Кристина Юрьевна Юраш
Ну, возьми меня!
Глава пятая. Грязная история
– РЕ-Е-ЕКТОР! – крикнула я, вставая на носочки. – ГОСПОДИН РЕ-Е-ЕКТОР!
Однажды я так в гости пришла. А мне не открывают. Кричу-кричу, кричу-кричу. Потом парнишка вышел. Открыл мне. А по улице мамка его бежит. Глаза квадратные. Парень с детства не ходил. А тут взял и пошел! Правда, теперь заикается. Но ходит!
Я набрала воздуха в грудь и соплей в нос. Так быстрее открывают обычно!
– РЕ-Е-ЕКТОР, ВЫХОДИ! – крикнула я, высматривая ректора.
Вместо него выбежала тетечка с круглыми глазами.
– А вы не знаете, ректор выйдет? – спросила я, прокашлявшись. Голос нужно беречь. А то неизвестно, когда ректор выйдет.
– А вы что? Его съели? – в ужасе спросила тетечка. Но тут послышались шаги. И я увидела молодого, статного красавца в черном. Он прямо шел и весь шелестел. На секунду он остановился, глядя на меня.
– Господин ректор, – отчиталась охрана. – К вам девушка пришла!
Так вот ты какой! Ректор! Красивый, молодой!
– Вот это вот издает вот этот вот звук? – осмотрелся ректор. Он указал на меня. Охрана кивнула.
Ректор смотрел вокруг с подозрением. Словно где-то спряталось чудовище.
– Итак, что вы хотели? – спустился ректор, шелестя по ступеням черной накидкой.
– Вас! – ответила я, глядя в глаза ректору.
– Меня много кто хочет, но мало кто получит, – улыбнулся ректор, слегка польщено. И тут же посмотрел на мое платье и ботинки и презрительно усмехнулся. – Ты по какому делу?
– Хочу поступить в Академию! – ответила я, глядя на то, какой он весь из себя нарядный.
– Поступить, – улыбнулся ректор. И тут же вздохнул. – Увы, экзамены были вчера. А сегодня прием окончен! Мне очень жаль!
– Да, но… – начала я, глядя на ректора снизу вверх.
– Увы, таковы правила, – улыбнулся мне красавец-ректор. – Ты вообще откуда пожаловала?
Он еще раз осмотрел меня и вежливо улыбнулся.
– Из Гнильтауна, – ответила я, с надеждой глядя в красивые зеленющие глаза.
– А….а…а… – протянул ректор. – Это где? Просто я в провинции не бывают…
– Это … там, – показал я рукой примерное направление.
– А где ж ты была раньше? – вздохнул ректор, посмотрев «примерно туда».
– Работала, – ответила я, опустив глаза на сбитые носки ботинок. – Чтобы заработать деньги на билет и книги по магии!
– Понятно, – протянул ректор. – Мне очень жаль, но правила есть правила. Так что ждем тебя на следующий год! Всего хорошего!
Он развернулся, чтобы уйти. Но я схватила его за рукав.
– Но вы даже не спросили, что я умею! – умоляющим голосом произнесла я. – Я многое умею! И очень хочу учиться!
– Ну конечно же, – повернулся ко мне ректор, закатив глаза. Он положил мне руки на плечи. – Одного желания и красивых глаз недостаточно! Нужен талант! Причем, незаурядный! Не путай его, пожалуйста, с провинциальной наглостью. Наглость – хорошее качество для чародея. Но талант – превыше всего!
– Он у меня есть. Могу показать! – прошептала я, с надеждой глядя на ректора.
– Это лишнее, – меня вежливо вели в сторону выхода. – А сейчас покинь, пожалуйста, Академию. Приходи через годик.
– Да но… – дернулась я, почти возле самой двери. – Вы так и не посмотрели…
– Послушай, я по тебе прекрасно вижу. Магия – это не твое, – дверь передо мной открылась. –Жду тебя на следующий год. Если не передумаешь! Всего хорошего!
Меня вытолкнули за двери. Массивные двери с грохотом закрылись.
– Так, эту больше на порог не пускать, – послышался раздраженный голос. – Сразу на выход. Пусть катится обратно в свой Гниль… что-то там!
Я почувствовала в горле комок слез. Не приняли… Даже посмотреть не захотел!
Я брела по дороге, чувствуя, что мир рухнул. Мои глаза застилали слезы. Вот если бы знала, то постаралась бы приехать раньше! Может, сдала бы экзамены!
«Магия – это не твое!». А он откуда знает, что мое, а что не мое? Нет, ну откуда? Я смотрела на свои руки. И главное даже не захотел узнать, что я умею!
Меня окатило грязью от кареты, которая пронеслась мимо. Прямо накрыло сплошной грязной волной. .
Я сплюнула волосы и выставила вперед руку. Карета подпрыгнула, и у нее отвалилось заднее колесо. Карета села в глубокую лужу.
– Мамочки! – послышался истеричный женский голос. – Платье! Грязь! Спасайте меня и мое платье!
Дверца открылась. В нее высунулась перепуганная дама в светлом платье.
– Помогите! – кричала она, пока кучер плыл в сторону двери, высоко поднимая ноги: «Сейчас сниму, мадам!».
Я побрела дальше.
– Что значит, магия – не мое? – вздыхала я, роняя слезы и растирая грязь по лицу. Мое единственное платье стало коричневым. Ручьи грязи текли по рукам и капали с волос. Я была насквозь промокшая в зловонной луже. Даже трусы были мокрыми.
Свернув за угол, я снова увидела того голосистого мальчонку.
– Свежие новости! Свежие новости! – кричал неутомимый охрипший мальчик и тыкал прохожим газету. – Жестокое убийство! Покойный господин так обрадовался, что у него появилась любовница, что рассказал жене! Свежие новости!
Я уныло посмотрела на предприимчивого паренька и пошла дальше. Все дома на улице были респектабельными. И заборы почти одинаковыми. Я шла и пыталась угадать наш забор.
Вдруг поднялся ветер. И словно парус надулись мои панталоны!
– Нашла, – вздохнула я, дергая ворота. Ворота, как ни странно были открыты.
Со скрипом и лязганьем я отворила их.
– Девушка, – бросился ко мне какой-то мужик в потертом сюртуке с пушистыми бакенбардами. – Не ходи туда… Если жизнь дорога, то не надо!
– Да вы что? Сговорились все? – вздохнула я, глядя на роскошный и мрачный особняк.
– Там живет страшное чудовище, – прошептал мужик, бешено вращая глазами.
– Вот если бы вы сказали, что там «выживает страшное чудовище», то я бы еще подумала, – мрачно ответила я. – И ни за что бы ни пошла в это страшное место, где выживают чудовища!
Надо предупредить моего родственника, что у нас живет страшное чудовище! Мой родственник и так седой, словно забыл перед прочтением квитанции принять успокоительное. А тут еще какое-то чудовище! Нам еще чудовища не хватало!
– Девушка, – страдальчески мотал головой добрый человек. – Я вас прошу! В Тварьбурге много чего случается! И жуткого и страшного! Но сюда лучше не ходить! Никогда! Посмотрите! Дома по соседству опустели! Вон дом, вон дом! Все пустые стоят!
Я рада, что от чудовища есть какая-то польза!
– Так что не ходите… – мотал головой прохожий. – Пожалейте себя! Вы еще такая молодая! Понимаю, что у вас в жизни случилось что-то ужасное. Я вижу ваше заплаканное лицо. Но это не повод идти умирать, как другие разочарованные девушки в лапах мерзкого и ужасного чудовища! Одумайтесь! Все еще можно исправить!
– Конечно можно! Спасибо, что сказали! – заметила я, сплевывая грязь. – Мы очень благодарны, что вы предупредили! Мы сегодня же отловим эту тварь и заставим ее платить за дом третью часть! Исправим несправедливость! А то живет себе на халяву! Пусть тоже платит! Вот мой родственник обрадуется!
Добрый прохожий отшатнулся от меня и пошел по своим делам. А я с лязганьем закрыла ворота и направилась в сторону горгулий и дверей.
***
То, что сказал прохожий было чистейшей правдой. Дома соседей опустели очень быстро. А оставшиеся, стойкие соседи, частенько видели несчастных девушек, переступающих порог дома, чтобы никогда больше не выйти из него.
И сейчас чудовище стояло возле двери, задыхаясь от гнетущей жажды. В нем осталось мало человеческого. Разве что оболочка, которая и ввела в заблуждение юную провинциалку.
Опасны не те чудовища, которые рыскают в темноте и ужасают своим видом, давая шанс сбежать с диким криком.
Опасны те красивые чудовища, в которых никогда не заподозришь чудовище. Которые умеют вежливо улыбаться, читать газеты, колдовать и даже мрачно шутить.
Таких чудовищ нужно бояться в первую очередь. Потому, что как только ты поймешь, кто перед тобой, бывает уже поздно.
За дверью послышались шаги. В голове чудовища промелькнула мысль: «Она!». Это слово звонко капало внутри кровью: «Ужин! Ужин! Ужин!». И заставляло нервно сглатывать. Бледная рука, лежавшая на старинных обоях, дрогнула. А из нее поползли длинные черные кровожадные когти, готовые вцепиться в нежную девичью плоть.
«Она войдет, и я…», – задыхалось чудовище, облизывая пересохшие губы. «Пусть только войдет!», – билась в голове чудовища одна единственная мысль.
Конечно же чудовище не поверило в то, что это его дальняя родственница. За время отсутствия новоявленной «родственницы», оно мысленно перебрало свое генеалогическое древо, разделяя родню на вкусные и невкусные. А потом убедилось, что они точно не родственники. Так что угрызений совести и легкого несварения можно не ждать.
Дверь распахнулась. Чудовище было наготове. Оно представляло удивленные и напуганные глаза девушки, последний крик, переходящий в глухой стон и грохот падающего тела. А следом и таинственный шелест исчезающего во мраке тела по полу.
Чудовище бросилось к девушке, но на подлете резко остановилось. Что-то было не так.
Вместо красивой девушки на пороге стоял вонючий и грязный с ног до головы ужас. С «ужаса» текла грязная вода.
– Меня не взяли!!! – с рыданием бросился вонючий и грязный ужас на чудовище. Чудовище сделало робкий шаг назад.
Оно, конечно, было не самым брезгливым. Но ронять на пол еду не любило. А если и роняло, то тащило быстро-быстро. Чтобы микробы не успели. А тут…
– Сказали, что магия – это не мое! – надрывался грязный ужас, вытираясь о застывшее чудовище.
Чудовище ожидало любого поворота событий. Но не такого. Поэтому стояло, подняв в верх красивые бледные руки с кровожадными когтями.
На груди чудовища ерзал жуткий и ревущий комок грязи, обнимая кровожадную тварь за талию и вытираясь о шелковый халат.
Чудовище нервно сглотнуло, глядя на грязную лужу, натекшую под ними. Несколько раз чудовище пыталось сделать над собой усилие и растерзать комок грязи. Оно даже открывало рот, но тут же закрывало его. Глаза чудовища слезились от невыносимой вони городской лужи.
– А ректор сказа-а-ал… – выл комок грязи, вытираясь об чудовище со страшной силой. – Что ик-ик-икзамены … тю-тю… Опоздала я…
Чудовище медленно приходило в себя.
– Ванная там, – выдохнуло чудовище. Оно было аристократом. И считало ниже своего достоинства есть … вот это! Тем более, что этот запах был способен отбить аппетит кому угодно. Нет, чтобы красивые, изысканные, пахнущие духами девушки с заплаканными глазами…
– На день опоздала… – выл комок грязи, глотая слезы и сопли. Комок грязи и страданий намертво вцепился в чудовище. И топтался по ногам.
– Может, искупаешься? – чудовище сделало глубокий вдох. А зря. На его глазах проступили слезы.
– Ну хоть вы не плачьте! – захныкал комок грязи. И грязной рукой вытер с бледной щеки текущую слезу. – А то я тоже буду плакать!
Чудовище сделало над собой неимоверное усилие. И перестало плакать. Потому что грязная, но добрая рука снова хотела вытереть ему слезы.
– Вот добрый вы человек, – сокрушался комочек грязи. Чудовище мельком посмотрело в зеркало. И увидело, что обнимаются уже не чистенькое чудовище и комок грязи. А две родственных комка грязи.
– Успокойся, – выдавило из себя чудовище, опустив руки на плечи несчастному комку грязи – родоначальнику всех комков грязи в окрестностей.
Оно смотрело на свои руки на чужих плечах. И ужасалось.
– Успокойся, – с усилием выдохнуло чудовище. Обычно оно умело эффективно успокаивать жертв, сворачивая им шеи. Но тут сначала надо было вычислить, где шея.
Комок грязи перестал рыдать. И стал горестно всхлипывать.
Чудовище размазывало грязь по предположительно чужой спине, слыша, как рыдания прекращаются. Такой сердечной доброты оно от себя не ожидало. Но это был, скорее инстинкт самосохранения, чем доброта!
– Х-х-хорошо, – послышался выдох на груди чудовища. – Вы такой добрый… Просто думала, что вы меня выгоните, узнав, что меня не взяли в Академию! Но вы мало того, что не выгоняете, так еще и утешаете!
– Чав-чав, – утешало чудовище, гладя комок грязи.
Чудовище вздохнуло. Отбившийся аппетит не говорил точно, когда вернется. И чудовище решило пока не отпускать девушку. Мало ли? А вдруг все-таки вернется?
– Ладно, я пойду! – вздохнул комок грязи. И чем-то улыбнулся.
– Иди, – отвернулось чудовище. – Второй этаж. Третья дверь слева.
Чав-чав-чав, – слышались шаги по лестнице. Кап-кап-кап, – стекала грязь с мокрых косичек, похожих на сосульки. На втором этаже скрипнула дверь. И послышался крик ужаса.
Чудовище смотрело на себя в зеркало. Грязное пятно в форме девушки на его груди украшало дорогой халат. На лице у чудовища был след утешения, напоминающий боевую раскраску. И пахло от чудовища так, что сам бы он себя не съел. Даже в голодный год.
Чудовище начинало злиться. Оно брезгливо пыталось стереть магией грязь с лица и волос.
– Аааааааа!!!! – послышался жуткий крик на втором этаже. – Ааааааа!!!!
–Что там? – дернулось чудовище. И тут же рассыпалось тьмой возле зеркала, чтобы очутиться в роскошной ванной.
– Горячая вода!!! – послышался вопль. – Не может быть! Горячая вода!
Глава шестая. Чудовищная ночь
– Представляешь? Горячая вода! – глаза комка грязи были квадратными. Нос шмыгал от изумления. А рука с проблесками чистоты трогала поверхность воды.
Чудовище слегка озадачилось. Наверное, это было очень избалованное чудовище, которое привыкло к благам цивилизации. Оно никогда не охотилось в лесу и предпочитало чистых и невинных девушек. Ключевое слово «чистых».
– Вода-а-а-а! Горя-я-ячая! – икнул комок грязи. И посмотрел счастливыми глазами. – Как в сказке! Знаете сказку про красавицу и чудовище?
– Знаю, – вздохнуло чудовище, глядя на то, как шмякнулся на пол грязный ботинок. А следом второй. А потом двумя серыми тряпками полетели мокрые чулки.
– Это в которой отец уезжает в столицу и спрашивает у дочерей. Что им привезти? Одна говорит украшение. Вторая – платье. А третья, младшая просит три ведра горячей воды! – счастливо шмыгал грязью комок.
Нет, такой сказки чудовище точно не знало. Оно, как выяснилось, не знало и сказки про «одну знакомую», которая приехала в Тварьбург с помадой, трусами и штопором. Из всего багажа ей не пригодились только трусы.
Чудовище морально отходило от сразу двух сказок. И чувствовало, что ему понадобятся новые уши. Которые этих сказок не слышали.
– Так! Отвернитесь, я платье снимаю! – послышался требовательный голос комка грязи.
Грязный ужас все еще всхлипывала, переживая свою трагедию.
Чудовище с усмешкой отвернулось.
– Вы подглядываете! – возмутился комок грязи, застыв над парящей водой. – Как вам не стыдно! Пялиться на мои…
– Ты, главное, не молчи. Я просто пытаюсь по местоположению рта вычислить, где у тебя зад, а где перед, – заметило чудовище, которое не любило оставаться в долгу.
Ему на руки упала грязная тряпка, которая зовется платьем. Такой наглости чудовище терпеть не собиралось. Чудовище с размаху швырнуло платье на пол и растворилось во мраке.
В роскошных покоях, оно снимало халат с красивых плеч.
Черный шелк струился по коже цвета белоснежного мрамора. Его тело напоминало тело статуи. Нездоровая бледность соблазнительно контрастировала с черным стекающим шелком. А чуть припухлые губы обнажили ряд острых зубов.
Чудовище языком коснулось острия и улыбнулось.
Горячая вода парила, а чудовище блаженно забралось в ванну и зажмурилось от удовольствия. На поверхности черной купальни плавали кончики седых волос.
– Сегодня ночью, – страстно пообещало себе чудовище, предвкушая вкусный, а главное чистый ужин.
По пальцам стекала вода. Чудовище с улыбкой представляло, как вместо воды струится еще теплая девичья кровь. Как тонкой змейкой огибает бледное запястье.
В блаженных грезах кровожадное чудовище распахнуло красивые глаза и сжало пальцы. Оно представляло еще теплое девичье сердце, в последний раз вздрогнувшее в его руке.
Аппетит вернулся. Триумфально и помпезно.
Пронзительный голос вырвал чудовище из сладострастных мечтаний.
Несуществующее сердце выпало в несуществующую кровь. Которая на поверку оказалась обычной теплой водой.
– А где полотенце? – спросил очень громкий голос. От которого задрожали стекла в старинных оконных рамах. С веток попадали воробьи. Соседская кошка передумала рожать в этой части города и поползла рожать в другую.
Чудовище слегка смутило, что ванные находились в разных концах огромного особняка. Но еще больше смутило то, что слышал он свой ужин так, словно она орет ему на ухо.
Оставшиеся на том конце улице нервно стойкие соседи тоже заинтересовались. Почему в таком огромном доме не нашлось полотенца?
– Терпи, – прошептало себе чудовище, предвкушая ночную расправу.
Отогнав кровожадные мысли, чудовище вспоминало, где у него полотенца. Оно встало, оделось и через минуту повесило чистое полотенце на бортик чужой ванной.
– Спасибоньки! – радостно заметил голос в густом тумане пара.
Стоило чудовищу вернуться, скинуть с себя чистый халат, усесться в теплую воду, как вдруг стекла снова зазвенели…
– Ой, а мне надеть нечего! А платье я постирала! У вас нет ничего, что я могу надеть? Можно старенькое! Или ненужное!
Голос бессовестно вырвал чудовище из сладких кровожадных грез, заставив снова встать из ванной. Скрипя зубами и шлепая по спине мокрыми волосами, чудовище утешало себя ночным банкетом.
Прямо на прячущуюся за полотенцем девушку полетела мужская сорочка и штаны.
– Спасибоньки! – обрадовалось юное, ничего неподозревающее создание, быстро натягивая на мокрое тело выданную ей одежду.
– Не благодари, – ответило чудовище, скрывая многообещающую кровожадную улыбку.
***
Я сидела на кухне, доедая огромный кусок хлеба с колбасой.
– Мне тут мужичок один сказал, – заметила я, стараясь не думать про Академию. – Что у нас в доме чудовище живет!
– Неужели? – усмехнулся родственник, рассевшись в своем любимом кресле. Он лениво посмотрел в мою сторону. А я вежливо предложила ему половинку бутерброда.
– Ага! – вздохнула я, тренируя рот, чтобы откусить как можно больше за один раз. – Нужно срочно его поставить в известность, чтобы платило за дом! У нас тут что? Благотворительная организация? Ну смотрите! Чудовище обязано платить за свет.
– Это еще почему? – с интересом заметил родственник, глядя на меня странным взглядом.
– Потому что чудовище бояться. И постоянно включают свет. Без чудовища бы не включали? Не включали. С чудовищем включают? Включают! Даже по ночам! А магия нагорает? Нагорает! Так что все честно, – заметила я, отложив бутерброд. – Пусть платит!
Все, не могу! Больше не осилю.
– За воду тоже чудовище должно платить! – кивнула я.
– Я так понимаю, потому что люди не в силах сдержать свой восторг при виде чудовища и приходится стирать штаны? – улыбнулся, не разжимая губ мой родственник.
– И не только! А еще в доме, где живет чудовище, от страха потеют чаще! – сообщила я. – А еще оно могло бы скинуться на ремонт! Мы же тут все под одной крышей живем? Оно же не хочет быть бездомным чудовищем? Нет, не хочет! Так что пусть скидывается!
– Ты не устала? – внезапно спросил родственник, плавно положив руку на лакированный подлокотник кресла.
Я так тронута это заботой, что аж в носу защипало. Я была уверена, что меня выбросят на улицу и придется искать какую-нибудь вшивую ночлежку… А тут…. Я шмыгнула носом. Столько заботы и понимания…
– Немного, – смутилась я, шумно вздыхая.
– Я провожу тебя, – послышался голос. Мне на плечо легла рука. Она перебирала сорочку на моем плече.
Мы вышли в коридор. Дверь передо мной открылась. Ох, ничего себе!
Я застыла на пороге комнаты с открытым ртом. Огромная многоярусная люстра вспыхнула свечами. И осветила роскошную комнату.
***
Жажда крови нашептывала чудовищу: «Набросься на нее! Растерзай ее!».
Он внимательно смотрел на ее мокрые волосы и осторожно прикрывал за собой дверь. Чудовище уже прикинуло, что «ночной перекус» вполне можно заменить отличным ужином.
– Невероятно! – послышался радостный визг. На губах чудовища появилась едва заметная улыбка.
– А точно я тут одна буду жить? – послышался голос ужина. Ужин резво скакал по комнате. И иногда забывал закрывать рот от удивления.
– Разумеется, – негромко ответило чудовище, осторожно приближаясь к счастливой жертве. И забыло добавить, что совсем недолго.
Чудовище уже собиралось перекусить медленно и развратно. Когти стали медленно вырастать из-под кружевного манжета. Острые зубы жаждали крови, а пересохшие губы предвкушали трапезу.
– Иди ко мне, – зловеще прошептало чудовище. Оно предвкушало визги, вопли и мольбы. Собственно, стандартную программу, как вдруг…
Как вдруг чудовище снесло к двери. Да так, что он едва не остался чудовищем – инвалидом, впечатавшись в дверную ручку спиной.
В коротких отношениях жертва и чудовище обычно инициатива «бросаться» принадлежит чудовищу. Именно оно караулит жертву, подгадывает удобный момент, а потом наслаждается произведенным эффектом.
Но тут что-то пошло не так.
Звонкий чмок в щеку застал чудовище врасплох. На груди у него что-то интенсивно и радостно терлось.
– Кхе, – выдало чудовище, пытаясь отодвинуть от себя любвеобильный ужин.
– Вы так добры ко мне, – рыдал ужин, вытирая сопливый нос о чистую батистовую сорочку. – Вот если приедете ко мне в Гнильтаун, я тоже буду доброй к вам!
Чудовище пыталось представить городок, в котором живут такие Пенни. По спине чудовища пробежали мурашки. А внутри что-то заорало: «На диету! Срочно! Тоже мне, отожрал самооценку!».
– Брысь, – брезгливо отодвинуло чудовище сопливое лицо.
– Ой, да ладно! Я же милая! – послышалось снизу.
Чудовище опустило глаза, в которых были лед и стужа. И «я же милая» растянула губы в улыбке.
– Кто тебе это сказал? – спросило чудовище, которое начинало злиться.
– Зеркало! – ответила «я же милая!».
Одинокие чудовища не понимают всех прелестей семейной жизни. И что-то подсказывало, что неодинокие тоже. Ничего не понимают.
В его руке зрело заклинание, способное разрушить половину города, как вдруг в голове чудовища пронеслась мысль: «Вот ляжешь ты спать! А пока можно и поиграть в заботливого родственника».
Заклинание погасло.
– Хорошо, ты пока обосновывайся, – многообещающе улыбнулось чудовище, не разжимая губ и скрывая за спиной огромные когти.
Он вышел и закрыл дверь. Старинные створки сомкнулись, словно запечатывая тайну. Чудовище бросило взгляд на дверь и улыбнулось:
– Сегодня ночью.
У чудовища была одна слабость. Он был эстетом. Если раньше ему было все равно кого или что есть, то сейчас нет. Это тоже самое, что красиво раскладывать по тарелке блюдо и желать самому себе приятного аппетита.
Чудовище не могло представить себя в темном закоулке между помойкой и другой помойкой, с надеждой высматривающего одиноких прохожих. Так же оно даже представить себе не могло, что значит гнаться за потной обкаканной со страха и вопящей жертвой, петляющей в темном переулке.
Эгоистичное и самовлюбленное чудовище уже лежало на кровати в собственных покоях. Он вспоминал, как в его дом приходили несчастные девушки в поисках второй даты на надгробном камне.
Вместо того, чтобы утонуть в какой-нибудь местном водоеме, девицы приходили топиться в красивых глазах цвета рассвета.
С каким удивлением несчастные красавицы смотрели на галантного красавца, ожидая увидеть в сумраке старинного холла ужасного монстра!
Чудовище проявляло такую наигранную заботу, что девушки напрочь забывали, где находятся. И зачем пришли.
Окруженная вниманием жертва рассказывала свою историю, делилась своей бедой. И тут же находила понимание и сочувствие. Чудовище утешало ее, вытирало слезы, а потом нежно обнимало. Раз и навсегда.
Интересы чудовища не ограничивались несчастными красавицами. Больше всего на свете он любил книги. В его покоях расположилась роскошная библиотека.
В ней можно было найти все от старинных гримуаров, после которых моют руки даже самые черные маги до древних фолиантов, за которые продал бы душу любой коллекционер.
И когда бледная рука скользила вдоль книжных корешков, зачитанных до дыр, на красивых бледных губах появлялась улыбка. Длинный коготь хищно выбирал переплет, словно жертву. А потом похищал книгу с полки, чтобы впиваться в каждую строчку.
В этот момент чудовище могло сидеть в кресле с ногами, закусив палец и улыбаться. Иногда он смеялся, оскалив острые зубы.
Возможно, кому-то это покажется странным, но недавние исследования в области чудовищ показали. Кровожадные чудовища живут намного дольше, чем те, кто пытается объяснить им, как правильно должны вести себя кровожадные чудовища.
Рука чудовища уже выбрало себе жертву, чтобы скоротать остаток вечера, как вдруг…
– Скр-р-р-р-р! – послышался жуткий звук наверху. – Скр-р-р-р!
А следом топот ног. Замечтавшееся чудовище подняло глаза на потолок. И тут сплюнуло хлопья штукатурки.
– Скр-р-р-р! – снова донесся премерзкий звук. Следом за ним донесся грохот. И шустрый «тык-дык -дык».
Подобный ночной звук, доносящийся от соседей, способен превратить даже бабушку божий одуванчик в кровожадного маньяка с топором.
– Тр-р-р-р-р! – послышался долгий грохот. Он начался от двери и закончился в другом конце комнаты.
Либо фантазия чудовища разыгралась ни на шутку. Либо кто-то катался на шкафе. Или комоде.
Запахнув на талии халат, чудовище встало с кресла, решительно направляясь в сторону грохота.
Он подошел к двери и открыл ее.
– Ой, как хорошо, что вы пришли! – послышался все еще всхлипывающий голосок. – А можно сделать маленькую перестановочку?
Маленький ужин тут же превратился милую девочку, улыбаясь сквозь слезы. Но чудовище не обманешь. Он только что видел, как хилые ручки и спинка толкали шкаф в другой конец комнаты. А пухлые губки выкрикивали такие слова, от которых дети сразу становятся взрослыми.
– Решила перестановочку маленькую сделать. Хочу добавить немного уюта, – всхлипнул ужин. И показал рукой в сторону комнаты.
От угла до шкафа тянулась очень уютная рытвина на паркете. Дорогой ковер уютно собрался гармошкой. Хрустальная люстра очень уютно отогнулась и уютно царапала шкаф. Занавеска был уютно содрана. А на ней уютно стояла массивная тумба с золотыми ручками. Роскошная кровать была криво сдвинута с места, уютно собирая под собой остатки ковра.
– Просто я очень расстроилась, – прерывисто вздохнул ужин, одергивая чужую сорочку.
