Кристина Макморрис
Проданы в понедельник
Разум попытался охладить парня; время, чтобы лишиться работы, было неподходящим. И – Бог свидетель – он бы никогда не приполз за помощью обратно к отцу. Ну и ладно, к черту все!
На лице босса не отразилось никаких эмоций:
– Вы закончили?
Эллис отбросил все крупицы сожаления и ответил кивком.
– Вот и прекрасно. – Тон Тримбла остался ровным, но натянуто-напряженным. Как проволока, резонирующая звук при каждом слоге. – А я вас вызвал по другой причине. Поручить вам написать очерк. Историю этой семьи, проиллюстрированную вашей фотографией. Надеюсь, это не потребует от вас слишком много усилий.
Эллису показалось, будто тикавший вентилятор высосал из комнаты весь воздух.
Он сглотнул и подавил огромное желание расстегнуть воротник. Покорность сжала его тело до размера жокея. Сменив настрой, парень попытался вести себя естественно. Осмотрительно. Взвешенно. А не как полный осел.
– Конечно, сэр. Отличная идея. Я займусь этим прямо сейчас.
Босс ничего не ответил.
Эллис вскочил, чуть не позабыв свой портфель, и резко развернувшись, поторопился уйти (пока босс не передумал).
Не успел он выйти за дверь, как его лицом завладела улыбка. Все эти банальные статейки, пустые мероприятия, годы терпения и стойкости… Наконец-то они принесли результаты! И, наверное, были не напрасны.
Сквозь привычный бедлам Эллис уже уверенной поступью пошагал к своему столу. Но прислушался к голосу разума и попытался обуздать чрезмерный энтузиазм. Очерк еще надо было написать. А затем получить одобрение. Значит, все в его статье должно было быть безупречным: ясно выраженные мысли, сильные цитаты, меткие наблюдения, хлесткие замечания, критические выводы. И, главное, неоспоримые факты! Эллис уже планировал свою поездку обратно в округ Ланкастер, когда в памяти всплыла картинка сельского дома.
Его шаги замедлились.
Идея проинтервьюировать родителей (не говоря уже о мальчиках)… Что-то в ней ему показалось неправильным.
Эллис попытался отбросить сомнения – в погоне за резонансной статьей репортеры типа Клейтона Брауэра безо всяких колебаний накинулись бы на несчастную семью. Но он-то сознавал: эти люди не являлись ни политиками, ни кинозвездами, которым лишний раз оказаться в центре внимания было только в радость. Вряд ли они желали стать объектами широкого обсуждения. А обсуждение могло получиться громким и животрепещущим, мягко говоря. Стоила ли правда того, чтобы еще больше усугублять проблемы горемычного семейства? Ведь могло оказаться, что отец-пьяница проматывал все деньги. Или мать попросту устала от своей тяжкой ноши. Но в любом случае больше всего пострадали бы дети!
Эллис предпочел бы не рисковать. Надо было найти другой подход, без подробностей, способных навредить. Только сделать это следовало поскорее. Протяни он слишком долго, и интерес босса пропадет. А с ним канет в Лету и перспективное предложение.
Эллис посмотрел на настенные часы. До следующего приема босса еще оставалось время. Хотя и не слишком много.
Не дожидаясь, пока сомнения заставят его передумать, Эллис пошагал обратно к угловому кабинету. И, уже заходя в него, сформулировал обращение, остро сознавая все риски.
Внимание Тримбла переключилось на кипу газетной бумаги. Он лишь мельком посмотрел на Эллиса, которому принятое решение принесло неожиданное успокоение.
– Сэр, вы знаете, тут есть одна загвоздка. Понимаете, я не вполне уверен, что эта семья будет мне благодарна, если я начну бомбардировать их вопросами…
Эллис не успел договорить, как ему прилетел ответ:
– Тогда запишите мне, где находится этот дом. Я подключу другого автора.
– Что? Но… я не имел в виду…
Послышался легкий стук в дверь, и в кабинет заглянула Лили:
– Простите, что прерываю вас, мистер Тримбл, но председатель союза профессиональных спортсменов уже здесь и ждет с вами встречи.
Босс глянул на часы:
– Да-да. Пусть заходит.
Лили кивнула и вышла из кабинета. Эллиса охватила паника. Верный шанс добиться прорыва в карьере ускользал.
– Я пытался сказать только то, что… ну, в общем, эта фотография отражает историю не одной семьи. – Покосившись через плечо, Эллис увидел приближавшуюся Лили. И поспешил продолжить, невзирая на раздражение, явно нараставшее у босса: – Подобные истории не редкость. И статья, на мой взгляд, должна в первую очередь вскрыть, почему такое случается до сих пор. Это проблема не одной семьи, вот в чем дело.
Последовала долгая пауза; покрепче зажав свой портфель под мышкой и затаив дыхание, Эллис застыл в ожидании.
Наконец Тримбл покачал головой, словно не одобряя собственное решение:
– Ладно. Пишите.
Эллис с облегчением выдохнул, но сообразил, что дольше задерживаться в кабинете и открыто торжествовать не стоит.
– Спасибо, сэр. Большое спасибо. – Попятившись, он чуть не налетел на Лили, вошедшую в кабинет вместе с гостем. Эллис посторонился, уступая им дорогу, а затем устремился к своему рабочему столу.
В столь возбужденном состоянии он почти позабыл про свою текущую статейку. Он быстро подыскал к ней подходящее фото (к счастью, без зазора), сдал в набор и опустился в кресло.
Через два стола от него Клейтон Брауэр без передышки печатал что-то на пишущей машинке двумя указательными пальцами. Полностью оправдывая свою родословную, парень обладал правильными чертами лица, широкими плечами и точностью германского станка. Из уголка его рта, как обычно, свисала наполовину выкуренная сигарета. А лицо лоснилось самодовольством – и не без оснований, вызывавших зависть.
В мире новостей подавляющее большинство даже нелицеприятных статей публиковалось без подписи. Стандартная практика любой авторитетной газеты. Но благодаря своим броским историям о преступности и коррупции Клейтон Брауэр добился того, что его имя стало мелькать на страницах «Экземайнера» – и даже на первых полосах – чаще, чем Эллис мог подсчитать.
Очерку Эллиса явно не светило быть напечатанным на первой странице. Но теперь он оказался намного ближе к той заветной строке, под которой могла появиться его подпись. Более того – к написанию статей, несравнимых по своему значению с тем, что он кропал до сих пор.
Свернув трубочкой свежий номер газеты, Эллис убрал ее в свой «Роял». И в поисках вдохновения еще раз рассмотрел снимок. Несомненно, подходов к подаче материала имелось множество. Было из чего выбрать. Пальцы парня зависли над клавишами машинки в ожидании подходящих слов. Чего-то провокационного. Сразу пробуждающего интерес.
Может быть, даже… творческого.
Глава 4
Прошла неделя. В один из вечеров в пансионе, выйдя из ванной, Лили услышала свое имя. Уши по привычке навострились. За приоткрытой дверью спальни ее обсуждали две новые жилички.
– Она немного высокомерна, ты не находишь?
– Не знаю… Мне она кажется слишком скромной и правильной…
Эх, если бы они только знали!
Державшаяся особняком и не склонная делиться своими тайнами, Лили не могла обижаться на такие слова. Она отнюдь не была «старой курицей» – в свои-то двадцать два года! Но ее приоритеты слишком сильно отличались от ценностей и предпочтений других молодых квартиранток. По вечерам они обмусоливали слухи о знаменитостях, обсуждали последние звуковые фильмы или парней, на которых положили глаз на недавних танцульках. Поначалу некоторые девушки уговаривали Лили пойти туда с ними, но она всегда отказывалась. И вскоре у них отпало желание тратить на «снобку» свои усилия. Какой смысл? Пусть живет своими интересами…
А в чем заключались ее интересы, Лили напомнили уже на следующий день. Она сидела на тенистой лавочке Франклин-сквер. Вокруг гуляли и болтали влюбленные парочки и счастливые семьи. Лили вздохнула и погладила овальный медальон в ложбинке на шее. В памяти всколыхнулся прощальный поцелуй Сэмюэла… Его печаль – зеркальное отражение ее собственной грусти. «Скоро все будет по-другому», – сказала ему на прощание Лили. Увы, эту фразу она повторяла уже столько раз, что сама начала сомневаться в своем обещании.
От таких мыслей у Лили пропал аппетит.
Она забрала с лавочки свою книгу и судок с ланчем и направилась к издательству. От влажности и пота чулки прилипли к коже. У нее еще оставалось свободное время, но Лили решила срезать путь через парк. Она как раз проходила мимо центрального фонтана, когда услышала сигнальные гудки и крики. Прямо на дороге затеяли разборку таксист и водитель грузовика с мороженым. Их красноречивая перепалка не оставила Лили равнодушной. С минуту поглазев на забияк, она заметила знакомую фигуру, сидевшую у основания большого дуба.
Эллис Рид записывал что-то карандашом в карманный блокнот и столько же и вычеркивал. На побуревшей траве валялись скомканные страницы. Такое рвение было понятным Лили. Ведь она действовала примерно так же в свои лучшие деньки – когда работала над сводкой школьных новостей.
После того, как Лили узнала о новом задании Эллиса, ее всю неделю подмывало поинтересоваться его успехами. Снимок двух мальчиков до сих пор бередил ее сердце. Но, похоже, дело продвигалось с трудом – Эллис скомкал очередную страницу и с яростью бросил наземь. Потревоженная дикая утка недовольно крякнула и замахала крыльями, а потом вперевалку отошла в сторону.
Эллис разочарованно привалился к дереву и скрестил на коленях руки. Его шляпа упала на землю, присоединившись к карандашу и блокноту, сдавшимся в поражении. С плеч Эллиса обреченно сползли даже подтяжки, пристегнутые к темным брюкам, которые он носил без пиджака, с белой рубашкой с неровно подвернутыми рукавами.
Интуиция предостерегла Лили: не вмешивайся. Но было уже слишком поздно. Ведь отчасти именно она являлась виновницей затруднительного положения Эллиса. И меньшее, что она могла сделать, – это постараться его подбодрить.
Приблизившись к дереву, Лили оценила объем отвергнутых страниц и выбрала соответствующую манеру поведения.
– Знаете, – постаралась она завладеть его вниманием, – если вы хотели избавиться от той бедной утки, то дробь была бы эффективнее.
Узнав ее, Эллис расслабился. Он бросил взгляд на птицу и пробормотал:
– Только сделанная из желатина.
Лили в немом вопросе склонила голову набок.
Эллис вроде бы собрался ей что-то объяснить, но потом потряс головой:
– Это отдельная история. – Его бледно-голубые глаза вспыхнули слабым блеском. Немного помолчав, он указал на место рядом с собой: – Не желаете… присесть?
Лили не планировала задерживаться, но испытала неловкость, нависая над Эллисом в ходе беседы. Когда она кивнула, он схватил свою брошенную куртку и поспешил расстелить ее на траве. Будучи в юбке, Лили опустилась на нее очень аккуратно (эх, как кстати ей пришлось бы сейчас белье без пояса, которое она надевала по выходным!) и положила сбоку свои вещи. Эллис попытался было распрямить свой черный галстук, непринужденно болтавшийся на расстегнутом воротнике, но тут – громко, как взревевший мотор – заурчал его живот.
Лили как ни старалась, но сдержать смешок у нее не вышло.
– Вот что значит – пропустить ланч, – смутился Эллис.
Лили залезла в свой судок и достала из него последнюю половинку бутерброда:
– Пастрами и швейцарский сыр на ржаном хлебе.
Эллис поколебался лишь секунду, а затем принял угощение.
– Спасибо. – От улыбки на его щеках появилась пара изогнутых, как скобочки, линий.
Они напомнили Лили ямочки Сэмюэля – такие же очаровательные. И кожа у Эллиса имела такой же оливковый оттенок.
Лили вернулась к делу:
– Я так понимаю, со статьей пока туговато.
Эллис заглотил бутерброд и тыльной стороной ладони стряхнул с губ крошки.
Разочарование вернулось к парню.
– Я просто не понимаю, чего именно хочет шеф, – пожал он плечами. – Ладно, ему не понравился мой первый вариант. Но я вложил все, что мог, в следующий. Провел почти неделю, подбирая каждое слово.
Лили не читала ни одного чернового варианта его очерка. Но, по отзывам шефа, догадывалась, в чем крылась проблема. «Пресная, как сухарь недельной давности», – красноречиво охарактеризовал он мистеру Бэйлору вторую версию Эллиса. И всем стало понятно без слов: если шеф зарубит и его третий вариант, продолжения не будет.
– А о чем там шла речь? – спросила Лили.
– В последнем черновике?
Лили кивнула, искренне заинтересованная.
– Ну… в основном там критиковался тариф Смута-Хоули.
Похоже, замешательство Лили отобразилось на ее лице. Потому что Эллис расправил плечи и продолжил, как будто выступал перед третейским судьей:
– Знаете, кучка тех затейников-законодателей в округе Колумбия – они клялись и божились, что этот тариф принесет выгоду всем американцам. А в итоге? Пошлины на американские товары только повысились. Этот закон оказался выгодным только британцам.
Лили полностью разделяла мнение Эллиса, но уловить связь между законом и статьей о детях ей не удалось.
– А… фотография, которую вы сделали?
– А разве вы не понимаете? Это наглядное доказательство того, как сильно ошиблись эти законотворцы.
Такая причинно-следственная связь была слишком далека от того отклика, который снимок вызвал в душе Лили.
Она так и не нашлась что ответить, и лицо Эллиса заметно приуныло.
– Вы, как я вижу, этого не одобряете. – Он все же сумел выдавить слабую улыбку.
Интуиция Лили не обманула: ей не следовало останавливаться и заводить разговор. Попытка помочь только все ухудшила.
– Уверена, вас осенит еще какая-нибудь идея, – сказала Лили и скупо добавила: – Не сдавайтесь раньше времени.
В глазах Эллиса блеснуло недоумение:
– Сдаться? Отказаться от этого – да ни за что!
Лили встревожилась: вдруг он неправильно истолковал ее слова и обиделся? Но только на мгновение. Эллис кипел решимостью достигнуть своей цели. Возможно, по этой причине Лили почувствовала желание подтолкнуть парня (чего она обычно делать избегала). Нужно-то было малое – лишь откровенно выразить свое отношение к этому душераздирающему снимку. Не для нее, конечно. Для других.
– Скажите, мистер Рид, а что эта фотография значит для вас? На самом деле?
Эллис сдвинул брови. Вопрос застал его врасплох.
– Почему-то мне кажется, – дерзнула продолжить Лили, – что, когда вы ее делали, вы не размышляли ни о каком тарифе и ни о каких законодателях в Колумбии. О чем вы подумали, когда впервые увидели этих ребят?
Эллис открыл было рот, но тут же его закрыл; ответ остался за замком плотно стиснутых губ. «Да пусть пишет что хочет! Хочет найти экономическую подоплеку – пусть ищет», – решила уже Лили. И в этот момент Эллис прохрипел так тихо, что она еле услышала:
– Я подумал о своем брате. Каким бы он был сейчас.
Лили кивнула, пытаясь скрыть удивление. Очевидно, его брат умер. Но показательней было то, что Эллис держал эту часть своего прошлого в тайне. Как реликвию на пыльном чердаке.
– Я не сразу это осознал, – продолжил он. – Но именно этим привлек меня тот дом. А затем я увидел ту табличку. – Парень помотал головой, словно вспомнил ее слова. – Я, конечно, должен был прийти в ужас: как родители могли на такое решиться – взять вот так и выставить детей на продажу? Но я не испытал ничего подобного.
– Нет?
– На обратном пути я продолжал думать об этих мальчишках. О том, как многое в жизни им неподконтрольно. Они не просили родителей их продавать, а те почему-то решились на это. Мы, взрослые, любим сетовать на непруху, на то, как нам тяжело, а такие ребятишки… их жизнь вдруг меняется в одночасье, за считаные доли секунды, они даже пискнуть не успевают… Куда уж там – на что-то повлиять…
Обретя уверенность, Эллис заговорил быстрее:
– Даже когда жизнь совсем плачевная, большинство детей не унывают, потому что… ну, наверное, потому что просто не знают, что жизнь бывает лучше. Они понимают, насколько несправедлива их участь, только когда вы им об этом говорите. Но даже если бы они сознавали это сами… Им хватило бы и крошечного лучика надежды, чтобы добиться всего, чего бы они пожелали… – Эллис внезапно замолк; он и так высказал гораздо больше, чем намеревался.
Лили не сдержала улыбки. В словах Эллиса было столько пылкости и искренности! Как и в своих фотографиях, он уловил нужный ракурс, глубинную суть деталей и частностей, которые большинство людей обычно не схватывают. Вот этим-то мнением и следовало с ними поделиться.
– Мистер Рид, – сказала Лили, – я думаю, что вы нашли свою историю.
Эллис сузил глаза, словно оценивая статью в новом ключе. И на его лице заиграла улыбка – слишком теплая, что выбило Лили из колеи.
– Я, пожалуй, пойду. – Она поспешно поднялась и подобрала с травы свои вещи. А когда Эллис из вежливости тоже начал вставать, Лили замахала руками: – Сидите-сидите! У вас еще полно работы.
Эллис кивнул – с этим трудно было поспорить.
– Я – ваш должник, мисс Палмер.
– Рада была вам помочь, – кинула Лили и оставила его размышлять и кропать свой очерк дальше.
По правде говоря, самой ей откровенничать не хотелось. Ни о собственной реакции на снимок, ни о том, что побудило ее показать фото боссу и навести его на мысль о публикации.
Возможно, в основе этого решения – в большей степени, чем все остальное, – лежало острое желание почувствовать себя не одинокой в том страшном выборе, который она допустила однажды.
Но каковы бы ни были причины, нужды вдаваться в подробности не было. Она и так сказала достаточно, чтобы помочь.
Глава 5
Вердикт был вынесен. Статья получила добро, через мистера Бэйлора. Эллис ощутил такую легкость в ногах, что только чудом не взмывал к потолку новостного отдела. Да, было бы неплохо услышать мнение самого босса, но стоило ли теперь беспокоиться по пустякам? Если все получится, он скоро будет вести колонку городских новостей! Подбираясь все ближе и ближе к криминальной хронике или политическим темам. Поверить в это было не так уж и сложно, учитывая недавние события.
Эллиса попросили показать другие подобные фото – «человечные», с «ударом под дых» (в чем и была их изюминка). И поручили написать к ним статьи. Не теряя время, он уселся за стол и перебрал свою личную папку со снимками. Но ничего полезного не обнаружил.
Большинство фотографий хранилось у Эллиса на квартире, но и они немногим отличались от тех, что лежали перед ним на столе. Что ж, теперь он будет прочесывать улицы и переулки, причалы и скотные дворы, смотря в оба глаза и не выпуская из рук заряженный фотоаппарат.
– Привет, Рид! – окликнул его журналист по прозвищу «Жердь», пишущий о проблемах рабочего люда. Худющий парень с чуть выпученными глазами, он наливал себе кофе из кофеварки. И находился от Эллиса не более чем в десяти футах. Но, только заорав, смог перекричать двух коллег, о чем-то бурно и громко споривших. – Слыхал о твоем очерке. Молодчина!
Несколько репортеров тут же посмотрели в сторону Эллиса. Через несколько секунд их интерес переключился, и они снова занялись сверкой фактов, звонками и правками. Но гордость парня успела раздуться.
Не желая показаться чересчур неравнодушным к похвалам, он ограничился в ответ признательным кивком. А «Жердь» добавил:
– Ребята тут собираются на ланч – в новый кабак на 5-й улице. Если у тебя есть время, присоединяйся.
– Да, конечно, – снова кивнул Эллис, напустив на себя еще больше безразличия.
«Жердь» улыбнулся, опрокинул в себя залпом кофе – наверное, пятую чашку за утро – и начал пробираться к своему столу.
Ведущие журналисты предпочитали обедать вне стен редакции – своим «узким кругом». Примерно год назад или около того Эллису довелось оказаться в том же ресторане, куда пришли эти ребята. Получив приглашение присоединиться к ним, он подсел за их столик.
Увы, в конечном итоге их «светская» болтовня свелась к саркастическим остротам над Эллисом, уподобившим его сотруднице женского журнальчика, пишущей душещипательные статейки. А потом последовали другие шутки, Эллису совершенно непонятные, и смакование студенческих воспоминаний, которых у Эллиса не было. В итоге он предпочел ускользнуть из-за стола. Но придуманный им наспех предлог для оправдания своего поспешного ухода явно пришелся не по душе тем ребятам.
Но теперь, после похвалы из очереди и четко прозвучавшего приглашения, дело принимало иной оборот…
Мысли Эллиса прервала бордовая вспышка. Блузка Лили! При виде девушки, стоявшей в одиночестве, Эллис оживился. В нескольких столах от него Лили остановилась, чтобы набросать какие-то пометки в узком блокноте для стенографирования. То, что день для Эллиса выдался удачным, придало ему уверенности. Так или иначе – ему нужно было действовать!
Эллис пошагал вперед, стараясь не показывать вида, будто спешит. Лили уже собралась отойти в сторону.
– Мисс Палмер!
– Угу, – ответила она рассеянно.
Стоило ей оторвать глаза от своих записей, и Эллис продолжил:
– Я просто хотел вам сказать… на тот случай, если вы еще не слышали. Мою статью о тех детях напечатают в номере к четвергу.
– О, мистер Рид. Это замечательно! – Лицо Лили осветилось энтузиазмом.
Хороший знак! Способный успокоить его взбудораженные нервы, если бы не монотонный стук пишущей машинки Клэйтона, печатающего за соседним столом. Его точный ритм заметно замедлился, пока Эллис подбирал следующие слова.
– Что-то еще? – В голосе Лили, хоть все еще любезном, проскочили нотки нетерпения. Шеф уже наверняка ей надавал тысячу и одно поручение.
– В общем-то, да, – замялся Эллис. Он предпочел бы не касаться своего нового задания для колонки «Наше общество», но вынужден был его приплести: – Сегодня вечером в Музее изобразительных искусств открывается новая выставка. Мне поручили ее освещать. Древние коллекционные редкости из Китая. Невероятно интересно! Там будет что посмотреть.
Лили кивнула, ожидая, пока Эллис договорит.
– Там… там будет прием для важных «шишек» и представителей прессы. Закуски, напитки, музыка и всякое такое.
Конечно, такая девушка, как Лили, заслуживала ухаживаний по всем правилам – поездок в экипаже, билетов на симфонический концерт, ужина в «Ритце». Увы, ничего этого Эллис позволить себе не мог. Но после их разговора в парке – на удивление такого душевного, такого искреннего, когда Лили так истово пыталась ему помочь и так мило зарделась в ответ на его улыбку, – Эллис решил: шанс у него есть. И использовать его стоит, даже если в музее придется платить.
– Я только… хотел у вас узнать, – выдавил наконец парень. – Не хотели бы вы туда сходить?
Глаза Лили чуточку расширились:
– А-а-а! Понимаю…
Последовала пауза; она продлилась всего несколько секунд, но Эллису показалась бесконечной. Разволновавшись, что он не так истолковал знаки, он поторопился скорректировать приглашение:
– Я сознаю, что обратился к вам поздновато… Так что не переживайте, если вы не сможете пойти. Просто я подумал, что это хороший способ выразить вам свою благодарность… за помощь.
– О, это совсем не обязательно. – Лили прижала к груди свой блокнот. А ее щеки снова порозовели. Хотя, по правде говоря, причиной тому могла быть полуденная жара. – К сожалению, сегодня вечером у меня много дел. Но я вам очень признательна за приглашение.
– Тогда, может быть, в другой раз?
По опыту общения с несколькими девушками во время и после учебы в школе Эллис знал: следующий ответ Лили (и, главное, ее тон!) прояснит ее отношение к нему. Но прежде чем Лили успела ответить, откуда-то сбоку между ними вклинился мистер Бэйлор. Румянец на непокрытой голове шефа придавал ему сходство с сигнальным фонарем.
– Рид, нам надо поговорить.
И Лили при этих словах удалилась.
Эллис с трудом подавил раздражение. Ему потребовалось время, чтобы перестроиться и сосредоточиться на том, что ему втолковывал мистер Бэйлор. Что-то случилось… с фотографией… той, с детьми… негатив…
У Эллиса включилось внимание:
– Подождите… как так?
Мистер Бэйлор сердито запыхтел. Он не любил себя повторять:
– Я же вам говорю – этот чертов негатив испорчен.
– Испорчен?
– Новый болван из наборного цеха пролил чернила. Стал вытирать. Кончилось все тем, что он опрокинул еще и отбеливатель. Ваша папка оказалась в числе пострадавших. Копия статьи сохранилась, а вот негатив загублен. Нам нужна замена.
Эллис уставился на шефа – ошеломленный тем, как все обернулось. А уже в следующий миг он почувствовал, как его грудь сжимает лассо ужаса.
– Но… у меня нет другого негатива…
– Ну, снимок не обязательно должен быть тот же. Довольно будет похожей, подходящей к теме очерка, фотографии.
Когда Эллис наткнулся на тех мальчишек, он даже не подумал, что их снимок пригодится ему в работе. Это же был не благотворительный вечер. Или какое другое мероприятие из тех, что он освещал последние два года. Их фотографий у него хранились горы.
Но снимок двух мальчиков… Он сделал только один.
Мистер Бэйлор вздохнул:
– Послушайте, мне очень жаль, что так вышло. Но я уверен, что вы подыщете снимок, который устроит босса.
Как по заказу, из своего кабинета выглянул Тримбл и кивком призвал к себе мистера Бэйлора. Тот поднял руку в согласии. Обернувшись к Эллису, он добавил:
– Только принесите мне снимок до конца этого рабочего дня, хорошо? – и не дождавшись ответа, шеф устремился прочь.
И слава Богу! Потому что Эллис не знал, что ответить. На самом деле ему даже вряд ли бы удалось обрести голос.
Густая струя дыма хлынула ему в лицо; глаза защипало. Клейтон прервал свое неумелое печатание на машинке, чтобы закурить новую сигарету. Стряхнув крупицы табака с нижней губы, он поднял свой квадратный подбородок к Эллису:
– Не принимай так близко к сердцу, парень. Это же не конец света!
В тоне Клейтона не было сарказма. Но когда он, засунув себе в рот сигарету, вернулся к работе, изгиб его губ приобрел все признаки самодовольной ухмылки.
Борясь с натиском разочарования и страхов, Эллис пошагал обратно к своему столу. В ряду настенных часов секундные стрелки без устали бежали вперед. Да так быстро, словно наперегонки. А местное время было восемь минут двенадцатого.
С его планами на ланч можно было распрощаться.
Эллис постарался собраться и сохранить спокойствие. Для спасения ситуации была еще масса времени. Плюс-минус шесть часов. Он мог выпросить у мистера Бэйлора позволения запустить статью самостоятельно.
Хотя… учитывая нрав шефа, это было крайнее средство.
Эллис начал перебирать в голове прочие варианты. Хотя уже осознал: он просто пытался обойти самый очевидный выход из положения.
Далеко не идеальный… Но разве у него имелся выбор?
* * *
И снова он не обнаружил никаких признаков чьего-либо присутствия внутри. Дом все так же выглядел безжизненным. На этот раз не было даже детей на его крыльце.
Эллис ступил из припаркованной машины в присыпанную галькой грязь. Прошло всего несколько недель с того раза, когда он здесь проезжал. И можно было смело предположить, что братья-мальчуганы еще оставались в семье. Проселочная дорога пребывала в таком состоянии, что у водителей не возникало желания свернуть на нее безо всякого дела. Однако деревянной таблички о продаже детей нигде видно не было. На какой-то момент Эллис представил себе юных братиков, то, что с ними могло произойти, и исход его миссии подернулся туманом.
Он провел в дороге сорок пять минут – достаточно времени для того, чтобы усомниться в своем первоначальном решении и задуматься о других вариантах.
Эллису даже пришлось себе напомнить о посыле собственной статьи, о надежде и решимости, которую она должна была разжечь в сердцах нуждавшихся людей.
Конечно, было бы ложью утверждать, что поехал он в Ланкастер исключительно во благо других. Выросший в доме рядом с тенью призрака, Эллис рано усвоил: очень важно – чтобы тебя заметили.
Но разве не этого желали в глубине души все люди? Разве не всем хотелось, чтобы их жизнь что-либо да значила? Разве не все мечтали оставить по себе след? Чтобы их помнили…
Да, Эллис приехал сюда ради себя, ради своей будущей карьеры.
Однако, очутившись снова возле этого серого сельского дома, посреди молчаливых полей, все, что он смог вспомнить – это те мальчишки и их глаза… и свое неодолимое желание хоть чем-нибудь им помочь.
Эллис начал медленно подниматься по ступеням крыльца; в кармане его брюк зашуршала пара однодолларовых банкнот.
Он схватил эти деньги в своей квартире, куда заехал по дороге. Эллис решил предложить их родителям мальчиков. Еще до того, как их сфотографировать. Обыкновенное вознаграждение за несколько снимков – так он сказал бы их отцу, окажись он «гордым». На эти деньги родители смогли бы купить детям молоко, немного масла и хлеба. Даже мясо и картошки для рагу.
Конечно, Эллис бы остался без денег на арендную плату и рисковал быть выселенным домовладельцем, чья терпимость к просрочке платежей распространялась только на красивых девушек и некоторых пожилых жильцов. Но он бы выкрутился! Пообещал бы хозяину с лихвой покрыть все неустойки; ведь за несколько новых статей ему светил приличный заработок.
Светил… теперь его перспектива становилась призрачной.
Эллис распахнул сетчатую дверь и постучал.
Подождал и постучал еще раз. Уже громче.
Опять никого и ничего.
И тут он заметил дранку. Она лежала в дальнем углу крыльца, поверх кучки старых дров. Эллис отпустил сетчатую дверь, и та, противно задребезжав, закрылась. А он подобрал дощечку и, стараясь не пораниться о расщепленные края, перевернул ее.
«Продаются двое детей».
Вокруг Эллиса не было ни стеклянных шариков, ни других игрушек или маленькой обуви. Никаких подтверждений того, что дети еще не были проданы. Тому, кто больше заплатил. Или – что еще вероятнее – любому, кто предложил за них хоть какие-то деньги.
– Их больше нет, если что.
Эллис обернулся, испугавшись сначала голоса, а потом произнесенных им слов. У подножия крыльца стояла девчушка лет семи, держа сбоку от себя букет одуванчиков. Надетый на ней комбинезончик без рукавов закрывал грудь ее маленькой и тоненькой фигурки, но был слишком короток, чтобы спрятать голые ступни и щиколотки.
Эллис собрался с духом:
– Ты говоришь о двух мальчиках, которые здесь жили?
Девочка кивнула, тряхнув белокурыми прядями, выбившимися из завязанного на макушке хвостика.
– И остальных тоже нет. Мама сказала, что их папе, наконец-то, повезло. Он получил работу на мельнице в округе Бедфорд, причем в самый последний момент. Мистер Клаузен грозил… вы знаете мистера Клаузена?
Эллис помотал головой.
Девочка фыркнула себе под нос:
– Тогда вы ничего не потеряли, это точно. Мистер Клаузен владеет здесь кучей домов, а сам похож на картофелину. Знаете, такую старую, бугристую картофелину, у которой отовсюду лезут ростки. И если вы не платите вовремя за аренду, этот человек выпускает клыки, как злобный енот. – Лицо у девочки приобрело такое выражение, будто она своими глазами видела эти клыки.
Из того, что она ему рассказала, Эллис понял: семья мальчиков в доме больше не проживала.
– Что ж, это хорошие новости, насчет работы. – Он постарался, чтобы его голос прозвучал довольным. Эллис обрадовался за семью. Правда обрадовался. Только эгоистично пожалел, что не повел себя предусмотрительно раньше. И не сделал больше фотографий, когда ему представилась такая возможность.
