Эллери Куин
Неизвестная рукопись Доктора Уотсона
Глава 6
Я ВЫСЛЕЖИВАЮ ПОТРОШИТЕЛЯ
На следующее утро, должен признаться. Холмс привел меня в негодование.
Когда я проснулся, он уже был одет. Я заметил, что глаза его покраснели, – значит, он почти не спал. Я даже подозревал, что его всю ночь не было дома.
К счастью, он был настроен на беседу, а не замкнулся в себе, что с ним нередко бывало.
– Уотсон, – сказал он без всякого вступления, в Уайтчэпеле есть трактир, пользующийся весьма дурной славой.
– Их там много.
– Да, верно! Но тот, о котором я говорю – «Ангел и корона», – худшее из всех заведений, где предаются разгулу. Оно расположено в центре поля действий Потрошителя. Именно здесь видели незадолго до их смерти трех девиц из числа тех, которые стали жертвами Джека. Я намерен присмотреться к «Ангелу и короне» и сегодня вечером собираюсь покутить там.
– Отлично, Холмс! Если я смогу ограничиться элем…
– Нет, нет, дорогой Уотсон, вы не пойдете. Я до сих пор содрогаюсь при мысли, как близки вы были к гибели по моей вине. Послушайте, Холмс…Это решено бесповоротно, – ответил он твердо. – У меня нет ни малейшего желания преподнести вашей симпатичной жене, когда она вернется, печальное известие.
– Мне казалось, что я неплохо проявил себя, – горячо возразил я.
– Несомненно. Без вас я бы уже покоился на убогом ложе в заведении доктора Меррея! И все же это не оправдание для того, чтобы вторично рисковать вашей безопасностью. Пока я отсутствую сегодня, – а у меня масса дел, – вы могли бы, пожалуй, уделить немного времени своей практике.
– С моей практикой все в порядке, благодарю вас. Мой заместитель весьма компетентный человек.
– Тогда могу предложить вам пойти на концерт или почитать интересную книгу.
– Я вполне в состоянии сам себя занять, – сказал я холодно.
– Не сомневаюсь, Уотсон, – сказал он. – Ну что ж, мне пора. Обещаю, что по возвращении я введу вас в курс событий.
Он ушел, а я продолжал кипеть, почти не уступая температуре чая миссис Хадсон.
Решение нарушить запрет Холмса созрело у меня не сразу. Но прежде чем я закончил завтрак, оно уже приняло отчетливую форму. Я провел весь день в чтении любопытной монографии из книжного шкафа Холмса о возможности использовать пчел при подготовке убийства, добившись, чтобы они заразили отравой мед либо напали всем роем на свою жертву. Труд был анонимный, но я узнал лаконичный стиль Холмса. Когда стемнело, я стал готовиться к «операции».
Я решил отправиться в «Ангел и корону» под видом распутного повесы в расчете на то, что не буду выделяться среди многих лондонских завсегдатаев сих злачных мест. Поэтому я поспешил домой и облачился в вечерний костюм. Его дополняли цилиндр и накидка.
Посмотрев на себя в зеркало, я пришел к выводу, что у меня даже более лихой вид, чем я предполагал. Сунув в карман заряженный револьвер, я вышел на улицу, остановил экипаж и велел кучеру ехать к «Ангелу и короне».
Холмс еще не появлялся.
Это было отвратительное заведение. Длинный общий зал с низким потолком был полон разъедавшего глаза чада от многочисленных керосиновых ламп. Клубы табачного дыма висели в воздухе, как предгрозовые тучи. За грубо отесанными столами расположилось самое разношерстное сборище. Матросы-индийцы, отпущенные на берег с многочисленных грузовых судов, которыми кишит Темза; восточного типа субъекты с непроницаемым выражением лица; шведы и африканцы, потрепанные европейцы, не говоря уже о разного рода англичанах, – все они жаждали вкусить радостей в злачных местах крупнейшего города мира.
Сомнительным украшением были и особы женского пола всех возрастов и характеров. Большинство из них имело жалкий вид – потрепанные и опустившиеся. Лишь немногие, самые молоденькие, едва начавшие катиться по наклонной плоскости, сохранили еще какую-то привлекательность.
Одна из таких девиц подошла ко мне, как только я, найдя свободный столик, заказал пишу крепкого портера и начал рассматривать гуляк.
Это была смазливая девчонка небольшого роста, но циничный взгляд и грубые манеры уже наложили на нее несмываемое клеймо.
– Привет, милок. Закажешь девушке джину с тоником?
Я хотел было отказаться от этой чести, но официант, по виду англичанин, стоявший подле, крикнул: «Джин с тоником для леди!» – и стал проталкиваться к бару. Он, несомненно, получал свою долю от стоимости выпивки, которую девицы выпрашивали у клиента.
Девушка уселась напротив меня и положила свою довольно грязную руку на мою. Я быстро отдернул руку. Ее накрашенные губы изобразили подобие улыбки.
– Робеешь, котик? Не бойся.
– Я просто заскочил выпить пинту, – сказал я.
Мое приключение начало утрачивать привлекательность.
– Ясно, милок! Все господа забегают выпить пинту. А потом уж так получается, что хотят узнать, что еще у нас можно купить.
Официант вернулся, подтолкнул к ней джин с тоником и взял несколько монет из тех, что я выложил на стол. Я не сомневался, что он прихватил несколько лишних пенсов, но не стал спорить.
– Меня зовут Полли, милок. А тебя как звать?
– Хоукинс, – поспешно сказал я. – Сэм Хоукинс.
– Хоукинс?
– засмеялась она. – Слава Богу, что не Смит. Не поверишь, сколько здесь Смитов сшивается, будь они неладны.
Если бы я и нашелся, я не успел бы открыть рта, так как в другом конце зала поднялся шум. Моряк с темной физиономией, по габаритам не уступающий горилле, яростно зарычал, пытаясь схватить другого посетителя – маленького китайца, видимо, обидевшего его, опрокинул стол.
Какое-то мгновение казалось, что китайцу пришел конец, настолько свирепый вид был у моряка.
Но тут вмешался какой-то мужчина с густыми бровями, бычьей шеей и широкими плечами, с руками, толстыми, как деревья, хотя и не такой огромный, как моряк. Неожиданный защитник китайца ударил моряка кулаком в солнечное сплетение. Это был сокрушительный удар, и моряк согнулся пополам от боли, издав хриплый сгон, который был слышен во всех концах зала. Нападавший снова примерился и нанес еще один удар, на этот раз в челюсть гиганта. Голова моряка откинулась назад, глаза остекленели. Он начал падать, но мужчина с густыми бровями подставил плечо и поймал тело, взвалив его на спину, как мешок с мукой. Открыв дверь, он вышвырнул его на улицу.
– Это Макс Клейн, – сказала со страхом моя девица. – Сильный, дьявол, как бык. Макс купил это заведение. Уже четыре месяца хозяйничает. Он не даст никого убить здесь! И думать нечего.
Зрелище было поистине впечатляющим. Но в этот момент нечто другое привлекло мое внимание. Едва закрылась дверь, через которую Клейн выбросил моряка, как она опять распахнулась, и вошел новый посетитель, которого, мне показалось, я узнал. Я вглядывался сквозь чад и дым. Сомнений не было. Иозеф Бек, ростовщик, собственной персоной. Он направлялся к свободному столику. Надо будет сообщить об этом Холмсу, подумал я и повернулся к Полли.
– У меня славная комнатка, милок, – сказала она, пытаясь соблазнить меня.
– Боюсь, что это меня не интересует, сударыня, – сказал я как можно мягче.
– Сударыня… Надо же! – возмущенно вскричала она. – Что я тебе, старуха какая? Я еще молоденькая. И чистая. Так что не бойся.
– Но, наверное, есть кто-то, кого ты боишься, Полли, – сказал я, пристально глядя на нее.
– Я? С чего это мне бояться? Я и мухи не трону.
– Я имею в виду Потрошителя.
В ее голосе послышались скулящие нотки.
– Ты просто хочешь напугать меня. А я не боюсь.
Она глотнула джина, но глаза ее бегали по сторонам. Потом они остановились на какой-то точке позади моего плеча, и я осознал, что она посматривала в ту сторону во время всего нашего разговора. Я повернул голову и увидел самого мерзкого типа, которого только можно себе представить.
Он был невероятно грязен. Одну его щеку пересекал безобразный шрам, отчего рот его был искривлен как будто в усмешке, а вздутый синяк под левым глазом делал его вид еще более отталкивающим. Никогда мне не приходилось видеть такое злобное лицо.
– Он прикончил Энни, Потрошитель, – прошептала Полли. – Изуродовал бедняжку черт те как. И за что? Энни была тихая, никого не трогала.
Я снова повернулся к ней.
– А может, то страшилище со шрамом – он и есть?
– Кто знает? – И горестно воскликнула: – Зачем только он это делает!
Это был он!
Трудно объяснить, почему я был так в этом уверен. В прошлом я одно время играл в азартные игры, как это нередко случается с молодыми людьми, и, бывало, у меня появлялось какое-то необъяснимое предчувствие, не основанное на доводах рассудка, инстинкт, шестое чувство – назовите как хотите, – но оно иногда появляется, и игнорировать его невозможно.
Именно такое чувство возникло у меня, когда я разглядывал человека, сидевшего сзади. Он в упор смотрел на девицу, и мне была видна слюна в уголках его отвратительно искривленного рта.
Что было делать?
– Полли, – спросил я тихо, – видела ли ты этого человека раньше?
– Я, котик? Никогда. До чего же отвратный, верно?
Но тут в силу неустойчивости, свойственной распущенным женщинам, настроение Полли изменилось. Верх взяла ее природная бесшабашность, еще усиленная большой дозой спиртного. Она вдруг подняла свою рюмку.
– За твое счастье, милок! Ты хороший дядечка, и я желаю тебе всего самого…
– Спасибо.
Она встала и пошла, покачивая бедрами. Я наблюдал за ней, ожидая, что она подойдет к другому столику. Но она быстро прошла через зал и направилась к двери. Я подумал, что в этот вечер ей, очевидно, не везет в «Ангеле и короне», и поэтому она решила попытать счастья на улице. Не успел я почувствовать облегчение, как увидел, что отвратительное существо позади меня вскочило и бросилось за ней. Можно понять, какая тревога меня охватила. Что мне было делать, как не последовать за этим человеком!
Когда глаза привыкли немного к темноте, я обнаружил, что мужчина все еще находится в поле моего зрения. Он крался, прижимаясь к стене в конце улицы.
Я знал, что иду по опасному пути. Но это был он, Потрошитель, и он выслеживал Полли.
Я судорожно сжал в кармане револьвер. Человек завернул за угол, и я, боясь упустить его, поспешил следом.
Улицу освещал только один газовый фонарь. Я вглядывался в темноту. Но человек, по пятам которого я шел, исчез.
Меня охватило мрачное предчувствие. Быть может, злодей уже затащил несчастную девушку в какой-нибудь подвал! Если бы я догадался взять с собой карманный фонарик! Я побежал вперед. Тишину улицы нарушал только звук моих шагов. Даже скудного света было достаточно, чтобы увидеть, что улица на другом конце переходит в узкий проход. Именно туда я и ринулся, и при мысли о том, что я могу там обнаружить, сердце мое бешено заколотилось.
Вдруг я услышал приглушенный крик. Я натолкнулся на что-то мягкое. Испуганный голос пролепетал:
– Пощадите!
Умоляю, пощадите!
Это была Полли, прижавшаяся к стене в темноте. Опасаясь, что ее крик может спугнуть Потрошителя, я зажал ей рот рукой и прошептал ей на ухо:
– Все в порядке, Полли. Тебе ничего не угрожает. Я тот джентльмен, который сидел с тобой.
В это время сзади на меня обрушилась какая-то огромная тяжесть, меня отшвырнуло назад, в проход. Коварный злодей, за которым я шел по пятам от «Ангела и короны», перехитрил меня. Он спрятался в темноте и пропустил меня вперед. Теперь в ярости от того, что добыча ускользает, он напал на меня, как дикий зверь.
Я ответил тем же, отчаянно отбиваясь, и пытался вытащить револьвер из кармана. Мне надо было держать его в руке, но во время моей службы в войсках ее величества в Индии я был военным врачом, а не солдатом и не был обучен приемам рукопашного боя.
Поэтому я не мог тягаться с чудовищем, с которым схватился. Под его натиском я упал и радовался лишь тому, что девушке удалось убежать. Я ощутил, как цепкие руки сжимают мое горло, и тщетно махал свободной рукой, все еще пытаясь достать из кармана револьвер.
Я обомлел, услышав вдруг знакомый голос, который вскричал:
– Посмотрим, какого зверя я вспугнул!
Еще до того, как вспыхнул огонек фонарика с увеличительным стеклом, я понял, как жестоко ошибся. Отвратительный тип, сидевший позади меня в трактире, был не кто иной, как Холмс, переодетый и загримированный!
– Уотсон!
Он был поражен не меньше, чем я.
– Холмс! Господи помилуй, да ведь если бы мне удалось вытащить револьвер, я мог застрелить вас!
– И поделом было бы, – проворчал он. – Уотсон, можете считать меня ослом.
Он оторвал от меня свое гибкое тело и, схватив за руку, хотел помочь мне встать. Даже в тот момент, уже зная, что это мой старый друг, я не мог не подивиться его великолепному гриму, изменившему до неузнаваемости его лицо.
У нас не было времени для взаимных упреков. Когда Холмс поднимал меня, мы услышали пронзительный крик, разорвавший тишину ночи. Холмс отпустил мою руку.
– Меня опередили! – вскричал он и ринулся в темноту. Пока я поднимался на ноги, вопли усиливались. И вдруг они оборвались. В жуткой тишине отчетливо слышался топот ног бегущих людей – Холмса и еще кого-то.
Должен признаться, что я проявил себя в этом деле не лучшим образом. Некогда я был чемпионом полка по боксу в среднем весе, но, видимо, те времена миновали безвозвратно. Я прислонился к кирпичной стене, стараясь справиться с тошнотой и головокружением. В этот момент я не мог бы откликнуться, даже если бы на помощь звала наша милостивая королева.
Головокружение прекратилось – окружающие строения выпрямились, и я, пошатываясь, побрел назад, нащупывая путь во тьме. Мне удалось пройти не более двухсот шагов, когда меня остановил спокойный голос.
– Здесь, Уотсон.
Я повернул налево и обнаружил проем в стене.
Снова послышался голос Холмса:
– Я уронил фонарь. Не поищете ли вы его, Уотсон?
Его спокойный голос особенно пугал меня, так как скрывал мучительную внутреннюю борьбу. Я знал Холмса: он был глубоко потрясен.
Я сделал шаг и наткнулся на фонарь ногой. Я зажег его и отшатнулся, увидев перед собой страшную картину. Холмс стоял на коленях, согнувшись и повесив голову, – олицетворение отчаяния.
– Я потерпел неудачу, Уотсон. Меня надо отдать под суд за преступную глупость.
Потрясенный кровавым зрелищем, я едва слушал. Джек Потрошитель дал волю своему отвратительному безумию, на этот раз избрав жертвой бедную Полли. Жуткая картина расплывалась перед моими глазами…
– Но у него было так мало времени! Каким образом?..
Холмс ожил и вскочил на ноги.
– Пошли, Уотсон! Следуйте за мной!
Всю дорогу он намного опережал меня, но я не терял его из виду, и когда я наконец нагнал его, то обнаружил, что он изо всех сил стучит в дверь ломбарда Иозефа Бека.
– Бек, – кричал Холмс, – выходите! Я требую, чтобы вы немедленно вышли! – Он снова и снова колотил кулаком в двери. – Откройте дверь, или я вышибу ее!
Наверху появился освещенный прямоугольник. Открылось окно. Из него высунулась голова. Иозеф Бек крикнул:
– Вы что, с ума сошли? Кто вы такие?
В свете лампы, которую он держал в руке, были видны ночная сорочка с высоким воротником и ночной колпак с красной кисточкой.
Холмс отошел и громко прокричал ему в ответ:
– Сэр, я Шерлок Холмс, и если вы не спуститесь немедленно, я взберусь на эту стену и выволоку вас за волосы.
Бек, естественно, был ошарашен: Холмс все еще был в гриме.
Я попытался помочь делу.
– Герр Бек, вы помните меня, не правда ли?
Он с удивлением посмотрел на меня.
– Вы один из двух джентльменов…
– И уверяю вас, что это мистер Шерлок Холмс.
Ростовщик колебался. Но потом сказал:
– Очень хорошо. Сейчас спущусь.
Холмс нетерпеливо шагал, пока свет не показался в ломбарде и входная дверь не открылась.
– Выходите, Бек! – скомандовал Холмс грозным голосом.
Испуганный немец повиновался. Сильная рука моего друга схватила ростовщика, который тщетно пытался увернуться. Холмс разорвал перед его ночной сорочки, обнажив голую грудь, покрытую мурашками от холода.
– Что вы делаете, сэр? – спросил ростовщик дрожащим голосом. – Я не понимаю.
– Куда вы отправились, Бек, после того, как ушли из «Ангела и короны»? – спросил Холмс, отпустив ростовщика.
– Куда я отправился? Я пошел домой, в постель.
После того как Холмс понизил тон, Бек пришел в себя и теперь был настроен враждебно.
– Да, – проговорил Холмс задумчиво, – похоже, что это так. Возвращайтесь в постель, сэр. Сожалею, что напугал вас.
Холмс бесцеремонно повернулся, и я вслед за ним. Когда мы дошли до угла, я обернулся и увидел, что Бек все еще стоит перед ломбардом. В своем странном облачении, с высоко поднятой в руке лампой, он казался карикатурой на статую Свободы, подаренную Соединенным Штатам народом Франции, огромную, полую бронзовую статую, которая ныне стоит у входа в нью-йоркскую гавань.
Мы вернулись к месту преступления и увидели, что труп бедной Полли обнаружен. Большая толпа любопытных, одержимых болезненной страстью к такого рода зрелищам, забила вход на улицу, в то время как фонари официальных лиц рассеивали мрак вокруг места происшествия.
Холмс мрачно созерцал эту сцену, засунув руки глубоко в карманы.
– Нет никакого смысла выдавать наше присутствие, Уотсон, – пробормотал он. – Это только повлечет за собой бесплодные объяснения с Лестрейдом.
Меня не удивило, что Холмс предпочитал не раскрывать нашу роль свидетелей жуткого происшествия. Он действовал сообразно своим методам; к тому же в данном случае задето было его самолюбие.
– Давайте улизнем потихоньку, Уотсон, – с горечью сказал он, – как подобает безмозглым идиотам, какими мы оказались.
Глава 7
МЯСНИК ЗА РАБОТОЙ
– Дело в том, Уотсон, что вы не заметили укутанного в плащ Иозефа Бека, который выходил из трактира как раз в тот момент, когда девица собралась на улицу. Вы следили только за мной.
Я с горечью сознавал, что не он, а я был виноват в происшедшем, хотя в его тоне не было и намека на это. Я пытался признать свою оплошность, но он прервал мои извинения.
– Нет, нет, – сказал он, – только из-за моей глупости злодей ускользнул из наших рук, а вовсе не из-за вас!
Опустив голову на грудь. Холмс продолжал:
– Когда я вышел из трактира, девица заворачивала за угол. Бека нигде не было видно, и я мог только предположить, что он либо отправился в другом направлении, либо притаился в одном из ближайших темных парадных. Я остановился на первом предположении и пошел за девицей. Свернув за угол, я услышал звуки приближающихся шагов и краем глаза увидел, как какой-то мужчина в плаще идет за нами. Конечно, у меня и мысли не было, что это вы, – притом, честно говоря, ваша фигура не слишком отличается от фигуры Бека, Уотсон. Я решил, что крадущийся мужчина – это наш ростовщик. Я, в свою очередь, спрятался, и когда услышал крик, то подумал, что мне удалось выследить Потрошителя. После чего напал на него и обнаружил мою непростительную ошибку.
Мы закончили свой утренний чай, и Холмс в ярости шагал по гостиной на Бейкер-стрит. Я встревоженно следил за его движениями.
– Потом, – продолжал Холмс с ожесточением, – пока мы были поглощены своими неудачами, Потрошитель нанес удар. До чего же наглый этот дьявол! – воскликнул он. – Презрение ко всему и всем, невероятная самоуверенность – вот спутники его преступлений! Верьте мне, Уотсон, я засажу чудовище в тюрьму, даже если это будет последним делом моей жизни!
– Похоже, что с Иозефа Века подозрение снято, – сказал я, пытаясь рассеять горькие мысли Холмса.
– Безусловно. Бек не мог добраться до дома, смыть с себя кровь, раздеться, облачиться в ночную сорочку и колпак до нашего прихода.
Холмс схватил трубку из вишневого дерева, персидские шлепанцы и тут же в сердцах отбросил их.
– Уотсон, – сказал он, – единственное, чего мы достигли вчера вечером, – это устранили одного подозреваемого из миллионов людей, проживающих в Лондоне. Такими темпами мы сумеем выследить преступника где-то в следующем столетии.
Я не мог ничего возразить. Но Холмс вдруг расправил свои худые плечи и устремил на меня взгляд стальных глаз.
– Довольно об этом, Уотсон! Уподобимся Фениксу. Одевайтесь, мы нанесем еще один визит в морг доктора Меррея.
Через час мы стояли на Монтегю-стрит перед входом в эту мрачную обитель. Холмс внимательно оглядел жалкую улочку.
– Уотсон, – сказал он, – я хотел бы иметь более детальное представление об этом районе. Пока я побуду здесь, не можете ли вы разведать, что находится на ближайших улицах?
Горя желанием загладить вину за ошибки предыдущего вечера, я с готовностью согласился.
– Когда вы закончите осмотр, вы наверняка найдете меня в приюте.
И Холмс вошел в ворота.
Я обнаружил, что на Монгегю-стрит нет обычных магазинов. Дальняя сторона улицы была застроена складами, которые смотрели на меня запертыми входами и не подавали никаких признаков жизни.
Но, повернув за угол, я увидел более оживленную картину. Там находилась палатка зеленщика, возле которой домашняя хозяйка выторговывала кочан капусты. В следующем доме помещалась табачная лавка. За ней виднелась маленькая невзрачная пивнушка, над дверью которой висела потрепанная вывеска, изображавшая кэб.
Мое внимание вскоре привлек широкий проем на той стороне улицы, по которой я шел. Оттуда доносился пронзительный визг. Я прошел под старой каменной аркой во двор и очутился на бойне. В углу в небольшом загоне сбились в кучу четыре тощие свиньи. Подручный мясника – молодой парень с мощными бицепсами, в окровавленном переднике, хладнокровно делал свое дело.
Я отвернулся. Мое внимание привлек вид идиота, в котором Шерлок Холмс и его брат Майкрофт признали Майкла Осборна. Он сидел на корточках в углу бойни, забыв обо всем на свете, кроме действий мясника. Он пожирал глазами окровавленные туши животных с поистине патологическим интересом.
Проделав предварительную работу, подручный мясника отошел назад и удостоил меня улыбки.
– Хотите разжиться куском свинины?
– Надо сказать, что ваша работа ведется не в самых чистых условиях, – сказал я с неприязнью.
– Чистых, говорите, – усмехнулся парень. – Да здесь людей от многого другого тошнит, сэр! Плевать им, если свинина чуть-чуть подпачкана, и они правы, черт побери! – Он подмигнул. – Особливо девки. Они по ночам больше думают о том, как свою шкуру уберечь.
– Вы имеете в виду Потрошителя?
– А кого же еще? Из-за него все потаскушки в последнее время дрожат.
– А вы знали девушку, которая была убита вчера вечером?
– Знал. Дал ей на днях вечерком два с половиной шиллинга. У бедной девки нечем было заплатить за квартиру, а я не жадный. Не могу видеть, когда девушка топает по улицам в тумане оттого, что ей негде спать.
Чисто инстинктивно я продолжил этот малоприятный разговор.
– У вас нет никакой идеи насчет того, кто же все-таки Потрошитель?
– Почем мне знать, сэр? Да хоть ваша милость, а что? Он вполне может быть джентльменом. Согласны?
– Почему вы это говорите?
– Почему?
Потому что джентльмен накидкой прикроет свою одежду, и кровавых пятен не видать! Согласны? Ну ладно, надо разделывать тушу.
Я поспешно покинул бойню, унося с собой образ Майкла Осборна, сидящего на корточках в углу, не отводя слезящихся глаз от кровавого зрелища. Что бы ни говорил Холмс, для меня этот жалкий изгой общества оставался главным подозреваемым.
Я обогнул площадь и вошел в морг через ворота на Монтегю-стрит, собираясь пройти в приют. В морге не было никого. Пройдя вдоль помоста, я подошел к столу, стоявшему на возвышении. На нем лежало тело, прикрытое белой простыней. Я постоял, задумавшись, потом, побуждаемый неясным чувством, откинул простыню с лица.
Страдания Полли отошли в прошлое, и ее мраморное лицо отражало покорное приятие того, что она обнаружила по ту сторону ограды. Я не считаю себя сентиментальным человеком, но думаю, что в смерти, как бы она ни наступила, есть определенное достоинство. И хотя я не отличаюсь религиозностью, я прошептал короткую молитву о спасении души несчастной девушки.
Холмса я нашел в столовой приюта в обществе лорда Карфакса и мисс Селли Янг. Последняя встретила меня приветливой улыбкой.
– Доктор Уотсон, позвольте мне принести вам чашку чая.
Поблагодарив, я отказался. А Холмс быстро сказал:
– Вы вовремя пришли, Уотсон. Его светлость собирается предоставить нам кое-какую информацию.
Его светлость, казалось, несколько колебался.
– Вы можете с полным доверием говорить при моем друге, ваша светлость.
– Извольте, мистер Холмс. Майкл уехал из Лондона в Париж примерно два года тому назад. Я ожидал, что он будет веет беспорядочный образ жизни в этом самом безнравственном из городов, но тем не менее старался поддерживать с ним связь. И я был удивлен и обрадован, когда узнал, что он поступил в Сорбонну, чтобы изучать медицину. Мы продолжали переписку, и я стал оптимистически смотреть на его будущее. Казалось, мой младший брат открыл новую страницу своей жизни.
Подвижное лицо Карфакса приняло грустное выражение.
– Но тут произошло несчастье. Я с ужасом узнал, что Майкл женился на уличной женщине.
– Вы ее видели, милорд?
– Никогда, мистер Холмс. Откровенно признаю, что у меня не было желания увидеться с ней. Однако, если бы обстоятельства так сложились, я бы с ней встретился.
– Откуда в таком случае вам известно, что она проститутка? Ваш брат вряд ли включил эту деталь в перечень подробностей, когда уведомил вас о своем браке.
– Мой брат мне ничего такого не сообщил. Я узнал об этом из письма одного из студентов, человека, с которым не был знаком, но чье послание отражало искренний интерес к судьбе Майкла. Этот джентльмен уведомил меня о профессии Анджелы Осборн и высказал мнение, что, если я дорожу будущим брата, мне следует немедленно приехать в Париж и попытаться повлиять на него, пока жизнь его еще не безвозвратно загублена.
– Вы сообщили отцу об этом письме?
– Никоим образом! – резко сказал лорд Карфакс. – К сожалению, автор письма сам позаботился об этом. Он отправил два письма, видимо, на случай, если один из нас не обратит на письмо должного внимания.
– Как реагировал ваш отец?
– Вряд ли есть смысл задавать этот вопрос, мистер Холмс.
– Герцог не пожелал получить подкрепляющих доказательств?
– Нет. Письмо выглядело правдивым. Я сам не сомневался в нем. К тому же его содержание вполне соответствовало тому, что отец уже и сам знал. – Лорд Карфакс сделал паузу, и лицо его исказилось болью. – Я подозревал, что отец тоже может получить письмо, и поэтому помчался в его городской дом. Когда я приехал, он стоял перед мольбертом в студии. Увидев меня, натурщица прикрыла наготу халатом, а отец положил кисть и спокойно взглянул на меня. Он спросил: «Ричард, что привело тебя в это время дня?» Я увидел, что возле его палитры лежит конверт с французской маркой, и указал на него. «Я полагаю, что это письмо из Парижа». – «Ты прав». Он взял конверт, не вынимая содержимого. «Уместней было послать с черной каймой». – «Не понимаю вас», – ответил я. Он положил письмо на место. «Разве не так извещают о смерти? Для меня это письмо – весть о кончине Майкла. В моем сердце заупокойная уже прочитана, и тело предано земле».
Его страшные слова потрясли меня. Но зная, что спорить бесполезно, я ушел.
– Вы не попытались связаться с Майклом? – спросил Холмс.
– Нет, сэр. Я считал, что ничего поправить нельзя. Однако месяца два спустя я получил анонимную записку, в которой говорилось, что если я приду в этот приют, то найду там нечто, представляющее интерес. Я так и сделал. Нет надобности говорить вам, что я обнаружил.
– А записка? Вы сохранили ее, ваша светлость?
– Нет.
– Жаль.
Лорд Карфакс, казалось, боролся с прирожденной скрытностью. И вдруг его будто прорвало.
– Мистер Холмс, не могу описать, что испытал я, увидев Майкла в его нынешнем состоянии, жертвой нападения.
– И что же вы предприняли, позвольте спросить?
Лорд Карфакс пожал плечами.
– Приют мне представляется не худшим местом для него.
Мисс Селли Янг в изумлении молчала, глаза ее неотступно следили за лицом его светлости. Лорд Карфакс заметил это. С печальной улыбкой он сказал:
– Я надеюсь, вы простите мне, дорогая, что я не рассказал вам об этом раньше. Но это казалось ненужным, даже неразумным. Я хотел, чтобы Майкл оставался здесь. И, по правде говоря, не горел желанием признаться вам и вашему дяде, что это мой брат!
– Понимаю, – сказала девушка. – Вы имели право хранить свою тайну, милорд, хотя бы потому,, что оказываете приюту столь щедрую поддержку.
Холмс внимательно изучал лорда Карфакса во время его рассказа.
– Вы не предприняли больше никаких розысков?
– Я связывался с парижской полицией и Скотленд-Ярдом и запросил, нет ли в их материалах какого-либо сообщения о таком нападении, которому подвергся мой брат. В их архивах таких сообщений не обнаружилось, – ответил лорд Карфакс.
– Хочу поблагодарить вас, милорд, за то, что вы были так откровенны в столь трудных обстоятельствах.
Лорд Карфакс слабо улыбнулся.
– Уверяю вас, сэр, что я сделал это не совсем по собственному желанию. Не сомневаюсь, что так или иначе вы получили бы эту информацию. Может быть, узнав все от меня, вы оставите в покое Майкла.
– Не могу вам этого обещать.
Лицо лорда Карфакса стало напряженным.
– Клянусь честью, сэр, Майкл не имеет никакого отношения к страшным убийствам.
– Вы успокоили меня, – ответил Холмс, – и я обещаю вашей светлости приложить все силы, чтобы избавить вас от дальнейших страданий.
Лорд Карфакс молча поклонился.
Засим мы распрощались. Но когда мы выходили из приюта, перед моими глазами все еще стоял Майкл Осборн, забившийся в угол бойни и будто завороженный видом крови.
