Константин Арсеньев
Внутреннее обозрение
Мы говорили месяц тому назад о новых формах тирании, идущих на смену старым. Опасность, указанная нами, остается в полной силе. Печати, освобожденной от правительственного гнета, грозит произвол, зарождающийся в собственной ее среде. Выход «С.-Петербургских ведомостей» был прерван на несколько дней несогласием наборщиков с содержанием статьи, принятой редакцией. Однородная причина привела к временной приостановке «Рассвета». Газеты «Право», «Россия», «Дэр Фрайнд» несколько дней не могли выходить в свет из-за отказа набирать их, пока в них не будет помещен известный «манифест» крайних партий. Весьма характерно объясненіе, данное по этому поводу редакцией газеты «Дэр Фрайнд» [3]. Редакция, по ее словам, с самого начала готова была перепечатать манифест, но этому помешало прекращение работы наборщиками из-за нежелания их подчиняться существавшему до тех пор внутреннему распорядку. 4-го декабря они предложили стать на работу только на один день, с тем, чтобы в этот день в газете был перепечатан «манифестъ». Несмотря на то, что требование наборщиков совпадало с решением, уже принятым редакциею, редакция, «считая вопрос о помещении того или иного материала подлежащим исключительно ее ведению и не допускающим вмешательства со стороны наборщиков, заявила, что не находит возможным входить с ними в обсуждение этого вопроса». Взгляд, выраженный в этих словах, до очевидности правилен – и можно только удивляться, что понадобилась его защита. Если бы в нашей печати получили право гражданства приказы, идущие от рабочих – а им, конечно, внушаемые извне, – то положение ее стало бы худшим, чем при правительственной цензуре. Последняя запрещала говорить то-то или о том-то, но ничего не диктовала, ничего не заставляла печатать (кроме официальных опровержений) – а теперь мы присутствуем при попытках сделать газеты и журналы проводниками не разделяемых ими взглядов. Нужно надеяться, что эти попытки прекратятся сами собой, не находя более поддержки в среде самих деятелей периодической прессы.
Только что указанная опасность – не единственная, созданная новыми условиями нашей общественной жизни. Больше чем когда-либо теперь необходима не только внешняя, но и внутренняя реакция против печального наследства, завещанного нам веками материального и умственного гнета. Нужно воскресить свободу мысли и оградить ее от посягательств, откуда бы они ни исходили; нужно восстановить утраченную привычку действовать по собственному усмотрению, не отдавая себя во власть чужой воли, единичной или коллективной. Между тем вразрез со стремлениями, направленными к этой цели, идут некоторые черты, замечаемые в образовании столь многочисленных в последнее время партий и союзов. И партии, и союзы имеют, бесспорно, крупное значение как орудия борьбы в настоящем и будущем, но не слишком ли велики требования, предъявляемые ими к своим членам? Уставами многих партий прямо предписывается подчинение не только программе, но и партийной дисциплине. Не знаем, содержат ли в себе аналогичное предписание уставы или руководящие правила союзов, но думаем, что оно лежит большею частью в основе союзной деятельности, хотя бы и не было выражено прямо и открыто. Партийная дисциплина – понятие, заимствованное из практики западноевропейских государств, давно живущих полной политической жизнью. Сложившиеся в прочные единицы, состоящие из лиц, близко знакомых между собою, непосредственно ведущие борьбу с противниками, парламентские группы без больших неудобств и затруднений могут установлять тактические приемы, обязательные в данную минуту для каждого их участника. За своими представителями могут следовать и внепарламентские члены партии, т. е. избиратели, примыкающие к ее программе и поддерживающие общение с нею на периодических, правильно организованных съездах. Каждый член партии знает ее вождей, следит – или может следить – за всеми их действиями и словами; доверие, если можно так выразиться, никем и никому не отпускается в кредит. Совсем иное дело – партии только что организующиеся, только что вступающие в жизнь. В организации их неизбежно играет большую роль элемент случайности: привлекает программа, составленная несколькими лицами, а не доверие к этим лицам. Принимая ту или другую партийную программу, вступающий в партию знает, чего она требует, чего не допускает; подчиняясь партийной дисциплине, он идет навстречу неизвестному будущему и рискует сделаться невольным исполнителем таких решений, с которыми, будь они ему заранее известны, он никогда бы не согласился. Ограничение свободы, которому он себя подвергает, является и ненужным, и опасным: ненужным, потому что партия, находящаяся в периоде формирования и не выступившая еще на политическую арену, может без вреда для себя не быть единодушной по отдельному тактическому вопросу; опасным, потому что приходится жертвовать только что приобретенной свободой и надевать на себя новые путы, в иных отношениях более тяжелые, чем прежние. Создание «партийной дисциплины» кажется нам поэтому по меньшей мере преждевременным; совершенно достаточно соглашение по личным вопросам, т. е. готовность подавать голос на выборах за кандидатов, намеченных свободно избранными представителями партии. Возможно менее стеснительными должны быть и сами партийные программы, обнимая собою сравнительно небольшое число существенно важных пунктов и допуская разномыслие во всем остальном. Не такое теперь время, чтобы расходиться из-за частных разногласий. Желательны, наконец, соглашения между партиями, близко подходящими одна к другой, – соглашения, которые, не нарушая самостоятельности партии, позволили бы им действовать заодно в особенно критические моменты (напр. во время выборов в Государственную Думу).
