Ксения Васильева
Вера. Пролог
– Ты очень любила его… – Егор с теплотой смотрел на меня.
– Конечно, любила, только… – я запнулась и, отведя взгляд, добавила: – Не знаю… Без взаимности. По идее мы должны были сблизиться, после того как мамы не стало, но – нет, во всяком случае для меня – нет. Все эти истории из его путешествий папа рассказывал не мне, а моему брату, а я слышала их через стену, когда няня уводила меня в детскую, – я замолчала и поймала внимательный взгляд Егора. Он не перебивал меня, словно почувствовав мое нестерпимое желание выговориться. – Не знаю… – выдохнула я, смущенно улыбнулась и опустила глаза. – Я ощущала себя ненужной, – наконец отключив мозг, смело произнесла я. Это оказалось так легко. Легче, чем думать об этом наедине с собой. – Не знаю, почему так было. Почему ко мне было такое особое отношение. Может быть во мне в то время говорил детский эгоцентризм, и я все замыкала на себе. Но брат говорил мне, что мама стала много болеть, именно после того как родила меня, и вот… – я снова запнулась и поспешила перевести тему: – Мне кажется это распространенная тенденция в российских семьях: отсутствующие отцы. Хотя приятно видеть, что твой случай это исключение.
Парень, напряженно сведя брови, молча смотрел на меня.
– Блин… – протянул он. – Мне жаль, что все так вышло.
На мгновение повисло неловкое молчание, но я уже не могла остановиться.
– Знаешь, мы всегда очень готовились к его приезду. Для нас это был маленький праздник, стоило нам получить весточку, что он возвращается. Мы делали генеральную уборку. Няня за пару дней уже начинала готовить на стол: таскала мешки с продуктами, заводила тесто, ставила холодец. Строила меня. Хотя вначале я и сама с энтузиазмом относилась к нашим приготовлениям, активно помогала ей, продумывала одежду, в которой буду его встречать, что скажу ему, когда увижу. Он приезжал на пару недель, хотя по большей части все время пропадал где-то на работе, и уезжал. Проще посчитать сколько дней он провел с нами, чем в разъездах… Со временем я стала так зла на него. Но однажды пришли какие-то люди и… Забрали его, – я растерянно забегала глазами по комнате в поисках Кабачка. Пес тихо сопел под кухонным столом. Я опустилась на край дивана. Егор сделал то же. – Мне было семь. Папа вернулся очень рано, зашел в детскую – я сидела спиной к нему. Он простоял так в дверях несколько минут, а я так и не повернулась, – я кашлянула, пытаясь избавиться от навязчивого першения в горле. – Те люди говорили не по-русски. Я слышала их через стену. Кажется, это был английский. Эта черная булавка… Оттуда он вернулся накануне, – снова указала я на карту. – Началось следствие. Сначала эти оперативники, что ходили по маминым коврам, не снимая обуви, перевернули всю нашу квартиру. Затем эти бесконечные допросы, как будто мы были главными подозреваемыми. Они все спрашивали приметы тех людей. Мне нечего было им сказать. Я так и не вышла из комнаты в тот день, отчасти потому что я не знала, что его забирают навсегда, а может быть и чувствовала это, но всё равно не вышла, – заключила я, сведя брови.
– Ты была ребенком, – сочувствующе сказал Егор. – Как брат перенес это?
– Я не знаю… – растерянно проговорила я. – Я сбежала из дома. Отправилась искать папу. Доехала до Москвы с отрядом Артековцев. Это долгая история. В Екатеринбург вернулась в восемнадцать из интерната, – я пожала плечами на шокированный взгляд Егора, мне неприятно было говорить обо всем этом. – Сережу так и не нашла. Это наша единственная совместная фотография, – кивнула я на снимок на столе. – Надеюсь, у него все хорошо, – я замолчала, пораженная своей откровенностью. – Сколько всего я наговорила… Так странно, я никогда раньше не рассказывала это никому…
– Незнакомцам бывает проще всего открыться, – ответил Егор.
– Да, наверное… – согласилась я и уставилась на свои руки, уже жалея о сказанном.
– Но… На самом деле я подмешал тебе сыворотку правды, – Егор хитро вздернул бровь и, салютуя мне, поднял кружку с чаем.
– Ясно, – рассмеялась я, – тогда за тебя, Егор, мне повезло, что этим незнакомцем оказался ты, – мы чокнулись кружками и допили чай. Я наконец обратила внимание на часы: – Уже много времени. Тебе, наверное, пора. Спасибо еще раз, за помощь.
Я встала, чтобы проводить его до двери. Егор отошел от стола, остановился в проходе темной прихожей и медленно повернулся ко мне. Мы встретились взглядами. Он не улыбался и напряженно смотрел на меня.
– Ты мне поверишь, если я скажу, что твой отец скорее всего жив? И я, возможно, знаю, как его найти.
– Что? – оторопев застыла я на месте.
– Мой отец доктор исторических наук, я говорил тебе, что он много путешествовал. Он сейчас в Екатеринбурге, помогает в расследовании дела с находками из Тибета. Его пригласили в качестве консультанта, – пояснил Егор и губы его вытянулись в строгую линию.
– Думаешь, мой отец связан с этим делом? – поймала я его мысль.
– Да. Я перебирал документы, что предоставили отцу для изучения, и теперь вижу, понимаешь, сходства с твоим: имя, и то, что ты рассказала о нем. В дневнике, например, который вел один из участников экспедиции, были описания заказчика этих раскопок: закрытый, статусный, с военным опытом. Этот ученый упоминал некоторые его путешествия, которые они, очевидно, обсуждали, в том числе последнюю, со слов этого заказчика, поездку в Англию.
От его слов у меня перехватило дыхание.
– Могу ли я увидеть эти документы?
Не знаю, какой взгляд у меня был, но Егор тут же расслабился, глаза его вновь засияли, он тепло улыбнулся, наклонился ближе и инстинктивно протянул руку к моему плечу, но, очевидно, сам того от себя не ожидая, быстро одернул её, запустив пальцы в свои волосы.
– Да, я принесу тебе всё до чего дотянутся руки, – неловко рассмеялся он, почёсывая затылок, – как только смогу, конечно.
– Спасибо, – мягко сказала я.
Егор, наклонив голову, соблазнительно улыбнулся. Я была благодарна, но пора было его выставить. Он взял мой номер телефона, а я согласилась как-нибудь выпить с ним кофе.
Когда я закрыла за парнем дверь и подошла к окну, со двора выезжала машина скорой помощи. Очевидно, они увозили моего нападавшего. Мне стало стыдно и я закусила губу. Я совсем забыла о нем. Надеюсь, рана не была серьезной. В ноздри ударил запах сигарет. Кто-то из соседей курил под козырьком подъезда.
Глава без четверти 2. Упущенная возможность
На следующий день у меня была назначена встреча с заказчиком в лобби одного известного элитного отеля города. Договорились на 12 – быстренько обсудить проект перед обедом и разойтись по своим делам. Около полудня, когда я подходила к парадному входу, со мной поравнялась бригада скорой помощи. Я уступила им дорогу и зашла следом. Медиков встретил администратор отеля и, подпрыгивая от волнения, подвел их к тесному кружку постояльцев. Просторный холл был наполнен бесформенным жужжанием. Постояльцы вполголоса обсуждали что-то, захватившее всё их внимание. Здесь же я заметила и моего клиента. Он жестом подозвал меня. Когда я протиснулась к нему параллельно с бригадой, мне открылась весьма жалкая картина: на полу, прислонившись к футуристичному округлому дивану, явно вдохновленному интерьерами космических кораблей из научной фантастики, сидел растрепанный красивый пожилой мужчина в белом махровом халате. Голову он низко склонил к груди, так, что никто из присутствующих не мог видеть его лица, сидел совершенно неподвижно и даже не шевельнулся при появлении бригады скорой помощи.
– Вот, – администратор сверкнул белоснежной манжетой из-под пиджака цвета индиго и указал на старика рукой, – выпрыгнул из окна, – приглушенно прошептал он коренастому медику с суровым лицом. Тот, внезапно оказавшись фельдшером, ткнул в свою напарницу-врача. Администратор, скривившись, обернулся к молоденькой девушке и открыл было рот, но она опередила его, не сбавляя тона голоса:
– Я уже слышала. С какого этажа падение?
– С 14, – поспешил ответить он шепотом.
Девушка удивленно осмотрела внешне здорового старика.
– Вот так да… На что приземлился?
– На диваны, – пояснил администратор и виновато улыбнулся внимательно слушающим постояльцам.
– Диваны? – переспросила врач.
– Мебель для бара на первом этаже. Сегодня привезли и разгружали под окнами.
Медики переглянулись, обступили старика с двух сторон и первым делом незаметно убрали подальше вазу со свежими цветами и подставку с меню бара, что стояли на столике рядом. Девушка осторожно присела на диван, с наслаждением вдохнула запах дорогого парфюма, витавшего в воздухе, и раскрыла свой оранжевый чемоданчик.
– Граждане, расступитесь, будьте добры, – недовольно попросила она, достала планшет с листами, щелкнула авторучкой и начала заполнять пустые графы. – Здравствуйте! Как вы себя чувствуете? – обратилась девушка к больному, когда толпа нехотя отступила на шаг, продолжая тихо перешептываться.
– Может оставим их теперь? – спросила я, наклонившись к клиенту.
– Секунду. Подожди, – попросил он. Я неловко оглянулась и так и осталась стоять, зажатая со всех сторон любопытными постояльцами.
Старик молчал. Девушка, оторвав взгляд от планшета, низко наклонилась к нему, вероятно, чтобы больной лучше слышал, и окинула его взглядом: седой, с аккуратно оформленной короткой бородой, ухоженный и статный. Его возраст выдавали лишь заломы на лбу и многочисленные морщины вокруг прекрасных зеленых глаз. Легкая кокетливая улыбка пробежала по ее лицу и сразу исчезла. Думаю, она нашла его привлекательным.
– Вам очень повезло, что вы выжили. У вас что-нибудь болит? – опомнившись, продолжила врач и незаметно втянула живот.
– Оставьте меня, – негромко заговорил он. – Это была минутная слабость…
– Как вы себя чувствуете? – снова спросила девушка. Больной молча смотрел в пространство перед собой. Не дождавшись ответа, она уткнулась в планшет и сделала очередную запись. – Чем быстрее я разберусь, что с вами происходит, тем быстрее вас отпущу.
Мужчина, не глядя на нее, презрительно сморщил нос:
– Ничего не болит. Может, голова только…
– Вы всех очень испугали… – легким движением девушка опустила руку в чемоданчик и достала стетоскоп. – Давайте я вас послушаю?
Старик жестом запретил ей.
– Я отказываюсь от ваших услуг. Теперь я могу подняться к себе? – злобно посмотрел он на администратора. Тот кисло улыбнулся и бросил вопросительный взгляд на врача.
Сложив руки на коленях, девушка выпрямила спину.
– Я не могу вас отпустить, пока мы не разберемся, что с вами произошло. Но вы можете проехать с нами, если хотите, или все обсудим сейчас на месте? – строго проговорила она.
Старик раздраженно почесал шею.
– Что́ я могу вам рассказать? Что́ он позволит мне? Какой смысл! Они все равно потом сотрут вам память об этом…– тут он внезапно замолчал и, подняв голову, настороженно провел взглядом по толпе. Присутствующие переглянулись в поисках того, что мог высматривать среди них старик. Мне показалось, что на долю секунды, он задержал на мне взгляд.
– Сотрут память? – не поняла врач, повторила за ним жест и также осмотрелась вокруг.
На мгновение мужчина прикрыл глаза рукой. Но затем какая-то мысль озарила его лицо, и он поднял на присутствующих взгляд, полный надежды.
– Действительно! Пока он не слышит, вы могли бы посоветовать мне, что делать, верно? Мне больше не с кем это обсудить. Просто постарайтесь вслушаться в содержание. Вне контекста, – попросил он, оживленно вертя головой. – Как бы сказать вам общими фразами… Ведь вы обязательно начнете цепляться к словам… – быстро бубнил он про себя. – Я начинаю сомневаться в своей миссии… Его приказы становится все труднее выполнять. Морально, я имею ввиду. Но в этот раз он требует слишком много… Самое дорогое… Моего сына! И я не смогу спрятать его. Не то чтобы это не в моих силах – это просто невозможно! Но, может быть, он мог бы выбрать кого-то другого? Может, предложить ему замену? Предложить себя?..
– Погодите, – остановила его девушка, подняв маленькую ладонь, – кто и что требует? Ваш начальник? – спросила она, запутавшись в его словах.
Мужчина снова раздраженно сморщился.
– Можно и так сказать.
– Вы переживаете за сына, который может не справиться с работой, поэтому хотите взять все на себя? – попыталась она расшифровать его бред.
– Вы умнее, чем кажетесь, – пробубнил старик.
Девушка с облегчением выдохнула.
– Хорошо, – проговорила она, аккуратно поправляя волосы. – Конфликты на службе – дело обычное. Это точно не повод расставаться с жизнью. Я уверена, все разрешимо. Для начала, вы уже пробовали обсудить эту проблему с начальством? – щелкнув авторучкой, девушка изящно выгнулась, так чтобы это было заметно мужчине, и открыла оранжевый чемоданчик, готовая сложить свои вещи. Старик промолчал. – Знаете, в крайнем случае всегда можно сменить работу.
– Это непросто, если работаешь на Бога, – процедил он сквозь зубы.
Девушка так и застыла, уткнувшись взглядом во внутренности своего чемоданчика, и лишь одними губами переспросила:
– Вы работаете на Бога?..
– Все верно. Я воплощаю его волю среди смертных. Теперь вы понимаете масштаб проблемы? – рассерженный ее невниманием до сих пор, он всплеснул руками и нахмурил лоб.
Врач бросила быстрый взгляд на своего напарника, стоявшего рядом с больным, и тот резко вытянул руки по швам.
– Кажется, понимаю… – расстроилась она, закрыла чемодан и, снова щелкнув авторучкой, продолжила делать пометки в листке. Фельдшер не сводил глаз со старика. – Так… Это Бог заставил вас выпрыгнуть из окна?
– Нет! – возмутился старик.
– Но он ведь раздает вам приказы?
– Да. Но у меня есть свобода воли, если вы об этом, – язвительно добавил мужчина.
– Дьявол или Иисус? – уточнила врач.
– Ни тот и ни другой, – не колеблясь ответил он, продолжая сверлить ее взглядом. – Вы так многого не знаете, а у меня нет времени это объяснять.
– Вы начните хотя бы. Мне это нужно, чтобы я смогла вас «отпустить», – монотонно попросила девушка, сделав акцент на последнем слове, и обменялась взглядом со своим коренастым напарником.
– Поздно… – мужчина посмотрел куда-то поверх девушки, лицо его внезапно расслабилось и, понизив голос, он добавил: – Вы делаете ошибки.
– Что простите? – не поняла она.
– Я немой. Пишется слитно..
– В смысле не можете говорить? – девушка посмотрела на его губы и тяжело вздохнула.
Больной кивнул на ее планшет. Врач пробежала глазами листки. Рядом с записью «Считает, что исполняет волю Бога среди смертных» я заметила приписку: «Хватит мечтать о нем. Это не мой мужчина.»
Глаза девушки округлились.
– Не мой мужчина?.. Я-я даже не помню, как написала это, – из ее горла вырвался растерянный смешок и, посмотрев на мужчину, она внезапно испугалась, не заметив никаких признаков безумия в его ясных глазах. – Что значит немой? Как же вы говорили со мной все это время?
Больной хотел что-то гневно ответить, но рот ему не подчинился. Взволнованно подняв брови, он напряг подбородок и попытался вытянуть лицо. Губы склеенные невидимыми путами растягивались и бледнели, но не раскрывались. Мгновение он боролся с собой, но все было тщетно. И, схватившись руками за челюсть, мужчина протяжно замычал не в силах открыть рот. Глаза его наполнились ужасом. Он снова уставился куда-то в пространство над толпой. Девушка, испугавшись, резко вскочила со своего места и больно ударилась ногой о железную ножку дивана. Толпа, внимательно следившая за происходящим, испустила коллективный вздох и отпрянула.
– Собираем его, – быстро сориентировался фельдшер.
В руках его сверкнули белоснежные вязки, мягкий ремень, которым он четким движением перехватил запястья пациента. И через мгновение больной повис между медиками.
Бесшумно расступилась шокированная толпа. За ней стали видны сверкающие парадные двери, освещенные элегантными настенными бра. Больного так и вывели из отеля: в одном лишь халате. Администратор, растерянно проводив их взглядом, застыл в холле.
Когда представление подошло к концу, народ начал расходиться. Мы с моим клиентом уселись за столик в противоположном конце холла и принялись обсуждать его проект. Сразу же, как ни в чем не бывало. Несколько раз я ловила его растерянный взгляд и ждала, что он вот-вот заговорит о произошедшем. Однако, вопреки своему характеру, он так и не поднял эту тему до конца нашей встречи, чем крайне меня удивил.
Другие же постояльцы, вертевшиеся рядом с нами в холле, и в основном не имевшие никакого отношения к случившемуся, со знанием дела смаковали все услышанные ими подробности. Казалось, что все здесь было просто и понятно: очередной приезжий свихнулся на фоне общей истерии вокруг тибетского саркофага. Тем не менее вся эта ситуация оставила всех с каким-то тяжелым осадком.
Был обычный рабочий понедельник, и все шло своим чередом: уборка номеров, расселение постояльцев. Персонал, однако же, как говорили, весь день вел себя подозрительно тихо, траурно следуя привычными маршрутами по бесчисленным коридорам и этажам. Некоторым в тот день даже мерещилось, что лампы на этих самых этажах горели тусклее чем обычно, отчего тени в углах казались чернее и безобразнее.
И хоть где-то высоко горело полуденное солнце, согревая город своими лучами, над высоткой словно нависла тяжелая туча, отбрасывая тень на погрузившийся в уныние отель.
Глава 2
Мне снова снился кошмар… Я была дома, но квартира была другой, скорее похожа на ту – из детства. Всё вокруг было таким знакомым: старые обои – их поклеила мама, когда была беременна; старая мебель, какой я её запомнила. Но в детстве всё было уютнее, теплее. Сейчас же здесь пусто и темно. За окном свирепствует ветер. Он то вонзается спиралью в заиндевевшее стекло, то беззвучно отступает. Его вой смешивается со стуком высоких напольных часов в деревянной раме. Их звук неясный, размноженный, словно с эхом, движется отдельно от маятника, как будто не успевает за ним, отчего создается впечатление, что он бесшумно раскачивается из стороны в сторону.
Когда в тёмную комнату заглядывает луна и проливает на пол свой холодный свет, тень креста оконной рамы подползает и ложится на мое одеяло сверху. Кажется, тиканье часов стало громче, и я уже различаю человеческий шёпот в их звуке. Он повторяет мне что-то снова и снова, но я не могу различить слов. Крест поверх одеяла пугает меня, и, чтобы избавиться от него, я встаю и открываю оконную раму настежь. Ледяной ветер врывается внутрь, заметая снегом мои обнаженные ноги. Мороз обжигает кожу. Но я больше не слышу воя пурги – тишина и только ход часов.
Снежный вихрь беззвучно закручивается снаружи за окном. И вот мне уже кажется, что я различаю в нем человеческий силуэт. Он приближается, растягиваясь по воздуху, и, словно мираж, прояснивается передо мной. Я уже могу различить его черты лица – он кажется мне знакомым. Черные провалы его глаз обращены ко мне. Я знаю, он видит меня. В страхе я захлопываю окно и отступаю к стене. Его ладонь касается стекла снаружи, и оно исчезает. Призрак легко проникает внутрь, паря над полом. Что есть силы я зажмуриваюсь. Страх парализует меня, и я не могу двинуться, чувствуя холодное дыхание на своем лице…
Я резко проснулась и почувствовала, как замерзла. Рядом, прижавшись ко мне, трясся задубевший Кабачок. Окно было нараспашку. По комнате гулял холодный ночной воздух. Я быстро встала и, закрыв окно, вернулась в ледяную кровать.
Три часа ночи на часах. Это повторялось уже который раз: последние две недели я просыпалась от кошмаров, и каждый раз на часах было одно и то же время. Очевидно, мой мозг, утомленный стрессом, после пары бессонных ночей выработал систему, при которой я, засыпая, неосознанно ожидала пробуждения в одно и то же время, что и подтверждалось теперь каждую ночь.
Надо было попытаться заснуть. Я убрала телефон, повернулась на бок и подгребла ближе Кабачка, чтобы он быстрее согрелся. Но стоило мне прикрыть глаза, как сверху послышался грохот. Я подняла взгляд к потолку, где раскачивалась люстра. Чем в это время мог заниматься мой сосед? Все стихло. Провалявшись до рассвета без сна, я как-то незаметно отключилась.
***
После обеда написал Егор: он уже выехал ко мне. Я искренне удивилась, что он вспомнил обо мне и ухмыльнулась игривому тону его сообщения. Поправив сползшие с переносицы очки, я встала из-за стола. Надо было размяться и переодеть уличную одежду, которую я забыла снять, вернувшись со встречи с клиентом.
Вскоре раздался звонок домофона. Проснулся Кабачок и, потянувшись, выскочил вслед за мной в коридор. Я повернула ключ в замке входной двери и вернулась на кухню: поставить чайник и проинспектировать холодильник и шкафы на наличие того, чем можно было накормить парня и перебить внезапно подступившее чувство голода.
Когда в прихожей хлопнула дверь, я вышла встретить нашего гостя. Егор небрежно бросил рюкзак на пол, разулся и, засунув руки в задние карманы, подошел ко мне. Сегодня он казался выше, чем вчера, возможно от того, как, крайне довольный собой, он гордо расправил плечи. Из треугольной горловины его синей футболки виднелись волосы на груди. Двухдневная щетина тенью подчеркивала его красивые губы, вытянувшиеся в самодовольной ухмылке. Все было как обычно, однако в дневном свете его вчерашние зеленые глаза показались мне синими. И тут я поняла, что, должно быть, они всегда были серыми: этакими хамелеонами, отражавшими окружающие цвета.
Кабачок, обнюхав пришельца, быстро узнал его. Егор присел на корточки и принялся трепать и чесать вертевшегося перед ним пса.
– Здравствуй, морда, – поприветствовал парень Кабачка. Затем очередь дошла до меня, и, улыбаясь, Егор поднял на меня взгляд: – Ты выглядишь удивленной.
– Честно, я не думала, что ты придешь.
– Но я же обещал, – без тени лукавства ответил он.
Я улыбнулась и отстранилась. Я не знала, чего ожидать от его предложения: не верила, что у него действительно есть что-то, что поможет мне отыскать папу. К тому же он все еще был для меня темной лошадкой. Если бы он никогда больше не появился в моей жизни, я бы поняла. Он не обязан был мне помогать.
– Отец не против, что ты взял документы по делу? – я обратила внимание на плотно набитый рюкзак цвета хаки позади него.
– Я не просил у него разрешения, – хитро улыбнулся Егор и в ответ на мой встревоженный взгляд добавил: – Мы быстренько сейчас посмотрим, что нужно, и я верну все на место. Он ничего не узнает.
– Ладно. Проходи в зал, я варю кофе.
Егор промаршировал в комнату. Здесь он покружил на месте, примеряясь, где бы приземлиться с документами, и аккуратно положил рюкзак на диван.
Пока он не видел, я украдкой наблюдала за ним. Парень осмотрелся: окинул взглядом тонкую тюль и плотные горчичные шторы, что висели яркими колоннами на фоне белых стен; повертелся у моего длинного рабочего стола, где сейчас стоял открытым мощный ноут, колонки, органайзер с тетрадями и стопка книг; ткнул цветные подушки на диване и ухмыльнулся.
– Все-таки сразу видно женская квартира… – громко, так, чтобы я слышала на кухне, заметил Егор.
– Женская? – сощурившись, спросила я, выглядывая из-за дверцы холодильника.
– Ну да… Мягкий ковер, яркие подушки на диване, всё такое стильное, дизайнерское. Парни так не заморачиваются. А если и заморачиваются, то у нас всё серое, чёрное и металлическое, – пояснил Егор.
– Ну вот… А ты мне только начал нравиться, – протянула я, выходя с подносом из кухни.
Егор рассмеялся.
– Что?
– Все парни и девушки одинаковые, да?
Егор достал толстую стопку папок, файлов и конвертов из рюкзака и раскладывал их веером по ковру. Я откатила подальше от бумаг журнальный столик, передвинув его ближе к парню, и поставила на него поднос с кружками ароматного кофе, сливками и пакетами конфет.
– Разные, конечно, но есть определенные характерные черты, которые свойственны всем вам: эмоциональность, например, чисто женская бывает. Гормоны там, критические дни. Парни так себя не ведут. У нас как-то все стабильнее с настроением и желаниями.
– Туше, – сквасила я недовольную мину.
И опять он рассмеялся, запрокинув голову.
– Отлично, но я всё равно – протестую! – я картинно ударила кулаком по журнальному столику, но легко и беззвучно так, чтобы не опрокинуть посуду. – Мы ж ни в чьем не виноваты…
– Какие ваши доказательства? – коверкая голосом громко подыграл он мне.
Я в голос расхохоталась – бесподобные фильмы девяностых! В поисках аргумента я наспех схватила кофе, от чего тот опасно качнулся в кружке:
– Кофеинум! – Егор усмехнулся и одобрительно указал на меня пальцем. Вытерев слезы, я продолжила: – А если серьезно, ты не прав. Я бы не настаивала, но этот бытовой сексизм так незаметно въедается в нашу жизнь, что я не могу промолчать, – начала я. – У него накопительный эффект и он разрушителен: особенно во время конфликтов. Вся наша…и не наша культура, кино или банальные анекдоты навязывают этот стереотипный образ женщин, – я заметила, как Егор поджал губы. – Ты, наверное, думаешь, что я из этих орущих на каждом углу феминисток? Нет. Я считаю их слишком радикальными, но повод у них правильный и благородный, и я готова его поддержать, – Егор закатил глаза и согласно качнул головой. – Все мы, и мужчины, и женщины – сложные уникальные существа. Такова природа нашего биологического вида. Даже двух таких одинаковых не существует. Конечно, я не исключаю влияния культуры, среды взросления, навязанных с детства социальных норм, конформизма и прочего. Это может приводить к тому, что мы похожи в чем-то. Но чаще всего – это не «все женщины одинаковы», а мужчина, который так считает, загнан в рамки одной и той же модели поведения: он либо проецирует на окружающих женщин привычный ему образ или привлекает к себе один и тот же тип партнерш. Надо воспитывать в себе критическое мышление и каждую женщину нужно изучать – мы многослойные, сложные и раскрываемся по-разному, – сильно жестикулируя, закончила я и выдохнула. – Рядом с тобой я себя такой душнилой чувствую, – смущенно заключила я.
Егор усмехнулся, не сводя с меня глаз.
– Ты и есть душнила, Вера.
– Ах, так… – я нахмурилась и сложила руки на груди.
Егор расплылся в улыбке, внимательно наблюдая за мимикой моего лица. Изо всех сил я старалась не выходить из роли обиженной, но уголки моих губ предательски ползли вверх. Это было бесполезно. Мы наконец рассмеялись, глядя друг на друга, и я протянула ему дымящуюся кружку.
– Я тут брошу свои кости, если ты не против, – Егор привстал с ковра, хрустнув коленями, по-стариковски тихонько охнул и развалился на диване.
– Напомни, почему ты мне помогаешь?
Я опустилась на ковер перед документами и обернулась, чтобы увидеть его лицо.
– Вот так поворот… А почему нет? – Егор улыбнулся и по-детски наивно поджал плечи.
– Мы едва знакомы.
– Ну, я люблю помогать девушкам в беде, – парень хитро вздернул бровь, отпивая из кружки кофе, – а тебе надо научиться доверять людям.
– Ясно. В долги меня вводишь, – усмехнулась я в ответ и наклонилась к лежащим передо мной бумагам.
У меня разбежались глаза, пока мое внимание не привлекла полупрозрачная синяя папка, в которой виднелись фотоснимки. Я принялась перебирать ее содержимое. Это были сделанные следователями фотографии находок из экспедиции: фрагменты старинной одежды, бережно разложенные на бумаге в многоярусных, сколоченных из простых деревянных досок, ящиках; сильно проржавевшие лампады с деталями из голубого стекла, каждая обернутая в отдельную бумагу, перетянутую жгутом; фрагменты фресок на желтоватом камне.
Я задержалась, изучая фотографии древнего барельефа, изображавшего застывший в камне вечный бой: светлые фигуры воинов в искусных доспехах, сражающиеся под предводительством своего объятого солнцем генерала. Находки заворожили меня. Такая хрупкая красота из другой эры застряла в пыльном контейнере у черта на куличках…
Одними из последних оказались снимки изящного кинжала изумительной работы: с тонким изогнутым лезвием, подобно телу змеи, что огибала его рукоятку. Он был изготовлен единым куском из неизвестного мне отполированного черного металла. Перебрав фотографии кинжала с разных ракурсов, мне на глаза наконец попался он: виновник всей этой неразберихи в депо – массивный саркофаг из гладкого, словно жидкий черный металл, материала. Любой фанатик душу бы отдал, чтобы увидеть его своими глазами – и теперь он был передо мной.
Саркофаг стоял на паллетах. Крышка и боковины деревянного транспортировочного ящика вместе с упаковочной бумагой и тканью, в которые он был бережно обернут, лежали поодаль. Казалось, он был вылит единым куском, ведь на нем не было заметно ни швов, ни каких-либо съемных деталей. Четыре широких ремня, покрытых неизвестными символами и скрепленных прозрачными печатями, со всех сторон стягивали его крестом.
Я отложила папку с фотографиями в сторону, вернув их на место в том порядке, в котором они были, и, перейдя к соседней стопке бумаг, наткнулась на распечатку переписки участников экспедиции, выгруженной с электронной почты. На листах, скрепленных скобкой в углу, имелись многочисленные комментарии и пометки, выведенные тонким крючковатым почерком. Это была переписка руководителя экспедиции и некоего научного сотрудника, ее участника. В одном из писем я наткнулась на выделенное оранжевым маркером место, где ученый назвал заказчика раскопок по имени и отчеству: Виктор Васильевич. Я жадно вцепилась в листки и перечитала всю переписку от начала до конца. Речь в ней шла о рутинной подготовке экспедиции: обсуждали необходимое оборудование, состав рабочей группы. Один лишь раз ученый упомянул это имя во время обсуждения обещанной связи с заказчиком во время дальней поездки. На что руководитель экспедиции в ответ просил удалить это письмо и больше никогда не упоминать личных имен в переписке.
Егор позади молча грыз «Красный мак», тихонько запивая горячим кофе. Когда я потянулась за очередной стопкой каких-то копий, парень оживился.
– Да, это тот самый дневник археолога, о котором я говорил, – объяснил он, узнав листы в моих руках.
Это были копии с разворотов обычной тетради в клетку. Записей было немного. Ее автор писал мелкими круглыми буквами, не пропуская ни единой строчки. На полях встречались пометки, вероятно, сделанные следователем или отцом Егора. Некоторые страницы были отведены для зарисовок пейзажей, схематичных карт неизвестных ходов и помещений, а также необычных инструментов, предметов одежды, символов и всего остального, что автор счел необходимым для запечатления. И если в начале дневника рисунки попадались чаще, а на некоторых даже были заметны следы цветных карандашей, то к концу дневника их становилось все меньше. Последние записи были сделаны как будто наспех и на весу неразборчивыми размашистыми буквами с широкими пробелами между словами; автор перескакивал через строки, не заботясь более об аккуратности – почерк его изменился до неузнаваемости.