Демонстрировать возможности новых спасательных средств пришлось уже в Рейкьявике, так как к нам на борт сел адмирал Галлер, возвращавшийся из командировки в Англию, с группой офицеров из Наркомфлота. Их переговоры с англичанами не дали практического результата, англичане были недовольны проведенной операцией EF и большими потерями, так как наш флот и его авиация не смогли оказать им поддержку. 8 октября они начали передачу всей техники 151-го авиакрыла (38 самолетов) 78-му смешанному авиаполку, прекратив свое участие в Великой Отечественной войне советского народа. Кроме двух подводных лодок, имевших постоянное базирование в Полярном, больше ни один из военнослужащих британской армии и флота участия в ней пока не принимал. Немцы к тому времени окружили Ленинград и провели успешное наступление против частей Западного, Брянского и Северо-Западного фронтов. В победу русского оружия верило в Англии все меньше и меньше людей. А нам требовалось укрепить северный фронт и дать возможность для продолжения поставок стратегических материалов через порты Баренцева и Белого морей.
Советских судов в конвое было только одно, наше. Отход задерживался, ожидали прихода ближнего прикрытия, ушедшего с предыдущим конвоем PQ-2. Тут становится известно, что QP-2 пойдет не в Исландию, а напрямую в Скапа-Флоу, для обеспечения нашего конвоя англичане могут выделить только один крейсер и один эсминец. По всему видно, что им все равно: дойдет конвой до места или нет. Вот в таком взведенном состоянии Лев Михайлович и прибыл на судно. А тут какие-то белые бочки на борту. Адмиралам непорядок – как шило в одно место! Последовал разнос.
Мне пришлось сбросить тот плот, который предназначался для тренировок, в воду и прыгнуть самому за борт, а верхняя палуба у нас стоит высоко. В районе Исландии купальный сезон не прекращается круглый год, но только в горячих источниках. Влез в плот, а там у меня были уложены ласты. Надел их и прибуксировал плот к трапу. Поднялся наверх, приказал поднять плот из воды на верхнюю палубу. Адмирал так и застыл возле сбрасывающего устройства. До него дошло, что ему показали! Он ухватился за «дюпреновый» костюм, в котором я прыгнул в воду. Я расстегнул молнию и показал, что температура моего тела вполне обычная, несмотря на 20-минутное плавание в ледяной воде. Галлеру показали надутый плот, его снабжение и то, что воды внутри не было, хотя я его переворачивал, он плавал на боку после раскрытия. Сказал, что вся верхняя ходовая вахта имеет такие костюмы и все зенитчики. И что я заказал их на всех в экипаже, вместо спасательных жилетов. В результате Галлер приказал спустить катер, и с образцами материалов мы отправились в Рейкьявик, в американское отделение управления по ленд-лизу, где и договорились о поставках этих материалов, как для костюмов, так и для плотов. Гидростаты для них будут выпускать в Советском Союзе, как и корпуса упаковки. По ходу переговоров, в телефонном разговоре с представителем фирмы «Дюпон», попросили отправить с ближайшим бортом не только готовые материалы, но и разливочную машину для него и режущие станки. Для «Дюпон», которая никак не могла найти применение данному материалу, это предложение было чрезвычайно выгодно. Спрос на утягивающие трусы в условиях войны был мизерным, а тут Советам потребовался этот вонючий материал в больших объемах! Проблему вони мы слегка потом устранили, делая хлоропрен из ацетилена. Запах, конечно, остается, но уже не такой сильный и только во влажном состоянии. Во время войны – все это переживут, кто выживет в ледяной воде.
Судно из Америки пришло еще до того, как мы тронулись в путь, и мы догрузились этими станками и готовыми материалами. Душой проекта стал Лев Михайлович! Он прекрасно понял, что это – огромный экспортный капитал. Большинство аварий и потоплений морских судов приходится именно на военное время. А сохранить экипажи для них – важнейшая государственная задача.
У кромки ледяного поля нас встретил ледокол «Ленин» и повел в Молотовск. Вместе с нами шло еще шесть судов, но как только были поданы концы, Галлер погрузил меня в машину, и мы тронулись в Васьково, где его ожидал ПС-84 и два звена прикрытия.
Вечером 22 ноября мы были в Главном штабе РККФ, на приеме у наркома. Коротко доложив о неудачных переговорах с англичанами и покивав наркому, в ответ на его сетования по этому поводу, Галлер перешел к делу. Оба варианта костюма и все материалы он принес с собой, отдельно на сцене актового зала штаба был положен контейнер с плотом и деревянным макетом сбрасывающего устройства. Рым, за который требуется зацепить крепящую ленту, был вкручен в основание этой конструкции. В общем, все было готово для полной демонстрации изобретения. А представьте себе, что немцы еще стоят у Красной Поляны и в бинокль видят Кремль! До начала наступления – 14 дней, и о том, что оно будет успешным – знаю только я!
После демонстрации костюма и показа, как его надевать, перешли в актовый зал, где объяснили Кузнецову и принцип действия гидростата, показали отрывной фал спускового механизма надувания, и сам процесс раскрытия плота. Резиновые пробки для заделки пулевых и осколочных пробоин, полный комплект аварийного снабжения.
– Главное: все хранится в упакованном виде и оттуда невозможно ничего вытащить, не приведя в действие механизм наполнения углекислотой. А то ведь, когда нас потопили у Готланда, то аварийный запас на плоту был на 90 процентов пустым.
– А это что? – показал адмирал на давилку для рыбьего сока.
– Приспособление для получения сока рыбы из ее мяса, в мясе много воды и она не такая соленая, как вода в океане. Практически пресная. А рыба в океане есть везде. Поэтому я предусмотрел наличие в аварийке маленькой складной удочки с катушкой и блеснами, и закидушек с воблерами, которые хорошо колеблются при малых скоростях проводки. Для крючков, правда, приходится небольшие чехлы делать, чтобы не пробили случайно борт при укладке плота. Срок замены плота – 4 года, как и регистровый осмотр. Для их обслуживания придется в портах создавать специальные станции.
Мы возвращались в кабинет наркома, Галлер сказал, что уже научился собирать плот и менять газовый баллон, так что плот назад в Архангельск не полетит. Нарком сказал, что изобретения своевременные и нужные, но есть некоторые обстоятельства, не дающие ему возможность немедленно доложить об этом руководству.
– Предстоят большие изменения в положении на фронте, если все пойдет, как планируем, то через месяц будем докладывать. Или чуточку раньше. Надеюсь, что чертежи и необходимую документацию вы из Англии привезли?
– Да, товарищ нарком, и оформил международные патенты на плот, его снаряжение и на спасательный жилет мокрого типа. Это, правда, съело остатки моих финансов, но, наверное, поможет отстоять наше право на эти изобретения.
– Лев Михайлович! Когда мы сможем показать эти изделия представителям Великобритании и США?
– Теоретически в любое время, в Куйбышеве на Самаре есть хорошие затоны на судоремонтном заводе. Продемонстрировать там есть полная возможность, оба военно-морских атташе сидят там.
В общем, как обычно, командование занялось глобальными проблемами, а меня их адъютанты отправили на аэродром, для обратного полета в Васьково, хорошо еще поездом не придумали отправить, но зуд «изобретательства» уже во мне поселился, плюс я надеялся благодаря таким знакомствам перейти на лодки. Время неумолимо катилось к 1942 году, когда нашим здорово хвост прищемят в Баренцевом море. Если помните, то «Кастл» привез натуральный каучук первым рейсом, два тюка с ним, стропы которых оказались оборванными в результате аварийных работ во втором трюме, остались лежать на судне, так что резиной я был обеспечен по самое «не хочу». Но занялся я не этим, а двухступенчатым редуктором или легочным автоматом, и компенсатором плавучести. Этим я убивал сразу двух «зайцев»: акваланг может применяться для тушения пожаров на судах и в других закрытых помещениях. А противник в первую очередь пытается вызвать пожар в отсеках, что недоделала взрывчатка, доделает огонь. Существующая и активно распространяемая англичанами схема: рёбризер Флюсса, или ИДА (индивидуальный дыхательный аппарат, или КИП (кислородный изолирующий прибор), или его немецкое воплощение «Респиратор», имеет ограниченную продолжительность действия и довольно опасен для самого водолаза, но обладает высокой скрытностью. Кстати, насколько я помню, именно так называется завод в Орехово-Зуево, который сейчас выпускает регенеративные патроны РВ-2, РВ-3 и РВМП с каустической содой, для каждого из которых требовалась целая машинка, которая потребляла электричество, шумела, но не могла обеспечить приемлемые условия существования биологических объектов в замкнутом пространстве при сроках погружения более трех суток. Так что, ребята, придется вам переходить на новую продукцию, и начнем мы с ИДА. Это мне обеспечит переход с торговых судов на лодки. А там, глядишь, и другие возможности откроются.
«Севмаш», или «Судострой», или завод № 402 занимался и судоремонтом, и строил «малые охотники», варил плашкоуты для разгрузки судов на рейде, несмотря на то, что три его самых больших дока были заняты корпусами линкоров, работа на нем просто кипела. Корабли немцы повреждали частенько. Втиснуться со своими «придумками» было сложно. Поэтому все приходилось делать в мастерской на судне, но некоторые операции, например, хромирование, самостоятельно я выполнить не мог. Выручало знакомство с Михаилом Ивановичем, тем самым батальонным комиссаром Евсюковым, впрочем, он прошел переаттестацию и стал капитаном ГБ. Через него же достал и испытал на максимальное давление пять баллонов для будущего АВМ-15. За это я обещал в зимних условиях осмотреть два подозрительных места, куда, по мнению Михал Иваныча, немцы уронили несколько донных мин. Аппарат и компенсатор я закончил в начале декабря, еще до начала нашего наступления под Москвой. Я торопился, ведь в любую минуту меня могли вызвать в Москву или выпроводить в рейс, хотя ледовая обстановка была очень сложной из-за сильных морозов, и лед был уже толщиной полтора метра. Уйти в рейс не позволяли те самые донные мины, оборванные парашюты которых были обнаружены на фарватере. Возможности пройтись тралом не было, мешал быстро образовавшийся крепкий лед. Тральцов усиленного ледового класса на заводе и в Беломорской базе не было.
Первые испытания провели в заполненном доке, у которого ремонтировали поврежденный батопорт. Аппарат работал, никаких сложностей не возникло, и мы поехали на фарватер. Поиск первых двух мин завершился за пять минут, они лежали недалеко друг от друга. Но потребовалось трижды нырять, прежде чем подорвали вторую из них. Сутки занимались этим. Затем переехали дальше, а там – ил. Мин видно не было, их затянуло под него. Пришлось обмазывать каучуком миноискатель, испытывать его работу, а затем опускать к минам 25-килограммовые бомбы, чтобы их подорвать. За это время наши начали наступление, и, когда из Москвы пришла команда вылететь в Куйбышев, я укладывал четвертую бомбу к четвертой мине. Мой акваланг мы пополняли на стоящей на ремонте «эСке», через редуктор. Я подписал у Михаила, а после подрыва первой мины капитан ГБ сказал, что для меня теперь он просто Миша или Михаил, акт проведенных испытаний, сел в самолет и прилетел в Тростянку со всем, что успел наделать и испытать. И с актом о проведении войсковых испытаний оборудования. Не скажу, что наши отцы командиры этому обрадовались!
– Шо-то ты у нас шибко разносторонний! – заметил незнакомый вице-адмирал из сопровождения наркома.
– Делал воздушный дыхательный аппарат для тушения пожаров в закрытых помещениях, более безопасный, чем предлагаемый КИП-1. Там требуется «включаться в аппарат» и у него очень ограничен обзор, так как используется маска от противогаза, к тому же из очень тонкой резины. А тут выяснилось, что «Вента» до весны уйти из порта не сможет из-за минирования фарватера, товарищ вице-адмирал. Вместе с начальником третьего отдела приняли решение осмотреть фарватер в местах предполагаемого минирования. Парашюты там видели его дозорные. Немного изменил конструкцию редуктора и добавил к снаряжению компенсатор плавучести. Провели разведку и обнаружили вначале две мины. На втором месте оказался ил, мины спрятались, вот и пришлось герметизировать обычный армейский миноискатель. С помощью накладных зарядов из стандартных авиационных бомб удалось подорвать еще две мины. Первые подрывались просто толовыми шашками с электровзрывателями.
– Аппарат твой, он, конечно, нужен, но товарищ Сталин нас так крепко озадачил спасательными средствами, что брать на себя еще и его… – мрачно произнес нарком и замолчал.
– Николай Герасимович, вы же не думаете, что немцы дадут англичанам и американцам свободно водить к нам конвои, как в этом году. Думаю, что уже в следующем месяце они перебросят на Север свой флот Открытого моря. И развернут его где-то рядом с нами, так как ловить конвои в океане – занятие тухлое. Направление и назначение конвоев им известно. Ловить их будут в Баренцевом море, и в северо-восточной части Норвежского. Мест для базирования у них там хватает, начиная с Танафьорда. Скорее всего, Банак или Альтафьорд, а может быть, оба. Открытый бой с немцами нам не выиграть, а вот из-под воды мы их достать сможем.
– Занятно! И заманчиво, капитан. А что требуется?
– Лодка, большая, типа «К», у нее, правда, глубина погружения маленькая и автономность подводная маленькая, но эти вопросы решаемы. И группа боевых пловцов, оборудование для них и вооружение. И готовить их надо начинать срочно, как и саму лодку. В том виде, как она есть, лодка для подобных операций не годится.
– Как это маленькая? – удивленно спросил нарком. – Откуда вы это взяли? Она ходит под водой 95 миль, по штату.
– Да, 95 миль на скорости 3 узла, всего 32 часа.
– Считаете, что этого недостаточно?
– Да, для задач с подводными диверсантами – этого маловато, требуются двигатели экономического хода и возможность перемешивать электролит в аккумуляторных батареях. Механически, в том числе без использования электричества.
После этого разговора показ аварийного оснащения и снаряжения для военно-морских атташе пяти стран-участниц Антигитлеровской коалиции стал пустой формальностью. Акваланг мы им не показали, я использовал обычный ИДА, чтобы продемонстрировать возможность выхода из поврежденной лодки в живом состоянии при любой температуре забортной воды. Хотя глубины здесь были минимальные, но эта демонстрация произвела впечатление на всех. Стоял сильный мороз, дул пронизывающий ветер с левого берега Волги. Двое из иностранцев решились попробовать новые спасательные средства, купнулись и посидели внутри плота при 27 градусах мороза снаружи. Что было удивительно для меня, так это то, что Лев Михайлович демонстрировал будущим членам НАТО и СЕАТО плоты и костюмы, выпущенные в Рыбинске, Иваново и Орехово-Зуево. Плоты выпускал тот самый завод «Респиратор», пробиться на который я так мечтал в Архангельске. К этому времени у меня, среди привезенных с собой образцов, находился стеклянный сосуд с пероксидом натрия, знаменитым «О-три», с помощью которого можно увеличить автономность по кислороду в атмосфере лодки до 15 суток, без применения машинок. Его пока немного, только из того натрия, который мы обнаружили в школьных лабораториях и кабинетах химии в Архангельске и Молотовске, с помощью нашего лучшего друга Михаила. Домой, в Молотовск, меня не отпустили, увезли в Москву, где переодели из морской формы в военно-морскую, и на рукавах появились нашивки капитана 2-го ранга.
С моря возвращалась злополучная К-23, которая станет «носителем подводных диверсантов». Из Ленинграда в адрес отряда «С» отозвали несколько мичманов-инструкторов-подводников. В частях военно-морского флота срочно ищут мастеров спорта по плаванию. Дело сдвинулось с мертвой точки, пинок наркома полетел во все города и веси, где находились части РККФ. А я решал практически неразрешимую задачу: где разместить команду «С» и каким образом, не имея современных материалов, обеспечить отряд всем необходимым для проведения диверсий. То, что предстоит задействовать в том числе и навесное оборудование, вопроса не стояло, но требовалось значительно сократить экипаж самой лодки, без снижения ее боеспособности. Плохо, что лодка мне досталась «несчастливая». В мае на ней погибнет Гаджиев, реальный боевой счет у нее: один поврежденный немецкий тральщик М-22 и траулер «Серей», 505 брт, в пяти боевых походах. У нее постоянно выходили из строя орудия главного калибра, она теряла антенны и перископы, налетала на скалу, не сбрасывались мины. То есть экипаж был плохо подготовлен к боевым действиям, и придется подтягивать его до необходимого уровня. Еще одной грандиозной проблемой было отсутствие тренировочного бассейна. Все придется делать «в условиях, максимально приближенных к боевым». Но деваться некуда, я уже «прокукарекал», и теперь от меня все ждут, что я утоплю «Тирпица» и весь флот Открытого моря. Впрочем, кое-какие предпосылки к этому есть. Мне известно место их базирования, а им пока невдомек, что и при такой температуре боевые пловцы могут действовать. То, что они перекроют или уже перекрыли сетями проходы в Альта-фьорд, мне только на руку. За этими заграждениями они будут чувствовать себя как у Христа за пазухой, и расслабятся. Вот только времени на переоборудование маловато. И, хотя я добился того, чего хотел с первых минут, как попал на «Бьёрвику», чувства удовлетворения не наступало. Слишком сильно отличается служба на К-23 от тех условий, в которых мне самому приходилось действовать.
К тому же нарисованный мной эскиз аккумуляторной батареи типа 46СУ вызвал бурный протест со стороны представителей Саратовского завода аккумуляторов, хотя именно этот завод их и делал, впоследствии. Им только-только наладили производство немцы и по совершенно другой технологии, а тут все ломай из-за какого-то безумного проекта. Ленинградский завод, как вы сами понимаете, помочь уже ничем не мог. Максимум, что смогли сделать, это начать поставку в Молотовск нового комплекта «старых» батарей и заказали аналогичные в Америке. Систему перемешивания установили только на трети комплекта, причем работала она скверно, крути-не-крути проклятую пластмассовую пробочку такой же ручкой, толку особого не будет. Возможности поднять со дна более холодный электролит это устройство не давало, так как отсутствовали каналы и вертикальные «винты Архимеда». А вот американские батареи, мало того что имели встроенную систему перемешивания, так еще и позволили «освободить» тоннаж, они были легче, чем наши, и более энергоемкие. Насколько я понимаю, 46-я была их копией, во всяком случае, очень похожи по устройству. Но это стало известно гораздо позже. Пока меня со всех сторон тюкали, что это невозможно сделать.
Время полетело со страшной скоростью, я ничего не успевал сделать. Бумаги, бумаженции, бумажищи заваливали меня. Они летели со всех сторон в ответ на любой запрос. И в большинстве из них писалось, что выполнить ваш заказ возможности не имеем. Поэтому, получив первое пополнение, и проверив их в московских бассейнах, садимся в самолеты и вылетаем в Грязную. На месте разбираться значительно удобнее. Но в Орехово-Зуево я успел съездить, и РУКТ-3 с патронами РВ-5 мы получим еще до Нового года.
Перед отлетом состоялся разговор с наркомом в присутствии Галлера, на котором я попытался поднять вопрос об экипаже подводной лодки и, в первую очередь, о ее командире. Дело в том, что «официально» на счету подводной лодки находилось 5 потопленных кораблей противника, а на деле был поврежден только один, который уже отремонтирован и находится в строю. Зато аварий на борту было двенадцать. Понятно, что выкладывать подобное наркому я не мог. Поэтому заговорил о специфичности решаемой задачи и о том, что в этом случае руководить всем и вся должен командир диверсионной группы, плюс те переделки, которые необходимо выполнить на корабле, могут войти в противоречие с настроением и знаниями личного состава.
– Я вас понял, конечно, для решения задачи требуется, чтобы всем руководили именно вы, но вы же не знаете особенности управления данным типом лодки…
– У меня будет время и место, чтобы овладеть ею, так как выходить в море придется часто, ведь это – опытовая лодка. И потом, кап-три Потапов, скорее всего, не захочет длительно сидеть без боевых походов, он же боевой командир…
– Он на этой лодке с постройки… – вставил Галлер, с ним мы не говорили на эту тему, так, вскользь, иногда. Я не хотел поднимать этот вопрос раньше времени.
– Но мы будем снимать часть вооружения, в первую очередь, в 14-м минно-балластном отсеке. А торпедных атак товарищ Потапов еще не проводил, насколько мне известно. Минные постановки – это одно, а торпедная атака – это другое. Боевые пловцы, сами по себе, доставить к борту линкора большой заряд не могут, в 14-м отсеке будет находиться их оружие, самоходные мины и буксировщики, как мы с вами и говорили, и лодка должна быть готова к торпедной стрельбе, в первую очередь.
Нарком не дал мне ответа в тот раз, сказал, что подумает над этим вопросом, так что капитан 3-го ранга пока остался в своей должности, но вопрос задан, и от меня и моих действий зависит, как будет решен этот вопрос. Пока у меня в прямом подчинении пять водолазов-инструкторов по применению регенеративно-изолирующих респираторов и 12 человек будущих боевых пловцов, три инженера из бюро Рудницкого, два токаря-универсала, четыре слесаря и их мастер. Все! Два самолета ПС-84 подхватили нас и понесли в сторону Мурманска. Прикрытия у них не было, поэтому летчики огибали «опасные небеса». К тому же ночь на дворе. Все «имущество» уже отгружено и перемещается в ту же сторону, но по железной дороге. Литер ему не присваивали, так что идти оно будет долго. С собой было только три двухбаллонника и один однобаллонный аппарат, несколько гидрокостюмов и два компрессора. Пока это все, что имеем. Лодка должна уже стоять в доке.