Константин Нормаер
Хранитель историй
Книги, словно отчаянные воины, ринулись в атаку, ударяя возмутителя спокойствия по голове, спине, рукам. Острыми уголками, тяжелыми обложками, хлесткими страницами – они навалились на Рика со всех сторон. Юноша лишь беспомощно защищался, больше не высказывая пустых оскорблений.
Последняя книга больно саданула бедолагу в висок и, упав, раскрыла страницы, будто поверженная птица крылья. Рик, дрожа и проклиная себя за несдержанность, не сразу решился поднять голову и осмотреть место сражения.
Полки, упершись в стену, грозно нависали над головой, а удовлетворенные минутной схваткой толстенные фолианты валялись на полу, создавая впечатление каменного плато. Картина ужасала. Сотни томов с укоризной взирали снизу-вверх на нерадивого наследника. Его отец никогда не позволил бы себе такого; он никогда не отнесся бы к ним таким варварским образом, потому что всегда соблюдал правила! И ничего с ним не случалось. Тихая и размеренная жизнь приносила ему одно удовольствие.
«Он ни за что на свете не стал бы кричать в библиотеке! И не разрешил злости руководить им».
Голос отца эхом мелькнул у юноши в голове и мгновенно исчез.
– Хватит, я все понял! Простите… – устало произнес Рик, обращаясь к книгам.
Монотонное жужжание и навязчивые мысли мгновенно прекратились. Бумажные воины, получив желаемое извинение, больше не собирались учить его прописным истинам.
Юноша уже сделал осторожный шаг к двери, как внезапно остановился. Среди вороха пузатых томов его внимание привлекла совсем новая кожаная обложка, сквозь которую тянулась красная нить дешевого переплета. Но ни это бросилось в глаза, а то, что развернутые страницы были абсолютно пустыми. Он склонился над книгой и прикоснулся к ней. Вздрогнул, когда сквозняк заставил листы перевернуться, и из глубокой грифельной пелены на Рика уставились огромные с прищуром глаза. Карандашный набросок выглядел очень реалистично. Вобрав в себя все: страх, ненависть, одиночество и безумие, он пугал и одновременно притягивал к себе. И если бы Рик увидел его пару дней назад, то решил бы, что последние дни жизни отец провел в агонии странных видений. Но сегодня он взирал на творение родителя иначе. Вызывая дрожь в сердце, из карандашного тумана на него смотрели глаза мистера Невежи.
Почувствовав легкое головокружение, юноша попытался отстраниться от внезапной находки, но вместо этого упал на колени и уткнулся в изображение лицом. Перед глазами мгновенно возник образ грузного моряка, наставительно указывающего на кожаную с красной закладкой обложку. Дрожащей рукой Рик поднял книгу, которая оказалась весьма легкой для своих размеров и толщины. Он не осмеливался изучить ее более внимательным образом, а просто прижал к груди. Сердце застучало, будто настенные часы в гостиной, а прошлое в очередной раз неугомонно вторглось в жизнь Лиджебая-младшего. Миллионы правил, шипя и грозно предостерегая запретами, тут же напомнили о себе и о своем создателе.
* * *
Рик устроился в отцовском кресле. Он долго не решался вновь притронуться к обложке, на которой красовалась выпуклая печать с инициалами «Л.Р». Зажатый страницами выглядывал багровый язычок закладки, а красная нить напоминала… Нет, никаких сравнений! Рик в раздражении отвернулся, не желая тонуть в бесчисленных ассоциациях, вызванных отцовской находкой.
Вроде бы ничего особенного. Книга как книга. Если бы не одно «но». Достаточно было на пару секунд отвлечься, и она незамедлительно напоминала о себе. Проникнув в голову, книга затмила собой все вокруг: вначале странным образом отразилась в зеркале, затем появилась среди толстых фолиантов на полке, а потом, и вовсе, стала мелькать перед глазами, с завидной периодичностью…
Нужно отвлечься. Рик подошел к крохотному столику, на котором красовалась огромная ваза с шикарным букетом цветов. Желтые лепестки утопали в нежно-голубой и фиолетовой свежести маленьких бутончиков. Такие вот непревзойденные шедевры искусства украшали сейчас весь дом, наполняя его дивными ароматами.
«Не сметь разводить цветы! Сплошная аллергия от них право слово!»
Это правило когда-то заставляло Клер сходить с ума, часами на пролет рыдая у себя в комнате. Зато в день, когда умер мистер Лиджебай, и этот запрет потерял свою значимость, новая жизнь засверкала для Клер душистыми красками, а дом, в свою очередь, наполнился неповторимым благоуханием.
Следующее нарушение стерлось незамедлительно: девушка, без всякого зазрения совести устроилась в цветочную лавку мистера Бишепа. Ту самую, что располагалась на углу двух торговых улочек, Менялы и Честного торга.
Хитросплетение удивительных запахов быстро изгнало из дома ужасную затхлость, что витала в нем под покровительством Джейсона-старшего, считавшего, будто пыль – это лучшая защита его бесценной коллекции.
Остановившись у покосившихся полок, где плотными рядами притаились собрания сочинений двух братьев путешественников Колбери и Квита, юноша грустно улыбнулся. Так дорожить, так лелеять эти неподъемные фолианты и внезапно отдать старьевщику два бесценных экземпляра коллекции. Довольно странный поступок. А теперь еще этот настырный гость…
Рик снова уставился на кожаный переплет, желая в одно мгновение раскрыть секрет отцовского дневника. Но боязнь запрета удерживала его от решительных действий не хуже злобного цербера.
– Нет, так продолжаться не может! – устав играть в гляделки, выпалил юноша. В конце концов, отец не воскреснет из мертвых, узнав, что сын без спроса взял одну из его вещей.
Рик чувствовал себя жалким узником, который покинув тюремные стены и теперь безумно боится совершить совершенно безобидную вещь. Не став больше мучить себя угрызениями совести, он подошел к столику и решительно взял книгу с красным теснением, чтобы открыть ее на первой же странице. Податливая бумага ударила в глаза невероятной белизной, а чернила поразили своим насыщенным цветом, словно строки появились не год назад, а буквально этим утром.
Прочитав с десяток незамысловатых предложений, Рик разочаровано отложил бесполезное творение отца в сторону. И ради этого он испытывал душевные терзания?! Никакого великого смысла, тайного знака или иного намека. Обычная зарисовка, мираж привидевшийся мистеру Лиджебаю через окно кабинета. Спешащие по своим делам люди, груженые повозки, кареты и неопределенный силуэт рослого мужчины – то ли моряка, то ли заплутавшего чужеземца с быстроходного галеона. Последнее предложение оказалось сбивчивым, нервозным, словно рука отца в этот момент дрогнула, и перо, изобразив на странице оригинальную завитушку, соскочило, решило оставить историю незавершенной.
Рик закрыл книгу, с досадой вздохнул, поджал колени и поудобней примостился в глубоком кресле. Какое-то время смотрел на извивавшиеся в камине лепестки огня. Потрескивая и огрызаясь искрами, пламя навевало невероятную умиротворенность. Огонь не интересовали людские проблемы, только жадное поглощение древесины и стремление победить вечерний полумрак.
«Неужели отец, способный так ярко и красиво излагать свои идеи, просто сдался? Ограничился всего десятью строчками?! Взялся за перо и только пару раз макнул его в чернильницу?» Мысли без предупреждения ворвались в голову, не спеша покидать уютное пристанище. Пламя умело навязывало сложные, порой бесконечные рассуждения, постепенно усыпляя и успокаивая разум. И Рик не стал исключением. С этим жизненным правилом он был не в силах совладать, даже благодаря здравому смыслу…
* * *
Ненавидя отца за крутой нрав, в тайне юноша все же испытывал к нему совершенно иные чувства. И порой он ужасно завидовал умению родителя создать вокруг себя некий ореол загадочности, скрыть очевидное от посторонних глаз, заставить ближнего десять раз подумать, прежде чем решиться заговорить с ним. В то же время, родитель был слишком скор на расправу. Опутав дом клубком запретов, отец не выносил, когда его пытались ослушаться не только близкие, но и совершенно посторонние люди. А между тем, Рик видел в родителе невероятного мечтателя, способного перевернуть мир с ног на голову и с легкостью оживить те предметы, что всегда казались лишенными души. И все-таки, главным достоинством Лиджебая было его умение создавать вокруг себя тайну. Он делал это с такой непосредственностью, будто заранее знал, что и где должно случиться. Выбирая цель и оптимальный путь для ее достижения, он как опытный картограф протягивал цепь последовательных шагов. Умело маскируя подсказки, будто искусный охотник, он терпеливо наблюдал за жертвой, которая отчаянно пыталась раскрыть секрет очередной головоломки.
Однажды, в роли беспомощного кролика, оказался сам Рик. Отец спрятав все учебники сына и не произнес ни слова, пока юноша не отыскал семь подсказок. В конечном итоге он обнаружил-таки тайник: на кухне за амбарной дверью, где хранился рабочий скарб. И тогда отец сухо похлопал отпрыска по плечу и наставительно произнес: «В следующий раз задам задачку посложнее», – и сутулясь, удалился в библиотеку.
«Может быть, это и есть тот следующий раз? Тогда получается, визит незнакомца – всего лишь первый шаг…»
– Это в вашем духе, мистер Лиджебай, – задрав голову, неизвестно к кому обратился Рик.
Огонь в камине немного вздрогнул, хотя юноше это могло просто показаться. Битый час он крутил в голове бессмысленные фразы, знакомые сочетания звуков, попробовал даже прочитать предложения задом-наперед, но так ничего и не вышло. Взирая на жалкие потуги, книга, словно специально, по наставлению самого мистера Лиджебая, не спешила выдавать скрытые в ней секреты. А может быть, и нет никакой загадки? Простое совпадение, дань воспоминанию или дурацкое стечение обстоятельств, породивших страстное желание превзойти родителя хоть в чем-то…
Поджав губы, Рик резко откинул книгу в сторону:
– Святые угодники, когда же он оставит нас в покое?!
Внезапная ненависть всего за пару минут достигла гигантских размеров. Давно забытые обиды, боль, скованность – все, чем окружил Лиджебай своих детей, теперь казалось гнусным призраком, который все еще хранит отголоски прошлого. И мистер Невежа входил в его когорту. Именно он пытался вернуть Рика в тот мир, куда тот не хотел возвращаться ни за что на свете. Втянуть в безобидную игру, запутать в собственных мыслях и в итоге – заставить вспомнить прошлое…
Зачем?
Нет! Рик больше не желал погружаться в зловонное болото отцовских страхов.
Внезапно из дальнего угла гостиной раздалось протяжное урчание. Вальяжно вышагивая и напоминая о своем существовании громким мурлыканьем, на Рика внимательно взирал черный пушистый кот. Года три назад его приютил Лиджебай, и с тех пор мистер Тит, так нарекла своего любимца Клер, чувствовал себя полноценным хозяином этого скромного жилища. Он приходил и уходил, когда ему вздумается, то есть поступал как истинный представитель своего семейства. Но в отличие от Рика, всегда пользовался благосклонностью хозяина, особенно в те промозглые дни, когда огонь в камине не грел, а лишь жадно похрустывал сухими дровишками. Тогда мистер Лиджебай закутывался в толстый плед и читал очередную книгу о далеких приключениях, а Тит, сворачиваясь клубочком на коленях старика, мурчал в свое удовольствие, щедро даря свое тепло. Кот знал, как угодить благодетелю.
В доме Джейсонов хвостатый бродяга чувствовал себя более чем вольготно. Мистер Лиджебай как ребенок радовался кошачьим выкрутасам и никогда не ругал животное, чем еще больше злил сына. Клер частенько корила брата за глупую ревность, объясняя, что кот – существо, приносящее радость, а не отнимающее родительскую любовь. Рик хмурился, но упрямо копил в себе ненависть.
После смерти хозяина мистер Тит стал появляться все реже. Часто бродил по комнатам в поисках покровителя и, обнаружив только пустое кресло, удалялся восвояси.
Но сегодня визит кота стал для Рика настоящей неожиданностью. Наверное, хитрец проскочил в западное окно, которое вечно открывалось от сквозняка, – предположил юноша. Погладив кота, он попытался взять его на руки. Однако тот резко вырвался и отскочил в сторону.
– Ну чего ты? Давай мириться, – покосился на пушистого Рик и протянул руку.
Кот несколько минут сидел в замешательстве, а затем осторожно приблизился и понюхал кончики пальцев. Юноша почувствовал легкую щекотку.
– Давай, не бойся… Если не хочешь, не буду тебя трогать.
Мистер Тит облизнулся и окончательно успокоился, стал тщательно умываться. Рик отвлекся, и взгляд его в очередной раз нашел отцовский дневник. Тем временем, подняв хвост трубой, кот вдруг кинулся к двери, ведущей в кабинет покойного мистера Лиджебая, и застыл возле щели. Некоторое время Тит подглядывал в кабинет, а затем принялся нервно скрестись о деревянный косяк. И вскоре его усилия увенчались успехом – дверь скрипнула, и кот прошмыгнул внутрь.
Затаив дыхание, Рик замер. Целый год кабинет находился под замком, и никто не смел тревожить покой того места, где еще витал дух отца. Тут уже сестра установила свое правило – никогда и ни под каким предлогом не нарушать границы комнаты. Пусть она станет скромной усыпальницей не реализованного таланта Лиджебая Джейсона! Навечно!
Рик с трудом проглотил застрявший в горле ком и на ватных ногах приблизился к полуоткрытой двери – кот был уже за пределами границы.
Рука сама подхватила со стола книгу в кожаной с красной тесьмой обложке. У двери Рик не сразу решился дотронуться до массивной бронзовой ручки. Но из кабинета послышалось призывное мяуканье. Тогда юноша зажмурился и, кляня себя за нерешительность, все-таки переступил запретный порог. В нос ударил тяжелый запах пыли и затхлости давно непроветриваемого помещения. Рик закашлялся, схватился за воротник и дернул его изо всех сил. Верхняя петля камзола с треском лопнула, позволив юноше глотнуть чуть больше воздуха, на его лбу выступила испарина. Рик сам не понял, как очутился у огромного окна. Но легче от этого не стало. Тяжелый воздух кабинета давил на него, пытаясь во что бы то ни стало выпроводить непрошеного гостя. Только юноша не собирался сдаваться. Бешено озираясь по сторонам, одним махом сорвал тяжелую портьеру и дернул раму на себя. Поток свежего воздуха ворвался в обиталище вековой пыли. Лежащие на столе бумаги зашуршали, подавшись легкому сквозняку, и Рик обессилено повалился в кресло.
Внезапный прилив сил вызвал на лице улыбку. Еще одна маленькая победа над прошлым оказалась не такой уж сложной. Рик представил, как тонкие нити, связывающие его с воспоминаниями об отце, превратились в тлен. Возможно, витающий по дому призрак Лиджебая теперь успокоится и перестанет являться в ночных кошмарах и поджидать в мрачных углах родового особняка.
Окончательно осмелев, Рик все-таки решил осмотреться. Но невидимая стража, оказывается, не дремала. Сотни шипящих голосов в один миг зароились в голове предупреждающим шепотом.
Правило нарушено!
Вина очевидна!
Ты поступил о-о-очень плохо!
Наступило оцепенение, а чуть позже тело охватил страх, от которого нельзя было укрыться. Голос родителя прозвучал строго и однозначно.
«Что я наделал! Как только мог приступить запрет и забыть отцовские предостережения!» – мысли Рика хаотично закружились по кабинету, насмехаясь над юношеской неосмотрительностью.
«Зачем я только зашел сюда?! Зачем?!»
В поисках оправдания, Рик не смог поймать ни одного весомого. И в этот самый момент хаотичные мысли нарушил громкий голос кота: тот либо зевнул, либо мяукнул от удовольствия, но эффект удался на славу. В мгновение ока Рик пришел в себя, осознав, что находится в запретном кабинете совершенно один. При всем уважении к мистеру Титу, тот был не в счет. Голоса куда-то исчезли, а на душе стало легко и спокойно.
Рик прислушался к тишине, заозирался по сторонам. Все выглядело как прежде. Еще в те времена, когда мистер Лиджебай в легкой задумчивости склонялся над чистым листом бумаги и, зажигая несколько свечей, чтобы отступила тьма, начинал писать, в такие часы дом окутывала сокровенная тишина, которую не смел нарушить даже дотошный посыльный, частенько доставлявший старшему Джейсону небольшие свертки. Что было внутри, Рик не знал, но судя по реакции отца, содержимое являлось довольно ценным. Но даже этот факт не давал посыльному права беспокоить мистера Лиджебая, когда тот начинал свой кропотливый труд. В один из таких неудачных визитов, получив посылку, создатель запретов спустил бедолагу с лестницы, оставив без чаевых. Тогда, тайком наблюдая за решительными действиями отца, Рик в очередной раз отметил, что совершенно не знает его. Мистер Лиджебай – худощавый и слегка сгорбленный учитель словесности, пожелавший довольно рано уйти в отставку и коротать старость среди пыльных томов библиотечной коллекции, не уставал поражать своего сына порой эксцентричными, но весьма решительными действиями. Для окружающих покладистый и мягкий, в один миг он мог вспыхнуть, словно вулкан, становясь настоящим стихийным бедствием.
Рик так и не решился сесть в глубокое обитое темной кожей кресло, а остановился возле стола. Письменные принадлежности находились на своих местах – педантичность была еще одной особенностью Джейсона-старшего. Гусиное перо, воткнутое в песочницу, стояло ровно посредине стола; чернильница из сандалового дерева располагалась чуть правее – возле стопки бумаг, а фамильная печать семейства Джейсонов – в левой. Ну а инструменты для заточки перьев, как всегда, лежали поблизости.
Рик протянул руку и сразу одернул ее. Дымка запрета все еще витала над рабочим местом, пристально следя за исполнением бесчисленных правил.
Мистер Тит равнодушно наблюдал за юношей, делая вид что дремлет. Но Рик чувствовал – зоркие кошачьи глаза контролирую каждое его движение. Он недовольно поморщился и повернулся к животному спиной. Не хватало еще, чтобы какой-то там кот диктовал ему свои условия. Эдакий душеприказчик мистера Лиджебая!
Итак, с чего бы начать? Какой предмет со стола может ответить на вопросы о странном посетителе? Первым на глаза юноше попался сложенный вдвое лист бумаги. Он приютился под кусочками воска, словно невзрачный черновик, который убрали в сторону за ненадобностью, но отчего-то не выкинули в корзину. Рик осторожно развернул его и обомлел. Карандашный набросок сильно напомнил ему все того же мистера Невежу. Огромный плечистый человек в широкополой шляпе и с трубкой в зубах выплывал из грифельного тумана, словно живой. Еще один портрет на скорую руку. Но на этот раз более четкий, не оставляющий никаких сомнений: отец действительно был знаком с этим человеком.
В голове вихрем промелькнули последние строчки из отцовских мемуаров: «…он появился из-за поворота, будто призрак, рожденный моим воспаленным разумом. И я понял – не будет мне больше прощенья и пощады. Он наведался ко мне, чтобы напомнить о давнишних прегрешениях. Бесплодное видение улыбнулось и исчезло в тумане. Видимо не сегодня. И скорее всего, не сейчас. Я облегченно выдохнул».
От последних слов мороз побежал по коже. Рик живо представил вечерний сумрак и таинственную встречу со здоровяком, который пару часов назад назвался старинным другом мистера Лиджебая.
Стоило перелистнуть страницу книги, и перед ним открылась целая череда вопросов и противоречий. Лист с рисунком имел оборванный край и идеальный белый цвет. Такие безупречные параметры Рик видел только в одной книжке. Пролистав дневник отца заново, от корки до корки, юноша затаил дыхание и разочаровано выдохнул – переплет был в безупречном состоянии, словно на месте вырванного листа появилась новая, девственно чистая страница.
Тем временем, вытянув спину, мистер Тит наслаждался просторным креслом и, судя по его надменной физиономии, предлагал Рику самостоятельно докопаться до хитросплетений судьбы покойного хозяина.
День второй. Когда розы становятся серыми, а старьевщик теряет голову
Цветы длинными стеблями тянулись к свету, заслоняя собой широкие окна небольшого, но весьма уютного магазинчика. Крохотный домик прятался за высокими каменными гигантами, на пересечении улиц Безразличия и Гордости.
Порой колокольчик у входа не замолкал ни на минуту. И тогда возле двери слышались вежливые приветствия, а добродушный хозяин незамедлительно начинал описывать прелести и без того прекрасной оранжереи. Цветы на любой вкус: от ярко-алых до темно-сиреневых оттенков. Здесь можно было подобрать не только букет, но и насладиться невообразимым калейдоскопом пьянящих ароматов. Даже в самый пасмурный день или жуткое ненастье покупатели расцветали в улыбке, завидев крохотные розы пип – гордость мистера Бишепа, владельца цветочной лавки.
Созерцание порой занимало столько времени, что покупатели охали и ахали, когда, приобретя заветный букет или горшок с редким растением, понимали, что нещадно опаздывают.
Клер Джейсон, пряча улыбку, всегда разделяла удивление гостей и никогда не забывала напоминать в след: «Мы рады видеть вас снова!» Для нее это был определенный ритуал. Пунктик. Но она называла его иначе – привычка, обязательство, даже лучше, обычай, – но только не правило! От одного этого слова ее коробило, а перед глазами возникал образ нерадивого родителя, который был готов на весь мир навешать ярлык своего неоспоримого мнения. Ну а в дни ненастья ограничения росли пропорционально плохому настроению. И в один ужасный момент правила мистера Лиджебая, заполонив весь дом под завязку, шипя и харкая, полезли наружу. Только внешний мир воспринял наветы Джейсона-старшего как некую насмешку. Клер хорошо помнила разразившийся скандал, когда ее папенька осмелился диктовать свои условия аптекарю, а затем булочнику и дворецкому с соседней улицы. Каждый из них отреагировал по-разному, но все одинаково бойко. И мистеру Лиджебаю ничего не оставалось, как вспылить, а через пару дней, и вовсе, отдать богу душу, покинув этот грешный мир на столь печальной ноте поражения.
Клер обронила горькую слезу, но не поставила свечу в день Порока. Потому что не желала возвращения прежних времен. Новый месяц больше не приносил ей разочарований. И ни к чему было прятаться за разноцветными лепестками цветов от серости и однообразия жуткого существования. Смерть отца принесла ей не горе, а радость, и вместе с ней – долгожданную свободу. Теперь домой Клер летела на крыльях счастья, каждый раз принося с собой новый букет из магазинчика мистера Бишепа.
В ее жизни изменилось практически все. Дурацкие запреты затерялись в обрывистых воспоминаниях, а затем превратились в тяжелую пыль на книжных полках домашней библиотеки. Только вот дух отца все еще будоражил родное жилище. Пару раз он являлся в виде безмолвной фигуры, возникал в отражении зеркала, но чаще напоминал о себе протяжными шагами по крыше. Так что, отец-тиран продолжал оставаться где-то поблизости и не собирался отправляться в иной мир.
Именно по этой причине Клер приняла твердое решение. Она заперла отцовский кабинет на все замки и спрятала ключ подальше от посторонних глаз. А библиотека… Что делать с ней? Растопить бумагой камин, либо отдать старьевщику?… Однако здравый смысл взял вверх над эмоциями, и она решила оставить все как есть.
После предпринятых мер визиты призрака наконец прекратились, однако тяжелый дух недосказанности, притаившись где-то среди полумрака, время от времени оживлял тяжелые воспоминания.
Клер осторожно обрезала мертвый листок розовой бегонии, когда услышала короткий звук колокольчика. Вернее сказать, подумала, что тот зазвонил, потому как вряд ли новый посетитель мог проникнуть в магазин, оставив звонкого глашатая без работы.
– Чем могу помочь?… – тут же откликнулся мистер Бишеп.
Однако посетитель не торопился отвечать. Придержав пальцами широкополую шляпу, он слегка приклонил голову в знак почтения. Хозяин «Радужного бутона» ответил тем же.
Обычно в часы особенной занятости Клер подменяла мистера Бишепа за прилавком. Все остальные время посетители обращались исключительно к хозяину, а помощнице оставалось лишь молча наблюдать за милой беседой и по первому требованию ловко собирать дивные букеты. Сложнейший процесс выбора обычно занимал около получаса – по этой причине Клер не спешила откладывать работу, продолжая состригать омертвевшие листья. Но сегодня голос хозяина прозвучал раньше, что не могло не удивить его юную помощницу.
– Мисс Клер, вы не могли бы… – как всегда не закончил фразу Бишеп. В его голосе скользнули нотки недовольства.
Девушка приблизилась к прилавку и смогла хорошенько рассмотреть грузного посетителя. Ветхая одежда настоящего морского волка сидела на нем немного натянуто, словно мужчина вырос и потолстел всего за пару часов, а не за добрый десяток лет. Лицо гостя тоже выглядело неоднозначно: широкий лоб и густые брови практически скрывали глубокие выцветшие глаза, а кожа на щеках и шее походила на потрепанный парус.
– Чего изволите? – улыбнулась своей привычной лучезарной улыбкой Клер.
В ответ гость вытащил из кармана трубку и, в обход всем манерам приличия, закурил. Яркие цветочные ароматы незамедлительно исчезли за пеленой тяжелого, слегка горьковатого запаха. Опешив от подобной наглости, Бишеп замахал руками и запричитал, словно беспокойная наседка.
– Что вы делаете, мистер?! Как смеете?! У нас есть определенные правила!..
Гость оскалился:
– Ненавижу правила.
– И все же я прошу вас! Нет, я требую!
В лицо хозяина ударили плотные серые клубы. Посетитель явно издевался над цветочником.
– Я буду вынужден позвать стражу, – откашлявшись, наконец выпалил хозяин.
– Безусловно, – согласился гость. В один миг он практически слился с Бишепом и, прижавшись к его уху, прошептал что-то невнятное. Клер только ахнула – так стремительно это случилось.
Непонятные слова гостя дурманящим благоуханием разлетелись по магазину, заставив мысли девушки закружиться в танце истинного безумия. Она едва устояла на ногах, не в силах оторвать взгляда от происходящего.
Одутловатое лицо цветочника отчего-то сделалось широким и легким словно тесто, веки опали, а глаза стали почти прозрачными. Он развернулся на месте, но не пошел, а поплыл к дальнему выходу, куда частенько выносил испорченные цветы. Клер замерла на месте, молча наблюдая за тем, как в темном проеме исчезает невысокая фигура мистера Бишепа. Она хотела окрикнуть его, но слова предательски застряли в горле. Когда цветочник скрылся за дверью, и послышался звук запирающегося замка, помощница окончательно потеряла самообладание. Реальность стала кошмарным сном, не имевшим никакого логического объяснения.
Тем временем гость выпустил очередную порцию дыма. Морщины расползлись в стороны и словно занавес открыли на всеобщее обозрение пеньки гнилых зубов.
– Что вам надо? – почти взмолилась Клер.
– Разговор.
– Простите?
– Только разговор, мисс Джейсон. И ничего большего. В любом другом случае я не стал бы беспокоить вас в вашем вонючем убежище, – пояснил гость.
Не доверяя словам незнакомца, Клер осторожно отступила к подоконнику с цветами.
– Не бойтесь, мисс. Я не задержу вас больше положенного…
– И не причините вреда?
– Сегодня?… Конечно же нет, – уверенно ответил гость.
Клер нахмурилась и едва заметно повела бровью. Страх завис в воздухе и раскачивался словно маятник, но слава святым угодникам, еще не переродился в настоящий ужас.
Гость насладился трубкой, от души чихнул и, сплюнув на пол, произнес:
– Не стану тянуть время, мисс Джейсон. Меня зовут мистер Сквидли, и я старый друг вашего покойного отца Лиджебая Джейсона.
– Что? – выдавила из себя Клер.
– Не удивляйтесь. Мы не виделись с вашим покойным папашей больше двадцати лет. Но раньше, как говорят в таких случаях, были не разлей вода… когда совершали одно увлекательнейшее путешествие морем.
– Отец был мореплавателем?
– В самую точку, мисс, – согласился незнакомец. – Настоящий покоритель чужих океанов.
Клер недоверчиво сморщила носик. Но гость продолжал, не обращая на нее внимания:
– Поверьте, то были славные времена. Ваш отец был хорошим малым, не ведающим страха. Эх, лихой тип, способный в одиночку пустить корабль в плаванье и с такой же легкостью отправить его на дно.
– Верится с трудом, – заворожено пролепетала девушка.
В ответ последовал короткий кивок.
– Что же вы хотите от меня?
– Сущая безделушка: мемуары вашего отца. Работу над ними он начал перед самой смертью. Но, к великому сожалению, успел написать лишь пару скупых строчек.
– Вы весьма осведомлены для человека, который очень давно не видел своего старинного друга, мистер Сквидли, – с явным недоверием заметила Клер.
Собеседник не стал отвечать, будто ждал еще одного подобного вопроса. Клер в свою очередь, сложив руки на груди, желала слышать ответ. Мистер Сквидли ей ужасно не понравился. Грубый, напористый, явно скрывающий под своим навязчивым визитом гораздо больше, чем могло показаться на первый взгляд. Не выдержав ее взгляда, гость все-таки сдался:
– Вы правы, мисс Джейсон. Ваш покойный родитель часто писал мне. И если бы не роковые обстоятельства, я наверняка застал бы его в здравии, а не оказался у занесенной прошлогодними листьями могилы.
– Мой отец вел переписку? – не часто Клер приходилось удивляться несколько раз на дню, но сегодня был именно такой случай.
– Видимо, вы не слишком дружили с отцом, – утвердительно произнес мистер Сквидли, слегка склонившись вперед и опершись на прилавок.
Сильный запах табака ударил в нос. Клер немного отстранилась, но осталась на месте.
– Отец писал о семейных неурядицах?
– А разве они были? – заметно усмехнулся гость. – На мой взгляд, вас настолько поработили его бесконечные правила, что ни о чем кроме ненависти не могло идти речи.
Девушка едва не открыла рот от удивления. Она всю жизнь считала, что отец был замкнутым человеком и не имел хороших приятелей, способных выслушивать его бесконечные нравоучения. И тут появился близкий друг, знавший об их семье более чем достаточно.
– Не удивляйтесь, Клер. Старина Лиджебай сильно сдал за последнее время, замкнулся. Но он не был деспотом. Просто…
Собеседник не успел договорить. В дверь с черного входа постучали, да так основательно, что девушка вздрогнула и обернулась. С улицы послышался встревоженный голос цветочника.
– Крепкий малый. Раньше он не славился чем-то подобным, – без особых эмоций констатировал мистер Сквидли.
– Что вы с ним сделали?
– Ровным счетом ничего. Всего-навсего попросил прогуляться, пока мы с вами мило побеседуем.
– И только?
Широкополая шляпа слегка качнулась вниз-вверх, обозначив согласие. Затем Сквидли щелкнул пальцами, и звук на улице внезапно прекратился. То ли мистер Бишеп побежал за стражей, то ли успокоился и решил не вставать на пути у старого моряка.
