Бабий Яр – Анатолий Кузнецов

Это важно. Настолько, что Вы дочитаете это до конца. Это настолько важно, что я нахально попрошу Вас дочитать это до конца.

«Все в этой книге – правда».

Я завладел этой книгой на шестьдесят пятую годовщину расстрелов. Тогда я еще не знал о годовщине, никогда не был в Бабьем Яру, и даже не знал, где он находится. Понятное дело, деталей трагедии я тоже не знал. Я просто купил книгу, как покупал любую другую, всего лишь подсознательно понимая, что ее прочитать важнее, чем, скажем, Джона Гришема.Но читал я почему-то именно Джона Гришема. За пять лет, которые «Бабий Яр» как бедный родственник простоял у меня на полке, я прочел десятки иногда полезных и важных, иногда – не очень, но всегда других книг: боролся с Маркесом, упивался Достоевским, увлекся ранним и разочаровался в позднем Ремарке. Я даже два месяца терпеливо разбирался в «Майн Кампфе» Гитлера. Может быть, так было нужно, и в обратной последовательности я бы не стал читать вторую книгу («Кампф»). Неизвестно, факты говорят только о том, что я пять лет не подступался к «Бабьему Яру».А потом я вдруг в него переехал. В самом прямом смысле – я снял квартиру в ста метрах от памятника жертвам куреневской трагедии, прямо через дорогу от него. Каждый день я минимум два раза прохожу через этот парк до и от метро, мимо бестолковых любителей и профессионалов пива на лавочках, сквозь ворохи листьев, живых счастливых детей и детей мертвых, запечатленных в монументе.По совпадению я как раз читал другую книгу, накопившую в моей библиотеке солидную шестилетнюю выдержку, и захотел, решил даже, продолжить цикл и узнать наконец все, что могу, о месте, о котором слышали все, но мало кто осведомлен, месте, в котором я живу.По еще одной, даже двум, случайностям я открыл «Бабий Яр» точно в день семидесятой годовщины взятия Киева фашистами, а дочитал спустя десять дней, то есть аккурат через семьдесят лет со дня первого расстрела в Бабьем Яре. Так получилось неумышленно, но такие накладки в купе с прошедшими пятью годами оставляют обычно больше впечатления от прочитанного, услышанного, прочувствованного. А такие книги должны впечатлять каждого, кто способен мыслить и чувствовать.Нет смысла в том, чтобы пересказывать события, стоит только показать вспышки, которые остаются в сознании – о том, что мы видим фашизм глазами ребенка, который только много лет спустя вырастет и напишет эту книгу, с боем пытаясь донести ее до меня. Как ни странно, советская цензура искромсала рукопись о фашистских зверствах не меньше, чем сами фашисты – три с половиной года из жизни Киева.Зачем скрывать, что киевляне поначалу радовались немцам? Зачем заставлять людей забывать их же ошибки? Зачем нам думать, будто киевляне, зная, что уже никто не заступится за еврейских старух, по дороге на сборы не отбирали ценные вещи у тех, что послабее? Чтобы варварство повторялось? И оно повторяется с ошеломительным успехом: прямо на месте концлагеря возводят улицу Щусева с жилыми кварталами; на месте расстрела роют метро «Дорогожичи»; само место расстрела тщательно засыпается отходами, а в протянутые пальчики девочки-памятника чья-то неблагодарно живая рука вкладывает неостроумный слюнявый окурок.Мы не чувствуем, какая опасность беззащитности угрожает нам, как только мы забываем, каким был Бабий Яр. Немцы делили киевские трамваи на две половины, и из-за одного арийца все «грязнокровки» послушно пасли задних. Сейчас тоже все делят на две подозрительно неравные половины, и народ снова не против. И мне этого не понять, то есть не смириться.Я не верю, что можно полагаться на то, что в мире достаточно разумных людей и людей искусства, которые не допустят появления очередной черной дыры, аналогичной Бабьему Яру. Это неправда. На празднике садизма одинаково хорошее применение находили себе как прагматики, которые высчитывали, сколько денег можно заработать на заключенном и на его трупе, так и художники, находящие невообразимо сложные и разнообразные способы того, что и так невероятно сложно сделать нормальному человеку – убить.Поэтому я призываю не забывать, не засыпать трагедии мусором, не закрывать книгу, хотя закрыть ее невозможно, не отворачиваться, а внимать, поглощать, приезжать в Бабий Яр, съеживаться, но смотреть на скукоженные перчатки, сделанные из кожи наших дедов. И это нам поможет. Может, совсем не цветы и парады сделают жизнь лучше. Не мудрые книги, не красота, а уродство спасет этот мир. Смерть – не самое ужасное в войне. Выжившие – вот, что самое страшное. Нам жизненно важно видеть исковерканные лица, уродливо расплавленную некогда волосатую грудь симпатичного парня. А еще неприжившихся героев войн, самоубившихся или ставших маньяками. Красивых женщин без ног и даже иногда себя в инвалидном кресле. Чаще видеть, как красота становится чем-то жалким и отвратительным.И, может, тогда мы запомним, что воевать нельзя. Может, мы не забудем, что мы уже пробовали воевать, и что это не помогло.

…Над Бабьим Яром шелест диких трав.

Деревья смотрят грозно, по-судейски.

Все молча здесь кричит, и, шапку сняв,

я чувствую, как медленно седею.

И сам я, как сплошной беззвучный крик,

над тысячами тысяч погребенных.

Я – каждый здесь расстрелянный старик.

Я – каждый здесь расстрелянный ребенок…

(с) Евгений Евтушенко

Сколько их еще, ужасов войны, которые много лет были скрыты, похоронены молчанием? Сколько еще десятков, сотен тысяч людей, покоящихся в безымянных могилах, числятся в списках пропавших без вести? Сколько еще нужно человечеству предупреждений? Сколько напоминаний? Эта книга о войне не такая, как многие другие. В ней мало красивого художественно вымысла, мало наступлений и контратак, почти нет партизан, героических медсестричек и прочих неотъемлемых атрибутов военного романа. Она написана местами корявым языком мальчишки-подростка, своими глазами видевшего ужасы Бабьего Яра и своими ушами слышавшего рассказы всеми правдами и неправдами вырвавшихся оттуда людей. Сам автор говорит: «Все в этой книге – правда». Более того, правда неудобная. Недаром советская цензура перед первой публикацией оставила от романа рожки да ножки (автор подробно описывает попытки опубликовать книгу в предисловии). Но тем не менее этот роман-документ заставляет тебя своими глазами увидеть Киев 1941-1943 годов: дымящиеся развалины Хрещатика, здание гестапо на Владимирской, концентрационный лагерь в Дарнице, толпу людей, идущую навстречу своей смерти в Бабий Яр. Можно говорить об этой книге много и долго. О мерзких людишках, которые выдавали немцам еврейских детей и раненых большевиков. О немцах, которые не получали удовольствия от войны. О шевелящейся человеческой массе на дне Яра, стонущей и плачущей. О людях, которые ели каштаны и грызли собственную кожаную обувь. О «Динамо», доблестно сыгравшем «Матч смерти». О простых киевлянах, прошедших, просуществовавших те несколько лет оккупации. И о тех, кто погиб, не дожив до Победы. Но в голове постоянно пульсирует только одна мысль:

И неужели единственное, что люди в совершенстве освоили за всю историю, – это убивать?

И нестерпимо хочется подходить к людям на улице, встряхивать, смотреть им в глаза и спрашивать: «А ты помнишь? Помнишь? Помнишь?» И хочется, чтобы никогда больше.092/300

У меня было две причины опасаться данной книги: первую я рассказала в истории, а вторая очень банальная, просто не люблю военную литературу, вернее с большой опаской ее читаю, так как терпеть не могу когда мир делиться на плохих и хороших, злых и добрых, наших и чужих. Скажу сразу, что я зря опасалась по обоим пунктам. Во-первых не такие уж страшные подробности описаны в книге (я знала и похуже, при чем с нюансами), во-вторых книга антивоенная, о плохих и хороших немцах и о таких же наших. Людей с достоинствами и недостатками, обычных людей, которые хотят жить несмотря на решения властей, людей которые творят зверства и сами страдают от них (или не страдают, но их еще больше жалко) и людей которые от этих зверств умирают. Книга является больше автобиографической хоть и считается, что это документальный роман. Автор рассказывает о своем детстве которое прошло в очень неблагополучных условиях, страшно себе представить, что переживали дети в тот нелегкий период. Анатолию было двенадцать лет когда началась война. Но в повествовании есть информация за более ранний период, читатель знакомиться с семьей автора задолго до основных событий.

Юный Анатолий Кузнецов живет с мамой, бабушкой и дедушкой на окраине Киева, на Куреневке (сейчас это уже далеко не окраина). У его деда очень интересный взгляд на то, что происходит, на советскую власть и на роль германии. Изначально он относится к немцам с надеждой говоря, что лучше уж они, чем Сталин, но со временем его отношением меняется, что вполне предсказуемо если учитывать дальнейшие события.

Бабушка очень набожная, а вот ее внук – нет, он иногда рассуждает о Боге и о том, если бы он был, то как мог бы допустить такие ужасы. Мнение автора, на этот счет, мне очень импонирует. Также в книге достаточно много информации которая напрямую не касается автора и его семьи, это истории очевидцев событий описанных на страницах книги. Благодаря этим историям мы знакомимся с тем, что происходило в Бабьем Яру изнутри и из первых уст, при чем и как загоняли евреев и как заставляли сжигать тела лежавшие под землей пару лет (хорошо, что без особых подробностей). Также автор знакомит читателя с Дарницким концлагерем (по крайней мере меня познакомил, я о нем не знала раньше) и с теми ужасами которые в нем творились, этим конечно сложно удивить тех кто знает что-то о концлагерях, где бы они не находились, там всегда творились ужасы. Для меня данная книга стала открытием и я очень рада, что наконец-то дошла к ней, поэтому хочется описать ряд достоинств:

– Антивоенная книга о войне: настраивает на то, что война это всегда ужасно, независимо на чьей ты стороне.

– Все мы люди: очень важно в любой ситуации помнить, что все мы люди, все хотим жить и все можем ошибаться. В книге «Бабий Яр» отлично описаны хорошие немцы (порядочные, честные и имеющие семьи) ну и плохие немцы тоже. Хорошие украинцы и плохие, которые работали на нацистов. (деление конечно же условное, чтоб понятней было). Очень хочется, чтоб каждый человек без предрассудков относился к другим, ну и конечно же было бы здорово искоренить ксенофобию (мечтательница я…)

– У жизни в СССР было множество недостатков: как же надоела эта ностальгия по СССР, все резко забыли сколько жизней унес режим, сколько талантливейших людей погибло не за что. Очень рада, что автор написал о том как люди которые жили в оккупации стали резко третьим классом, как тех кто вернулся из плена отправляли в Сибирь. Эту информацию нужно знать всем и никогда не забывать!

– Лично для меня: автобиографическая составляющая, считаю, что это способствует более глубокому погружению в события, ведь понимаешь, что они происходили с реальным человеком, а не выдуманным персонажем; множество описаний города, ну это совсем личное, просто я живу в Киеве, при чем недалеко от Бабьего Яра, все названия улиц знакомы, описанные учреждения тоже, поэтому очень круто мысленно прогуляться по родному городу восьмидесятилетней давности.