Увидев И., разговаривавшего с кем-то, я подошел и прислушался к его разговору с несколькими стариками, очевидно, вождями племени. Сначала мне показалось, что они на что-то жалуются и в чем-то стараются оправдаться перед И. Но затем я понял, что старики дают И. отчет в сумме израсходованных ими денег, объясняя ему свои неудачи в тех начинаниях, которые он им рекомендовал.
– Неудачи ваши не оттого произошли, что вы применяли новые способы обработки слоновой кости и пальмовых волокон, которые я вам указал. А только оттого, что вы, делая по-новому, не до конца применяли новые способы. Вы все старались соединить новое и старое; а я вам в самом начале говорил, что надо делать или по-вашему – и тогда оставаться нищим бродячим племенем, – или осесть в оазисе, в той его части, что отвел Дартан. Там надо было выстроить себе хижины и маленький завод и стать зажиточным племенем. Посмотрите, как вас мало осталось. Неужели вы, старейшие вожди, какими себя считаете, не понимаете, что все молодое и лучшее у вас вымирает, потому что вы не умеете заботиться о подрастающем поколении, а не потому, что судьба с ее неудачами преследует вас? Вы утверждаете, что ваше новое поколение растет злым, не повинуется вам и разоряет вас, нарушая солидарность вашего народа. А я утверждаю, что вы мало любите свой народ и не заботитесь о его будущем. Ваша лень заставляет вас искать случаи сбывать сырье, вместо того чтобы обрабатывать кость, делать из нее прекрасные вещи, образцы которых я вам дал. Ваше молодое поколение не может больше жить в той тьме и грязи, к каким привыкли вы. Я еще раз предупреждаю вас: присоединитесь к оазису Дартана, или вы все вымрете. Когда я говорил с вами в последний раз, я вам объяснял, что каждое племя может сохранить жизненность только в том случае, если его кровь освежается притоками иной крови, имеющей в себе зародыши главной силы к победе: мужества. Вы вялы, и мысль, которая пробудилась у вашего молодого поколения, не видит перед собой пути, куда направить энергию. А люди, не знающие, к чему приложить свою энергию, прикладывают ее к ссорам и разврату.
Вы говорили мне, что вы поняли необходимость культуры для вашего племени. Но все это были одни слова, заботы о людях вы не проявили. Не думайте, что Небеса, которым вы учите молиться детей, пошлют вам помощь, а вы будете, ожидая ее, бродить по пустыне и равнодушно смотреть, как вымирает ваше юное поколение. Если вы любите свой народ – действуйте, как я вам указал, и запомните: дважды вы получали зов и помощь от меня. Дважды я вам указывал путь к труду и свету, и оба раза вы горячо уверяли меня в своей готовности трудиться. И оба раза, истратив попусту время и деньги, вы возвращались к своей первобытной лени и тьме. В последний раз я предупреждаю вас: нельзя стоять на месте. Вы поняли, что вы не можете отъединяться от людей, что в отъединении для вас гибель и смерть. Жизнь для вас возможна только в единении с людьми, у которых вы можете научиться труду и найти защиту. Если и на этот раз вы не послушаетесь моего совета, первая же буря в пустыне погребет вас, так как вы слишком малочисленны, чтобы защититься от нее.
Прощайте. Не ищите оправдания себе. Вы взялись вести свой народ, а никакой любви к нему в вас нет. Вы стараетесь только обмануть самих себя, уверяя меня, что новые способы не подходят в пустыне. Вы не подходите к новым способам, так как не видите ясно перед собой русла, куда должна вливаться новая сила вашего потомства. Гибель молодых лежит на вас и ни на ком больше. Ответ за них вы будете держать, так как нет Бога, карающего ваше племя, а есть только ваши лень, отсутствие забот и любви. Не нужна великая наука, чтобы действовать правильно для пользы и счастья своего народа. Но нужна великая любовь, которая учит беречь человека. Не Бог, а вы поставлены беречь своих людей. Не старайтесь сбросить с себя ответ на Бога. Только тот может видеть Бога в Небесах, кто научился видеть и любить Его в человеке. Помните, что я сказал вам сейчас, и не ждите помощи извне. Только в себе найдите любовь. Любовь ваша родит энергию, а энергия откроет вам новый путь труда. Трудясь, найдете вновь здоровье.
И. повернулся к своему мехари, велел нам всем садиться, и через несколько минут мы были снова среди пустыни. На этот раз все мое внимание сосредоточилось внутри меня. Я смотрел в свое сердце и, казалось мне, сам читал в нем свои промахи и видел разрывы внимания, когда целые куски жизни, а не маленькие мгновения ее проходили в пустоте. Среди мыслей и слов, подобранных мною за эту ночь, наиболее сильное впечатление произвели на меня прощальные слова Франциска, обращенные к нам с Бронским, о дальней Общине, о бездне страдания и отчаяния людей, перед которыми муки бедных карликов в трапезной он считал пустяком. Кто же жил в дальней Общине? И почему люди могли впасть в такое море страдания? Этот вопрос неустанно звучал в моем сердце, я старался выбросить из него все личное и думать только, как пронести в себе чистый храм в тот кусочек мира, где собрано столько страдания.
И. умерил ход своего скакуна, через несколько минут мы перешли на шаг, и он сказал нам:
– Все вы сейчас сосредоточены, и каждый по-своему старается собрать все лучшее в себе, чтобы въехать в место печали во всей чистоте и мужестве. Я хочу обратить ваше внимание, ваше особенно бдительное внимание, как приготовить себя к встрече, если вам известно, что встречный – великий страдалец. Я употребил это слово – «страдалец», – потому что с этой ночи ни для одного из вас уже не может быть понятия «грешник». Все, совершенное человеком в его воплощениях, если бы оно для понимания обывателя было смертельным грехом, для вашего понимания может быть только той или иной формой страдания, в которое вы должны внести мужество и энергию Света.
Значит ли это, что вы должны покровительствовать вору, обласкать предателя, содействовать убийству, покрывать лицемерие? Не распознавая, протягивать свою помощь каждому преступнику, рассматривая его как страдальца, которому вы должны влить утешение? Нет, наоборот, вдвое бдительнее вы должны обращать внимание, насколько данный встреченный человек одержим темными силами. Бывают случаи связи человека с темной силой, не оставляющие надежды для данного воплощения. Это случаи потухших сознаний, где эгоизм и жадность разложили в человеке те нервы и мозговые центры, через которые в организм поступает чистая солнечная энергия. Они живут, иногда даже обладают сильными физическими проводниками, но светящейся материи, непременным элементом которой должна быть активная любовь, они выработать не могут. Они живут, следовательно, в их проводники проникает солнечная материя; но проникает она в них лишь настолько, чтобы дышать, есть и пить, действовать, но не творить.
Для творчества, для жизни в ступенях Вселенной у них этой светящейся материи не хватает. Они, ухватывая кое-что из сил стихий, перерабатывают все только для личных потребностей и открывают в себе все двери источникам темного оккультизма. По каким признакам вы можете разобрать, одержим ли ваш встречный темной силой или он только болен, не имея возможности найти в своем сердце любви, чтобы погасить собственное кармическое звено, преследующее его в это воплощение? Человек, не умеющий найти достаточной силы любви, чтобы погасить свою карму, может быть неустойчивым, неумным, самомнительным, но у него всегда есть святая святых, с которой он движется по делам дня. Он может падать и вновь подниматься, доходить до дна в своих порывах раздражения, но в своем сердце он знает божественное место и понимает, что такое благоговение и доброта. И если в вас самих эти силы живут, когда вы подходите к человеку, трепет их в вас дает вам знать, что перед вами страдалец, раздираемый страстями, а не темный оккультист.
Он мог даже совершить преступление, но его сознание не потухло. Оно просто не раскрыто, забитое силой собственных страстей. Такой человек может освободиться от наросших на нем корок предрассудков и суеверий, еще может найти узкий ход в путь освобождения. Какова же ваша роль в этих случаях? Вспомните то, о чем говорил ночью Франциск: «От доброты и любви ученика размякают, как воск, корки застарелых страстей и пороков человека, расширяются его поры, и через них в вашего встречного может проникнуть солнце вашей Любви». Еще и еще раз уложите во все складки вашего сознания не раз сказанные мною вам слова: «Если сердце ваше чисто, никакое зло не может коснуться вас. Перед вашей чистотой оно бессильно»…
Чем и как можете вы распознать, что перед вами темный оккультист? Имеют ли все темные оккультисты отвратительную внешность, которая сразу же давала бы вам знать, что отталкивающая вас от человека сила, вызывающая ваше отвращение, выявлена вся вовне? Среди темных оккультистов есть много красивых людей, имеющих даже чарующую внешность. От этого признака зародилась легенда о падшем ангеле, которого никто и никогда не рисовал себе уродом. Во внешности этих людей такое же разнообразие форм, как и среди остального человечества. Есть и гиганты, есть и карлики, есть и самые обычные формы, нормальных размеров и психики. Но что неизменно присуще всем людям, так или иначе попавшим в лагерь темных? У каждого из них на первом месте – эгоистическое стремление овладеть волей встречного. Раньше, чем вникнуть в смысл встречи, темный выпускает свою силу гипноза, в какой бы мере она ни была у него развита. Он стремится поставить своего встречного в подчиненное положение. Он отлично знает, что вцепиться в человека он может только через те или иные страсти, прочесть которые не составляет труда ни для одного наблюдательного человека. А темные оккультисты обучаются с самых первых шагов читать признаки человеческих страстей и разбираться в степени раздражительности человека.
Раздражительность – первый и главный козырь темных в системе овладевания людьми. Всякими способами они пытаются нарушить равновесие человека, затем будят в нем страх и жадность, зацепляются бульдожьей хваткой за эти страсти и постепенно – с железным самообладанием и выдержкой – втягивают человека, его волю, в орбиту собственного сознания. Это первое общее всем темным правило их евангелия серого дня… Второе неизменное правило поведения – проносить в каждую встречу ложь, лицемерие и путать так сознание и внимание встречного, чтобы человек думал, что встретил великую, доброжелательную силу, которая окажет ему протекцию и помощь в той или иной его карьере жизни. Насколько светлая сила учит каждого человека понимать, что все в нем, что только он – независимый и абсолютно свободный творец и мастер всей своей жизни, настолько темные стараются внушить каждому, что он бессилен и немощен без внешней помощи и опеки, которые только и могут раскрыть двери к удачам, богатству, славе и почестям. Светлая сила говорит каждому человеку, что он никогда не одинок, что он всегда вдвоем: он и его Единый. А потому мощь его не имеет предела как частица Беспредельного, которую он носит в своей форме и которою единится с людьми. В речах же темного всегда звучит призыв к отъединению. Обещая за полное послушание все материальные блага, какие только существуют на Земле, темный говорит встречному: «Не ищи разделить свои блага с кем бы то ни было. Все, что я дам тебе, – все сложи в склады и держи про себя. Если это материальные сокровища – копи их, ибо они сила и ими завоевывается мир. Если это знания – помни, что ими приобретается умение овладевать волей людей. Ни с кем ими не делись, старайся всегда становиться в позицию силы и борьбы. Друзья тебе не нужны, а врагов победить надо, ссоря их между собой. Никаких других возможностей побеждать нет. Можно только в их ссоре и вражде вырывать себе удачи и богатства. И чем жестче ты обращаешься с людьми, тем больше твоя сила, тем выше ты поднимаешься как владыка жизни»… Эти наставления составляют третье правило евангелия темных.
Действуя по этим трем правилам, темные овладевают огромным количеством людей инертных и слабовольных, завистливых и жадных, раздраженных и отрицающих, жаждущих внешних благ, карьеры и славы. Отрицание человека, его самость, его стремление всегда в жизни танцевать от своего «Я» и всюду выдвигать это «Я» часто приводят к встрече с темными. Человек может быть очень добрым и честным по существу. Его сердце может быть полно любви и благородства. И все же в его уме может бурлить протест против современности, узких рамок, которые ему предоставлены в каком-либо деле, или он может протестовать против участия в его работе каких-то ему неприятных людей, или же он бунтует против тех людей, от которых он получает вести Света… И темной силе готов новый раб, даже не заметивший, когда и как он попал в цепь железных лап темных. Повторяю: темные могут быть обворожительны по внешности, их манеры могут пленять мягкостью и их уговоры могут походить на журчание горных ручейков для людей, мало распознающих, не собранных в своем внимании. И только несколько раз попив этой горной водички, неосторожный человек сможет разобрать вкус ее горький, запах ее, пьянящий его страсти, осознать, куда он забрел, какое сам, своею неосторожностью соткал зло. Зачем я говорю вам об этом и почему Франциск сказал вам, что бездна горя и отчаяния карликов в трапезной была ничто в сравнении с несчастьем тех людей, которых мы встретим в Общине? Я говорю вам об этом, чтобы вы овладели всеми силами Жизни, что пробудилась в вас, и вылили ее потоком радости из ваших сердец в привет и встречу новым знакомым. Чтобы поток этой непобедимой Радости помог легче вздохнуть, глубже вобрать в себя Свет тем страдальцам, что не знают всю жизнь мира в сердце. Франциск сказал вам о них потому, что знал в вас чистоту и верность, знал, что вы можете освободить в каждом из новых встречных какую-то щель, куда вольете мир и доброту. Строптивцы, живущие в дальней Общине, все без исключения, так или иначе столкнулись в своем бунте с темной силой и послужили ей, даже и не подозревая этого. Их самость в большинстве случаев была щелью для темных, и они проводили в мир свои дела и идеи через бедных строптивцев, которым и в голову не приходило, что именно они служат проводниками злу. Все, кого вы увидите в дальней Общине спасенными и устроенными в ней, спасены Белыми Братьями милосердия и охранены, защищены целой сетью добрых, через невинные сердца которых злым прохода нет. Вступая в зону этих охраняющих, несите им свою помощь, свою чистоту, мир и радость.
Ни на одну минуту не думайте о себе, но только о тех страдальцах, к кому приехали. Если в ком-либо из вас есть сомнение, что он не сможет так забыть о себе, чтобы ни разу не дойти до раздражительности, поверните своих мехари обратно в оазис. Здесь, – прибавил И., остановив своего верблюда, – живет пустынник, среди этой маленькой группы пальм. Кто в себе не уверен, кто не имеет безграничного самоотвержения, чтобы служить проводом энергии своему Учителю для помощи несчастным, чья верность дрожит перед необходимостью полного внутреннего самообладания и слияния с деятельностью Учителя, останьтесь здесь и подождите первого случая вернуться обратно в оазис Дартана. Сосредоточьтесь, воззовите каждый к своему Учителю и слушайтесь беспрекословно, что бы ни сказал вам Он. Если прикажет возвратиться, знайте, что, нарушив Его приказ, поступив так, как вам кажется прекрасным и нужным, вы не только не сотворите добра, но соткете еще одну нить зла. Вы отрежете себе самим надолго возможность продвинуться вперед по пути освобождения…
И. замолк. Мы остановились в пустыне, вокруг царила полная тишина, даже дыхание животных ее не нарушало. Я воззвал так глубоко к Флорентийцу, как еще ни разу не звал Его.
«Тки сеть защитную вместе со мною вокруг всего каравана, – услышал я Его голос. – Тки сеть защитную вдвое бдительнее вокруг себя и порученной тебе в пути женщины. Помни, что рыцарь Мой не может стоять один в своей задаче Земли, но всегда стоит со Мною. Чаша в Моей руке – это твои дела и поведение в дне. Мужайся и сплетай Огонь Моей чаши с Огнем сердца той, чьим рыцарем тебе велено быть в пути. И. велел тебе опекать ее только в пути, я же велю тебе опекать ее и в Общине. Не размыкай сети защитной между тобою и ею во все время пребывания здесь, вплоть до возврата домой. Будь благословен, следуй за Моей верностью».
На этот раз я особенно пережил мгновенное слияние с моим дорогим Учителем. Я не ощутил никакого содрогания в теле, меня наполняло ликование, границ между «Я» и «не Я» я не сознавал…
Когда я опомнился, мехари И. стоял перед нами, И. смотрел на нас улыбаясь. У меня нет слов описать эту улыбку. Это была улыбка Бога и младенца, невинности и Мудрости, доброты и силы.
– Аминь, дети мои. Несите же смело и радостно, уверенно и просто дары своей Любви. Первое испытание Ей уже идет.
Мы снова двинулись в путь. Я не понял, о каком испытании говорил И., но очень скоро мне пришлось это узнать. Не успели мы перейти в галоп, как навстречу нам издали понеслось маленькое облачко пыли.
– Вот, Левушка, первое испытание, о котором говорил И., – указывая на пыльное облако, сказала мне Андреева, которая продолжала быть молчаливой, и это были ее первые слова.
Я с удивлением взглянул на нее, считая пыльное облако внезапным порывом ветра, очень неприятного, сухого, забивающего песком глаза и ноздри, с которым мы уже несколько раз встречались в пути.
– Это не ветер, а человек, – прибавила она, так серьезно и пристально взглянув на меня, что я в сотый раз был удивлен выражением ее огромных глаз.
Все ее лицо, обычно носившее в себе нечто от иронии, точно она знала так много, что внутреннее содержание каждого казалось ей забавным пустяком, не заслуживающим серьезного внимания, теперь было не только строго, но какая-то неумолимая суровость на нем меня поразила. Больше она не прибавила ни слова, точно вдруг забыла обо мне и обо всем, кроме приближавшегося к нам облака, с которого не спускала глаз.
Подчиняясь приказанию Флорентийца, я приблизил своего мехари к животному Андреевой. Умные животные пошли совсем рядом друг с другом, так что я мог наблюдать за всеми оттенками выражения лица Натальи Владимировны. Через некоторое время вдали стали вырисовываться верхушки пальм. И. сдержал ход своего верблюда, и вскоре весь караван перешел на шаг. Облако пыли было уже близко к нам, и теперь я различал в нем ясно фигуру всадника на коне.
Всадник бешено мчался к нам. Не замедляя бег, он подскакал к самому каравану, остановив своего коня шагах в пятидесяти от нас. Он поставил коня поперек нашего пути, точно приказывая нам остановиться. Пыль еще не улеглась, и я не мог рассмотреть лица всадника. Но конь его был великолепен, и сам он сидел на нем как классически вылепленная скульптура. Его дерзостное намерение остановить наш караван всем нам было ясно. Но И. ни на минуту не замедлял шага своего верблюда, мы приближались к всаднику, и мне показалось, что неминуемо верблюд И. столкнется с конем всадника. Когда мы были не более чем шагах в пятнадцати от всадника, он поднял руку и прокричал:
– Разве вы не понимаете языка пустыни? Если я стал поперек дороги, караван должен остановиться.
Голос незнакомца был груб и резок. Теперь я видел и его фигуру, и его лицо совершенно отчетливо. Он был молод и довольно красив. И при всей своей сравнительной красоте он был отвратителен наглостью и вызывающей дерзостью, которые лежали на всем его облике. У меня мелькнула мысль, что это разбойник, хотя его внешность была скорее элегантной, чем небрежной.
И. все так же двигался вперед, а всадник все так же держал свою руку вытянутой по направлению к нему. Вот-вот, казалось мне, должна была произойти стычка животных. Не доезжая шагов пяти, И. слегка поднял правую руку и сделал едва заметное легкое движение, как бы стряхивая что-то с кончиков пальцев, по направлению к коню и всаднику. Рука всадника мгновенно упала, как плеть, на шею его коня, конь, точно бешеный, взвился на дыбы, закружился, вмиг вынес всадника прочь с нашей дороги, и довольно долгое время всадник не мог справиться с взволнованным животным.
Я вспомнил приказ Флорентийца, усердно призывал Его имя, строя защитную сеть вокруг всего нашего каравана и особенно вокруг Андреевой и себя. Она, очевидно, почувствовала мое духовное напряжение, отвела глаза от всадника и очень тихо сказала мне:
– Спасибо, Левушка. Когда Али несколько минут приказал мне быть под вашим покровительством не только в пути, но и во все время пребывания в Общине, у меня был момент почти протеста и негодования. Ваша любовная забота тронула меня. Я поняла, что вы именно та сила самообладания, которая может быть тушителем моей раздражительности. Спасибо, мой верный рыцарь, я совершенно спокойна. Этот человек только и рассчитывал на возможность вызвать в ком-либо из нас страсть и воспользоваться ею, чтобы найти брешь в нашей воле. Но он не знал, что И. ему не соперник. Будьте, друг мой, и дальше так же внимательны и защищайте весь караван своею сетью. Я буду вам помогать слева, Вы защищайте правую сторону, спереди И. – непроницаем, а сзади Ясса – защита верная.
Всадник успел наконец справиться со своим конем и резко закричал:
– Что такое? Почему вы не остановили караван и перепугали моего коня, не привыкшего к такому невежливому обращению? Ведь вы не дикарь и не дикарей ведете за собой? Мне надо с вами говорить, потому я и остановил ваш караван.
В голосе незнакомца меня удивила гамма очень разнообразных оттенков. Начал он дерзостным выкриком, а последние его слова были сказаны несколько извиняющимся, примирительным тоном.
– Вы не остановили моего каравана, – ответил ему своим обычным тоном И. – И если бы вам вздумалось повторить ваш дерзостный маневр, он стоил бы вам жизни.
– Вот как вы разговариваете в пустыне, где я являюсь владыкой, – снова дерзостно закричал незнакомец, однако резко дернул своего коня и отъехал от нас подальше.
Это меня так рассмешило, что я не в силах был удержать смеха. Но тут же был очень наказан за свою смешливость. Всадник поднялся на стременах, пронзил меня своим взглядом – глаза его были черные и выпуклые – и в бешенстве закричал:
– Щенята вашего каравана оскорбляют меня, а вы молчите!
– Перестаньте кривляться, несчастный человек, и говорите, что вам нужно? О чем вы просите? – ответил И.
– Я ни о чем не намерен вас просить, я при… при… я напомнить вам хотел, что въезд в эту Общину охраняю я и я никого туда не пропущу. Вы можете отдохнуть в моем доме, если хотите. В моем саду хватит места для всех вас, но вы обязаны вернуться назад, – говорил всадник, точно он чем-то давился и с трудом выговаривал слова.
– К вашему сведению, должен заметить, что охранник въезда вы плохой, так как наиболее многочисленная группа моего каравана уже в Общине, а вы даже не видели ее, несмотря на всю вашу воображаемую власть над этой частью пустыни. Я уже сказал вам, что еще одна попытка остановить мой караван будет стоить вам жизни. Постарайтесь собрать свое самообладание хоть сколько-нибудь и просите о том, о чем давно обращаетесь с просьбами к Али.
– Али – это Али, а вы… пф… Вас я не знаю и с вами разговаривать о важнейших для меня вещах, да еще в присутствии ваших спутников, и не подумаю. Али в древнем долгу у меня, и он должен меня выслушать.
– Али уже много раз выслушивал вас именно потому, что вы обращались к нему, упоминая этот старый кармический долг. К сожалению, Али выплатил вам свой долг десятерицею, и больше он не имеет права ни спасать вас, ни даже слушать. Мера его вещей относительно вас исчерпана. Если хотите обратиться лично ко мне, Милосердие открывает для вас эту новую возможность. Но помните, дважды она не повторится.
– Это мне нравится! Да на каком основании вы вмешиваетесь в мои дела с Али? Али был когда-то мне Учителем, естественно, что в трудную минуту я обращаюсь к нему. В посредниках я не нуждаюсь.
– Я уже сказал вам, что всякая возможность для вас быть выслушанным Али кончена. Я запрещаю вам двигаться дальше. Вы свили себе гнездо среди этого сада, уверяя всех, что Али дал вам на это свое разрешение. Но сами вы лучше всех знаете, несчастный человек, что Али не давал вам его. Сегодня для вас последняя возможность быть защищенным мною и спасенным в тайной Общине, так как в этой дальней Общине вам, сознательному злодею, места нет. Сегодня вы еще можете быть спасены Светлой силой. Но завтра будет уже поздно. Много раз обманутые вами ваши соратники темных сил завтра настигнут вас. И спасения вам от них, милосердия, которого вы в жизни своей не проявили ни к кому, вам от них не ждать.
Во внешности и манерах дерзкого всадника произошла разительная перемена. По мере того как И. говорил, вся его фигура, лицо, глаза становились олицетворением не только страха, но ужаса. Все же он старался овладеть собой, заставить свои зубы перестать стучать и придать своему голосу подобие сарказма и дерзости.
– Вы воображаете, что можете запугать меня? О каких таких моих врагах вы говорите? Я понимаю, что Али мог бы меня кое в чем упрекнуть, так как он предупреждал меня. В последний раз даже поставил кое-какие условия. Я дал ему слово, что их выполню, и не сдержал. Но при чем здесь вы? Быть может, вы скрываете, что Али послал вас ко мне? – с некоторого рода подозрительностью и в то же время с затаенной надеждой закончил свою речь всадник.
– Если бы Али имел все возможности спасти вас, лживый и лицемерный человек, то и тогда он не остановил бы приближающейся к вам руки возмездия. Ибо эта рука соткана вами и может быть отведена тоже только вами. Кроме того, я уже сказал вам: Али не имеет ни одной возможности приблизить вас к себе, так как единственную узенькую тропку старинного кармического долга вы густо засеяли ложью, воровством и обманом. Через эти выросшие выше вашего роста стены вам не пробиться к Али никогда. Еще раз – и последний – я предлагаю вам свою помощь. Соглашайтесь немедленно отправиться в тайную Общину. Где она и что она, вы отлично знаете. Вы дали слово Али, что сами отправитесь туда, и вместо этого поселились в этом саду, считая себя защищенным от прежних своих друзей, которых вы обманули и ограбили. Вы выдали их тайны и тем превратили их в своих смертельных врагов. Я сказал – завтра они настигнут вас, и вы точно знаете, какого рода муки и невообразимые пытки ожидают вас.
– А разве в тайной Общине, где день и ночь надо трудиться, где нет никакого простора собственной воле, где все только и делают, что стараются очистить с себя пятна грехов, где царит скучища, не такая же мученическая жизнь? Где там разгуляться на просторе смелой воле человека? Где там научиться подчинять себе волю людей и делать их своими рабами и слугами? Хорошенькое предложение вы мне делаете! Уж лучше…
Всадник не договорил. Очевидно, мелькнувшее в его уме представление о реальной встрече со своими врагами заставило его опять пережить неописуемый ужас, отражением которого снова стала вся его внешность.
И. спокойно сидел на своем огромном мехари и с высоты его смотрел на всадника, который корчился под его взглядом. Изо рта его забила пена, шею сводила судорога, глаза выражали бешеную злобу. Он силился поднять руку, но вместо этого ударил ею по шее своего коня, который взбесился и пытался сбросить своего жестокого господина.
– Я был бы согласен спрятаться там, так как знаю, что туда враги мои проникнуть не могут.
Всадник вдруг вскрикнул и на некоторое время замолчал, точно сердечная спазма не дала ему договорить фразы, и только через несколько минут продолжал:
– А вдруг вы обманываете меня, чтобы заманить в свои сети такую силищу, как я? И если я соглашусь, примете ли вы мои условия, на которых я сочту возможным жить в вашем тайном месте?
И. рассмеялся и ответил тем голосом, звонким, как клинок, которым говорил очень редко:
– Что вы за «силища», в этом вы могли убедиться уже полчаса назад, не только сейчас, когда вся ваша игра смешного колдуна с побрякушками, которыми обвешаны вы и ваш конь, не помогает вам, ибо ни вы, ни ваш жеребец не можете двинуться с места. Полчаса назад у вас был мой гонец и предупредил вас, уговаривая смириться и образумиться. Сейчас Милосердие моими устами говорит вам: «В последний раз предоставлена возможность отойти от зла. Если в эту минуту не примете решения, ваша жизнь в веках окончится в страданиях только с жизнью планеты, а затем исчезнет из Вселенной, сожженная огнем вашей лжи и всей той кровью, что на вас. Выбирайте, времени нет, враги ваши уже близко».
Снова ужас потряс человека. Мне было ясно, что он теперь понял слова И. вполне и правда их его ошеломила.
– Я согласен, – еле слышно прошептал он.
И. приказал ему отъехать в сторону и присоединиться к Яссе до тех пор, пока мы не встретим надежного конвоя, который проводил бы его в безопасности в далекую тайную Общину.
– Надежный конвой? За два года жизни в этом саду ваш караван первый, который я увидел. Кто может проезжать здесь? – говорил всадник, стоя в стороне, пока мы проезжали мимо него.
– Да, вы видели первый караван. Так же, как вы не видели в повстречавшемся вам пять месяцев назад купце ничего, кроме нищего бедуина. Но он видел вас и оповестил о вас пославших его на поиски за вами ваших врагов. Он искал вас усердно, ибо иначе ему не миновать было ужасной судьбы вроде вашей, – ответил И.
Проехав еще около получаса, мы поравнялись с прекрасным садом, и внезапно из-за густых низких пальм навстречу нам выехали пять всадников на маленьких арабских лошадках. Все они, встретясь с нами, сошли с лошадей, встали на колени и поклонились И., коснувшись земли своими тюрбанами.
– Встаньте, друзья, – сказал им И. – Ваш грех давно прощен, и больше никогда не кланяйтесь мне в землю. Последнее, что вы можете еще сделать, чтобы окончательно освободить себя от власти злых, – отвезите этого человека в ту тайную Общину, где вы сами нашли себе спасение. Не бойтесь сейчас преследования злых, которые гонятся за этим своим рабом. Поезжайте спокойно и уверенно, между вами и ими встанет песчаная буря. Она укроет ваши следы и погубит весь труд тяжелого путешествия преследователей. Везите поручаемого мною вам спутника так, как будто бы я был неотлучно с вами.
И. повернулся к Яссе и сказал:
– Ясса, дай этому человеку узел с одеждой, что я велел тебе взять из оазиса, и отдай ему весь тот провиант, что тебе оставил Кастанда.
– Переоденьте платье, что вам подали, – обратился он к буйному всаднику.
– Отдайте своего утомленного коня Яссе и возьмите его мехари. На коне вы не доедете и до скал в пустыне, не только до тайной Общины.