Маринка по своей привычке влетела домой, как ураган. Я с удовлетворением отметила, что, несмотря на поздний вечер, макияж так же свеж и прекрасен, как и в начале дня. Подруга выглядела действительно умопомрачительно, и мне не терпелось узнать, как прошла встреча с Козловым.
Вместо того, чтобы похвастаться мне тем, как Иван Никитич пал на колени от неземной красоты, Маринка, сверкая глазами, выпалила:
– Витек, у нас серия!
Я чуть мимо стула не села. Вот это “радость”! В городе орудует серийный убийца! Потрясающая новость! Вечер не мог закончиться лучше!
Неужели самой Маринке не кажется, что такие новости надо сообщать с более скорбным выражением лица? Это же катастрофа, а не повод сиять, как новогодняя гирлянда!
Но нет, ее ничто не смущало. Кажется, потенциальная угроза жизни ее не волновала.
– Это пока неофициально, конечно, – быстро предупредила она. – Но я точно знаю, что эти два дела связаны. Скорее всего, в ближайшее время дело передадут выше, а у нас отберут. А пока мы решили собрать побольше информации.
– Мы? – переспросила я, надеясь на то, что уж теперь-то Маринка переключится на Козлова. И что ее “мы” относилось к ней и Ивану, а не к ней и мне.
– Ну да, – быстро кивнула она и открыла дверь холодильника. – В воскресенье у меня выходной, с утра я поеду собирать информацию по первой жертве, а в обед – по второй.
– А Иван Никитич чем займется? – снова предприняла я попытку свернуть с этой скользкой дорожки на амурную тему.
– Другими делами. Он же фактически один на весь Отрадный район. Ему сначала прислали в помощь еще одного следователя. Тот начал собирать информацию, а через несколько дней загремел в больницу с язвой. Прислали еще одного, так тот вообще сломал ногу. Ему сказали, что можно и со сломанной ногой мозгами работать, не опер же – ноги не нужны. Так он на своей загипсованной ноге поковылял на работу и с лестницы грохнулся. Сотрясение заработал. Шапошникова помнишь? Ну, опера.
– Отлично помню, – скривилась я.
– Ломал жулика и повредил плечо, плюс два ребра сломал.
– Жулику?
– Если бы! Себе. Теперь тоже на больничном. Короче, заколдованное дело, почти две недели прошло, а никаких подвижек нет. Должны еще помощников прислать в Отрадный, но пока только меня для мелкой работы отправили. А Козлову уже грозят всеми карами, но он и сам уволиться готов. Почти. Работу свою любит, но как тут быть-то?
Да, я помнила, как тяжело приходилось бедному Ивану Никитичу разрываться между откровенно смехотворными преступлениями, вроде разборок поселковых пьяниц, и серьезными делами, вроде нашего кадаврика в номере “Бобриного утеса”.
И все же не могла понять, почему если столько всего случается в районе, разбирается с этим один Козлов. Неужели нельзя нанять больше сотрудников? Или проблема глубже, чем я думаю?
Маринка вытащила из холодильника сковородку с жареной картошкой, открыла крышку и жадно вдохнула аромат.
– О, да это же шедевр кулинарного искусства! Тарас постарался?
– То есть, я не могла, да? – обиделась я.
– Ты? – Маринка прищурилась. – Могла. Но вот эти шкварочки точно не догадалась бы поджарить. И твоя картошка более рыхлая, что ли. Ну такая, разваренная. А эта зажаристая, золотистая, не каша.
Я возмущенно фыркнула. Да, может моя картошка и далека от идеала, но уж кто бы говорил! Если Маринка начинала жарить картошку, то мне хотелось вызвать пожарных. Кухня наполнялась едким дымом от горящего масла, а запах стоял такой, что мне потом дня три казалось, что даже вымытые волосы пропитались им насквозь.
Как ни странно, на вкус это было вполне съедобно. Но, наверное, не очень полезно.
Тарас же умудрялся приготовить действительно вкусную картошечку, которую не стыдно было и в соцсети выложить. Правда, я этим не занималась.
– М, а это что? Печеночка?
Маринка выудила из холодильника небольшой контейнер с закрытой крышкой.
После того, как утром она убежала на встречу, мне захотелось тушеной свиной печенки аж до дрожи. Пришлось сходить до магазина, захлебываясь слюной, и встать к плите. Большую часть я съела еще в обед, поэтому Тарасу и пришлось жарить картошку, но кое-что еще оставалось.
Подруга отправила в микроволновку тарелку, и плюхнулась на стул.
– Короче, в Отрадном вообще жесть!
Запах греющейся картошки со шкварками достиг моих вкусовых сосочков, и внезапное чувство голода заставило меня облизнуться. Последнее время аппетит вырос так, что всерьез опасалась лопнуть.
Стыдно признаться, но иногда я просыпалась среди ночи, чтобы перекусить. Спать на голодный желудок было решительно невозможно. А голодным он становился едва ли не сразу после окончания приема пищи.
Вот и сейчас я поняла, что не смогу спокойно смотреть на то, как Маринка уплетает ужин. Я быстро накидала еще одну порцию и приготовилась слушать.
В самом начале лета, пару недель назад Анастасия Ярославна Король была по горло в делах. Ее процветающий бизнес требовал постоянной твердой руки, поэтому она выезжала из своего загородного дома в элитном поселке Поднебесный ранним утром, а возвращалась поздним вечером.
Тот день не был исключением. Подписав очень выгодный договор с поставщиком, она в превосходном настроении открыла с пульта ворота гаража, поставила машину, вышла через заднюю дверь и прошла ко входу в дом.
Дверь была приоткрыта.
Анастасия насторожилась. Теоретически она допускала, что усталость и напряжение последней недели могли так притупить ее бдительность, что она забыла запереть дверь, но на практике такого пока не случалось.
Какими бы ни были авралы, а привычка проверять замки перед уходом была отточена до автоматизма. Кинув взгляд на калитку, она изумилась еще раз.
Обычно она даже не открывала ее, поскольку пешком не ходила по Поднебесному. Территорию дома она покидала исключительно на личном авто через автоматические гаражные ворота. То есть, не запереть калитку она не могла. Просто потому, что не отпирала ее.
Тем не менее, дверь была слегка приоткрыта.
Поднебесный охранялся. Здесь не слишком боялись грабителей, потому что единственным, кто их грабил, была охранная компания. За такие деньги было бы странно беспокоиться о том, что на территорию проникнет посторонний.
Некоторые соседи ставили камеры, но ни разу за всю историю поселка они не сняли ничего интереснее птичек, которые решили поклевать ягоду.
Анастасия не хотела верить, что покой, годами царивший в Поднебесном, внезапно нарушил какой-то злодей. И она уже хотела закрыть калитку и пойти в дом, как вдруг почувствовала липкий страх.
Что, если злоумышленник все еще внутри?
Стараясь не шуметь, женщина сделала шаг назад к двери гаража и напрягла слух и зрение. Ничего подозрительного она не заметила – в доме не горел свет, не раздавался шум. Но она слишком ценила свою жизнь, чтобы рисковать.
Бизнес, который она вела, был совершенно легальным. Да и разборок, которыми славились далекие годы ее детства, давно не было. Но мало ли, какая дикость могла прийти в голову конкурентам.
Когда у тебя действительно много денег, нельзя забывать о том, что кому-то это может сильно не понравиться.
Анастасия вернулась в гараж, тихо прикрыв за собой дверь. Здесь она в безопасности. По крайне мере – пока. Она быстро набрала номер охраны и вкратце описала ситуацию.
Наряд не заставил себя долго ждать – уже через три минуты машина с крепкими ребятами в бронежилетах подлетела к воротам и ворвалась прямо в открытую калитку.
Анастасия не спешила выходить – у нее-то бронежилета не было. Здраво рассудив, что если она больше двенадцати часов не была дома, то может подождать еще полчаса, пока охрана не прочешет весь коттедж от цоколя до мансарды, она затаилась и лишь напряженно выглядывала в небольшое окошко гаража.
Но долго ждать не пришлось.
Буквально через несколько минут ее попросили пройти в дом, попутно отчитавшись о том, что полиция уже в пути.
Причина такой спешки обнаружилась сразу. В большой красивой прихожей, отделанной светлым натуральным дубом, прямо посреди еще с утра белоснежного ковра с длинным мягким ворсом лежало тело в луже крови.
Ее было столько, что ковер, казалось, пропитался полностью.
– Как в одном человеке может быть столько крови? – глупо произнесла она, глядя на труп.
– В среднем в теле взрослого мужчины около пяти литров… Но это, конечно, ужасно, – потряс головой начальник смены. – Это ведь Рафаил Айдарович?
Анастасия медленно кивнула, все еще не веря своим глазам. Бывшего мужа она узнала сразу. Почти бывшего.
Красивый, молодой, когда-то отчаянно любимый мужчина лежал с разорванной грудной клеткой и таращился невидящими глазами на шикарную итальянскую люстру, которую сам выбирал в Милане в первый год их брака.
Картина была настолько шокирующей, что никаких эмоций у женщины не было. Просто опустошение. Тупая пустота внутри.
Потом события завертелись, как картинки в калейдоскопе. Приехала полиция, медики, дом наполнился чужими голосами. Творилось нечто невообразимое. Расспросы, расспросы, расспросы…
Анастасия послушно отвечала, пила крепкий кофе, из вежливости предлагала его и остальным, без устали нажимала на кнопки кофемашины и больше всего на свете мечтала даже не поспать, а проснуться от этого кошмара.
К утру все закончилось, полиция опечатала двери, а Анастасия отправилась в городскую квартиру, в которой пока и обитал почти бывший муж. Они давно не жили вместе, и она совершенно не представляла, что могло понадобиться Рафаилу у нее дома.
Но самое страшное ждало ее впереди. По результатам вскрытия выяснилось, что сердце Рафаила Айдаровича таинственным образом покинуло его бренное тело, а вместо него в груди, словно в насмешку, лежало совершенно обычное свиное сердце.
Рафаил не был религиозным фанатиком, но свинину не употреблял принципиально. Знай он, что после его смерти такую важную часть его тела заменят на свиную, он предпочел бы никогда не появляться на свет.
Это было даже больше, чем надругательство.
Невозможно было сильнее оскорбить татарина.
К сожалению, эксперты не обнаружили ничего, что могло бы помочь в расследовании.
Отпечатки пальцев, по большей части, принадлежали хозяйке дома. Некоторые – самому Рафаилу.
Еще нашли пальчики, которые оставила девушка-клинер. В этом не было ничего удивительного – она и не скрывалась никогда, по дому передвигалась свободно и имела полный доступ во все комнаты.
Других посторонних людей в доме Анастасии Ярославны не было, а если иногда и заходили, то клинер давно начисто уничтожила следы их пребывания.
Брызги крови были, но, похоже, убийца был в перчатках и бахилах. Так сказал эксперт, а эксперту привыкли доверять. Размер ноги установить не удалось. Это мог быть и тридцать девятый, что указало бы на женщину, и сорок третий, что говорило бы о мужчине.
Это мог быть даже крупный подросток. Не ребенок – точно. Да и не под силу ребенку провернуть такое.
Убийца был один. По крайней мере свидетельств того, что их было больше, не обнаружилось.
Через пост охраны не проходил и не проезжал никто посторонний – охранники могли в этом поклясться. В доказательство отдали все записи с камер, которые у них были. Заодно пробежались и по соседям. Но от этого было мало толку, потому что все камеры смотрели внутрь участков, а не на дорогу. Удивительно, но убийца умудрился пройти незамеченным через целый охраняемый поселок. За большие деньги охраняемый!
А вот Рафаил Айдарович на камерах отметился – он приехал на такси через час после того, как Анастасия уехала на работу. И уже через несколько часов некто буквально украл его сердце.
– Офигеть, – пробубнила я, доедая картошку.
Подробности меня не смущали. За время работы в ритуальном агентстве “Тихий ангел” я частично утратила ту область сознания, которая отвечала за “фуканья” и “бэканья”. Так что, слушала Маринкин рассказ, не утратив зверского аппетита. Даже немножко расстроилась, что не купила свиное сердце, когда ходила в магазин. Это же вкусно!
– Мужики на первый взгляд не имеют ничего общего, – задумчиво произнесла Маринка. – Кроме того, что их органы заменены на свиные.
– Получается, это какой-то серийный маньяк? – уточнила я.
– У меня – получается. Но необходимо доказать – органы разные, это во-первых. Во-вторых – география. Первое убийство совершено в Отрадном районе, второе – в городе. Третий аргумент – жертвы совершенно разного типа. Молодой, богатый красавчик и алкаш среднего возраста и нестабильного достатка. И четвертый – самый стремный!
Она собрала тарелки и поставила их в раковину, достала кружки и щелкнула тумблером чайника.
– Какой? – поторопила я. Маринкина театральность действовала на нервы.
– Способ убийства разный, – грустно вздохнула подруга. – Рафаила несколько раз ударили тяжелым тупым предметом по голове. Грудную клетку вскрыли уже после смерти. А Свиридова накачали алкоголем до полной отключки, а затем задушили ремнем от собственных же штанов.
– Какая разница? – не поняла я. – Очевидно же, что убийца действовал по ситуации. Главной его целью была замена органов. Значит, действовал один человек.
– Я тоже так думаю, – кивнула Маринка. – Но для серии важен способ убийства. Понимаешь, серийные маньяки это глубоко больные люди. Если, конечно, их можно назвать людьми. Они убивают по каким-то своим придурошным причинам, и всякие мелочи имеют для них огромное значение. Кто-то душит жертв, кто-то нападает с ножом. Помнишь Леона? Конечно, помнишь. У него был свой почерк, хотя он не маньяк, а наемник. В общем, это действительно важно.
– По-моему, важно то, что этот свинофил подменял своим жертвам органы. Наверное, в этом вся суть, а не в том, чтобы оттачивать мастерство убивать.
– И это тоже, – снова кивнула подруга. – Почему свиные? Почему именно сердце и печень? Что он хотел этим сказать? И для кого было это послание?
– Уж точно не для меня, – зевнула я. – Спать охота.
– Неужели тебе совсем не интересно? – заканючила Маринка.
Ей ужасно хотелось обсудить это дело, по примеру всех тех, которые мы уже расследовали вместе. Вот только в этот раз я не имела никакого отношения к убитым, и моя совесть была чиста.
– Мне своих проблем хватает, – вздохнула я и пожаловалась. – Тарас меня бесит.
– Так бывает, – с видом знатока произнесла Маринка. – Моя двоюродная сестра – милейшая девушка – во время беременности стала люто ненавидеть музыку. Причем не какую-то конкретную, а всю. Услышит что-то мелодичное и аж звереет! А когда родила, все прошло. И у тебя пройдет! Ты потерпи…
– Да нет, – отмахнулась я. – Он не постоянно меня бесит, а временами. Например, когда настойчиво зовет меня ехать знакомиться со своими родителями. При этом переезжать ко мне не торопится.
– Ты же знаешь, у него принципы!
– Ну какие принципы? – разозлилась я. – Можно подумать, у него наклевывается собственное жилье! Его даже в перспективе нет. Во всяком случае, купить квартиру до появления ребенка он точно не сможет. А мне что делать? Давить на него не хочу, это как-то… жалко. Типа, вот я такая вся беременная, переедь, пожалуйста, ко мне. Навязываться не собираюсь.
– Да переедет он, – успокоила подруга. – Не хочешь ты, давай я на него нажму. Мол, собирай свои трусы-носки и освобождай жилье.
– Не вздумай, – нахмурилась я. – Пусть принимает решение сам.
– Кстати, знакомство с родителями может его замотивировать!
– Сделка? – удивилась я. – Я еду знакомиться в обмен на то, что он переезжает ко мне? Это еще хуже, чем просто надавить.
– Нет, не сделка. Компромисс. Если уступишь, то он поймет, что ты воспринимаешь его всерьез.
– Марин, – я посмотрела на нее, постаравшись вложить во взгляд как можно больше смысла. – Я ношу его ребенка. Куда еще серьезнее?
– Времена такие, – по-стариковски вздохнула подруга. – Сейчас даже общие дети – не повод для серьезных отношений. Но с родителями стоит познакомиться. Хотя бы будешь знать, что там за семья. Думаю, что неплохая, судя по Тарасу, но мало ли. Если что, будешь держаться от них подальше.
– Так я и держусь, – напомнила я.
– Пока рано. Тебе нужны неопровержимые доказательства, что это действительно оправдано. А пока выглядит некрасиво.
Я задумалась. Доля правды в этом была. Конечно, родители имеют право знать, с кем решил связаться их единственный сын. Я как мать сама бы этого хотела.
Но как невестка я побаивалась свекрови. Понятия не имею, откуда у меня взялся этот страх, ведь я никогда не имела с ними дела. Наверное, часть моего генетического кода. Этим можно оправдать любую дурость.
– Ладно, – вдруг согласилась я. – Завтра сдамся Тарасу. От одних выходных я точно не развалюсь. Поедем после обеда, вернемся в воскресенье. Итого – всего один полный день. Терпимо даже при самом ужасном раскладе. А если они адекватные, то еще лучше. Но сейчас нам и правда пора спать.
Я бросила на заднее сиденье сумку и захлопнула дверь.
– Спереди поедешь? – уточнил Тарас.
– Ну, сзади я до руля не дотянусь. Да и переднее сиденье будет загораживать педали, – озвучила я очевидное.
– Ты собралась ехать за рулем?
Лицо Тараса выражало крайнюю степень удивления. Таким удивленным оно не было даже тогда, когда я сказала, что готова познакомиться с его родителями.
Он собрал вещи в рекордные сроки, пока я не передумала. Мы, разумеется, успели помириться с утра. Моя обида прошла еще накануне, поэтому даже педагогический разбор полетов я решила оставить на другой случай.
– Нет, я поеду в багажнике, – снова съехидничала я. – Конечно за рулем!
– Триста километров?
– А что, можно покороче?
Сегодня я была явно в ударе. Наверное, так проявлялась нервозность. Все-таки, не каждый день расширяешь семейное древо.
– Я думал, что я поведу. Так, стоп! Стоп! Пока мы снова не поругались, скажу – я знаю, что ты водишь гораздо лучше и намного дольше, чем я. Но ведь ты устанешь!
– Ты тоже, – парировала я.
– Но я-то не беременный!
Это был убойный аргумент, на который мне было нечего возразить. Все по факту. Только вот не очень мне хотелось психовать на трассе, наблюдая за тем, как Тарас лавирует между фурами.
Если уж выбирать из двух зол, то я предпочту устать, чем потерять сознание от ужаса, не имея возможности управлять автомобилем.
Но как сказать об этом Тарасу, чтобы в очередной раз не пнуть его самолюбие? И я нашла компромисс.
– Давай так, когда я устану, ты меня сменишь. Триста километров – приличное расстояние даже для небеременных водителей. А срок у меня не такой уж и большой. И адаптер на ремне стоит именно на водительском месте.
– Давай купим еще один?
– Давай, – согласилась я. – Но я поеду первой, а потом поменяемся.
Наверное, для Тараса и правда было очень важно приехать к родителям со мной, поэтому он перестал спорить и сел на пассажирское сиденье. Вот и славно – мы уже почти научились приходить к общему знаменателю.
Надеюсь, так пойдет и дальше, и я снова поверю в то, что мне достался идеальный мужчина.
Если вы думаете, что выехать из города в пятницу после обеда летом – задача со звездочкой, то нет. Это задача с тремя звездочками и прикрывают они очень неприличное слово.
Пробки начались еще во дворе.
Машины еле тянулись бесконечным потоком, кондиционер не работал, а открытые окна нисколько не спасали при такой черепашьей скорости.
От скуки хотелось зевать, но приходилось внимательно следить, чтобы никто не вклинился между нами и машиной впереди. Почему-то именно любителей перестроиться в дистанцию я не любила никогда.
– Слушай, помнишь, ты обещала мне рассказать, что произошло, когда ты ездила к той женщине? Ну, когда сообщила мне о беременности.
– А, – вспомнила я. – Там длинная история.
– А тут – длинная пробка. Мы совершенно одни, не считая всех этих прекрасных людей, которых тоже потащило за город. Времени у нас вагон. Разговаривать за рулем ты, в отличие от меня, прекрасно умеешь. Мы же договорились, что постараемся узнать друг друга получше. Вот – я проявляю интерес.
– Это довольно стремная тема, – поморщилась я. – Сама не успела переварить. Мир перевернулся с ног на голову. Даже не так. Мир стал кувыркаться еще давно, но сейчас я даже не уверена, что могу понять, где там ноги, где голова.
– Вдвоем нам будет проще разобраться.
– Это про мою семью, – предупредила я.
– Я знаю, – кивнул Тарас. – Поэтому и хочу, чтобы ты поделилась со мной своими мыслями. Твоя семья теперь и моя тоже. Так что, сейчас самое время рассказать, что тебя так встревожило в тот день.
– Понимаешь, – осторожно заговорила я, тщательно подбирая слова. – Я всегда была убеждена, что мой отец – почти святой.
С самого детства папочка был для меня всем. Строгая и требовательная мама, конечно, тоже была для меня самой любимой и красивой на свете, но папа…
Папа никогда не ругался.
Если я получала четверку, то он искренне хвалил, а не говорил: “А почему не пять?”. Если разбивала коленки, то он осторожно промывал ранки, а не говорил: “Вечно ты несешься, сломя голову! Еще и штаны порвала! Ты же девочка!”. Если у меня что-то не получалось, он всегда был готов прийти на помощь, в то время как мама говорила: “Значит, не так сильно хотела. Тот, кто хочет – всегда найдет возможность!”
Он был моим лучшим другом, моим защитником и моим примером. Учил меня водить машину, делать ремонт своими руками и находить во всем закономерности.
И когда наша семья разваливалась, я думала, что мама предала папу. Просто воспользовалась его доверчивостью, обвела вокруг пальца.
А папа поступил так, как и должен был поступить настоящий герой – закрыл на все глаза и попытался жить дальше. Но ему не дали.
В моих глазах он был невинной жертвой.
И все эти годы я свято верила, что более чистого душой человека просто не существует.
Пока на базе отдыха “Бобриный утес” не столкнулась с копией себя.
Даже лучшая подруга Маринка и то не заметила разницы по фото. Да что говорить? Даже я не сразу поняла, в чем дело. Лишь потом, приглядевшись, увидела, что мы всего лишь похожи. Но сильно похожи. Как родные сестры.
Незадолго до этого гадалка-таролог Эмма обронила что-то вроде: “Почему ты не общаешься с сестрой?”, и в тот момент я решила, что она просто разыгрывает комедию – якобы карты ей сказали о том, что у меня есть сестра.
Ведь я была уверена, что никакой сестры у меня нет и быть не может.
А потом мне напомнили, что я – копия папочки.
Почему же на моего папочку так похожа какая-то левая девица?
И тогда я пошла к ее матери.
У меня в телефоне было фото отца. Одно из тех, где он был уже в годах, но вполне похож сам на себя. И мать моей “близняшки” – Анна Дворкина – узнала его.
– Юрка-Юрка, столько лет не видела его, а теперь и не увижу, – грустно протянула она. – А ты, получается, дочка его?
Я кивнула и задала вопрос, на который уже не требовалось ответа:
– Скажите честно, Катя – тоже его дочь?
– Долгая история, – тихо прошептала Анна.
– Я не тороплюсь.
– Если для тебя это действительно так важно, то слушай.
Юная и прекрасная Анечка познакомилась с веселым улыбчивым Юргисом на студенческой вечеринке. Она училась на химика и мечтала о карьере в НИИ, а он подавал большие надежды в технологическом институте.
Будущий инженер был сражен в самое сердце. Да и Анна не устояла. Он красиво ухаживал, не делал грязных намеков, не пытался казаться лучше, чем есть.
Он был собой – искренним, честным, настоящим. И это подкупало.
Целый год молодые люди гуляли, держась за ручки, и лишь потом дошло дело до робких поцелуев. А как-то раз весной, когда воздух был пропитан ароматом цветущей черемухи и пьянил дурманом, а вечера стали теплыми и светлыми, он задержался в ее комнате в общаге до утра.
Соседки как раз разъехались на выходные, что и позволило Юргису осуществить то, к чему давно все шло.
Анечка тогда как раз заканчивала четвертый курс, а Юргис уверенно шел на красный диплом. Дата защиты был назначена, тема – изучена вдоль и поперек. Парень был спокоен.
Более того, сияя счастливой улыбкой, он сообщил возлюбленной, что в случае успешной защиты – а иначе и быть не может – с ним подпишет контракт крупная французская компания, и он отправится в заграничную командировку на целый год. Правда, на это место претендовал еще один его одногруппник. Тоже талантливый парень – Пашка Хворов.
Год – большой срок для молодых влюбленных, но Юрка был уверен, что с этим испытанием они справятся.
– Я вернусь, а ты как раз институт закончишь! Поженимся! – делился планами Юргис.
Анечку все устраивало. Действительно, что такое год, когда впереди – целая жизнь? А заграничная стажировка это и престиж, и деньги, и новые полезные связи. Упускать такую возможность нельзя.
– Упускать такую возможность нельзя, – твердила она себе, давясь солеными слезами возле кабинета гинеколога, спустя месяц. До защиты диплома оставалась пара недель, а Аня выяснила, что она беременна.
И теперь она стояла перед нелегким выбором – рассказать обо всем Юргису и этим разрушить его карьеру или тихо избавиться от плода, пока никто не узнал. Почему-то, других вариантов в голове не было.
Вспоминая то время, Анна часто думала о том, что она могла совершенно спокойно дождаться Юргиса из командировки с ребенком, и жизнь сложилась бы по-другому. Но тогда она была совсем наивной и мыслила крайностями.
Вариантов было два, но она выбрала третий.
– Мы расстаемся, – холодно объявила она Юргису, когда он пришел за ней, чтобы позвать в кино.
– Почему? – не понял парень.
– Я поняла, что не хочу тратить год своей жизни на ожидание. Тем более, что ты можешь и не вернуться. Найдешь себе там француженку, а я здесь буду слезы лить.
– Не найду! – горячо заверил Юргис. – Ну, если хочешь, я никуда не поеду. Вот откажусь и все! Пусть Пашка едет, он бредит заграницей, уже и язык учить начал!
Это было именно то, чего и боялась Анна – Юргис был готов отказаться от мечты, от карьеры, лишь бы быть с ней. А она любила его так сильно, что не могла позволить этому случиться.
– Я тебе все сказала, – отрезала она. – Уходи и забудь сюда дорогу. А будешь надоедать – милицию позову!
Не то чтобы Юргис боялся милиции, но Анна свою роль исполнила мастерски. Он поверил в то, что больше его не желают видеть. И ушел.
А Анна решила рожать. Мать – сама акушер-гинеколог – внезапно одобрила. Взяла беременность под наблюдение: “Не доверять же этим безголовым коновалам в районных поликлиниках! Будешь числиться у нас в краевой, и рожать будешь здесь же”.
– А уже потом, в конце осени в больнице я увидела их – Юрку и его спутницу. У нее был такой же живот, как у меня. Как я тогда на месте не родила – сама не знаю. Лицо спрятала, отвернулась, прошмыгнула в кабинет к матери и с расспросами напала. Мол, что за беременная сейчас была на приеме?
– Странная какая-то, – вздохнула мать. – Ей ходить от силы недели четыре, а она твердит, что седьмой месяц только. По всем параметрам – здоровый крупный плод, хоть сейчас сумки собирай. Кстати, ты сумки-то собрала? Тебе тоже вот-вот рожать, или забыла? Я, конечно, принесу все, что надо, но ты же мать, привыкай!
По всему выходило, что Юрка ловко работал на два фронта. Крутил шашни с Анечкой и на стороне разжился ребеночком. Но та девушка, не будь дурой, карьеру Юргиса не пожалела и привязала-таки к себе перспективного парня.
Словами не передать, как больно было Анне осознавать, что человек, ради которого она пошла на осознанное одинокое материнство, был всего лишь обманщиком и предателем.
Ей даже плакать не хотелось. Черная тоска в душе и пустота – вот и все. А еще, толкался ребенок под сердцем.
Ребенок, который ничего плохого в этой жизни не сделал. Ребенок, которого она любила.
Запретив себе думать о том, что все могло бы быть иначе, Анна сосредоточилась на главном.
Да, Юргис ее предал. Да, у него будет ребенок от другой. Да, он ради нее остался, хотя мог уехать во Францию – ведь именно ради этого Анна пошла на такую жертву. Но она сама его оттолкнула. Сама ничего не сказала. Как знать, будь у него выбор, с кем он остался бы?
А раз она сама не оставила ему выбора, то должна принять ситуацию. Со своей стороны она сделала все ради него, а он предпочел спустить свою жизнь в унитаз.
В назначенный срок Анна родила очаровательную девочку Катюшу – копию своего отца. Даже такая маленькая, она улыбалась совсем, как Юрка. И не хотелось думать о том, что парень оказался негодяем.
Девочка росла удивительной – умной, веселой, доброй. Она мечтала стать врачом, как бабушка. В школе училась на одни пятерки, в неприятности не влипала, даже пубертат перенесла легко и с улыбкой.
С Юргисом Анна не общалась. Лишь один раз очень давно видела его с той женщиной, мальчиком лет трех и коляской.
“Надо же, у них все хорошо. У нас тоже могло бы быть…” Оборвав ненужные мысли, Анна поспешила в другую сторону. Мальчик, к слову, был совершенно не похож ни на Катеньку, ни на Юрку. Но так бывает – пошел в мать.
– На мать он тоже не похож, – вырвалось у меня.
– Даже так? – удивилась Анна. – А на кого же?
– На своего отца, – нехотя ответила я.
Мне не хотелось снова ворошить прошлое, но Анна заслуживала правды. Откровенность за откровенность.
– Мой брат ему не родной, как выяснилось. Мама всех одурачила. Уверила отца в том, что сын от него. Даже говорила, что он родился раньше срока. Вы когда-нибудь видели недоношенных младенцев весом три семьсот?
Анна отвернулась к окну. Я видела, что губы у нее подрагивали, словно она едва сдерживала слезы. Наверное, так и было. Наконец, она взяла себя в руки и почти спокойно сказала:
– Какой же дурой я была.
– Вашей вины тут нет, – попыталась я утешить ее.
– Если бы я дала ему выбор! Господи, ну что мне мешало просто сказать ему, что к его приезду я буду встречать его не одна? Да точно так же родила бы Катюшу и дождалась его из Франции. Что я теряла? Беременные такие, порой, идиотки! Сами себе придумывают, сами себя накручивают, решают за мужиков… А потом остаются ни с чем, потому что в нужный момент не хватило мозгов разделить ответственность! У ребенка два родителя, два. Твоя мама оказалась умнее меня.
– Хитрее, пожалуй, – не согласилась я. – А вы поступили благородно.
– По-дурацки я поступила! Никак теперь этого не исправить. Катюшка могла расти с отцом, и жизнь сложилась бы по-другому. А теперь…
Плечи Анны поникли. Мне было безумно жаль эту женщину, которая поставила на кон чье-то счастье выше своего, и прогадала.
– А вы не хотели хотя бы поставить его в известность? – осторожно уточнила я.
– Хотела, – вздохнула Анна. – Особенно, когда увидела, что Юрка счастлив без меня. Такая зависть взяла! Даже пару раз накатывала такая злость, что хотелось найти его, посмотреть в глаза, показать Катеньку и сказать: “Это твоя дочь”. Но каждый раз я напоминала себе, что это было мое решение.
– Но ведь вы имели право на алименты, в конце концов.