Кристина Зимняя
Мисс Райт и идеальный мужчина
Я так растерялась, что даже отпрянуть не успела, не то, что возмутиться. Мужчина бесцеремонно вытащил из развалин моей прически единственную оставшуюся там шпильку и, перекинув распустившиеся локоны мне на грудь, повторил:
– Очаровательно! Именно то, чего не хватало для деревенского колорита. Я немедленно, прямо сейчас велю Трумэну – это наш сценарист – ввести в несколько эпизодов юную дочь храмовника. Это станет прекрасным дополнением к сельской идиллии и отменным контрастом для нашей главной героини. Наивность и цинизм, свежесть и потас… м-м…
– Увядание? – Невинно, словно не поняв, на каком именно слове замешкался Руперт, предложила версию я.
– Да-да, увядание! – Охотно согласился он. – Так вы согласны, я правильно понял? Роль будет небольшая, несложная, но значимая! И очень может быть, мы упомянем ваше имя в титрах.
Последнее, судя по тону, должно было показаться мне чудом из чудес. Но моё безоговорочное согласие основывалось совсем на других пунктах. Во-первых, оплата эпизодической роли третьего плана явно должна была превысить то, что получит массовка. Во-вторых, возможно, как какая-никакая, а все же часть команды, я могла бы подсунуть реквизиторам именно наши старые вещи, что тоже существенно пополнило бы "казну" "Сизой вишни". Ну а в-третьих, и самых главных, предложение режиссёра предоставляло мне отменный шанс выиграть спор у несносного задаваки Алекса.
Поздним вечером на чердаке "Сизой вишни"…
Проводка давно испортилась, а прихваченные из сарая жар-камни давали больше тепла, чем света. Распахнутое окошко было не в силах нивелировать их действие, из-за чего я чувствовала себя засунутой в духовку уткой, а слопанные в качестве ужина яблоки лишь добавляли сходства.
К сожалению выхода не было – в царство хлама, веками копившегося под крышей, тащить свечи рискнул бы только самоубийца, а дорогостоящего амулета ночного зрения в нашем доме не водилось. Последний разрядился еще при бабушке.
Любые изделия магов требовали своевременного ремонта и периодической подпитки, но обходились услуги волшебников дорого – непосильно дорого для нашей семьи. Вот и получилось, что из всего арсенала колдовских штучек в работоспособном состоянии остался только десяток светящихся голубых камешков, слишком мелких, чтобы заинтересовать скупщиков.
Жар-камни в принципе не портились, и хотя места их добычи были давно выработаны, а метод обработки утрачен, редкостью не считались. Учёные яростно протестовали, но самой популярной считалась версия, что это застывшая кровь драконов.
Только вот толку от красоты легенды, если в данный момент мне нужен был свет, а не отопление? Помещенные в таз камни уже почти вскипятили налитую для их активации воду, и поднимающийся над ее поверхностью пар туманом расползался по чердаку, придавая ему несколько зловещий вид. Казалось, что из-за какой-нибудь коробки вот-вот выплывет призрак. Но дожидаться утра я была просто не в состоянии, вот и приходилось перебирать залежи газетных вырезок, сидя на полу в ночной сорочке, липнущей к потному от жары телу.
Конечно, можно было перетащить стопки тетрадей, куда я год за годом старательно вклеивала статьи о знаменитостях, в свою спальню, но тогда мне пришлось бы объясняться с мамой, выселившей этот "источник пыли" из моей комнаты год назад. А так, по мнению доверчивых домочадцев, я трудилась на благо семьи, разыскивая пригодный для съёмок инвентарь.
Дырявая, как сито, память была единственным моим качеством, которое не соответствовало идеальному журналисту. Увы, имена и даты, совершенно не желали храниться в голове. К счастью на лица это не распространялось – встреченного однажды людя или нелюдя я узнавала всегда и везде. В остальном же приходилось полагаться на записи.
Наконец, конечно же в самом низу самой дальней стопки, я обнаружила искомое – три пухлые тетради, посвященные кино. Сногсшибательно прекрасное лицо Феррана Истэна надменно взирало на меня уже с четвертой страницы, улыбалось фирменной ухмылкой Неуловимого Джима с шестой, посылало воздушный поцелуй с десятой – материала было много. Пожелтевшие от времени и клея листы переворачивались, а небольшой розовый блокнотик, разрисованный романтичными сердечками, пополнялся все новыми и новыми строчками…
Эльвира, заглянувшая утром на чердак в поисках "несносной девчонки", нашла меня сладко посапывающей в сундуке с прабабушкиными платьями – сил, чтобы добраться до спальни в три часа ночи у меня уже не было. Зато были длиннющий перечень и примерный план действий.
На следующий день неподалеку от "Жасминового венка"…
Напрасно я надеялась сходу приступить к претворению в жизнь своих коварных намерений и, едва продрав глаза, принеслась на съёмочную площадку. Вот уже целую вечность над моей внешностью колдовали три жеманных девицы, обращавшиеся ко всем "дорогуша". Может, в их среде это считалось модным?
Минни, Ринни и Джинни, похожие, как близнецы, в своем толстослойном макияже, ползали вокруг меня сонными мухами и беспрестанно курили. Пятерка наших местных девушек, отобранных для массовки, кучковалась под раскидистым дубом и бросала на меня то злобные, то завистливые взгляды, хотя я бы с удовольствием поменялась местами с любой из них. Возглавляла этот отряд мэндиненавистниц дочка нашего мэра, что определенно не сулило ничего хорошего в будущем. Но думать я пока могла лишь об одном – о спасении из цепких лапок гримёрш. И спасение пришло, но лучше бы его не было…
– Кого я вижу? – Уже за одни интонации в до боли знакомом голосе мне захотелось запустить в его обладателя томиком сценария, который помощник режиссёра выдал под расписку о неразглашении. Ну или хотя бы туфлей.
– Дорогуша! – радостным хором выдохнули мигом оживившиеся "мухи", а стайка представительниц прекрасного пола Лайтхорроу прочирикала что-то приветственное и воодушевленно зашушукалась.
– Одуванчик, ты такая… ты такой Одуванчик! – явно сдерживая хохот, протянул Алекс Фрэйл.
Я мрачно посмотрела на него, но возразить было нечего – я себя преображённую ещё не видела, но после завивки моя голова должна была превратиться в кудрявый шарик.
– Милый! – Сегодня рыжая родственница режиссёра решила сменить обращение, вероятно чтобы не стать четвертой сестрой по разуму в дружном семействе мастериц пудры и помады.
Минни, Ринни, Джинни и Филли? Или Фелли? А что, ей бы пошло.
– Не стоит мешать девочкам работать, – прощебетала Фелисьна, прочно повисшая на локте соседа.
– Впервые вижу Одуванчик с такими миленькими розовыми щёчками. – Не унимался Алекс. – А как дивно они сочетаются с этими бантами и оборками! Просто глаз не оторвать!
– А выколоть не пробовал? – буркнула я едва слышно.
– Грубиянка!
– Как можно?!
– Какой кошмар! – На три голоса ужаснулись "близняшки"-гримёрши.
– Долго ещё? – нетерпеливо спросила я.
– Девочки, отпустите её, пока кусаться не начала! – рассмеялся Фрэйл-младший. – От чистого сердца советую.
– Да, пусть идет! – Тут же поддержала кавалера рыжая. – Всё равно ничего подобающего вы из неё не сделаете, как ни старайся.
Трио "дорогуш" покочевряжилось еще пару минут и позволило себя убедить, за что я была почти благодарна несносному соседу.
Но только почти!
Из зеркала в дамской комнате, обустроенной в небольшом фургончике, куда я умчалась, едва вырвавшись из когтей гримёрш, на меня взирала сказочная дурочка. Из тех пустоголовых особ, что шляются в одиночестве по лесу, заговаривают с волками и ходят на балы голыми, поверив на слово шарлатанке, навравшей про чудесное платье и хрустальные туфельки.
Губки бантиком, вздёрнутые бровки, носик-кнопочка, россыпь веснушек, кукольные ресницы и румянец, шапка мелких кудряшек – в этой наивной пастушке меня бы и мама не узнала.
Рукава пышной светлой блузы с открытыми плечами были прихвачены у локтей малиновыми бантами. Из такой же ткани были сделаны три пышные оборки, нашитые на черную основу юбки. Корсет, затянутый золоченым шнуром, тоже был черным, а чулки – белыми. Венчали образ поблескивающие пряжками туфли.
Если костюмеры задумывали поглумиться над традиционным персонажем народного творчества, им это удалось блестяще. Если же они всерьёз полагали, что в сельской местности кто-то разгуливает в светлых чулках и в обуви на каблуках, то им следовало бы назначить штраф за незнание предмета. Кроме того, мне было сложно представить себе того храмовника, который позволил бы своей дочери носить такое глубокое декольте и обнажать колени.
Для полноты картины не хватало одного – небесно-голубых глаз. Мои тёмно-карие, почти черные, несколько диссонировали с общим видом. Особенно с тщательно нарумяненными щёчками. Как ни обидно, но сегодня у Алекса был отменный повод для издёвок. Впрочем, хорошо смеется тот, кто смеется последним!
И это обязательно буду я!
Спрятав в сумку сценарий, который планировала начать изучать уже дома, я выглянула из-за двери дамской комнаты и, не заметив поблизости никого из "дорогуш", шустро спустилась по приставной лесенке и юркнула в заросли шиповника. Коварная юбка тут же зацепилась за ветку. Тихонько ругая колючки и дурацкий фасон наряда, я принялась выпутывать подол из плена. И тут… свершилось!
Нет, над съёмочной площадкой не прогремел гром и не сверкнула молния. Башня, старательно возводимая неподалеку мастерами иллюзий, не лопнула с оглушительным хлопком, как это бывает при внезапно разрушенных сложных чарах. Просто подняв глаза, сквозь просветы между ветками я вдруг увидела его – моего идеального мужчину!
Ферран Истэн остановился под дубом всего в пяти шагах от меня и вполголоса отчитывал за что-то невзрачную девицу. Лица её я не видела, но скучного серого платья, мешком висящего на худых плечах, и неопрятно скрученного узла волос какого-то грязного тускло-коричневого цвета было вполне достаточно, чтобы составить общее впечатление. Полуэльф, напротив, был прекрасен. Фотографии и кинофильмы, как оказалось, не передавали и половины его сногсшибательной красоты. Этот излом бровей, эти пушистые ресницы, этот цинизм и вселенская скука на холёной физиономии. А какая мощная фигура, а рост! А голос, звучащий так чарующе, что я не разбирала ни слова, хотя прекрасно его слышала!
Наверное, в тот момент я стопроцентно соответствовала созданному гримёршами образу: распахнутые в восхищении глаза, раззявленный рот и бессмысленный взгляд полной идиотки – трио "дорогуш" могло бы гордиться проделанной работой. Я смотрела и смотрела, а трясущиеся от волнения руки лихорадочно обыскивали сумочку в поисках блокнота, ведь передо мной был он – мой идеальный герой разоблачительной статьи!
Записная книжка нашлась как раз вовремя – персонаж моих грёз, распрощавшись с мисс в мешке из-под картошки, скрылся в фургончике с обшарпанной зелёной дверью. Никаких других признаков, отличающих этот походный домик от прочих, не было. Ни таблички "гримёрка звезды", ни инициалов на занавесках, ни позолоченных ступенек. Но, судя по всему, это была именно его, Рана Истэна обитель.
Порадовавшись тому, как мне повезло сразу же разжиться столь важной информацией, я спешно перечислила все свои эмоции от встречи с эльфом, намереваясь использовать их в статье. Набросала описание фургона и собеседницы Феррана, окинула придирчивым взглядом составленный ночью список и приготовилась ждать. Вернее, выжидать, ведь именно так говорят о тех, кто сидит в засаде.
Я планировала удачно поохотиться на зеленоглазого кота, и мне было совершенно безразлично, что возможно "дорогуши" или мистер Джойфул разыскивают нерадивую "дочку храмовника", а чулки от близкого соседства с травой очень скоро перестанут быть белыми. У меня была цель, и я буквально чувствовала в руках ведущую к ней, пока ещё тонкую и едва заметную, но прочную нить.
ГЛАВА 2
Всё ещё в кустах…
В засаде оказалось неожиданно скучно и некомфортно – если не считать жука, попыткой перелезть через мою ногу чуть не нарушившего всю конспирацию, и пчелы, пару минут пожужжавшей над ухом, в зоне видимости не происходило ровным счетом ничего. Я постояла, посидела на корточках, снова постояла. Загнув малиновые оборки, уселась на землю, но вспомнила про обитающих там насекомых и вскочила…
Извлечённые из сумочки часики уверяли, что прошло всего сорок минут, мне же казалось, что я уже целую вечность топчусь в колючих зарослях. Я внесла на последнюю страницу блокнота пометку о необходимости в будущем носить с собой складной стульчик и бутерброды и принялась общипывать с кустов нежно-розовые цветы, гадая, как на ромашках: "Выиграю пари! – Не выиграю пари!". Результат неизменно был в мою пользу – ведь у шиповника пять лепестков – и это несколько примиряло с неудобствами.
Увы, и это сомнительно развлечение мне вскоре наскучило. Я решила выбраться из засады и отправиться опрашивать членов съёмочной группы. Но стоило только сделать шаг в сторону просвета между ветками, как в поле зрения нарисовался весьма интересный объект – настороженно оглядываясь, к фургончику звезды приближалась рыжая Фелисьена. Чуть не выронив блокнот, я подалась вперед, чтобы не пропустить ни единой детали. Чутье буквально кричало, что сейчас я буду сполна вознаграждена за проведенный в компании пчёл и жуков час. И оно меня не обмануло!
Взобравшись на нижнюю ступеньку, рыжая мисс уверенно постучала в зеленую дверь. И не просто постучала – в серии ударов легко опознавался популярный мотив.
Створка распахнулась, являя взору гостьи, а заодно и моему, полуголого хозяина. Ферран широко и как-то кровожадно улыбнулся, ловко наклонившись, обхватил Фелисьену за талию и одним движением вздёрнул вверх. Взмыли рыжие локоны и лиловый подол, мелькнули голые ноги, бледные руки обвились вокруг загорелой шеи полуэльфа, хлопнула облезлая дверь, а я плюхнулась на землю, уже ни капли не заботясь ни о юбке, ни о насекомых.
Увиденное несколько не вписывалось в мою концепцию, но было весьма и весьма любопытно. Мозг усиленно обрабатывал поступившую информацию, на губах расцветала злорадная ухмылка, а рука сама по себе чиркала в блокноте, и то, что из-под неё выходило, очень напоминало чьи-то ветвистые рога.
Дожидаться, пока мисс-столичная-штучка покинет обитель идеального мужчины, я не стала – было понятно, что "общение" может затянуться, а вероятность того, что фургончик вдруг начнет таранить лбом, украшенным наростами, свежеиспеченный "олень"-Алекс, показалась мне до обидного ничтожной. Чмокнув на удачу обложку блокнотика, хранившего теперь пусть небольшой, но значимый секрет, я сунула его в сумку и принялась выбираться из объятий кустарника.
Вынырнуть из плена колючек рядом с фургончиком я не рискнула. Конечно, паре, укрывшейся за его стенами, вряд ли было до созерцания окрестностей, но и случайного взгляда, брошенного в окно, хватило бы, чтобы засечь нежеланную свидетельницу тайной встречи.
Пришлось двигаться в глубь зарослей, в надежде высвободиться подальше от опасного места. К сожалению, веткам явно полюбился наряд пастушки – я то и дело останавливалась, чтобы выпутать оборки и ленты из их цепких лап.
Кусты становились всё выше и гуще, приставучая пчела жужжала над ухом всё назойливее, и я была почти готова согласиться, что карьера мне не так уж и нужна, как вдруг заметила небольшой просвет внизу справа. Разумеется, воспитанной мисс из приличной семьи не пристало ползать на четвереньках, но ведь будущей звезде журналистики простительно небольшое отступление от норм приличия на пути к славе?
Колебалась я недолго – выбор был не так уж и велик: или продираться на свободу, пожертвовав одеждой, или воспользоваться "кроличьим лазом". И, если уж хорошенько подумать, показаться на людях в изодранном наряде едва ли лучше, чем временно уподобиться кролику. Опустившись на землю, я примерилась к размерам просвета и сочла их вполне приемлемыми. Вот только развернуться никак не получалось и я была вынуждена, повесив сумку на шею и зажав пышный подол между коленями, ползти задом наперед.
Излишне гостеприимный шиповник буквально умолял меня задержаться ещё ненадолго – щипал за плечи и бока, навязчиво трепал волосы – но я была непреклонна и уверенно продвигалась к цели. Выбравшись, наконец, я огляделась, рассчитывая убедиться, что у моего позора не было свидетелей, и чуть не бросилась обратно в заросли.
Да лучше бы я зазимовала в этих кустах! На поросшей одуванчиками лужайке в тени раскидистого дуба сидел "олень" и таращил на меня свои голубые глазищи, а из его приоткрытого от удивления рта свисала длинная зелёная травинка.
Картина в целом наглядно отражала всю нашу жизнь: Фрэйл-младший с комфортом расположился на клетчатом пледе с корзинкой для пикника, и, если не считать крайне глупого выражения лица, смотрелся, как иллюстрация из книги; я же – с расцарапанными руками, растрёпанными кудряшками и общей помятостью – могла смело претендовать на титул мисс Недоразумение-года. Типичнейшее распределение ролей в нашем давнем противостоянии: король жизни и жалкая неудачница.
Как ни обидно, но первым в себя пришел Алекс. Захлопнув рот, он задумчиво пожевал свою оленью пищу, ухмыльнулся и издевательски протянул:
– Я-то думал, там целый медведь ломится, а оказывается, это в наших краях такие шумные Одуванчики бывают!
Я поднялась на ноги, отряхнула юбку, перевесила сумку на плечо, одёрнула блузу, пригладила волосы, задрала подбородок и развернулась, чтобы гордо зашагать прочь, не удостоив соседа ответом. Но перед глазами вдруг всплыла недавно подсмотренная сцена. Я оглянулась, чтобы ещё раз оценить ситуацию. Рядом с плетёным коробом, из которого выглядывала открытая бутылка, красовались два бокала. Тарелок тоже было две, а у корней дерева притаился ридикюль знакомого лилового цвета. Кое-кого явно покинули посреди романтического обеда на природе. Так король ли этот кое-кто, или всего лишь олень, чьих ветвистых рогов не видно за блеском фальшивой короны?
Стремление поскорее убежать сменилось на очень постыдное, но вполне объяснимое желание поглумиться. Немножко, самую-самую малость! Могла же я себе позволить хоть чуточку отыграться за все те дифирамбы расчудесному парню Алексу, которые мне приходилось выслушивать год за годом?
– Не хочешь составить компанию? – И не подозревая о моих недобрых мыслях, предложил сосед.
– Хочу! – улыбнулась я.
Опешивший от ответа, которого, конечно же, не ожидал, Фрэйл выронил прикушенную травинку и как-то подобрался, словно я не чинно шагала под сень дуба, а неслась, воинственно улюлюкая и раскручивая над головой сумку, как кистень. Устроившись на краешке клетчатого полотна и аккуратно уложив вокруг малиновые оборки, я похлопала ресницами и самым невинным тоном, на который только была способна, поинтересовалась:
– А где твоя красноголовая подруга? Ушла за пирожками и заблудилась в нашем дремучем лесу? Не боишься, что ей волк повстречается?
– Фелис была бы тронута твоей заботой. Я непременно поделюсь с ней проявленным тобой беспокойством, как только она поговорит с братом.
– Ах с бра-а-атом! – воскликнула я, с трудом удержав смешок, и, чтобы не проговориться, поспешно продолжила: – А ревновать она не будет?
– К кому? – несносный сосед, приставив ладонь козырьков к середине рогатого лба, заозирался, якобы высматривая предполагаемую соперницу рыжей. – Здесь же нет никого! Только я, обед и… Одуванчики. – Завершив фразу, сосед с прищуром уставился на меня. Но вместо закономерного, усердно провоцируемого взрыва удостоился лишь сияющей улыбки и вежливой просьбы налить воды.
Получив бокал, я покрутила его в руках, соображая, как бы, не вызывая подозрений, потянуть время. Уж очень хотелось пронаблюдать, как до нашего местного бабника, сменившего не один десяток девиц, дойдёт, что его нынешняя пассия не торопится возвращаться. По всему выходило, что задача невыполнима – уже сам факт моего внезапного дружелюбия был крайне странен. Снова облюбовать какие-нибудь кусты?
Но удача в этот день несомненно была на моей стороне – не успела я расстроиться из-за необходимости покинуть сцену, как Алекс нашёл решение за меня, молча протянув наполненную тарелку. Сделав вид, что не нахожу ничего необычного в разделении пищи с заклятым врагом, я приняла предложенное, расстелила на коленках салфетку и приготовилась к самому медленному в моей жизни пережёвыванию бутерброда.
Увы, у изрядно проголодавшегося организма были свои планы – я и заметить не успела, как проглотила все содержимое тарелки. Сосед, едва осиливший половину своей порции, поглядывал на меня со смесью недоумения и жалости. Над клетчатым полем повисло неловкое молчание. Покомкав салфетку пару минут и так и не придумав, чем бы аргументировать свое дальнейшее пребывание в прежде столь ненавистном обществе, я поднялась и натянуто произнесла:
– Ну я пойду?
– Иди! – Кивнул Алекс.
Я шагнула и, само собой, споткнулась. Каблук зацепился за бахрому пледа, я пошатнулась, но равновесие все же удержала, зато не удержала сумку. Соскользнув с плеча, она радостно вывалила всё своё содержимое к ногам Фрэйла-младшего.
Я вспыхнула и принялась лихорадочно собирать разлетевшуюся мелочёвку: ручки, пудреницу, носовой платок, томик сценария, блокнот… А где блокнот?
– Какая любопытная расцветка! – Деланно восхитился сосед, погладив пальцем нарисованное на розовой обложке сердечко. – Как раз для юных романтичных особ! И что же за девичьи секреты хранит этот дневник? – С преувеличенной серьезностью добавил он и раскрыл блокнот. – Что это, схема для вышивки? – Не оценил портрет собственных рогов Алекс.
– Отдай немедленно! – Взвилась я и ринулась отбирать свою собственность.
Сумка упорхнула куда-то вправо, слетевшая с ноги туфля – влево. Корзинка, тарелки, бокалы, ручки – всё смешалось, сметённое катающимися по клетчатому полю боя противниками. Я вопила, как будто мне снова было десять, и пыталась вырвать из загребущих лап противного соседа средоточие моего светлого будущего. Он же хохотал, как пьяный баньши, уворачивался, прикрывал лицо от моих ногтей и периодически охал, когда мои коленки или локти приходили в соприкосновение с его ребрами. Наконец, получив коленом несколько ниже живота, Алекс мигом посерьезнел и, ловко перевернувшись и нависнув сверху, пригвоздил мои ладони к земле одной рукой.
– Ну хватит! – Заявил он.
Я сдула упавшую на глаза кудряшку и приготовилась к новому витку драки и обязательной победе, но произошло совсем иное…
– Милый, что здесь происходит? – Зазвенел над лужайкой голос рыжей сестрицы режиссёра.
Мир на мгновение замер, а потом закружился с удвоенной скоростью. Ещё секунду назад я лежала, распластанная, словно бабочка под стеклом, и вот уже стою, уткнувшись носом в ворот Фрэйла-младшего, а его руки бесцеремонно одергивают мою одежду и по-хозяйски копошатся в моей же шевелюре.
– Ничего, золотко! – Бодрым тоном отчитался Алекс. – Просто малышка Мэнди впала в истерику при виде жука.
– Что…?! – попыталась возмутиться наглой ложью я, но тяжелая ладонь, надавив на затылок, лишила меня способности разговаривать. Всё что я могла – это бессвязно мычать в рубашку соседа. Ну или укусить его.
– Не мог же я бросить кузину в беде. – Продолжал увлечённо врать Фрэйл, словно собаку гладя меня по голове.
Я, скосив глаза вниз, примерилась каблуком к его ноге, но ударить не успела.
– Мисс Аманда? А я вас кругом ищу! – Руперта я узнала с полуслова. Все же голос у режиссёра был очень приятный, не то что у новоявленного "родственничка".
Осознав, что вопить и брыкаться я передумала, Алекс крутанул меня, будто куклу, и я смогла взглянуть на свидетелей битвы за блокнот. На мужчине были кремовый костюм-тройка, полосатый шарф из дикого шёлка и очаровательная улыбка. На его сестрице – отвратительно аккуратное, идеально отглаженное, словно только-только из-под утюга лиловое платье, ажурные чулки, шпильки и злобная гримаса. Быстро же она "наобщалась" с полуэльфом. Или их тоже прервали, и именно поэтому она так зла?
Безусловно, я нашла бы, что сказать этой общительной особе, но устраивать сцену на глазах у Руперта не хотелось. Кроме того, что он нравился мне и внешне, и манерами, я планировала многое извлечь из участия в съёмках. А, следовательно, не стоило портить о себе впечатление у главного человека в команде.
Я широко улыбнулась приближающемуся под ручку с рыжей мегерой режиссёру и как можно тише прошептала соседу:
– Какая я тебе кузина?!
– Четвероюродная! – так же тихо ответил Алекс, поправив ленточку на моём рукаве.
– Врёшь! – Злобно шипеть, сохраняя на лице доброжелательность, было сложновато, но я справилась. – Я знаю свое фамильное древо – не было там никогда никаких Фрэйлов!
– Мой прадед трижды сватался к твоей бабке, – на грани слышимости сообщил сосед, – так что, считай, родственники.
Пользуясь тем, что пышные оборки многое могли скрыть, я завела руку назад и ущипнула "кузена" за бедро. Охнув от боли, он ослабил захват и я, наконец-то, смогла сделать шаг в сторону. Заметив валяющийся на земле блокнот, поспешно подняла его и сунула в сумку, которую для надежности повесила через плечо. После чего ухватилась за свободный локоть как раз подошедшего Руперта и, заглянув в его синие глаза, радостно прочирикала:
– Вы не могли бы уделить мне немного времени? Я хотела спросить…
Язык сам по себе выплетал какую-то ерунду о жажде разобраться в тонкостях режиссёрской профессии, и под этот воодушевленный щебет я все дальше и дальше увлекала мужчину. Прочь от зелёной лужайки, где рогатый олень остался выяснять отношения со своей пока безрогой, но уже стервозной оленихой. В том, что ветвистые наросты на ее рыжей голове непременно появятся, я нисколько не сомневалась – постоянство было последним качеством, в наличии которого можно было заподозрить Фрэйла-младшего.
Дорогуши при виде измятого платья, растрепавшегося облака кудряшек и изгвазданных чулок пришли в неистовство. Наверное, они растерзали бы меня на сотню крохотных пастушек, если бы не Руперт, заявивший, что как раз намеревался похвалить мастериц за отменную работу, и что именно так и должна выглядеть моя героиня. Я готова была расцеловать режиссёра за спасение, но он тут же сам все испортил, заставив меня репетировать. До самого вечера мне пришлось вприпрыжку спускаться с холма, размахивая то корзиной, то букетом, то шалью, мяукать дурацкую песенку про барашков, останавливаться под деревом и, заламывая руки, восклицать: "О-о-о, как это было прекрасно!".
Домой я добиралась, ног не чуя от усталости, и, разумеется, ни о каком расследовании, ни о какой работе над будущей статьей не могло быть и речи – едва завидев кровать, я рухнула носом в подушку и забылась беспробудным сном.
