Константин Гурьев
Без срока давности
Глава 5
Август. Ярославль. Плюснин
Сергей Сергеевич Плюснин, конечно, мог бы и не представляться: бывшего начальника Генштаба, уволенного, как утверждали многие, за открытый протест против «разрушительных реформ» в российской армии, знали все. Уйдя в отставку три года назад, генерал поначалу «исчез», чтобы заняться литературной деятельностью, но в это никто не поверил, и вскоре поползли слухи о какой-то новой общественно-политической структуре, которую создает Плюснин.
В свое время начальник Генштаба генерал Плюснин любил появляться на телевизионных экранах. Газеты и радио не любил: там пропадало его личное обаяние, которым он гордился и которое помогло ему сделать головокружительную карьеру от выпускника торгового техникума до высших постов в военном руководстве. Кстати говоря, сам-то Сергей Сергеич был убежден, что своего потолка он еще не достиг.
Появляясь на телеэкранах, он выстраивал ответы на все вопросы так, что было видно: это говорит человек стратегического, государственного ума! И обращался он не к простым слушателям, а к тем, кто вершил судьбы России и мира. Он верил, что такие люди есть, и был убежден, что «таким людям», в свою очередь, нужны такие, как он. Плюснин был убежден в этом, пока не поползли слухи о скором возвышении его давнего недруга генерала Бойченко.
Генерал Бойченко входил в тесную обойму номенклатуры «Арбатского военного округа». Так злые языки именовали генеральскую верхушку, которая, по существу, и являла собой подлинное армейское руководство. Говорили, что «Арбатский военный округ» стал формироваться еще с довоенных времен. Поводом будто бы послужила история феерическая, но подлинная.
…Однажды к даче Семена Михайловича Буденного, одного из первых советских маршалов и создателя Конармии, прибыл суровый отряд. Шел конец тридцатых, и люди в форме НКВД вызывали священный страх у всех, кто их видел перед собой. У всех, кроме С.М. Буденного. Поначалу бравый маршал решил, что его просто хотят пригласить на очередную торжественную встречу. Поняв, что ошибся, он повел себя так же, как в боях, которых провел в своей жизни немало. Предвидя нависающую атаку, он велел выстраивать оборону. Ворота были заперты, пространство между забором и домом очищено от гражданского населения типа «дети – бабы – няньки». Все, кто умел стрелять и был к этому готов, получили оружие, благо в доме маршала его было достаточно. В окна второго этажа были выставлены те самые «максимы», которыми легендарный чапаевский Петька гонял беляков.
Товарищи из НВКД удивились. В первый раз они не знали, как себя вести. Можно было, конечно, грозно сдвинув брови, спросить, глядя сквозь: «Вы, гражданин, в своем уме?» Но грозно сдвигать брови, не видя трепещущего человека, бессмысленно. А планируемый арестант трепетать перед товарищами из НКВД не собирался. Кто-то из его адъютантов через окно адресовал товарищам из НКВД вопрос о целях прибытия и предложение поскорее убраться. Адъютант был плохо обучен светским манерам и не был достаточно знаком с нормами русской литературной речи. Зато с «великим и могучим» был знаком хорошо и предметно. Поэтому, вдобавок ко всему, товарищи из НВКД услышали громкий отборный мат в свой адрес. И это тоже было необычно.
Товарищи, трезво оценив обстановку, позвонили и потребовали поддержки. Когда через полчаса подъехал грузовик с воинами, Семен Михайлович пошел на крайние меры: он снял телефонную трубку. Услышав ответ, не здороваясь, спросил прямо:
– Коба, ты там ох…, что ли?
Изумленный абонент, которому такой вопрос в последний раз Семен Михайлович задавал в 1919-м, кажется, году, поперхнулся трубочным дымом и закашлялся.
– Ты там у себя в Кремле какого… кашляешь? Ты что, решил всех своих товарищей пострелять к… матери? – продолжал задушевную беседу маршал Буденный.
– Погоди, Семен, – попросил его курильщик трубки. – Расскажи, в чем дело?
Услышав рассказ, повел себя странно. Переспросил: так просто и обматерили, и выстроили оборону? Выслушав ответ, еще посмеялся, потом спросил: чей там дом находится ближе других к «товарищам из НКВД»? Пообещал перезвонить.
Из окон второго этажа буденновской дачи было видно, как из соседнего дома что-то прокричали. Главный «товарищ из НКВД» стремглав бросился в дом, выскочил оттуда как ошпаренный, скакнул в машину, что-то крикнув при этом, и все дружно отбыли.
Вскоре после этого в кабинете товарища Сталина произошла встреча. Хозяин кабинета представил маршалу Буденному невысокого плотного товарища в пенсне. Крепышу сказал, положив руку на плечо Буденному:
– Коба проверенных боями людей никому не отдаст. Ты, Лаврентий, наводи порядок в стране, а армию строят и будут строить другие люди.
Помолчал и спросил, дружески приобняв Буденного:
– Найдем мы таких людей, Семен?
На что Буденный, моментально оценив ситуацию, ответил:
– Коба! Ты только дай приказ. Разве я хоть один твой приказ не выполнил?
Сталин разжал объятия, встал прямо перед Буденным, пристально посмотрел ему в глаза и признал:
– Не было такого! Надеюсь, и не будет.
НКВД, конечно, был посрамлен, Буденный снова стал героем, и слова Сталина понял правильно: надо не только крепить оборону, но и быть готовым к наступлению. С того времени, как гласила легенда, и стал создаваться «Арбатский военный округ», АрбВО. Для оперативного управления всеми армейскими делами, всеми! Не говорили вслух, конечно, что с тех пор соперничество наркомата обороны с НКВД ширилось и крепло. Или о соперничестве нельзя так сказать?
Формировался АрбВО неспешно, основательно и незаметно. Тех, кто сам туда просился, не брали. Офицера, рекомендованного несколькими арбатовцами, тщательно проверяли, понимая, что чужие тут «смерти подобны» не в переносном, а в прямом смысле слова! Так что деление в округе было простое: «наш» и «НЕ наш». Ну, понятно…
Кто-то говорил, что легенда – она и есть легенда, кто-то свято верил в ее реальность, но уж наличие и роль АрбВО признавали все!
Вот этому-то АрбВО Плюснин и не понравился. Не понравился с самого начала, едва стал подниматься наверх. А собственно, что там могло понравиться? Окончил торговый техникум, начал службу по призыву, с рядового, и родственников, которые бы гарантировали тыл, не имел. Образование получил гражданское, значит, друзей с училищной поры нет. Значит, не вошел Плюснин с юных лет в круг людей, которые помогают друг другу всегда и во всем, значит, нет у него в друзьях тех, кто сидит в штабах и всегда в курсе важных дел. Короче, не было у него «подпорки». А один-то что может сделать?..
Вот и тянул Плюснин лямку с самой срочной службы, опираясь только на себя самого. А у таких людей, как известно, друзей не бывает, зато врагов – куча. Ну хорошо, не врагов – недоброжелателей, какая разница? Правда, все признавали его работоспособность и упертость. Поставленную задачу Плюснин выполнял, даже если приходилось идти на открытое столкновение, и авторитетов не признавал. Ну и хорошо, решили его недоброжелатели «на верху», значит, сможет заниматься нужными и трудными делами. Надо же кому-то и «внизу» работать, осуществлять, так сказать, повседневное управление войсками. Тянул лямку и пусть тянет.
И Плюснин потянул. Долго тянул, свято веря, что проходит обряд посвящения в «рыцари АрбВО». Работал как проклятый, по шестнадцать – восемнадцать часов в сутки, не обращая внимания ни на какие причитания жены.
Став начальником Генштаба, решил: всё, принят в святая святых. И тут же его обломали. Он в своем кабинете устроил «обмывку» назначения, накрыл стол. Все пришли, поздравили. Выпили, как полагается. А после третьей один из генералов, как бы извиняясь, сказал:
– Ну, извини, пора нам. У внука сегодня день рождения, сам понимаешь…
И ушли. Девять человек. Самые важные, самые главные, от которых зависело всё! Ушли на день рождения внука! Ушли тесно, своим кругом. Ушли все вместе, на глазах у остающихся. Ушли, будто говоря: не наш ты, парень, не наш. И никогда нашим не станешь.
Плюснин это пережил. Более того, даже стал укреплять отношения именно с теми, кто его публично унизил. Долго укреплял, но своего добился. Все девять человек были отправлены в отставку в течение двух лет, один за другим. Такого еще не бывало. А он, Сергей Плюснин, такого добился! Правда, и сам недолго продержался. Все-таки АрбВО существовал реально, серьезно и действенно. Но это – в армии.
А тут, в отставке, на гражданке, авторитет Плюснина был, оказывается, высок. Тут его принимали как человека, которого сверху наказали за сопротивление развалу российской армии. Тут его встречали как героя. Плюснин, конечно, не возражал. Ездил на встречи, объяснял, рассказывал, давал советы. Со многими оставшимися военными руководителями он сохранил хорошие отношения и сейчас демонстрировал это направо и налево. Чтобы все видели: генерала Плюснина от российской обороноспособности никому отставить не удастся! И когда стало формироваться новое общественное движение в поддержку армии, кандидатура Плюснина даже не обсуждалась. Ей просто не было альтернативы.
Появление Плюснина в милиции Корсакова не удивило. Не удивило и поведение генерала. Он вел себя как человек, чьи слова всегда имеют силу приказа, а приказы, как известно, не обсуждаются, а выполняются. Плюснин произносил фразы, не вдаваясь ни в какие пояснения. Словосочетание само по себе должно было переводиться в некие обязательные действия.
Оказалось, что вещи Корсакова находятся в полиции как «вещественные доказательства».
– Не будет же гостиница держать номер пустым, – ни к кому не обращаясь, пояснил Каворский.
– Ну, правильно, – неизвестно кого поддержал Плюснин и, глядя на полицейских с веселой злостью, продолжил: – Игорь Викторович, а поехали со мной в Златоглавую? А то местные деятели еще что-нибудь придумают. Других-то дел у них, как я вижу, нет.
Шлыков на прощание попытался сохранить лицо:
– Если что, мы вас разыщем.
Плюснин, ухмыльнувшись, процедил:
– Ты своими делами занимайся, Шлыков. Понял?
Нависла неприятная пауза, Корсакову стало неудобно, и он предложил Шлыкову:
– Если что – звоните. Вот мой телефон.
И Шлыков подхватил:
– Вы мой телефон запишите.
– И мой тоже, – включился Каворский.
Спорить с генералом никто не хотел. Даже полицейские.
Ну а Корсаков уже все для себя решил. Во всяком случае, на данный момент. За часы, проведенные в камере, он, пожалуй, действительно отдохнул и смог обдумать все, что происходило в последние дни. Слишком многое произошло за эти последние дни такого, чтобы еще чему-то удивляться. Игорь даже ждал чего-то такого, а то и похуже.
Он уже понял, что арест по подозрению в убийстве Влады Лешко, как ни смешно, самая простая неприятность. Именно – неприятность! Во всем, конечно, надо разбираться, но ясно, что Владу ему просто подставили через Римму, проверяя какое-то предположение. Скорее всего, люди, сделавшие это, не были уверены, что пресловутые документы шли от нее? А сейчас уверены в своей правоте? Возможно.
Владу, как сказал Шлыков, убили зверски, буквально растерзали. Значит, пытали. Что она им сказала? Назвала тот же адрес, что и Корсакову? Если так, то у этого «дяди Коли» те, кто ищет эти таинственные бумаги, побывали, и Корсаков уже ничего не изменит. Если же Влада промолчала, то и «дядя Коля» все еще никому не известен. Но поиски-то продолжаются, и уж теперь-то никак не обойтись без Корсакова. Почему?
Во-первых, потому, что он специально приехал в Ярославль и искал бумаги. Во-вторых, потому, что, судя по всему, иных претендентов пока просто нет. И как говорится, за неимением поварихи… Значит, сейчас задача номер один у Корсакова – выйти из окружения с минимальными потерями. А «минимальные» в данной ситуации – это мерс, стоящий на платной стоянке, и «дядя Коля».
Хватать мерина и ехать на нем в Москву одному – риск. По пути столько всякого может случиться, что потом сам черт ничего не разберет. Ну а искать «дядю Колю» сейчас, «под присмотром», – верх глупости! Сейчас лучше всего затихнуть на несколько дней и посмотреть, что будут делать «те». Заодно, если повезет, он узнает, кто такие эти самые «те».
У Плюснина все было серьезно. От полиции отъехали на двух бэхах, а на выезде из города заехали на пару минут в какой-то ангар. Плюснин и Корсаков сели на заднее сиденье тонированного джипа, но уже не того, в который садились, отъезжая от полиции. Спереди пошла одна бэха, сзади еще две. Корсакова, правда, Плюснин посадил к левому окну, а сам уселся почти посередине. Место для охраняемого объекта.
Поначалу Плюснин расспрашивал о поисках потомка Романовых[1], но вскоре, вздохнув, констатировал:
– Вижу, в самом деле вам досталось, а я тут вопросами извожу. Давайте отдыхайте.
Отодвинулся, давая Корсакову прилечь, накрыл его курткой, и до Москвы больше никто в машине не произнес ни слова. Дисциплина, однако.
Глава 6
Август. Москва
РАСШИФРОВКА ТЕЛЕФОННОГО РАЗГОВОРА
Первый собеседник: Слушаю.
Второй собеседник: Это я.
ПС: Так, ну, что у вас?
ВС: Он едет в Москву.
ПС: Не понял…
ВС: Повторить?
ПС: На хрена? Что значит «едет в Москву? «Что случилось? Вы там вообще нити не вяжете?
ВС: Ну, едет он, едет. Как вам еще говорить?
ПС (после паузы, успокоившись): Вы с тем майором работали?
ВС: Конечно!
ПС: И?
ВС: Он деньги взял, потом сказал, что поговорил со своим начальником, тот пообещал поддержку…
ПС: Это у них и есть «поддержка»?
ВС: Я не знаю, как и что у них называется.
Вчера утром его взяли. Прямо в гостинице.
ПС (раздраженно): Я помню. Вы докладывали. Ну, и что потом?
ВС: Потом он у них просидел, получается, больше суток. А потом его отпустили.
ПС: Ну, что значит «отпустили»? Ты с этим майором разговаривал?
ВС: Конечно. Он весь в соплях, говорит, что ничего не смог сделать…
ПС: Да мне похрену, мог он или не мог. Почему не сделал? Что говорит?
ВС (почти срываясь): Я уже сказал: ничего внятного не говорит. Говорит, что ничего у них на Корсакова нет, потому и отпустили.
ПС: А ты ему объяснил, что если бы у нас что-то было, то мы бы деньги на таких уродов, как этот майор, не тратили?!! (После паузы.) Что молчишь?
ВС: Я все сказал. Хотите поорать – поорите.
ПС (почти спокойным голосом): Ладно. Вы этого… ну… ты понимаешь… Вы его сейчас контролируете?
ВС: В принципе – да.
ПС: У тебя сегодня месячные, что ли? Что значит – в принципе? В общем – так, придется этого… брать в тесную разработку. Очень много вопросов осталось, и мы не можем давать ему свободу, понимаешь? Не можем! Есть план?
ВС: Я ничего делать не буду!
ПС: Не понял.
ВС: Его из отделения вывел Плюснин, и они сейчас вместе едут в Москву…
ПС (в сильном волнении): Какой Плюснин? Тот?!!
ВС: Тот, тот…
ПС: А ему там что надо?
ВС: Мне его сейчас спросить?
ПС (после паузы): Так… Ну, и что еще? Он один?
ВС: Ага… Один… Щаззз… Там караван из четырех машин. И не исключено, что есть караван прикрытия. И вообще я по Плюснину что-то буду делать только после… решения…
ПС (почти мирно): Ну, ты, давай без понтов… «После решения»… Больно умный нашелся.
ВС: Умный не умный, а сказал.
ПС: Ладно, отбой. Возвращайтесь.
Глава 7
Август. Москва. Корсаков
Он все продумал еще по дороге из Ярославля! Продумал до мелочей! Войдя в квартиру, сразу же приступил к реализации планов!
Прямо у дверей снял с себя все, бросая прямо на пол, стараясь скорее отделаться от противного запаха, пропитавшего, казалось, не только одежду, но и кожу, волосы, каждую клеточку тела. Потом проскочил на кухню, хлопнул полстакана водки и, ощущая, как по телу разливается долгожданное тепло, залез под душ. И только после этого, как и планировал, закрыл слив и плеснул в ванну шампунь. Плеснул от души, не жалея. Пена стала собираться сразу же, и Корсаков сел в ванну, вытянулся и расслабился. То есть хотел расслабиться, но какие-то занозы сразу побежали по телу, царапая и заставляя ворочаться.
Подведем баланс, решил Корсаков, и начнем с пассивов, чтобы не возникало иллюзий.
Итак, смерть Людмилы Гордеевой. Пока он не хотел произносить слово «убийство» даже в разговоре с самим собой. Не надо ничего выдумывать, пока – смерть! Трагическая, нелепая, странная, переполненная загадками, но – смерть!
С Гошей Дорогиным ясности больше. Едва он занялся расследованием обстоятельств смерти Милы, как его убили, и все произошло на глазах у Корсакова. Ну а стоило Корсакову самому пойти по следу «мальчиков» Милы Гордеевой, как одного из них чуть не убили у него на глазах, а второй, как выяснилось позднее, пропал бесследно. Еще хуже, что к его родителям, едва до них добрался Корсаков, пришла Римма. Ясно, что она не была знакома с Денисом, но старалась создать такое впечатление. Значит, ее туда направил некий таинственный режиссер?
Именно режиссер, потому что родители мальца были декорациями, а его, Корсакова, Римма не только успешно перехватила, но и привела его к Владе Глебовне Лешко. Привела, увела, а Владу потом убили. И убили, конечно, коллеги Риммы по «общему делу», которые его и сдали сразу же! Зачем сдавали, если могли взять прямо в ее постели голенького во всех смыслах этого слова? Значит, Корсаков нужен им для какой-то реализации? Зачем? Принести результат от Влады? А если уж не принес, то устроили провокацию с убийством и подставой.
«Так, погоди!» – остановил он сам себя.
Ну, арестовали его, а смысл? Они ведь знали, что бумаг от Лешко он не вынес, иначе Римма бы их обнаружила. Недаром же она придумала раздевание, наверняка обшарила все карманы, пока он в ванной был, не зря в постель уложила. Ладно, удостоверились, что бумаг нет, но интерес к Игорю не пропал. Почему? Надеялись получить какие-то сведения прямо от него? Скорее всего – да. Какие? Какие?? Какие?!!
Корсаков с головой нырнул под воду. Вылез. Подождал, пока вода перестанет стекать по лицу.
Если все так, то получается, что в основе всех этих преступлений и происшествий лежат те самые бумаги, о которых говорили и Римма, и Влада. Бумаги, о которых говорил и Сёма Каримов, бумаги, которые были у Милы Гордеевой…
Линия прослеживается довольно четко, и противоречий не видно. Пока, во всяком случае… Значит, и вывод пока один, но это не в пользу Корсакова. Вывод такой – надо ехать к таинственному «дяде Коле», чей адрес дала Влада.
Но ехать в Ярославль сейчас – ненужный риск, и о нем надо забыть. Сейчас за Корсаковым будут следить очень внимательно. Не смогли подставить с убийством Влады, значит, подставят как-то иначе. В Москве это сделать сложнее, в Ярославле, видимо, проще. Вывод очевиден.
Корсаков зажмурил глаза. Прости меня, Гоша, но сейчас я ничего делать не буду. И не только потому, что сам под ударом, а потому, что никто уже не будет решать загадку, если что-то случится еще и с Корсаковым.
Телефон зазвонил неожиданно, резко, тревожно и долго, и Корсакову пришлось вылезать из ванны. Голый, оставляя лужицы пенной воды, он проскользил к телефону, схватил его и, уже на обратном пути, выдохнул в трубку «алло».
– Алё… Игорь… Это я… – прошелестел в трубке хорошо знакомый голос Ани Дымшиц.
Раздосадованный на себя самого (надо было посмотреть на номер, прежде чем отвечать), он прервал разговор, не сказав ни слова, положил телефон рядом с ванной и снова булькнулся в ароматную пену. Телефон снова ожил. Корсаков взял трубку, увидел тот же самый номер и положил трубку обратно. Звонки раздавались долго, и Корсаков, вспоминая ту, которая звонила, подумал, что, наверное, с годами она стала еще более самоуверенной. Удивительно, однако, сейчас ему не было до нее никакого дела, хотя когда-то в ней он видел Судьбу! Как все меняется в этой жизни…
Философствуя, Корсаков еще покувыркался в ванне, потом подрыгался под ледяными струями душа, побрился и, накинув халат, побежал на кухню варить кофе. За то время, пока он все это проделывал, телефон еще несколько раз требовал взаимности, но никакого желания отвечать у Корсакова не возникало.
Новый звонок раздался, когда он уже допивал кофе. Верещал сотовый, и номер высветился незнакомый. Вот стерва, подумал Корсаков, придется просто отматерить, и взял трубку.
Однако услышал он мужской голос:
– Игорь Викторович, здравствуй, дорогой. Моя фамилия Житников. Алексей Петрович Житников. Помнишь такого?
Корсаков был разозлен и к тому же не любил такого «застольного» хамства и, выдержав паузу, ответил подчеркнуто вежливо:
– Здравствуйте.
Собеседник на тон отреагировал моментально, продолжил мягче:
– Игорь Викторович, понимаю, что вы – человек занятой, но я очень заинтересован в вашей консультации и хотел бы повидаться. Мы же знакомы. Давайте по-взрослому. – В голосе появилось дружеское тепло.
Начинал Житников на Урале, потом перебрался в Москву, создав ньюсмейкерские площадки. Говорили, что деньги на это дал его первый хозяин, которого застрелили при странных обстоятельствах. После этого Житников надолго исчез и снова возник уже в начале нового века в качестве создателя и директора какого-то исследовательского центра. Больше, пожалуй, ничего о нем Корсаков не знал, но навести справки было бы нетрудно. Просто пока не хотелось этим заниматься. Надо было понять, чего хочет Житников, а для этого нужно встретиться, и Корсаков почти любезно ответил:
– Давайте, часов в шесть.
Видимо, Житникову в самом деле была необходима помощь Корсакова, потому что встречу он начал если не с оправданий, то, как минимум, с объяснений:
– Анна Владимировна Дымшиц – мой заместитель. Когда речь зашла о необходимости встретиться с вами, вызвалась позвонить, сказала, что вы ей не откажете, – и резанул взглядом.
Чего в этом взгляде было больше – ревности или любопытства, Корсаков не смог понять, но ответил искренне:
– Аня любит брать на себя больше, чем может. Есть в ней некоторая… жадность, но не будем больше об этом. Что интересует вас?
– Хорошо, вы правы, не будем терять время, – согласился Житников. – Мой Центр получил хороший заказ на изготовление… – он замялся на мгновение, – информационного продукта, который нам самим поднять трудно из-за отсутствия запасов времени. Скажу сразу, что мы хорошо оплачиваем труд привлеченных специалистов, потому что в моих интересах хорошо платить чужим, – улыбнулся Житников, и пояснил: – У моих основных работников будет стимул выдавить приглашенных посредством своей хорошей работы.
Он закурил, ожидая реакции Корсакова, и, видя, что тот молчит, продолжил:
– Вы можете избрать любую форму сотрудничества, любую форму оплаты. Все как вы хотите. По-моему, это справедливо, а?
Корсакову разговор по-прежнему не нравится. Он понимал, что во всем виноват звонок Анны, и понимал, что его раздражение – какая-то детская реакция, но ничего не мог с собой поделать, поэтому перебил, надеясь сменить тон и ритм разговора:
– Вы чего хотите-то?
Житников это почувствовал и ответил в той же тональности:
– Я уже сказал.
– Сказали в самых общих чертах, – уточнил Корсаков. – Обстоятельства, конечно, важны, но тему-то назвать необходимо!
Житников облегченно усмехнулся и позвал официантку:
– Девушка, принесите нам две водки. Или – коньяк? – спохватившись, спросил он у Игоря.
Тот мотнул головой, показывая полное безразличие:
– По сто.
Выпили, поели, закурили.
– Пару слов для уточнения…
– Уточнения потом, сперва – суть!
– Перехожу, – согласился Житников. – Наш потенциальный покупатель потребовал, чтобы в нашем продукте был проанализирован в качестве примера использования наших исследовательских технологий и возможностей один эпизод из нашей недавней истории. Из истории тридцатых годов.
– Что за эпизод?
– Наш заказчик обозначил его как заговор Ягоды.
– Да об этом заговоре сейчас не пишет только ленивый, – ухмыльнулся Корсаков. – Хоть в Интернете, хоть в газетах, книги есть, фильм, кажется, сняли.
Житников гримасой немедленно показал готовность выслушать от Корсакова любую нелепицу, но не принимать ее всерьез.
– Вы невнимательны. То, о чем говорите вы, это – заговор военных, заговор Тухачевского, а я говорю о заговоре Ягоды.
– О заговоре НКВД?
Житников замялся.
– Потому и обратился к вам, – почти виновато проговорил он. – Я внимательно изучил все ваши материалы по делу наследника Романовых, да, собственно, вы и не скрывали сами, что сталкивались с людьми, так сказать, из спецслужб, так ведь?
– Ну, почему «так сказать»? Это в самом деле чекисты, правда давно вышедшие в отставку.
– Да что вы! Разве я в обиду такое сказал! Просто, имея в виду гражданского, я сказал бы «пенсионер», а назвать так чекиста как-то… легкомысленно, – пояснил Житников. Он явно заволновался после этих слов, хотя ничего страшного в них не было.
«Что случилось»? – удивился Корсаков.
– Ну, это вопрос терминологии. Так чего вы хотите от меня?
– В своих материалах, так сказать, по итогам расследования вы упоминали «Единое трудовое братство», так?
– Упоминал, – согласился Корсаков.
– Так вот, по нашей информации, это братство было создано при участии загадочной личности – Глеба Бокия! А Бокий, по той же информации, кстати сказать, крайне отрывочной, бессистемной, тесно связан с заговором Ягоды, так что…
– Я тут при чем?! – не выдержал Корсаков.
Житников ответил с досадой:
– Я ведь уже сказал: меня интересует информация об этом заговоре. Любая информация, пусть самая отстраненная, случайная, так сказать, непросеянная. У меня много работников, которые будут эту информацию проверять, разрабатывать, укладывать в какие-то схемы, ну, в общем, будут ее использовать, так сказать. Но вы, в отличие от всех них, в этой информации уже побывали! Вы уже каким-то образом к ней прикасались, значит, можете интуитивно отыскать к ней путь снова. Повторяю, я не собираюсь вас, так сказать, покупать, но заплачу хорошо. Скажем так, соответственно вашему положению известного журналиста. В конце концов, мы можем разместить ваш материал в зарубежных СМИ, выплатив вам соответствующий гонорар.
Раздался телефонный звонок. Житников, отвечая односложно, глянул на часы, вздохнул то ли с облегчением, то ли с сожалением. Закончил телефонный разговор и обратился к Корсакову:
– Мне пора бежать, да и вам нужно время подумать. Созвонимся?
