Константин Станюкович
Оба хороши
Хмурое лицо Долинина осветилось мягкой улыбкой. Он порывисто пожал руку татарина и отвернул от него взволнованное лицо.
Раздался сильный стук за дверями. Татарин выбежал.
IV
Через минуту в комнату вошел молодой человек в полушубке, с закрасневшимся от холода лицом, и быстрыми шагами направился к Долинину.
Перед ним был его сын Николай.
Словно бы нарочно, старик стал еще хмурее.
– Пожаловал? – сдержанно и, казалось, недовольно спросил старик.
А у самого сердце билось от радости.
Он протянул свою маленькую, белую барскую руку, отстраняясь от поцелуев сына, и спросил:
– Верно, едешь в Севастополь?
– Нарочно приехал проведать, слышал, что ты болен.
– Что ж, спасибо. Очень рад. Абдул, поскорей самовар! Да скажи Марфе, чтобы живо закусить. Я, братец, обедаю в три, а ты, может быть, проголодался… Преуспеваешь, конечно? – с иронической ноткой произнес старик.
– Ничего себе. По-прежнему доцентом.
– А я, как видишь, не преуспеваю. Кури, брат. Что ж, Абдулка, не дают! Да скорей!
И нетерпеливый старик выбежал из комнаты распорядиться.
V
Курчавый и красивый брюнет, лет под тридцать, снял с себя полушубок и остался в щеголеватой дорожной австрийской куртке на меху.
Он внимательно оглядел плохо прибранную комнату с большим письменным столом посредине, на котором стояла большая фотография какой-то красивой молодой женщины и в беспорядке лежали книги и журналы. Везде валялись окурки папирос, везде был пепел и много пыли. Все в этой комнате напоминало о заброшенности старика.
В голове молодого человека невольно пробегали мысли о прошлом времени, когда еще он мальчиком-гимназистом был другом отца и любил его безгранично. Отец тогда, казалось, любил без памяти сына, не раз разговаривал с ним и советовался, как с равным. Нередко он вместе с ним готовил уроки, ездил с ним на шлюпке под парусами, рассказывая сказки и интересные истории. Тогда они были неразлучны…
А потом…
У молодого человека уже не было той любовной жалости, которая прежде по временам загоралась в сердце мальчика, когда отец, бывало, тосковал и прихварывал. Но зато теперь молодой человек стал серьезнее и гораздо проще и трезвее смотреть на отца. Он видит его не в прежнем идеальном свете. Ореол уже исчез.
«А все еще хорохорится и считает себя умнее других!»
Так подумал сын, и ему было и досадно и обидно, что отец принял его так сухо.
«Эгоистом он стал!» – решил Николай.
То же самое думал о сыне и отец, когда, вернувшись в комнату, глядел в жизнерадостное, покойное лицо сына.
«Самодоволен… конечно, считает себя безупречным… И благополучен… А я!?»
И старик напустил на себя еще большую бесстрастность, когда спросил:
– По-прежнему у вас нынче каждый за себя, а бог за всех?
– Вроде того, отец. А ты все еще не угомонился?
– Как видишь, Коля, – ответил старик и прибавил: – Пей лучше чай и закусывай… Я нарочно заказал для тебя битки в сметане. Ты любишь, кушай, а то поругаемся.
– Действительно я голоден.
После закуски Николай осведомился о делах отца.
Отец поморщился, точно от зубной боли, и ничего не ответил.
– Может быть, тебе нужны деньги? Так я могу.
У старика закипела злость. Он вспомнил, что ради этого сына, когда тот был мальчиком и заболел, он закладывал последние вещи и потом для него готов был снять рубашку, а Николай теперь вместо того, чтобы прислать отцу денег, спрашивает, нужны ли они ему.
– Спасибо! Мне денег не нужно… – промолвил Долинин. – Бывали плохие дни, так у меня банкир есть.
– Банкир? Где ты и здесь отыскал банкира? – не без улыбки спросил Николай.
– А вот этот самый Абдулка где-то достает. И смотри, какой дурак этот татарин, – иронически усмехнулся старик, – не спрашивает, нужны ли деньги, а приносит до пенсии. Ну, а твои как дела, Николай?
– Я, отец, по одежке протягиваю ножки, – ответил Николай.
– Молодец! Рад, что ты не в меня. Надеюсь, долгов у тебя нет?
– Ни гроша! – не без горделивости ответил Николай.
– Ну, а я, – произнес старик, – бываю легкомыслен. Долги есть и порядочные.
Прошло несколько мгновений в молчании.
Но старик, по обыкновению, не удержался, чтобы не сказать насмешливым тоном:
– Ты, конечно, в восторге от новейших гениев?
