Константин Иванович Кизявка
Розовый завод
Глава четырнадцатая. Совершенно секретно
Новый день принёс новые колодки, штуцеры, цилиндры, барабаны, шланги… Неразбериха после отвратительной работы первых двух цехов полная. Я понимаю, им там несладко, понимаю, что наша работа – самая лёгкая, а первым приходится делать буквально всё, но разве нельзя хотя бы чуть-чуть внимательнее! Если поставили в тормозной суппорт колодки, почему забыли про поршни? Или про гидравлические трубки? Ну, хорошо, у нас запас деталей большой, а если чего-то не окажется? Останавливать производство?
– Фёдор Павлович! – обратился я в перерыве к бригадиру. – А в других цехах, ну на «десюлике» или на «копейке», тоже с дефектами машины до третьей бригады доходят?
– Ясен песень! – большой кадык Черномазова дёрнулся и замер.
– А как можно повлиять на первую бригаду?
– А какого линга нас это должно волновать?
– Ну, чтобы они качественнее свою работу делали.
– А ты тогда за что деньги будешь получать, миленький?
– Ну вы же сами видите, как они невнимательны. Машины же от этого страдают. Вон, Вася дверь менял, потому что стекло некуда вставить.
– Всегда так было. А первых не нагнёшь. Они вон где! – насмешливые маленькие глазки Черномазова взметнулись к потолку цеха. – Как их нагибать? Скорее уж они тебя.
– Печально. А как туда попасть?
– Нас, что ли, бросить хочешь?
– Нет, хочу заводу помочь.
– Ну если заводу, пошли в каптёрку, поможешь.
– В смысле?
– Ну, парень ты хороший. Ладный. Я тоже ещё огонь. Поможешь, я тебе два дня отгула дам. С сохранением заработной платы.
– Вот вы, Фёдор Павлович, не понимаете. Я наоборот, знаете ли… Я каждый день хочу работать, чтобы автопром российский поднять. А вы – отгул…
– Наоборот?! – бригадир призадумался. – Это что ж получается. Ты клиба, что ли. А с виду шандха. Вот швана!
– Я, знаете, Фёдор Павлович, в этих ваших кастовых индийских понятиях не очень разбираюсь. Я инженер, а не востоковед. Понимаете?
– Чего уж не понять, – сокрушённо вздохнул бригадир. – Клиба – он и в Африке клиба. Надо же, как я опростоволосился, тантрить-колотить. А жаль, Горохов. Как жаль-то, а! А может, всё-таки, того… поможешь? Ради завода?!
Мне очень не хотелось потерять ещё два дня.
– Спасибо, Фёдор Павлович. Я лучше тормоза доделаю, тут, видите, первая бригада вместо вакуумного усилителя карбюратор впаяла. Как они думают, клиент тормозить будет?
Черномазов окончательно расстроился, и бубня что-то под нос, побрёл к любимой каптёрке. Ко мне осторожно подошёл токарь Василий Добромыслов.
– Я, извиняюсь, тут того, услышал. Общались вы. С Палычем. Правда это?
– Что? – не понял я.
– Ну что ты, того, ну мужик, короче.
– Уж в этом сомнений быть не должно!
Василий расцвёл, как цветок сакуры в рекламе мази от варикоза.
– Так это… Класс! Я рад. Я ведь не такой, как этот старший Черномазов. Я больше как Алёша.
Странно. Алёша Черномазов совсем мальчик, а Василию хорошо за тридцать. Что он имеет в виду? Может, тонкую душевную организацию?
– И… вот… ух… как же ж трудно говорить. Етыть. Чего я вспотел весь? Эх ты ж! Ну короче, – в добрых глазах Василия блеснуло бледное подобие решительности. – Если чего захочешь, я всегда готов. По-всякому. Я по-всякому могу.
– Спасибо, – я пожал руку взволнованному Добромыслову. И в самом деле, его помощь может пригодиться. Токарь он высшего разряда. Таких в России по пальцам пересчитать. Что угодно на станке выточит, причём с такими допусками, что любой робот позавидует. – Обязательно захочу!
Как иногда велик человек! Вот, пожалуйста – простой токарь Василий Добромыслов, одобряя поступок товарища, бросившего большие деньги ради успехов любимой страны, готов этому товарищу помочь и словом, и делом, без всякого вознаграждения. Нет, велик наш народ! Велик и великодушен.
Поздно вечером ко мне снова пришли смутные подозрения. На этот раз их было двое. Один напоминал маленького стендапера с грустными глазами и трёхдневной щетиной. Второй выглядел внушительнее, в дорогом пиджаке, алом галстуке и тёмно-синих штанах, выглаженных до звона в стрелках, но тоже маленького роста и худенький.
– Бросай завод! Ты рождён для свободы, – возвышенно заявил комик.
– Не нужно, – сухо возразил ухоженный, – завод – это власть. Будет власть, будет всё остальное. Зачем отказываться от делегатства? Такой трамплин на Съезд! Станешь делегатом Съезда, и они не смогут тобой манипулировать!
Мои собственные подозрения меня не понимали. Да разве я не готов пожертвовать и свободой, и властью, и вообще чем угодно ради будущего России? Готов. Но их не волнует будущее Родины, им нужен личный комфорт, личная выгода.
– Отстаньте! – пробормотал я на пороге сна. – Вот попаду в первую бригаду и сделаю всё, чтобы российские машины стали идеальными!
Глава пятнадцатая. В поисках выхода
Пухленькие ручки Юрия Кирилловича нервно подрагивали. Начальник отдела кадров уже десять минут объяснял мне, почему не надо переводиться в первую бригаду.
– Они же, так сказать, света белого не видят. Не могут, в каком-то смысле, выйти на обед. Живут в, условно назовём, спецобщежитии на территории завода. И вот ещё что! У них нет смартфонов! Вы только представьте – всю жизнь без, ну например, «Бравл Старс»! Это же, не побоюсь яркого словца, невозможно! Да что там «Бравл Старс»! Обычный пасьянс и тот не разложить! Разве подобное, в каком-то понимании, жизнь?!
– Юрий Кириллович, я не играю в мобильные игры! И готов жить в общежитии, если это поможет российской автомобильной промышленности. Готов пожертвовать всем. Разве вы не видите?
– Вы просто-напросто не осознаёте, насколько это как бы ужасно!
– Не имеет значения, Юрий Кириллович! Моя судьба – автопром Родины! Личное – можно отбросить!
Кадровик призадумался. Потом оглянулся, убедился, что никого нет, и наклонился ко мне, к самому уху.
– Туда отправляют, как говорится, ну условно, вы понимаете, проблемных… Тех, кто… Ну в определённом контексте… Кому некуда, так сказать, спрятаться.
– Не понял?
– Ну… Кого-то где-то как-то там, чик-пык… Поцарапал… Ну… Порезал… Или обидел… И может надолго загреметь… Ну вспомните фольклор… Сума… Тюрьма… Ну те, кто кое-где у нас порой…
Что-то начинало проясняться. Если самую важную на заводе работу выполняют из-под палки какие-то уголовные элементы, о каком качестве речь?!
– Тем более я должен быть там! Кто, кроме меня?!
Здесь я процитировал лозунг одной военной организации, надеясь таким образом пошатнуть бастионы доводов Юрия Кирилловича.
Кадровик загрустил.
– А как же Ваал Ваалович?
– При чём тут директор? – не понял я.
– Ну как же! Все знают, что вы с ним того…
– Чего?
– Ну что вы – его, условно говоря, любимчик.
Это было лестно. Если Ваал в самом деле выделяет настоящего инженера из общей толпы… он серьёзный профессионал. Тем более я должен оправдать его доверие.
– Тем более я должен!
– Что должны?
– Оправдать доверие такого прекрасного профессионала!
– Так оправдайте! Идите к нему и, в каком-то смысле, оправдайте! А в первую бригаду вам зачем?
Я подвис.
– Вы думаете, я должен пойти к Валику… Вааловичу?
– Ну конечно! – расцвёл Юрий Кириллович. – Это гораздо лучше всего, что вы тут понапридумывали. Сходите. Вам обязательно понравится. Он, в несомненной степени, замечательный. С ним, условно говоря, интересно… Комфортно.
– Спасибо! – я пожал руку кадровика и бросился к кабинету директора. А ведь в самом деле. Помог же мне Валик вернуться в цех из этого дурацкого Совета. Может, и тут пойдет, собственно говоря, навстречу?
Охранник у кабинета директора встал железобетонным шлагбаумом.
– По какому вопросу?!
– По личному.
– По личному в четверг с девяти до одиннадцати.
– Но это важно для завода.
– В четверг!
– Но мне нужно срочно увидеть Ваала Вааловича.
– Всем нужно увидеть Ваала Вааловича. Идите, работайте, а в четверг придёте.
– Я по поводу перехода в первую бригаду.
– Какого перехода? Может, перевода в первую бригаду?
– Нет, я хочу перейти в первую бригаду.
Лицо охранника сверкнуло бдительностью. Он сунул руку в правый карман брюк. Потом отступил на шаг назад.
– Стойте, где стоите! Не двигайтесь! Вас переводят в первую бригаду? За что?
– Да нет, не переводят! Я сам хочу перейти!
Сзади послышался топот. Я обернулся. Ко мне бежали четверо в чёрной форме службы безопасности завода. Им-то чего тут надо? Может, напали на Валика… Ваала Вааловича? Я помогу.
Безопасники зачем-то схватили мои руки и больно заломили за спину.
– Хотел прорваться к директору, – пояснил охранник. – Перевели в первую бригаду. Вот, пришёл сцену закатывать.
– Ясно, – сказал безопасник, не ломавший рук, а значит, старший в четвёрке. – Отведём в каталажку. Потом разберемся и переведём куда надо.
Меня волокли подвалами. Службы безопасности предпочитают именно «волочь», а не «сопровождать» задержанного, вероятно, по той простой причине, что некоторые, скажем так, «сопровождаемые» иначе могут пребывать в ложной уверенности будто они свободны в выборе своего будущего. Глупость в подобной ситуации. Вредная глупость.
Вот и заботятся охранники, чтоб подобные иллюзии не разрушали целостной картины мироздания в сознании задержанного. Такое радение о ментальной объективности тронуло до теплоты в сердце.
Я вообще уважаю профессионализм в любой форме. Не важно, слесарь это, шабрящий сложный подшипник, или охранник, грамотно отбирающий оружие у преступника, – за правильными чёткими действиями видны годы упорного труда над собой, и это надёжная основа счастливого будущего той страны, которую населяют профессионалы.
Под потолками тянулись ржавые трубы канализации и толстые электрические кабели. Прямо как в метро. Хорошие у них тут подвалы. Жить можно, если уют навести. Или прогуливаться по вечерам в хорошей компании, если освещение хорошее смонтировать.
– Стоять! – охранник резко стреножил меня возле железной двери, ударом раздвинул ноги в стороны.
Старший щелкнул ключом. Открылось сумрачное пространство квадратного периметра два на два метра. Повеяло сыростью и уборной.
Посреди камеры дремал чёрный офисный стул с разорванным дерматиновым сиденьем.
Меня толкнули внутрь.
– Посидишь здесь, пока разберёмся! – сказал безопасник и захлопнул двери. Щелчок замка. Удаляющиеся шаги.
Когда смолк стук подошв, меня посетила парадоксальная по сути мысль. Если они действительно засадили меня в каталажку, значит, я для них криминальный элемент. И, по логике Юрия Кирилловича, в любом случае меня ждёт первая бригада. Даже если я не доберусь до Валика. Такая идея согрела душу.
Я осторожно присел на стул и задумался об электронных компонентах «пятака». Нашим автомобилям, если сравнить с иномарками, очень не хватает компьютерной начинки. Интересно, можно ли решить проблему прямо на заводе или надо выходить на китайских производителей? И не будет ли китайская поддержка предательством по отношению к отечественным разработкам? И уместно ли к слову «проблема» применять глагол «решить»? Проблема – это ведь не задача какая-нибудь или, скажем, математический пример, чтоб решать.
Глава шестнадцатая. Абсолютно секретно
Судя по старенькому смартфону, прошло шесть часов тринадцать минут пребывания в заточении. Теперь ясно виделось, что любые проблемы можно, я, кстати, применительно к "проблемам", подобрал слово, «преодолеть» внутри страны. Есть сырьё, есть какое-никакое производство, а главное – есть великий народ. Сможем.
Заскрипела дверь. Кто-то входил в камеру. Кончилось время, выделенное мне провидением на осмысление перелома российской автомобильной промышленности. Выделенное, как я в тот момент понимал, не только мне, но всему российскому миру.
– Что же вы здесь делаете, голубчик?
Я оглянулся. На пороге стоял Валик. Лицо грустное.
– Добрый вечер! – отозвался я бодро. – Вот, решил перейти в первую бригаду, а меня сюда. Чтоб подумал, так сказать. И я подумал. Столько мыслей! Вот, представляешь, уже практически осознал, как поднять автопром России!
Валик устало вздохнул и махнул рукой, чтоб я шёл за ним. Я пошёл.
Охранники держались на почтительном расстоянии.
На терминаторе между тёмным бетоном тюремного подвала и залитым светом полной Луны асфальтом заводского двора Ваал Ваалович обернулся к старшему:
– Вы не делали ему больно?
– Нет, – горячо замотал головой сержант. – Не делали.
– Хорошо, – кивнул Валик. – А то я вас всех убью. Медленно… Ладно. Пойдёмте, Лудислав, в мой кабинет. Нужно побеседовать.
В кабинете Ваала горела зелёная настольная лампа. Начальник усадил меня на мягкий диван и сел рядом. Заглянул в глаза.
– Лудислав, ты в самом деле хочешь в первую бригаду?
– Конечно!
– А ты, случайно, не английский шпион?
– Я? Шутишь?! Шпион? Обидно.
– Ну-ну… не обижайся… Просто странно это.
– Почему странно?! Разве не важно – быть на острие перемен? Творить, так сказать, историю! Вести Родину к славным победам! Ты, Валик, не переживай, что я буду жить в цеху. Да, да, мне уже сказали! Ничего! Дома всё равно скучно. Эти женские морали. Сколько можно!
В глазах Ваала блеснуло осторожное сочувствие.
– Понимаю! – неуверенно сказал он и крепко сжал мои руки.
– Спасибо, – ответил я, пожимая его ладони в ответ и поднимаясь с дивана. – Пойду. Соберу вещи. Нужно взять несколько пар носков и белья. А спальные принадлежности тоже брать или там выдают одеяло, матрац?
– Да подожди ты, Лудик! Такая прекрасная ночь! Луна. Мы одни. Зачем тебе эти испытания? Просто оставайся со мной. Хотя бы иногда. И всё у тебя наладится.
– Ты не понимаешь, Валик! Не важно, что наладится у меня, важно, что наладится у России.
– Да согласен я. Важно, конечно. Но давай оставим эти игры. Я не понимаю до конца твой гениальный план. Что тебе даст переход в первую бригаду? Зачем это бесполезное и мучительное для нас обоих действо? Давай я сделаю тебя бригадиром «Десюликов». Или «Пятака», вместо Черномазова? А может, в службу безопасности старшим офицером? Лудислав – офицер безопасности! По-моему, звучит солидно. И допуск к секретам первых бригад получишь без всяких там каторжных условий.
– Какие секреты?! – развеселился я. – Не забывай, у меня диплом инженера автомобильной промышленности! И не какого-нибудь там Массачусетса, а Таганрожского политеха! Для меня в автопроме секретов нет. Я могу «копейку» на коленке собрать! Ну, это образное выражение, фразеологический оборот. Ты понимаешь?
– Понимаю, – Ваал снова загрустил. – Но есть же абсолютные секреты. От слова «Абсолют». В метафизическом плане. Тебе когда-нибудь приходилось сталкиваться с абсолютными секретами?
Я задумался. Туманности Валика сбивали с толку, но главная цель жизни горела так ярко, что рассеивала всякие сомнения.
– Не важно! – твёрдо ответил я. – Главное, начать работать в первых рядах. Начать, так сказать, с базы. И тогда всё изменится.
– А как ты ко мне относишься? – неожиданно сменил тему Валик. – Я тебе хоть нравлюсь?
– Ещё бы! – задохнулся я от чувств. – Ты гениальный руководитель. Ты классный человек. Я рад, что мы познакомились. И вообще…
– И вообще… – негромко повторил Валик и тоже поднялся. – Тогда делай, что хочешь! Хоть в первую бригаду, хоть в десятую. Я потерплю. Посмотрю, что ты имел в виду. И, возможно… Когда-нибудь… Мы снова будем вместе, как сейчас.
Он шагнул в мою сторону, но я уже стоял возле двери.
– Пока! – помахал я на прощание. – Заберу вещи, посплю пару часов и завтра ровно в восемь в первую бригаду.
– Бай-бай, – шепнул Валик.
Глава семнадцатая. Первая бригада
Я не выспался. Всю ночь ворочался, взбивал потную подушку, слушал лай собак на улице, пытался понять озвучиваемые таким образом ментальные конструкции, наблюдал отраженные на потолок переключения света в соседней пятиэтажке.
Может, действительно прав Ваал? Может, не хватит силёнок потянуть такой важный, такой ответственный участок? Может, слишком высокого о себе мнения?
Я учился в третьем классе батайской школы.
Апрельские деревья снежно пенились ароматными цветами. Изумительный момент, когда холод февраля уже отступил, а майская жара не успела оккупировать батайские улицы.
Помню, вернулся с учёбы домой и сел за изложение, заданное Марией Степановной. Нужно было рассмотреть на картине запамятованного мной художника желтение полей и переложить случившиеся по этому поводу эмоции и житейские ассоциации в словесный поток. Увлёкся. Начал находить такие смыслы, о которых художник, скорее всего, не подозревал, а тут мама. Попросила: «Лудик, солнце, сходи за краковской колбасой!»
Она сидела в той же комнате на диване и держала городскую батайскую газету «Вперёд». Любила читать последнюю страницу с некрологами. Добавила: «В магазине такая, колечко возьми». Я ещё рассмеялся. Колбаса ведь не может быть колечком. Она – палка. Но промолчал. Подумал, что мама от старости (ей тогда уже за тридцатник было) всё перепутала.
Долго искал магазин. Думал, это или район в Батайске такой «Краковский», или хозяина так зовут – Краков, есть же магазины «Елисейский» или «Тимашевский», у которых хозяева Елисей и Тимоша.
Искал долго. В итоге остановился у витрины магазина настольных игр «Кракен». И озарение снизошло. «Кракен» – «Краковская колбаса». Очень чётко. Двух мнений нету. Мама, конечно же, имела в виду этот магазин. Зашёл. Кругом коробки с играми. Растерялся.
Продавец, молодой человек с красно-синим прыщом на носу, спросил:
– Может, подсказать чего?
– А где у вас колбаса?
Человек улыбнулся.
– Ты, малец, с продуктовым не перепутал?
– Нет. В «Кракене» мне надо колбасу купить.
Продавец наморщился, задумался, а потом просветлел.
– А с виду такой молодой! И не скажешь, что геймер со стажем. Вот, смотри, у нас три вида колбасы есть.
Открыл стеклянный шкафчик и вытащил три целлофановых палки, внутрь которых замотали красивых солдатиков.
– Это имперцы, – показал он первую колбасу, – вот это тау, а тут – орки. Покрас от Федосеева. Знаешь Федосеева?
Я неуверенно пожал плечами.
– Ты какую хотел?
– А какая дешевле? – уточнил я, рассчитывая купить на сдачу мороженое в «Продуктах».
– Вот эта, с орками.
Я кивнул.
– Тогда держи, – и назвал цену на пять рублей больше, чем дала мама.
Надо же, у меня как раз были пять рублей в заднем кармане. Отложил неделю назад на будущее. Думал, насобираю много денег и куплю машину. «Копейку». А тут стыдно втыкать заднюю перед серьёзным человеком, так сильно восхитившимся мной. Я же правда «геймер со стажем», хотя и непонятно, что это значит.
– Вот. Ровно.
– Забирай свою колбасу.
Самым позорным оказалось после скандала с мамой возвращаться в этот магазин. Наверное, человек понял, что я никакой не геймер и точно не «со стажем».
Детского полузабытого стыда, вывернувшего мою слабую психику наизнанку, до боли в зубах я боялся и сейчас. А вдруг только в фантазиях всё понятно, а на деле окажется сложнее и запутаннее. Подведу Валика и автопром в целом?.. Не хотелось бы. Потом идти и говорить: «Да, Ваал Ваалович, не понимал, что делал, совсем никакой я не инженер и ничего не смыслю в автомобилях…»
Получится как тогда с пятью рублями. А ведь прислушайся к себе в детстве, вспомни, что главное – машина, а не колбаса, и не купил бы солдатиков, да и краковскую нашел бы, и мороженого поел, и, что самое важное, позора избежал бы.
Стоп! Хватит страхов! Сейчас же ситуация очевидна! Никакой колбасы! Никаких кракенов! Я только о машинах думаю. А вдруг детское испытание дано судьбой. Ну, как урок, чтоб став большим и самостоятельным мужчиной, инженером, выбрал как раз машиностроение, а не какой-то там убогий материальный комфорт.
Всё-таки поспал час-два.
Вскочил, попил чаю, схватил чемодан с приготовленными вещами и рванул.
Когда я бодро вошёл в цех и улыбнулся растерянному бригадиру, скучавшие посреди зала три офицера безопасности официально козырнули, подхватили под руки и повели туда, куда мне хотелось попасть больше всего на свете.
Через цех второй бригады в сторону первой.
Соседи смотрели растерянно, с сочувствием. Молодой парень с треснувшим краскопультом даже пожал плечами, типа он не виноват, что мне так не повезло. Да нет же, золотой мой человек, наоборот, повезло! Так сильно повезло, как никогда в жизни. Иду в сердце российского автопрома с радостью, с верой в правильность выбора, с волнительным предвкушением большого, важного дела.
Сердце автопрома не спешило раскрываться навстречу.
Мы пересекли широкий второй цех, пробились сквозь толстую завесу чёрных резиновых лиан, свисающих с потолка, как это бывает на дорогих автомойках, и вошли в помещение, не похожее на первый цех.
Лампы дневного света баюкали молчаливую бетонную пустоту – строгий ангар десять на десять метров.
Вектор пути пересёк пространство и упёрся в высокие металлические ворота, знакомые российскому кинозрителю по всякого рода пиндосовским блокбастерам, где всесильные главные герои бегают по фантастическим производственным сооружениям и прикладывают глаза убитых врагов к оптическим сканерам.
Глаз прикладывать не понадобилось. Хватило синей пластиковой карточки одного из офицеров, после чего загудели сервомоторы, и огромная синяя плита дёрнулась вверх. Вот он! Первый!
В мозгу, как на экране телевизора, вспыхнула двухмерная картина светлого просторного цеха, где одни рабочие разделывают листы металла на формы, другие орудуют электросваркой, третьи накачивают шины, четвёртые крепят колёса, пятые прикручивают двигатели… В правом верхнем углу изображения горела большая белая полупрозрачная цифра один.
Но нет. Очередная тревожная пустота. Абсолютный клон предыдущего зала – громадный пустынный куб – отозвавшийся гулким звоном, когда мы вошли. Ворота за нашими спинами, лязгая, как танковые гусеницы, поехали вниз.
В конце зала синела точная копия пройденного входа, и он уже несомненно вёл во владения первой бригады, но офицеры почему-то развернули меня влево и потащили к незаметной с первого взгляда красной дверце в углу помещения.
Преодолев дверь с магнитным замком, мы прошли по ступеням наверх, открыли по пути ещё пару похожих дверей, и прибыли в зал, размером со стандартный школьный спортивный, только без окон и с низкими потолками.
Всё, что могло быть в радостном студенческом общежитии, собрали здесь: ровно заправленные кровати, прикроватные тумбочки, обеденные столы, холодильники, электроплиты, платяные шкафы… и даже дверь с английскими буквами W и C. Эти буквы снова смутили меня. Во-первых, с какой стати на российском заводе используются английские символы, разве нельзя написать отечественные «М» и «Ж»? А во-вторых, зачем писать «вумен», если на заводе нет ни одной женщины?
Восемь серьёзных рабочих в одинаково полосатой форме стояли шеренгой вдоль стены и внимательно изучали вошедших холодными прищуренными глазами. Маловато для масштабной первой бригады. Наверное, отдыхающая смена. Остальные на производстве. Интересно, кстати, сколько человек вообще занимаются сборкой «пятаков»? По масштабам, если десять машин в день, не меньше пятидесяти должно быть. Железные люди. И как смотрят! Сразу ясно, эти познали глубину сложнейшего технического труда. Вон, в красной бандане, хмурится, пытается прорентгенить, что за новичок прибыл. Не сомневайся, друг, я профессионал. Скоро убедишься.
А этот, с заплывшими глазками и выступающей челюстью, так и хочет улыбнуться. Очень добродушный работник.
Вот так и должны выглядеть Настоящие Люди! С больших букв! Пусть с огрехами работают, колодки тормозные забывают на колёса поставить, но на них весь «АвтоРАЗ» держится. Сработаемся.
– Господа! – держась на дистанции, объявил один из офицеров. – Представляем вам нового члена первой бригады пятого цеха Лудислава Горохова.
Улыбчивый с челюстью улыбнулся ещё шире и переспросил:
– Мудислава?
– Работник Дереза, вас никто не спрашивает, завали хайло, гнида подколодная.
– Сразу гнида, – обиделся работник.
Старший из рабочих – черноволосый мужчина, коротко стриженный, с длинной бородой и бритой верхней губой, бесстрастно поднял указательный палец и внушительно произнёс с лёгким кавказским акцентом:
– Не надо ругаться. Сегодня ты, Кузнецов, в безопасности, ала, работаешь, а завтра попадёшь в первую бригаду. И как Таракану в глаза смотреть будешь, ала!
– Не попаду! – запальчиво возразил офицер. – А ты, Кинжал, хоть и бригадир, тоже за базаром следи.
– Я всегда за базаром слежу, ала, – спокойно ответил бородатый. – Тут у тебя профита нет, Кузнецов.
– Короче, – вскипел СБшник. – Принимайте коллегу. Объясните ему, что почём. А мы удаляемся. Господа офицеры, за мной!
Как только дверь за охраной захлопнулась, ко мне приблизился нездорово худой, высокий парень, на вид чуть меня младше. Протянул руку.
– Дмитрий! Дима.
Я протянул руку в ответ.
– Лудислав.
Пожатие не такое уж и заводское. Вялое. Наверное, устал. Работа тут, должно быть, очень трудная.
Мужик с тяжёлой челюстью расхохотался звонким баском.
– Мудислав! Ну надо же, мама с папой имя придумали!
– Не шуми, Таракан, – охладил бригадир. – Ты его не знаешь, он тебя не знает. Ты с ним шконку не делил, ала, в цех не спускался. Не торопи арбу, ала. Ты, Лудислав, за что к нам?
– Сам попросился, – сказал я. – Хочу работать в первой бригаде.
На этот раз засмеялись все, кроме бригадира и мужчины с лицом, видимо, когда-то сильно обваренным кипятком.
– Не гони беса! – пробулькал сквозь смех толстый широколицый заводчанин. – Попросился он. Может, лингам не туда пихнул или свечу украл из движка?
– Ничего я не пихал и не крал. Я к вам хотел, на передовую.
Слово «передовая» сильно озадачило присутствовавших, молчание растянулось на полминуты.
– Слушай, – вспомнил тот, что назвался Димой. – Ты хоть деньги с собой взял? У нас тут всё общее. Надо сдать. А то не по понятиям. Давай мне, я ответственный за это дело. Где они у тебя? В рюкзаке, давай помогу. Со мной не пропадёшь. Держись ближе и жизнь наладится. Я в девяностые с солнцевскими такие дела крутил…
– Извини, Дима, – смутился я. – Я деньги не взял. Мне сказали, что тут на полном обеспечении. Я их девушке своей оставил.
Рабочие снова переглянулись растерянно и только парень в красной бандане заинтересовался:
– В каком смысле девушке? А кто у тебя шандха?
– Ну, обычной девушке. Зинаиде. Она философ. Слишком высокого о себе мнения.
– А, – прояснилось лицо банданистого. – Философ. А я уж подумал, философша.
– Нет, нельзя говорить «философша», это нарушение правил русского языка.
– Да понял я, понял, – поскучнел парень. – Русский язык это, конечно, да. Важно. Просто я подумал, что ты из этих…
– Не надо сразу думать о человеке плохо, – жёстко заметил бородатый бригадир. – Дай время, ала. Пусть Лудислав устраивается вон в той тумбочке. Видишь, кровать в углу? Располагайся. В два часа ночи пойдём в цех, работать. Подготовься. Можешь поспать. А с ребятами сразу познакомлю. Я старший. Абсурд.
– В чём? – не понял я.
– Что в чём? – не понял бригадир.
– Абсурд в чём?
– Вот тут, в комнате. Я – Абсурд. Зовут меня так. Абсурд Пороев.
– А…
– Вот это Фотограф! – показал Абсурд на парня в бандане. – Вот это Мороз. Вова.
Высокий, абсолютно бесстрастный, сильно накачанный мужчина кивнул.
– Вот это, – продолжил Абсурд, показывая на весёлого с челюстью, – Таракан. Вон этот пухляш – Массовик-Затейник. Ала. Можно просто Затейник или Саша, как его мама называла в детстве. Вот это наш Кореец.
В самом деле, небольшого росточка, тщедушный такой представитель далёкого восточного народа присутствовал в помещении и внимательно следил за беседой.
– Ты не смотри, что он такой маленький. Ала. Он мастер спорта по рукопашному бою. Любого уроет за пять секунд. Ала. А вот это Хохол.
Ошпаренный оскалил зубы.
Бригадир замолчал. Он не представил Диму. Но ведь тот сам назвался. Значит, я запомнил всех восьмерых. Память у меня хорошая. Никогда не подводила. Кинжал, Таракан, Фотограф, Мороз, Затейник, Кореец, Хохол и Дима. Интересно, почему у всех клички, а у Димы нет?
Я подошёл к выделенной добродушным бригадиром кровати. Железная с сеткой. Накрыта полосатым матрацем. И комплект постельного сверху. Как в поезде «Москва-Махачкала». О! Полосатая рабочая одежда. Интересно, почему такое сочетание цветов? Чёрно-белое? В остальных бригадах просто синие комбинезоны, а тут… Впрочем, как раз понятно. Элита!
Я заправил постель, положил в тумбочку мыло, зубную щётку, пасту, одеколон, станки для бритья, часы, пакет с едой и прилёг отдохнуть перед предстоящей сменой.
