Кристина Пак
Вселенная разума
4 сентября 2022
Воскресенье
Воскресным утром часы задребезжали в 6:00. Элиот без заминки встал с матраса и босиком прошелся по ледяному, ничем не прикрытому полу до ванной комнаты, начав свой ежедневный марафон. Он умылся прохладной водой, почистил безупречно ровные зубы, выпил стакан воды с лимоном. Надев растянутую хлопчатую футболку и трико из полиэстера, он принялся собирать рюкзак с радужным логотипом компании, в которой работал. Он вдохновился статьей Bloomdale Businessweek о Маршале Макналти и решил тоже в этом месяце писать о технологических утопистах современности. Он бросил в рюкзак биографию Идена Маркса, написанную Ашером Вейсом, и был готов выдвигаться из дома.
Но прежде чем покинуть квартиру, Элиот проделал привычный ритуал, без которого чувствовал бы себя тревожно всё время, вплоть до возвращения домой. Хотя невооруженным взглядом было видно, что все окна закрыты, конфорки плиты выключены, а свет в комнатах не горит, Элиот не был спокоен, пока не дотронулся до каждого переключателя, каждого тумблера распределения газа, каждой оконной ручки. Он прошелся по квартире и убедился, что каждая вещь лежит на своем месте под правильным углом, разгладил простынь на матрасе, чтобы на ней не было ни единой складки. В 6:23 он вышел из квартиры, повернул ключ в скважине входной двери, преодолел один лестничный марш и снова поднялся, подергал ручку двери, убедился, что та заперта, и уже спокойно отправился в путь.
Элиот направлялся в Проспект-парк, от которого его разделяли десять минут ходьбы. По дороге он зашел в Key Food и взял готовый салат «Цезарь». Обнаружив, что оставил портмоне дома, Элиот расплатиться средствами с VOID кошелька. Салату пришлось тесниться в рюкзаке по соседству с «Иденом».
В v-pods раздался голос Фрэнка Синатры, исполняющего знаменитую композицию о мировой столице. Под протяжное «Нью-Йорк, Нью-Йорк» Элиот ускорил шаг, немного покачиваясь в ритм песни. Обойдя Бруклинский музей и парковку за ним, мужчина оказался у серого здания ботанического сада. Прошел еще немного до Флэтбуш-авеню, разминая недавно проснувшиеся мышцы, и наконец оказался у Зоопарка Проспект-парка. Отправной точкой его ежедневной пробежки был бассейн с тюленями. Мужчина спрятал рюкзак за ветвями давно примеченного куста и принялся бежать. Сначала дорога была широкой и многолюдной. Всюду прогуливались родители с детьми. Но чем более мужчина углублялся в чащу парка, тем ýже становились тропки и всё более ласкала прохладой тень могучих лип. Прохожие уже не встречались, за исключением пожилых людей, выгуливающих старых дряхлых собак, и крепких юношей, ведущих на поводке коренастых псов в массивных намордниках. Вскоре Элиот почувствовал запах водоема – он подбегал к пруду. На мосту, напротив бального зала «Эллинг», чей фасад выходил прямо к воде, с Элиотом поравнялась Шэрон. Элиот облокотился о перила и глядел на зеленоватую воду, пытаясь отдышаться, пока женщина направлялась к нему трусцой, напевая блюзовую песенку середины 60-х.
– Доброе утро, Шэр, – поприветствовал мужчина. В его глазах впервые за последние несколько дней показался радостный блеск.
– Доброе, Элиот, – улыбнулась женщина. Она остановилась и принялась круговыми движениями разминать колени. На ней были черные лосины, обтягивающие стройные ноги и подчеркивающие крепкие ягодицы. Становилось жарко, поэтому Шэрон расстегнула молнию на красной олимпийке с логотипом в виде белой галочки, надетой поверх черной майки. Тело сорокалетней женщины было красиво и подтянуто. Шэрон была из тех особ, что расцветают в зрелом возрасте. Элиот пытался вообразить ее лицо в молодости, но оно представлялось ему заурядным. Теперь же ее красота распустилась словно цветок ипомеи при лунном свете. На Шэрон в тот утренний час не было косметики, но и без макияжа тон лица был ровным, а кожа выглядела свежей.
Женщина прислонилась к перилам спиной. Она убрала прядь коротких блондинистых волос за ухо и посмотрела на Элиота сияющими прозрачно-голубыми глазами, тяжело дыша:
– Совсем запыхалась, – пожаловалась она. – Бегу от силы минут пятнадцать. Надо бросать курить.
К такому выводу она приходила каждое воскресное утро, но завязать с дурной привычкой никак не удавалось. Элиот лишь каждый раз поддерживал ее решение.
Отдышавшись, они побежали к озеру Проспект-парка. На брусчатке за мостом опять показались люди, но Элиот свернул на малоприметную тропку. Дорожка была узкой, поэтому он бежал впереди, а Шэрон пыталась поспевать следом. Оба молчали, чтобы не сбивать дыхание. Добрались до туннеля – по правую сторону показалась речушка. Вскоре пространство вновь расширилось, и можно было бежать бок о бок. Элиот посмотрел на женщину. Ее лицо было багровым и выражало изнеможение. Мужчина стал медленнее перебирать ногами, и Шэрон вслед за ним снизила темп.
– Шэр, ты как? В порядке? – осведомился Элиот.
– Всё. Не могу, – отрезала женщина. – Давай отсюда пройдемся пешком.
Она остановилась, принялась лихорадочно глотать воздух и мгновенно разразилась кашлем. Женщина согнулась вдвое, хватаясь то за горло, то за грудь. Элиот был напуган. Откашлявшись, Шэрон выпрямилась. Они перешли на шаг.
– Этот кашель донимает меня уже несколько недель, – поделилась она. – Пропила все знакомые противогриппозные препараты. Боюсь, это бронхит. Нужно обследоваться у врача.
– Не затягивай с этим, – предостерег мужчина.
Они добрались до озера и сели за деревянный стол для пикников. Женщина уперлась локтями о столешницу и подперла ладонями подбородок. Между людьми завязалась беседа. Шэрон рассказывала о детях – тринадцатилетнем Тобиасе и девятилетней Холли – и о работе в ресторане, где отвечала за живую музыку, играя на рояле. Элиот делился новостями относительно генерализованной амнезии. Он любил разговаривать с Шэрон, потому что мог поделиться с ней чем угодно, не опасаясь, что она разболтает. Всё потому, что у Шэрон с Элиотом не было общих знакомых и ничто не связывало их, кроме совместных пробежек по Проспект-парку.
Шэрон возникла словно из неоткуда. Одним воскресным утром она показалась на вышеупомянутом мосту и заговорила с Элиотом как с давним приятелем. Мужчина предположил, что они и в самом деле знакомы, а он об этом позабыл. Не задавая вопросов и не подавая виду, он просто бежал рядом, слушая болтовню женщины. Вскоре они и впрямь подружились. Элиот был только рад компании такой прекрасной особы, кроме прочего, обладавшей прелестным голосом. Голос Шэрон воздействовал на него успокаивающе и словно приводил в равновесие его внутренний мир. Элиот воображал, что под болтовню Шэрон можно было успешно медитировать.
– Тоби трудно приходится после смерти отца, – пожаловалась Шэрон. – Чем старше он становится, тем более осознает свою ответственность за заботу обо мне и о Холли в качестве единственного мужчины в семье, и всё сильнее эта ответственность давит на его еще мальчишеские плечи. Кстати, – вспомнила она, – психотерапевт, которого ты мне советовал для него.
– Да? – припомнил Элиот.
– Я позвонила по номеру на визитке, что ты мне дал. Мне ответили, что женщина с таким именем у них не работает.
– Может ты неправильно ввела номер?
– Однако всё же попала в клинику?
– Наверное, визитка старая, – предположил Элиот, – и на ней указан номер предыдущего места работы миссис Кинг.
– Покажи ей. Пусть исправит, чтобы не вводить людей в замешательство. – Шэрон вернула визитку Элиоту. «Мишель Н. Кинг» – гласила надпись.
Поболтав еще немного, они попрощались. Шэрон направилась в сторону Парк-Слоуп, а Элиот побежал обратно к бассейну с тюленями и отыскал оставленный рюкзак.
Через десять минут он сидел на ступеньках, ведущих ко входу в Бруклинский музей, неподалеку от фонтана. Мужчина достал из рюкзака книгу и принялся читать, в то же время уплетая «Цезарь». По Истерн-Паркуэй в тот час уже вовсю сновали грязные автомобили вперемешку с желтенькими такси и школьными автобусами.
С первых секунд Иден Маркс поражает исходящей от него энергетической волной амбиций и стремлений. Его видение мира – сложная инженерная конструкция, сверхлогичная и недоступная заурядному разуму. Словно сошедший со страниц романов Айн Рэнд, он пришел, чтобы интегрировать наш разум с компьютером и внедрить в нашу жизнь некий алгоритм, благодаря которому отпадет всякая нужда беспокоиться о будущем. Наша задача – уйти в тень и позволить таким, как Маркс, превратить свои мечты в намерения и избавить этот мир от проблем.
Описание Идена Маркса напомнило Элиоту о Маршале Макналти, который тоже был из ряда техноутопистов. «Действительно ли этот человек избавит мир от проблем, если не мешать ему? По крайней мере, очевидно, он на это претендует. Но можно ли доверять этому затворнику?» – думал мужчина.
Солнце, поднявшееся уже достаточно высоко, припекало. Элиот вернулся домой и принял холодный душ. Сев по-турецки на матрасе и подтянув к себе трубку городского телефона с желтым справочником, он приготовился немного поработать. Элиот был представителем сетевой компании, занимающейся производством экологически чистой бытовой химии, и в выходные дни обзванивал людей с предложением присоединиться к бонусной программе компании и перейти на сторону этичного потребления. Это приносило дополнительный доход, но, что важнее, помогало отвлечься от основной работы. Сидеть без дела Элиот не мог, а в разнообразии деятельности нуждался. Кроме того, докучать людям звонками оказалось его странной страстью.
Сетевых предпринимателей не любили. Элиот знал это так же, как и то, что в большинстве случаев он услышит гневную просьбу «никогда больше не звонить по данному номеру». Но это его не заботило. Звонки напоминали ему переворачивание карт, что лежат рубашками вверх. В любой колоде в любом случае есть четыре туза – несколько людей, которые с интересом отзовутся на его предложение. Задача состояла в том, чтобы успеть сказать всё, что заготовлено, прежде, чем трубку повесят.
Элиот открыл телефонный справочник на странице под буквой «Т». В тот раз он решил пройтись по Томасам. Томасы отвечали уклончиво. Кто-то вежливо отказывался, говоря «мне это неинтересно» или «у меня нет свободного времени», некоторые бросали трубку, не проронив ни слова. Другие же ругались так, что трубку приходилось бросать Элиоту. На сороковом Томасе Элиот выдохся. Он положил закончить на Томасе Андертоне. После трех гудков на звонок ответили:
– Здравствуйте! – начал мужчина. – Меня зовут Элиот Мармел. Вам интересно поговорить на тему этичного потребления? Не заботясь о происхождении и составе покупаемой продукции, мы забываем, как наш потребительский выбор влияет на экологию планеты. Вы задумываетесь о том, какой след оставите после себя?
– Мистер, – ответил Томас, – хватит звонить на этот номер. Вам не ясен был мой ответ в прошлый раз?
– Вы меня с кем-то путаете. Я впервые звоню по этому номеру, – заверил Элиот.
– Я путаю, или вы что-то позабыли? Уверены, что у вас нет проблем с памятью?
– Не уверен, – нахмурился Элиот.
– Вам самому не надоело крутить одни и те же заученные слова? Готов поспорить, вы заурядная личность и проживаете самую обыденную жизнь, в которой день за днем ничего не меняется. Те же люди, те же пейзажи, и на работу вы долгие годы тоже ходите одним и тем же маршрутом. Вы застряли во вселенной, ограниченной вашим скудным разумом. Я окажусь прав, если скажу: если отнять год вашего прошлого, суммарная ценность вашей жизни не изменится. Она по-прежнему останется нулевой.
Элиот разозлился и яростно бросил трубку.
– И этот недоносок будет учить меня жизни! – фыркнул он. – Да кто он такой?
Судорожно дыша, Элиот пытался укротить гнев. Он упал на спину и распластался на матрасе. Затяжной вдох. Затяжной выдох.
– Я вдыхаю спокойствие. Я выдыхаю мир, – медитировал он.
На запястье завибрировали часы. Напоминание первое: сегодня в 18:00 ужин у Бена Уоллеса.
Элиот открыл панель быстрого набора и позвонил приятелю.
– А! Мармел! – отозвался тот приветливо.
– Мне захватить чего-нибудь к ужину? – поинтересовался мужчина.
– Стало быть, не забыл, – обрадовался Бен. – Возьми пару банок пива. Мы с Софи планируем небольшое барбекю на террасе.
Элиот недовольно сморщился.
– Хорошо. До вечера.
Задача состояла в том, чтобы найти подходящий наряд из дюжины белых рубашек и футболок, да нескольких пар черных джинсов и классических брюк. Шкафа у Элиота не было. В углу комнаты размещалась стойка для вешалок на колесиках, на которой аккуратно были развешаны готовые комплекты одежды в вакуумных пакетах. Все наряды были монохромными – белый верх, черный низ. Грязная одежда помещалась в корзине неподалеку. На вершине кучи испачканного белья Элиот обнаружил футболку, которую надевал на тимбилдинг месяц назад. На белоснежной майке с радужным логотипом компании в правом нижнем углу вырисовывалось оранжевое пятно от соуса сальса, в который Элиот неосторожно макал начос во время фуршета. След от томатного пюре так и не удалось отстирать. «Белое не самая практичная одежда для барбекю вечеринки», – заключил мужчина.
Его внимание привлек клочок черной ткани, затесавшийся под натиском ожидающей стирки белой одежды. Элиот вытянул черный лонгслив. Взглянув, мужчина тут же отбросил его, словно то была проклятая вещь. На кофте был изображен логотип компании VOID. Круг, состоящий из веточек, напоминающих нейронные сети, центр которого являлся буквой «О» слова «VOID». «Что может означать эта аббревиатура?» – подумал мужчина. – «V: virtual, victim, violence, villian, vacuum6?».
Подняв с пола черную футболку с зеленой сиреной, которую дала Бекки, Элиот, недолго думая, надел ее в дуэте с черными джинсами и обулся в классические Converse. Проделав привычный ритуал и удостоверившись, что жилище в безопасности, а вещи лежат на своих местах, он вышел из дома.
***
Уоллесы жили в многоэтажном доме на Перл-стрит. Окна их гостиной выходили на Бруклинский мост.
Не изменяя пунктуальности, Элиот позвонил в квартиру приятеля, когда на часах было без минуты шесть. Дверь отворила Софи. На пухленьких щеках горел здоровый румянец. Подол платья выпирал вперед. Беременная женщина ласково придерживала разросшийся живот.
– Здравствуй, Элиот! Рада видеть тебя, – приветливо улыбнулась хозяйка дома.
– Привет, Софи, взаимно, – не солгал мужчина. Он неуклюже обнял ее одной рукой, держа в другой пакет с жестяными банками.
– Куда мне поставить пиво?
– Проходи в гостиную, – пригласила женщина и забрала янтарный напиток.
По просторной и светлой гостиной разносился запах индийских благовоний, исходивший от тлеющей на журнальном столике ароматической палочки. На угловом диване располагалась девушка лет двадцати пяти в сером свитере, надетом поверх пепельно-кремового шифонового платья. Она сидела, опустив голову. На худых коленях лежала раскрытая книга.
– Приятный запах, – заметил мужчина, обращаясь к молодой особе. – Что это?
Девушка встрепенулась от неожиданности и отняла взгляд от страниц. Сияющий взор прозрачно-голубых глаз впился в Элиота.
– Сандал, – ответила она по-детски звонким голосом.
– Элиот Мармел, – представился мужчина и протянул ладонь для рукопожатия.
Девушка привстала для знакомства.
– Агнес О'Каллахан. – Изящная длань с длинными белыми пальцами обвила кисть мужчины. – Мармел – редкая фамилия. Я никогда не встречала ваших однофамильцев.
Она снова опустилась на диван, а Элиот присел рядом.
– А О'Каллахан – ирландская фамилия, верно?
– Все фамилии, начинающиеся с приставок «О» или «Мак», ирландские. Тут не ошибешься, – улыбнулась Агнес.
В памяти Элиота вновь возник образ Маршала Макналти.
– Так вам нравится запах? Я с недавних пор увлекаюсь ароматерапией. Сандал способен излечить утлую ауру.
– Вы интересуетесь восточными учениями?
– Меня занимают синто-буддийские философии.
– Как давно?
– С тех пор как покинула отчий дом. Мои родители фанатичные католики. Они были суровы в воспитании. Софи всегда была послушной дочерью и примерной сестрой, я же – сплошное разочарование. Одна из причуд матери – она не позволяла читать что-либо, кроме Библии. Боялась, что мирская литература навредит неокрепшему детскому уму. Я росла ограниченной, зато могла процитировать любое место Писания.
– Мы не можем строить какие-либо постулаты, не видя картины целиком, со всех возможных точек зрения. На мой взгляд, лучшее средство постижения Бога – изучение атеистических трудов.
– Вы хотите сказать, нельзя избрать что-либо истиной, если это единственная истина, с которой ты знаком?
– Пожалуй, вы правильно истолковали мою мысль. Наверстываете упущенное? – Элиот бросил взгляд на книгу в руках Агнес.
– Уолт Уитмен, – улыбнулась девушка, показывая обложку «Листьев Травы».
– «Песнь о себе»? – прочел мужчина на открытой странице. – Моя любимая поэма.
– И моя. – Глаза девушки просияли под порхающими белесыми ресничками. – «Песнь о себе» – хвалебная ода своему эго. Но что прекрасно в этой поэме, так то, что Уитмен, воспевая себя, вместе с тем воспевает всё человечество, всю вселенную, считая, что он и она неразделимы. «Ибо каждый атом, принадлежащий мне, принадлежит и вам», – пишет он.
– «И все они льются в меня, и я вливаюсь в них, и все они – я, из них изо всех и из каждого я тку эту песню о себе», – процитировал Элиот. – Какая красота сокрыта в идее всеобщего единства! – воскликнул мужчина в наслаждении.
– А вы быстро нашли точки соприкосновения! – На пороге появился Бен, вытирающий жирные руки о подол фартука. Рот мужчины был искривлен в довольной ухмылке.
Элиот, распалившийся от увлекательной беседы, при виде друга поспешил придать лицу привычное невозмутимое выражение.
Мужчины и девушка вышли на террасу, где орудовала Софи, разливая напитки по стаканам. Бен и Элиот взяли по кружке пива, Софи и Агнес пили «Горную росу». На металлической решетке над открытым огнем томились несколько говяжьих стейков, камберлендская сосиска, бараньи ребрышки и овощи-гриль. Хозяева дома усадили гостей за небольшой деревянный уличный стол.
– Как тебе Калифорния, Агнес? Где именно ты там работала? – обратился к девушке глава семьи, уплетая свиную колбаску с копченым запахом.
– Офис VOID находится неподалеку от городка Ред-Блафф. Это один из крошечных безликих населенных пунктов, которыми усыпана Америка. Они как веснушки на конопатом лице нашей страны. Мое знакомство с этим местом не было продолжительным, но во время пятиминутной поездки от аэропорта до Уолнат-стрит, по которой мы выехали из города в западном направлении, я не заметила ничего примечательного: несколько школ, магазин уцененных товаров, незатейливые парки и множество одноэтажных провинциальных домишек.
– Так офис находится за городом? – уточнил Бен.
– Да. Как я уже сказала, западнее Ред-Блаффа. Самолет высадился там. У аэропорта ждала машина. Она вывезла меня из города по Уолнат-стрит. Название улицы я прочла на указателе. Потом мы несколько раз свернули и часа два ехали по ухабистой загородной дороге. Пейзаж был примитивный – бесхозные поля, поросшие жухлой травой. Штаб-квартира находится прямо посреди такой равнины. Стеклянный офис переливается на солнце и выбивается из лишенного красок ландшафта. Здание разделено на два павильона: в первом находятся рабочие помещения, второй используется как жилой комплекс для сотрудников.
– Вам можно разглашать местонахождение штаб-квартиры? Ее даже нет на картах, а в интернете упомянуто лишь, что она находится где-то в северной части Калифорнии. Я читал, что мистер Макналти – весьма скрытная персона и большинство вещей о компании держит в секрете.
– Нет ничего критичного в том, чтобы рассказать вам то, что вы вскоре сами увидите воочию. Бен говорил, вас пригласили на конференцию в VOID. Я лишь удовлетворяю его нетерпеливое любопытство.
– Меня, в первую очередь, заботит, как мы будем добираться до Ред-Блаффа, – заметил Бен.
– Об этом не стоит беспокоиться. Компания оплатит билеты на самолет.
– В том и дело. – По лицу мужчины пробежала мрачная тень. – В последние месяцы у меня развилась фобия в отношении самолетов. Мне часто снится сон об авиакатастрофе. Я лечу бизнес-классом, сижу у окна. Ранний час, солнце только поднимается. Облака топорщатся под нами, словно заснеженные верхушки гор. В руке стакан виски. Я весь трепещу от страха. В попытках успокоиться, кручу в голове: «Самолеты – самый безопасный транспорт. По статистике, люди чаще разбиваются на автомобилях». И вот, слышу, что-то хрустнуло в устройстве самолета, и мы рухнули. Тут я вздрагиваю и просыпаюсь. Этот сон мне снился не раз. Может, это предостережение свыше?
– Вы можете попросить компанию оплатить билет на поезд. Думаю, разницы никакой, – успокоила Агнес.
– Вы, стало быть, очень умна, – заметил Элиот. Он избегал смотреть на Агнес. Его взгляд был прикован к шпажке, на которую были нанизаны шампиньоны, помидоры и кусочки кабачка, которыми он лакомился. – Я полагаю, нужно отличаться особой образованностью, чтобы быть приглашенной в одну из передовых IT-компаний. VOID – наш главный конкурент. Конечно, у них нет поисковой системы, но их часы могут потягаться в функционале с любым из наших смартфонов. Многие, кто прежде пользовался нашей почтой, сейчас переходят на v-mail. Они стремительно развиваются.
– Критерии отбора кадров в VOID отличны от тех, что приняты в других компаниях, – поделилась Агнес. – На образованность или креативность мышления внимание обращается в последнюю очередь.
– Тогда на что в первую? – удивился мужчина.
– Каждый кандидат проверяется на социальные взаимосвязи. Все сотрудники подобраны так, что при других обстоятельствах, они никогда бы не встретились. Между всеми работниками лежит как минимум пять уровней общих знакомых. Но я говорю о кадровом менеджменте только моего отдела, потому что с другими не знакома. Департаменты изолированы друг о друга. Нельзя было делиться информацией о порученных заданиях, нельзя называть настоящее имя, место жительства, какие-либо контактные данные. Все разговоры прослушивались.
– Как ты выдержала год в таких каторжных условиях? – Лицо старшей сестры выражало сочувствие.
– Ограничений, конечно, было много, однако если бы они перевешивали преимущества, я бы не стала там работать. Нам предоставили роскошные апартаменты, спа, бассейн, пятиразовое питание. Работы было не много. Часто отправляли в командировки. За год я успела повидать всю Америку, и побывать кое-где за границей. Кроме того, таких денег я бы больше нигде не заработала. Бен, не переживайте, – Агнес обратилась к главе семьи, – я у вас надолго не задержусь. У меня есть средства, чтобы купить жилье. Мне лишь нужно время, чтобы подыскать хорошую квартиру.
– Выбери что-нибудь поскромнее, – посоветовала Софи.
– Я сама решу, как распорядиться своим заработком, – отрезала Агнес.
– Ты никогда не умела рационально распределять средства. Лучше отправь денег родителям, им бы не помешала помощь.
Мужчины почувствовали повисшее в пространстве напряжение. Негативные волны, исходившие от обеих сестер, электризовали воздух. Но ни Бен, ни Элиот не решились вмешаться в спор и прекратить его.
– Я не просила совета. Мне не кажется, что родители особо нуждаются. Где они сейчас? В Риме? Доход отца позволяет им большую часть года проводить в путешествиях. В свое время они скупились потратить на меня лишнюю копейку. Это ты была любимицей.
– Не будь неблагодарной!
– Причин для благодарности у меня не много.
– Эгоистка! – выпалила Софи.
Агнес приложила к губам салфетку, вытерла руки, после чего встала из-за стола и одним непринужденным движением отряхнула юбку.
– Прошу прощения. – Казалось, девушка обращалась только к Элиоту. – Вынуждена покинуть вас. Мне нужно прогуляться.
Когда Агнес ушла, Бен сверкнул гневным взглядом в сторону Софи.
– Зачем ты так?
– Она всегда думала только о себе. Я надеялась, она изменилась за год, что мы не виделись. Ничего подобного.
– Я составлю девушке компанию, – отозвался Элиот и поспешил спуститься с террасы.
***
Элиот выскочил из парадной многоквартирного дома и оказался в сумерках. Сентябрьскому вечеру еще не была присуща стужа окрепшей осени. На улице царила мягкая прохлада.
Оглянувшись по сторонам, мужчина заметил тонкий женский силуэт, удаляющийся по направлению к Бруклинскому мосту. Темное пятно стремительно растворялось в полумраке.
Элиот настиг девушку у подъема на подвесной гигант. Пешеходная полоса находилась на некотором возвышении, а по обеим сторонам сновали машины.
– Агнес, – окликнул мужчина.
Она остановилась, но не повернулась. Девушка утерла слезы и лишь затем обернула лицо, с распухшим и раскрасневшимся носом, к Элиоту.
– Мистер Мармел, вы решили ко мне присоединиться?
Агнес улыбнулась и, насколько Элиот разбирался в невербальных сигналах, то было искренне.
– Надеюсь, вы не против?
– Я только за.
Элиот поравнялся с девушкой, и они стали неспешно прогуливаться по деревянным подмосткам в полном безмолвии.
Стальные прутья моста, ветвями отходившие в стороны от неоготических башен, вырисовывались на темно-синем, с лиловыми разводами, небосводе, словно металлическая паутина. Внизу рябила черная вода, казавшаяся в темноте густой и вязкой.
Первой нарушила молчание Агнес, выдав внезапной репликой предмет занимавших ее размышлений.
– Я против цирков с животными.
Элиот растерялся от неожиданного высказывания и нелепо улыбнулся.
– Вы находите это забавным? – рассердилась Агнес.
– Отнюдь. – Мужчина поспешил придать лицу серьезности.
– Дрессированные животные напоминают мне детство, – поделилась девушка, поникнув головой. Ее хмурый взгляд был прикован к мостовой. – Свободолюбивые существа не сразу понимают, что попали в плен, и до последнего сражаются за свободу, проявляя строптивость и непокорность. Дрессировщики приучают их к послушанию, подвергая регулярному избиению, пока из горделивых животных не получатся безропотные и покорные существа. А если случается, что зверь никак не хочет покоряться воле хозяина, его обрекают влачить крайне жалкое существование в условиях неволи.
– Теперь-то вы взрослая, свободная и независимая девушка, – попытался подбодрить Элиот.
– Только на первый взгляд. Всю жизнь я провела словно в заточении из-за собственных психологических барьеров. Комплексы, уходящие корнями в самое детство, словно прутья решетки, огораживающие меня от настоящей свободы и счастья. В глубине меня по-прежнему сидит запуганный ребенок, готовый на всё ради одобрения взрослых, даже если придется ущемить собственные интересы, и Софи напоминает мне об этом.
– Не принимайте ее слова близко к сердцу, – посоветовал мужчина.
– Вы вегетарианец. Я права?
– С чего вы это заключили? – Элиот едва поспевал за тем, как Агнес меняла направление разговора. Он предположил, что девушка волновалась и пыталась предупредить возникновение неловких пауз неожиданными вопросами и репликами. Казалось, Агнес пребывала в каком-то лихорадочном расположении духа. Ее выражение лица менялось со скоростью урагана. То над ней нависала грозовая туча, а на глазах появлялись крупинки слез, то она веселела, то впадала в задумчивость.
– За весь вечер вы не притронулись к мясу и довольствовались овощами-гриль.
– Вы наблюдательны. Это верно, я вегетарианец.
– По какой причине?
– Повышенный уровень холестерина, тромбы в сосудах, жир вокруг органов, а как итог – преждевременная смерть от инфаркта или инсульта. Не слишком перспективное развитие событий. На мой взгляд, люди переоценивают свою звериную сущность. В отличие от хищников у нас слишком короткий кишечник и недостаточно кислотная среда в желудке.
– То есть, вы придерживаетесь здорового питания? – заключила девушка.
– Именно. Агнес! – вспомнил мужчина. – Вы ведь тоже не ели мяса.
– И зажгла ароматическую палочку, чтобы по гостиной не разносился запах копченого мяса, пока Бен его жарил. Бен и Софи не слишком внимательные хозяева, коли, прежде чем устроить барбекю, не удосужились узнать, не вегетарианцы ли гости.
Молодые люди дружно рассмеялись.
– А отчего вы не едите мясо? – поинтересовался мужчина.
– Я считаю, Бог всё создал для Вечного Бытия и дал животных нам в попечение, а не в рабство или пищу.
– Вечное Бытие, – повторил Элиот, – звучит жутко, не находите? На кой черт людям вечность, когда мы не знаем, как убить время в свободный день?
– Я недавно размышляла об этом. Знаете, когда я попала в VOID, мне всё казалось знакомым: лица коллег, рабочее место, апартаменты, в которых я жила. Как будто я видела это прежде. Я с легкостью справлялась со всем, что надлежало в соответствии с должностными обязанностями, словно проделывала это уже тысячу раз. Это навело меня на мысль о реинкарнации. Что если мы в самом деле, умирая, перерождаемся? Но не в другую личность, не в собаку, и не в травинку, а в себя самого. Проживаем одну и ту же жизнь снова и снова, таким образом, являясь не только пленниками сансары, но и одного тела и одного бытия. А знаете, что в подобном мироустройстве самое пугающее?
– Что же?
– То, что совершив ошибку однажды, ты обречен повторять ее вновь и вновь, в каждой последующей жизни, бесконечное множество раз.
– И ничего нельзя поправить?
– Нет. Ведь ты остаешься самим собой. С прежними взглядами и страстями, а главное – склонностями, которые будут подталкивать тебя на те же ошибки.
Элиот задумался о беспрерывной череде его безликих дней и вспомнил слова Томаса Андертона: Вы застряли во вселенной, ограниченной вашим скудным разумом. В жизни Элиота жуткая фантазия Агнес уже воплотилась в реальность.
– Пожалуй, это самая безжалостная модель ада – застрять навсегда в одной бессмысленной жизни. Считаете, Бог настолько суров, чтобы обречь свое чадо на такое?
– Нет, Бог не так суров. Это лишь моя выдумка. Вы ведь не сочли, будто я всерьез верю в такой уклад Вселенной?
– Я уже и не знаю, что думать. Во что же вы все-таки верите?
– Я хочу верить в родство душ и, соответственно, вынуждена верить в Провидение.
– Что вы хотите сказать? Я ничего не смыслю в этом.
– Существует древнегреческий миф – якобы люди изначально были созданы с четырьмя руками, четырьмя ногами и головой с двумя лицами. Зевс, боясь их силы, разделил их на две отдельные половины и обрек на жизнь в вечных поисках друг друга. Это немыслимо, чтобы две эти половины нашли друг друга на пяти материках с населением в восемь миллиардов человек без вмешательства свыше. Понимаете, что я имею ввиду?
– Теперь да. Вы верите в Зевса, – пошутил мужчина.
– Да нет же! Мистер Мармел , вы смеетесь надо мной? – девушка расхохоталась. – Я верю в Бога, просто не в такого, чей образ мне навязывали родители или католическая церковь… Элиот! – внезапно Агнес отвлеклась от своего монолога. Ее сияющий взгляд был прикован к чему-то в нескольких метрах впереди. Мужчина понял, к чему, когда до него донеслось медное пение, которое прежде было неразличимо из-за гула машин. На мостовой стоял саксофонист. Мелодичная «Когда ты улыбаешься»7 раздавалась из разинутой пасти инструмента.
