Константин Станюкович
Побег
«Хо-ро-шо!» – подумал он, потягиваясь и не сознавая ясно, бредит ли он наяву или засыпает.
– Нельзя спать! – прошептал он и тотчас же заснул. Что-то точно толкнуло его в бок, он проснулся и быстро присел на постели, испуганный, что проспал и обманул Максима, и первое мгновение не мог сообразить, сколько теперь времени. Он протер глаза и озирался вокруг. Сквозь белую штору пробивался слабый свет. Слава богу! Еще, кажется, не поздно.
Он вскочил с постели, отдернул штору и взглянул в окно. Только что рассветало, и в саду стоял еще полумрак.
– Пора!
Едва ступая босыми ножонками, пробрался он в комнату няни, взял оттуда платье и платок, лежавший около ее постели, и вернулся к себе. Через несколько секунд он уж был одет, все похищенное свернуто в два полотенца.
Надо было решить вопрос: как пробраться в сад – через окно или идти через комнаты? Тихонько растворив окно, он заглянул вниз и отвернулся: слишком высоко! Тогда он снял с себя башмаки и в одних чулках вышел за двери.
Сердце его сильно билось, когда он, затаив дыхание, прислушиваясь к каждому шороху, пробирался по коридору, мимо комнат сестер, и наконец вошел в диванную. Вот и дверь… Осторожно повернул он ключ… раз, два… раздался шум… Он на минуту замер в страхе и со всех ног пустился в сад, перепрыгивая ступеньки лестниц. Вот и вторая терраска сверху… Стремглав добежав до конца аллеи, он положил платье в указанное место, набросал на него кучу виноградных листьев и побежал домой.
Когда он благополучно вернулся и лег в постель, его трясло точно в лихорадке. Он был бесконечно счастлив и в то же время страшно трусил, что вдруг все откроется и отец прикажет его самого отдать в арестанты.
VI
Проснулся он на другой день поздно. Няня стояла перед ним. Он вспомнил все, что было ночью, и поглядел на нее. Ничего. Она, по обыкновению, ласковая и добрая, – видно, ни о чем не догадывается. На голове ее другой платок.
– Ишь, соня… Заспался сегодня… Вставай, уже девятый час…
Вася быстро поднялся, оделся и позволил сегодня няньке расчесать основательно свои кудри.
– А не видал ты где-нибудь, Васенька, моего платка с головы? Искала, искала – нигде не могла найти, точно скрозь землю провалился! – озабоченно проговорила она, обыскивая Васину кровать.
– Нет, няня, не видал.
– Чудное дело! – прошептала старуха.
– Да ты, няня, не тревожься. Я тебе новый платок куплю.
– Не в том дело… Не жаль платка, да куда он девался?
И когда Вася был готов, няня сказала:
– А папенька сердитый сегодня.
– Отчего?
– У нас, Васенька, беда случилась.
– Беда? Какая беда, няня?
– Один арестант из сада убежал утром.
У Васи радостно забилось сердце. Однако он постарался скрыть свое волнение и с напускным равнодушием спросил:
– Убежал? Как же он убежал?
– То-то и диво. Только что хватились… Платье свое арестантское оставил и убежал… Все дивуются, – откуда он достал платье… Не голый же ушел… Теперь идет переборка. Всех допрашивает конвойный офицер… И папеньке доложили… Прогневался… Вдруг из губернаторского сада арестант убежал!
Ни жив ни мертв явился Вася в кабинет отца. Действительно, адмирал был не в духе, и в ответ на обычное «здравствуйте, папенька» – только кивнул головой. С облегченным сердцем ушел Вася, убедившись, что отец ничего не знает, и вскоре услышал крики отца, который распекал явившегося к нему с рапортом полицмейстера.
Вася целый день провел в тревоге, ожидая, что вот-вот его позовут на допрос к отцу.
Но никто его не звал. За обедом отец даже был в духе и соблаговолил сказать адмиральше, высокой, полной, пожилой женщине, сохранившей еще следы былой красоты:
– А ты слышала, что сегодня случилось? Каналья арестант убежал из нашего сада.
– Как же это он мог?
– Арестанты показывают, что у него с собою узелок был, когда их вели с блокшива… Верно, там платье и было… Он переоделся и убежал… Комендант совсем распустил их… Уж я ему говорил… И конвойные плохо смотрят… Ну, да недолго побегает… Сегодня или завтра, верно, поймают… Как проведут сквозь строй, не захочет бегать!
У Васи екнуло сердце. Неужели поймают?
Однако, когда через несколько дней мать спросила отца, поймали ли арестанта, тот сердито отвечал:
– Нет… Словно в воду канул, мерзавец! И никак не могли узнать, откуда он достал платье!
Когда через неделю Вася уже совсем успокоился и вышел утром в сад, пожилой арестант с всклоченными черными бровями, срезавший гнилые сучья с дерева, таинственно поманил мальчика к себе и, когда тот подошел к нему, осторожно, чтобы никто не видал, сунул ему в руки маленький резной крестик и проговорил:
– Максимка приказал вам передать, барчук.
И, ласково глядя на Васю, прибавил необыкновенно нежным голосом:
– Пошли вам бог всего хорошего, добрый барчук!
