны, от памятника, на скамейке и около неё, расположились с автоматами человек шесть нациков из укроповского патруля. Они в последние месяцы наводнили город, куда ни сунься – везде трезубые вояки.
Наверное, в другой раз она бы плюнула и прошла мимо, но сейчас её просто несло на раздутых парусах. Заглянув в магазин, купила альбом для рисования и толстый чёрный маркер, вырвала двойной листок и большими буквами написала: «Заминировано! (для дэбилов, красящих памятники)». Потом взяла этот лист, поднялась по ступенькам к Ильичу и водрузила на постамент, стараясь, чтобы его не снесло ветром. Развернулась и ушла. Не оглядываясь.
Добраться до магазина не успела, около детской игровой площадки её догнал военный с альбомным листом в руках.
– Подождите! – крикнул, как крякнул.
Она остановилась и спокойно взглянула на него.
– Это вы сделали? – спросил, тыча ей в лицо альбомный лист.
– Это я сделала, – подтвердила она.
И тут началось. К ней подскочили ещё четверо, потребовали документы. Она достала из рюкзака паспорт, передала первому, самому ретивому из них. Как потом выяснилось – он был сотрудником СБУ. Рюкзак её в руки они не взяли, побоялись, а заставили положить в сторону. Она прислонила его к дереву и ждала, что будет дальше. Всё тот же, что первым её догнал, сказал жёстко:
– «Заминировано» – это терроризм. Мы сейчас вызовем оцепление и всё вокруг проверим. У вас есть взрывчатка?
Она покачала головой.
– Покажите, что у вас в рюкзаке.
Её заставили открыть рюкзак и медленно достать из него содержимое. Но что она могла достать? Кошелёк, телефон, купленный маркер, больничную карточку и бабушкину икону Божьей Матери. Старую, деревянную, с уже местами стёртым ликом. Её Мария всегда брала с собой, чувствуя себя с нею в безопасности. Увидев, что ничего подозрительного нет, всё тот же начавший разговор эсбеушник спросил:
– Зачем вы это сделали?
– Потому что возмущена бездействием районной военной администрации. Почему у вас под носом творят такие безобразия? Это не хулиганство – это вандализм. Любой памятник является народным достоянием, потому что на народные деньги эти памятники ставятся. Для волновахцев он дорог. Меня лично здесь принимали в комсомол.
– Вы что, член коммунистической партии?
– Нет, я не член никакой партии, но я здесь живу и не хочу, чтобы какое-то мудачьё хозяйничало в моём городе.
Ей назвали статью и срок, на которые тянет выходка; получалось, что сидеть Марии 11–12 лет. Поинтересовались, где она работает. Слово «школа» заставило эсбеушника подпрыгнуть и ещё яростнее продолжить допрос. Видимо, он был в курсе ареста учительницы химии из этой же школы. Получался целый заговор, гнездо сепаратизма. Тут уж попахивало наградой за раскрытие.
За это время к ним несколько раз подходили трое из патруля, один из них чем-то напоминал дэнээровца: в пятнистой бандане, с лихо распахнутым воротом и подкаченными до локтей рукавами рубашки, он с тревогой поглядывал на неё. Не удержавшись, пока её стражники отошли в сторону и звонили в СБУ, вызывая за нею машину, он подошёл поближе и сказал почти дружески:
– Ну, что ж вы так? Да лучше бы мат написали, а то «заминировано». Думаете, нам это нравится? Вас же посадят, и разбираться никто не станет. Вишь, как выслужиться хочет…
Неожиданное сочувствие со стороны патрульного и удивило Марию, и успокоило. Почему-то она после его слов стала ещё невозмутимее.
Сколько ни звонили вояки – машина не ехала, что-то там у них такое случилось чепэшное. Звонивший уже начал материться и орать кому-то:
– Я что тут, до вечера буду торчать?
4 глава
Задержание и неожиданное освобождение
Прошло уже почти два часа, как Марию задержали. Сначала она стояла в стороне от них, потом её посадили на боковую скамейку детской площадки. Подошла собака, обнюхала её ноги и почему-то улеглась рядом. Мария улыбнулась и погладила её. Эта улыбка взбесила и так уже выведенного из себя эсбеушника, и он гаркнул, подскочив к ней:
– Чего улыбаетесь? Весело вам! Сидеть будешь, сепарка! – перешёл на «ты».
Псу это не понравилось, и он предупредительно зарычал.
– Ничего страшного, посижу, – ответила Мария. – Я, всё равно, права. Вместо того, чтобы найти и наказать бандюг, которые у вас тут всем распоряжаются, вы занимаетесь чёрт знает чем.
Трудно описать, что она чувствовала. При внешнем полном отсутствии волнения, внутри было почему-то так же спокойно, одна только мысль тревожила её: «что будет с мамой?» Конечно, сёстры её не оставят, но живой свою мать она вряд ли уже увидит… «Но об этом лучше не думать», – решила она.
Наверное, больше всего военных смутило её поведение: не оправдывалась, а стояла на своём, не извинялась, не просила её отпустить, а сидела себе на скамейк и ждала, гладила собаку, прислушивалась к пению птиц в парке, даже на небо иногда поглядывала, закинув вверх голову…
Машина СБУ так и не приехала, а подкатил и припарковался на обочине милицейский автомобиль, именно к нему и повёл Марию эсбеушник, буркнув:
– Разбирайтесь с нею сами. —
Ей даже показалось, что он при этом облегчённо вздохнул.
В машине сидели двое: высокий светловолосый парень, второй был полнее, крепко сбитый, с чёрными, немного на выкате глазами; оба не старше тридцати лет. Когда она объяснила, за что её задержали, высокий (Саша, как он потом назвался) рассмеялся, а узнав, что она ещё и учительница, хлопнул себя по коленям и затрясся:
– Ну, Вы даёте! Учительница! Разных задерживать приходилось, но чтобы учителей – это первый раз. Вот свою бы географичку точно арестовал бы, с превеликим удовольствием.
Саша оказался из Волновахи, а второй, Иван, был из Бугаса – свои ребята. В общем, составили они протокол, написали, что Мария сквернословила, и за это ей полагался штраф в 55 гривен. О том, что работает в школе, упоминать не стали.
Саша ещё предупредил составлявшего протокол Ивана:
– Пиши, что нигде не работает, а то ещё выгонят нафиг из школы.
Выйдя из машины, Мария отправилась в «Кошик» за продуктами, как и собиралась в самом начале. Там её встретили охранник и несколько продавцов:
– Чего они от Вас хотели? Мы тут все стоим, переживаем.
– Вот суки! – вмешался охранник. – Некому в них пару гранат зафигачить!
После того, как Мария объяснила, что сделала, второй человек, теперь уже охранник, ей сказал:
– Ну, Вы даёте! А мы тут только возмущаемся памятником, что с ним сделали.
Старушки, правда, не скамейках сидели, так те кричали им «фашисты».
Скупившись, намеренно пошла по тротуару, ведущему мимо чернокожего Ленина в вышиванке. Патрульные посмотрели ей вслед, кто-то приветственно поднял руку. Неожиданно тот, что в бандане, отделился от группы и догнал её уже на выходе из парка.
– Извините, пожалуйста… Как Вас зовут? Скажите…
– Мария, – удивлённая его вопросом, ответила она.
– А меня Владимир. Знаете, Вы удивительная женщина, с таким самообладанием, что позавидовать можно. Редкий мужчина так держится, как Вы. Только в другой раз будьте осторожнее, Маша. Это просто чудо, что Вас отпустили. Если бы машина сразу приехала, то сами понимаете…
Да, она понимала. И, как ей казалось, понимала, почему машина эта не приехала: в её рюкзаке лежала икона Той, кто сохранил ей жизнь и дал силы не бояться. Это единственный, кто в такую минуту мог ей помочь…
Владимира после того она ещё несколько раз встречала, и каждая встреча начиналась с приветственного поднятия руки и хорошей, человеческой улыбки.
Где он сейчас, этот Владимир? Жив ли? Она не знает…
Оставаться дома после такого стресса Мария не могла и пошла опять в больницу к сестре. Та её выслушала и рассердилась:
– О тёте Лиде ты подумала? А о нас с Таней? Что бы мы матери твоей сказали? Ты безответственная, сначала делаешь, а потом думаешь.
Конечно, Галя была права. С её стороны это был глупейший поступок, который ничего бы не изменил и никому не помог. Тогда она дала себе слово, что больше срываться так не будет, и если уж рисковать, то только ради стоящего дела.
5 глава
Полученное задание
Звонок телефона раздался в перерыве между уроками. Такие перерывы учителя называют окнами и стараются отдохнуть по максимуму: 45 минут никого не видеть и не слышать, дышать полной грудью, молчать и созерцать свободно катящиеся за окном волны облаков.
Кто это звонит? Кому она так срочно понадобилась? Посмотрела на экран: «Отец Алексей».
Отец Алексей появился в посёлке несколько лет назад, когда и церкви ещё не было. Молодой, с чёрными кудрями, густыми, рельефно очерченными бровями и доброй улыбкой умного, всё понимающего человека. До сих пор она помнит его фразы: «Если в церкви у вас заболели ноги, нужно садиться. Лучше сидя думать о Боге, чем стоя – о ногах». Или ещё одно: «Никогда не говорите о врагах – Бог с ними. Надо говорить: Бог с нами, и хрен с ними». Как-то быстро и легко расположил молодой священник к себе жителей, люди потянулись к нему и к Богу, помогли превратить старый дом, в котором раньше жили Мария с матерью, в православный храм. Путь отца Алексея в священники был необычным: мать его исповедовала учение Елены Блаватской, сестра стала католической монахиней в Польше, а четырнадцатилетний Алексей, имея чёрный пояс карате и увлекаясь рок-музыкой, подался в Белое братство, где ему доверяли даже возить в Москву собранные деньги. Во время одной из таких поездок курьера Алексея арестовали. Именно с этого криминального эпизода и началось чудодейственное превращение бунтовщика-подростка в глубоко верующего человека и православного священника.
Надо сказать, что отец Алексей всегда был в гуще политических событий, даже зимой 2004-го ездил с прихожанами на бело-голубой майдан в Донецк, так как симпатизировал протестным движениям в Донбассе. Среди поехавших с ним была и Лидия Даниловна, мать Марии, которой тогда уже было 70 лет.
Сейчас батюшка жил в Донецке на окраине города, там, где чаще всего обстреливали. Жил с женой и тремя дочерями, служил в храме монастыря, рядом с аэропортом. В феврале 2015-го от монастыря, как и от аэропорта, мало что осталось, но службы всё равно шли.
– Здравствуйте, Маша! – приветствовал священник свою бывшую прихожанку. – Как там вам живётся? Не обижают «защитники»?
– Боятся, – ответила она. – ДНР рядом, если что не так – придут нам на помощь.
Отец Алексей немного рассказал о себе. Дом его в западной стороне Донецка, в районе Текстильщика, обстрелы из тяжёлой артиллерии каждый день. То в сарай прилетит, то окно кухни проломит и застрянет в полу, не разорвавшись. Собачку, любимицу дочек, осколком ранило, умерла бедняга. Девчонки по ночам спать боятся, всё прислушиваются. Жена тоже волнуется. Вот и пришлось семью вывезти подальше, в Борисполь, что под Киевом. Учатся дочки в украинской школе и, несмотря на то что из Донбасса приехали, в украинском языке – первые, даже на общеукраинской олимпиаде отличились, набрали баллов больше всех, чем привели в негодование киевских учителей. «Знай наших», – говорит отец Алексей, и она словно видит его смеющиеся чёрные глаза.
И вдруг неожиданный вопрос, без перехода, напрямик:
– Блокпост у вас по-прежнему там, у кладбища?
На языке спецслужб это называется «передача информации». Отвечать открытым текстом опасно. И она отморозилась, сыграв сельскую дурочку, ответила так, словно и не поняла, о чём её хотят расспросить:
– Да, батюшка, всё там же. И на кладбище не пойдёшь, могилку не обработаешь. Поминальный день скоро, а как туда идти, когда там автоматные очереди не утихают? Столько могил раскурочили!
Кое-как отвела подозрение от себя и от него. Опять пошёл разговор нейтральный. Сообщил батюшка, что к своим собирается в Борисполь, семью проведать, как раз на мартовский праздник. Соскучился, – говорит. И вновь вопрос, возвращающий к основной цели звонка, «ключевой»:
– Там к вам грады поехали. Как бы узнать, сколько их и где стоят?
«Ничего себе задание!» – ахнула Мария и обмерла: что же это он такое говорит-то по телефону? или не знает, что все разговоры с нашей стороны сейчас прослушиваются? Где конспирация? Хоть бы как-нибудь по-другому спросил, а то в лоб, прямым текстом! С такими телефонными беседами можно ожидать бронированный автомобиль с автоматчиками у своих ворот в ближайшие полчаса…
Разве с Валентиной, дояркой с фермы, не так же было? Поскандалила с одним соседом, сказала ему, что думает о нём и о новой власти, которую он так принимает, пошла на перерыв домой, но не дошла: подкатила к ней машина, выскочили из неё двое и увезли доярку. Бедный муж таки сумел узнать, что держали её сначала в Мариуполе, а потом отправили во Львовскую тюрьму. Сидела женщина с уголовницами. Откроет ночью глаза, а на ней несколько зечек, бритву к горлу приставили и спрашивают:
– Ну шо, сепарко, жити хочеш?
Муж Фёдор нанял адвоката во Львове, еле нашёл такого, который согласился за большие деньги жену его защищать. Продал Фёдор всех быков, свиней, поехал в проклятую Галичину выручать жену. Как ему это удалось – один Бог ведает, но Валентину выпустили, через какое-то время ломанулись арестовать снова, но женщины и след простыл. Фёдор тайно переправил её в ДНР, к сыновьям. На вопрос Марии, известно ли, кто Валентину сдал, Фёдор, такой обычно спокойный, мягкий человек, загорелся непривычной для него ненавистью и признался:
– Знаем, кто. Нож с собой всегда носил, наточенный, как бритва, хотел грех на душу взять, зарезать его, паскуду. Но Господь всё за меня решил. Сам он сбежал, как только наши пришли.
Вспомнив это, Мария растерялась, не зная, что ответить батюшке, как дать ему знать, что он и сам рискует, и её подставляет. А он ждёт, дышит в трубку, не отключается. Уже и не помня, что ответила и как простилась, она медленно опустилась на стул у приоткрытого окна и надолго задумалась. Как быть? Грады – это установка с реактивными снарядами, их не так уж много в Украине, берегут их укры. Обычно обстреливают вдоль границы города и сёла, а потом быстро смываются, чтобы в ответке не потерять своё оружие. И стреляют они так почти год. Дома, как спичечные коробки, рассыпаются под натиском мерно бьющих снарядов. Достаётся и жилым районам, и комбинату, едва дышащему с начала войны, и осиротевшим карьерам, где уже почти не появляются БЕЛАЗы. А главное – люди гибнут. Никогда ведь не угадаешь, откуда к тебе смерть нагрянет. Конечно, надо помочь найти их, эти проклятые грады.
Колебания, сомнения, страх одолевали её недолго. Надо найти! Но как? От кого узнаешь такую информацию? Да и решишься ли заикнуться о таком? Ещё вчерашние друзья, знакомые сегодня ненадёжны, ведь в душу к человеку не влезешь. Это тебе не Великая Отечественная, где всё было ясно: это твоя Родина, а это враг. Тут врагом любой оказаться может.
И так, и этак прикидывала она. Технику такую солдаты спрячут надёжно, её не увидишь, даже если мимо проезжать будешь. А где такие глухие места, куда население наше не пускают? Везде. Вокруг села все поля и посадки заминированы, да так бестолково, что даже карты минирования не сохранились, на расставленных своими же ловушках подрываются. Недавно танк сгорел, никто выскочить не успел. А ещё пару раз трактора подрывались, муж с женой, что за трактором шли, с ранением в больницу попали, прожили недолго. Старые дороги начинают зарастать, единственный путь, куда ещё можно мирному жителю направиться, – это дорога в райцентр, остальные под запретом. Вот и думай теперь, Мария, где этих дур укрыли.
6 глава
Задание выполнено
Весь день Мария ломала голову, как бы разузнать и выполнить «задание». На следующий день поехала в райцентр автобусом, немного задержалась у сестёр и на последний рейс опоздала. Вспомнила о Косте, парне из города, который таксовал. За подвоз брал меньше, чем другие таксисты, не наглел, а главное – был лояльным по отношению к новой власти, водил дружбу с нациками и потому был в курсе всего происходящего в районе. Армейцы постоянно вызывали его по телефону, и он возил их в Мариуполь на рынок, в местные кабаки, каких множество было на трассе, где те зажигали с доступными девочками, даже доставлял им продукты и наркотики. Костя был для них своим и знал много чего такого, чего и знать-то ему не положено. Мария, впервые доставленная им домой, как-то сразу догадалась о его «симпатиях», в споры не вступала, своего отношения к происходящему не высказывала, а молча и внимательно слушала его. Думала, пригодится. Вот и пригодилось знакомство.
В этот раз, обсуждая в машине кипу свежих новостей, как бы между прочим произнесла:
– Видела вчера, как ехали грады. Опять ночью спать не дадут.
К неописуемой радости Марии Костя тут же откликнулся:
– Да они вон там стоят, – кивнул в сторону Прочан. – Слева, у моста. Их аж четыре штуки. Я вчера командира отвозил, видел.
«Какой же ты молодец, Костик, – удовлетворённо подумала она. – Я в тебе не ошиблась».
Прочаны – это такая ложбина с небольшой речушкой, спешащей в ставок, и четырьмя полосками посадок, расходящимися в разные стороны. Там летом грибов видимо-невидимо. В мирное время – любимое место для пикников с шашлыками и шумным купанием в ставке. Место зелёное, свежее, с глубокой тенью под массивными полувековыми дубами, с разнотравьем и рассыпанной по комочкам земли дикой земляникой. Так было раньше, ещё до войны, сейчас же это запретная зона, гражданских туда не пускают. Зато из посёлка хорошо видать, как поливают огнём соседний дэнээровский городок из Прочан, как летят оттуда светящимися стрелами снаряды. Проезжая поворот в ту сторону, Мария с бессильной злобой взглянула на красные колышки со страшным словом «Мины» и отвернулась, подумав: ничего, недолго вам осталось…
Но выяснить – это полдела, а как сообщить? Не может же она позвонить и сказать: грады находятся там-то… Звонить со своего телефона нельзя, да и смс писать тоже небезопасно. И она решила попросить у кого-то из коллег телефон, вышла на крыльцо школы, чтобы никто не мешал, и набрала сообщение: «Батюшка, четверо ваших людей ехали в Донецк, но машина обломалась на мосту у Прочан. Просят, чтобы Вы кого-нибудь прислали за ними».
Отец Алексей тут же перезвонил, поломку машины он воспринял всерьёз и не связал сообщение с вчерашним разговором. Пришлось обозваться:
– Это я, Вы меня узнаёте?
– Да, узнаю.
– Мы вчера с Вами разговаривали. Помните, о чём Вы меня просили?
Ответом была напряжённая тишина, потом священник понимающе вздохнул и прошептал:
– Я всё понял. Спасибо.
И отключился.
Не прошло и часа, как где-то совсем рядом рванул один за одним БК снарядов, застучал дробно, мощно, всколыхнув всю округу и напугав детей в школе. По тревожному звонку они вместе с учителями тотчас понеслись в бомбоубежище. Мария одна осталась в учительской, приоткрыв окно, прислушивалась к грохоту, понимая, что снаряды рвутся именно там, у моста, по переданным ею координатам. На душе было неспокойно: они хоть и враги, но тоже люди, и жить им хочется не меньше, чем ей. А она одним смс отобрала у них жизнь.
Спустя несколько лет, когда её посёлок уже будет освобождён, она поделится своими переживаниями об этом с психологом из Донецка, и он ей ответит так:
– Вы сделали всё правильно. И поверьте, для этого нужно было немалую смелость иметь. Мою племянницу такие «Грады» разорвали на несколько частей, так что и собирать было нечего… Я видел, что они делают с людьми. А Вы своим поступком сохранили жизнь десяткам невинных людей. Вы совершили подвиг. И я говорю это не для того, чтобы успокоить Вас, а потому что так и есть. Вы герой, Мария.
Но это она услышит ещё не скоро, а тогда, в феврале 2015-го, воспоминания о содеянном будут долго преследовать и мучить совесть. Единственным утешением станет мысль, что пострадавшие военные не на пикник отправились в Прочаны, а явились убивать. РСЗО – это вам не автомат, выстрелами из такого множество жизней людских прервать можно. И значит, поступила она правильно. И хватит сопли разводить.
Вспомнился почему-то симоновский «Сын артиллериста». Вот и она стала корректировщицей огня. И первые седые волосы тоже появились, но чуть позже, когда 7 марта в интернете она наткнулась на коротенький пост, в котором речь шла о краже неизвестными донецкого священника, приехавшего к семье. Ни фамилия священника, ни конкретный город, где это случилось, в заметке не упоминались. Но Мария как-то сразу поняла, что речь идёт об отце Алексее. Она пробежалась по всем известным ей новостным сайтам Украины и нашла ещё одну, более подробную статью. В ней уточнялось, что инцидент произошёл в Борисполе. Священника встретила с поезда жена, и они уже направлялись к дому, где семья остановилась, когда рядом резко затормозила машина, выскочило трое в штатском, схватили священника и поволокли к машине, запихнули в салон и скрылись. Жена не растерялась, тут же обратилась в полицию, объявили всем постам. Поздно вечером на одной из сельских дорог под Киевом объявился пропавший, был сильно избит, еле держался на ногах и на вопрос, что с ним произошло, ответил, что его держали в каком-то заброшенном доме, приковали наручниками к батарее и пытали. А потом кто-то позвонил и дал указание похищенного отпустить. Ещё в заметке сообщалось, что от госпитализации пострадавший отказался и вернулся к жене.
Мария тут же решилась позвонить на номер отца Алексея. Батюшка не ответил. Гудки шли, но телефон не брали. Тогда она вспомнила, что когда-то добавила священника в друзья в Одноклассниках. Так и есть, вот он: Алексей Левченко. Писать ему в мессенджер, наверное, будет безопаснее, чем звонить. Написала несколько слов: «Узнав новость, хочу спросить, с Вами ли это произошло и как Вы себя чувствуете». Через час-другой он ответил:
– К сожалению, со мной. Чувствую терпимо.
А потом дописал, что удаляет свой аккаунт и попросил не писать ему туда больше.
Через какое-то время Мария узнала, что нападение на священника организовала СБУ, вместе с семьёй отцу Алексею удалось выехать из Украины, помогли в этом высокопоставленные особы из Украинской православной церкви Московского патриархата. И сделано это было тайно.
Не надо быть особо догадливой, чтобы связать Прочаны и случай в Борисполе. Значит, уже тогда, в конце февраля, СБУ следила за батюшкой, прослушивала разговоры по телефону и, конечно же, не могли обойти вниманием их беседу. Возможно, что и пытали его, чтобы узнать, кто сообщил информацию. То есть, интересовались ею, Марией. Промолчал ли отец Алексей или выложил всё, что знал? Мария догадывалась, что ответ на этот вопрос она вскоре узнает. Если вышли на неё, то она будет под постоянным колпаком. Нужно быть очень осторожной, чтобы не дать против себя никаких новых улик. Стереть в компьютере опасные файлы, удалить информацию о просмотрах сайтов, убрать видео со своими песнями, особенно с песней «Живи, Донбасс!», там не только слова на статью тянут, но и весь видеоряд. А ещё надёжнее спрятать револьвер, он хоть и не подпадает под боевое оружие, но лучше с глаз долой. Подумала немного – и обернула его в несколько плёнок, потом сунула в кастрюлю с плотной крышкой и закопала недалеко от сарая. Ещё пересмотрела свои рассказы, стихи, жалко было, но всё сожгла, копии есть на флешке, а флешка в надёжном месте, не найдут. Георгиевскую ленточку тоже вынесла из квартиры, но не выбросила, а затолкала в конец трубы, что лежала в сарае. Тут её никто не отыщет, пусть хранится до лучших времён, ещё достанем и наденем, – подумала она. В то, что такие времена обязательно настанут, верила всегда.
Теперь оставалось пересмотреть телефон, удалить кое-какие номера. Пришлось запомнить и стереть номер телефона племянника, он служил в «Оплоте» и мог уже засветиться через СБУ.
Позвонила сестра Галина из Волновахи. Вот ещё один опасный канал, правда, они давно договорились, что если надо что-то сообщить о военных Украины, Галя будет называть их Юлей. «Юля приехала, да ещё не одна, а с друзьями», – эти слова сестры означали, что к ним в отделение поступило много раненых укров. В тот день, когда были подорваны Грады, сестра позвонила и, забыв про Юлю, сообщила, что из ихнего посёлка привезли множество погибших и раненых. Так что, координаты оказались верными. Не соврал Костя.
Шли дни, а Марией никто не интересовался. «Неужели пронесло?» – думала она. Значит, отец Алексей под пытками её не выдал. Сегодня он далеко от родного города, в Москве, несёт свою такую нужную людям службу.