– О-о-о, черт, а вот и он! – воскликнул Джексон и начал медленно хлопать в ладоши, когда я поднялся на борт самолета. К нему тут же присоединилась остальная команда, одобрительно выкрикивая и насвистывая.
Я приподнял бровь и убрал рюкзак на полку, расположенную над креслом. Персонал уже загрузил все наше снаряжение и багаж, поэтому этот рюкзак – единственное, что будет у меня при себе, пока мы не приземлимся в Бостоне.
Когда аплодисменты стихли, Джексон обхватил меня рукой за шею, будто намеревался уложить приемом из реслинга, но вместо этого просто взъерошил волосы.
– От нашего Голубя весь мир мозги растерял.
– И трусики, – ухмыльнувшись, дополнил Картер.
– Хочешь, натру тебя маслом в следующий раз, Мальчишка Танни? – отпустив меня, спросил Джексон. В качестве примера он потер мои грудные мышцы, но я оттолкнул его и тоже улыбнулся.
– Ого, никогда не слышал в твоем голосе столько зависти, – сказал я и, сев на свое место, решительно вытянул ноги вперед. На мне был новехонький костюм от Стефано Риччи, сшитый на заказ, и я, откинувшись на спинку кресла, расстегнул пуговицы пиджака. Напротив меня у окна сидел Уилл, а место рядом с ним занял Джексон.
– Что дальше? Позируем на пляже в мужских стрингах?
– Не-а, Бритци, – сказал я и опустил на глаза солнцезащитные очки. – У меня член в них не влезет. А вот ты как раз…
Он пнул меня прежде, чем я успел закончить шутку, но мы все рассмеялись. Ну, все, кроме Папаши Пи, который сидел в наушниках и смотрел в окно.
Самолет, принадлежащий команде, был просторным и вполне мог вместить двести пассажиров, если бы его задумывали как обычное коммерческое судно. Но нет, вместо этого пространство занимали широкие кожаные кресла – по два друг напротив друга с обеих сторон прохода. Тренеры и обслуживающий персонал обычно сидели в передней части самолета, а мы занимали места посередине и в хвосте. Перед взлетом нас обслуживали стюардессы, которые летали с командой каждую выездную игру.
– Мужик, серьезно, разве это не странно? – спросил Картер, сев через проход. – Слышал, она переезжает в твой дом и все такое.
Для меня это стало новостью – заманчивой новостью, надо признать, – но я прикинулся, будто уже знал об этом, а потом забрал воду у стюардессы и поблагодарил ее.
– Еще даже дня не прошло, – напомнил ему я. – Но пока все идет своим чередом. Она сказала сделать вид, будто ее и нет здесь.
Уилл в ответ на это фыркнул, и я понял, что наушники он надел скорее для вида.
– Согласен с Папашей Пи, – сказал Джексон. – Черта с два у тебя выйдет не обращать на нее внимания.
– Никогда не забуду то желтое платье, – с мечтательным видом добавил Картер.
– Эта попка, – присвистнул Джексон, и они закивали, выражая взаимное согласие с тем, что эти два слова служат исчерпывающим описанием. – Она та еще бомба!
Не знаю, почему я чуть заскрежетал челюстями, пока они шутили о Мэйвен и ее привлекательности, потому что товарищи не врали. Это правда. Мэйвен из тех женщин, место которым на страницах журналов, тех, от которых язык прилипает к небу. Я и раньше перекидывался с парнями такими же репликами, а то и похуже.
С чего тогда сейчас у меня руки сжались в кулаки, когда приятели точно так же обсуждали Мэйвен?
– Прекращайте! – гаркнул я.
Улыбки с их лиц слетели так же быстро, как моя.
– По сути, она теперь часть нашей команды, – сказал я. – Ей и так довольно неуютно в компании таких вонючих дикарей, как вы двое. Проявите к ней немного уважения, или я заставлю вас это сделать.
Джексон и Картер давились смехом, глядя мне за спину и друг на друга, после чего Джексон смиренно поднял руки.
– Конечно, Голубь, – сказал он. – Не будем мы доставать твою девушку.
– И не клейтесь к ней, – пригрозил я, слегка выпятив грудь, когда Джексон назвал Мэйвен моей девушкой. Ее уж точно нельзя было так назвать, но мне понравилось, что за ней закрепилось такое прозвище, хотя у меня не было на то никакого права.
Вдруг над моей головой кто-то прочистил горло, и я, оглянувшись, увидел, что сзади с веселым выражением лица стоит Мэйвен, скрестив на груди руки.
Мне даже не пришлось смотреть на парней – я и так знал, что она давно там стояла. Особенно когда услышал, как они еле сдерживают смех. Я не обратил на них никакого внимания, встал и протянул руку за сумкой Мэйвен.
– Место у окна твое, куколка, – сказал я и снял сумку с ее хрупкого плечика, погладив его костяшками пальцев. Она до последнего держала руки скрещенными, не желая моей помощи, но все же отпустила ремешок, чтобы я засунул ее сумку на полку.
– Я тебе не куколка, – огрызнулась Мэйвен. – И я хочу сидеть у прохода.
– Ничего не поделаешь, персик. У меня длинные ноги, которым нужно размяться, – цокнул я языком.
– Не, дело в том, что он боится летать, а если сядет у окна, то обделается от страха, – вклинился Картер.
Я даже взглядом его не удостоил – просто вытянул руку и с силой ударил по плечу. Картер заскулил, засмеявшись, и потер место ушиба, пока Мэйвен наблюдала за нашими пререканиями, а я смотрел на нее.
– Винс Танев и боится летать? – Она склонила голову набок. – Вот уж не ожидала.
– О, я полон сюрпризов.
– Не сомневаюсь, – закатив глаза, сказала Мэйвен.
Я воспользовался возможностью и оценил наряд, в который она переоделась. Мне не хватало того крошечного клочка белой ткани, который она надела утром как топик, – особенно после того грешного и отменного лицезрения ее затвердевших сосков. Член в штанах дернулся при воспоминании о том, как покрылись мурашками ее руки, когда я обвел ее взглядом и нашел тот премилый сюрприз, напоминающий игрушку в коробке с хлопьями.
Сейчас на ней были светлые джинсы и черная рубашка с длинным рукавом. Волосы она убрала назад при помощи ярко-синей банданы, завязанной узлом спереди, а в ушах висели серебряные кольца. И почему-то теперь Мэйвен выглядела еще соблазнительнее, хотя одежда на ней была более закрытой.
Женщинам с такой попкой надо официально запретить надевать настолько обтягивающие джинсы.
Я неспешно разглядывал ее, а когда наконец посмотрел в глаза, она наградила меня взглядом, так и говорящим: «Ну как, ты планируешь отходить или?..»
Я сделал шаг в сторону, совсем небольшой, словно больше некуда было двигаться. Когда Мэйвен заметила крошечную полоску между мной и креслом, которую я ей оставил, мои губы расплылись в улыбке.
Она сжала челюсть, приняв вызов, и сперва я подумал, что Мэйвен пихнет меня и настойчиво пролезет на свое место. Но в последний момент ее движения замедлились, и она, высоко задрав голову, повернулась к креслам и оперлась рукой на спинки, чтобы не упасть, когда протискивалась через меня.
Этот легкий поворот привел к тому, что ее задница оказалась почти у меня на коленях.
– Извини, – мурлыкнула Мэйвен, ухмыльнувшись, и медленно скользнула идеальной круглой попкой в форме яблока по моему паху. Она делала это мучительно медленно, и я запыхтел от ощущений, вцепившись рукой в кресло, чтобы не протянуть руку и не прижать ее к себе.
Она протиснулась на свое место и поглядела на меня краем глаза, а потом с осторожностью села у окна, скрестив ноги.
Я наконец выдохнул и посмотрел на Картера с Джексоном, которые наблюдали за мной с самодовольными ухмылками. Даже Уилл глянул на меня, выгнув бровь, после чего снова отвернулся к окну.
Я размял шею, расстегнул пуговицу на пиджаке и сел в кресло рядом с Мэйвен.
– И не зови меня персиком, – сказала она.
– Тогда как же мне тебя называть? – спросил я. – Девушкой моей мечты? Морской сиреной?
– Как насчет Мэйвен, раз уж так ее и зовут? – влез Папаша Пи и медленно моргнул, глядя на меня так, словно я был подростком, который уже конкретно его достал. Если честно, я и правда отчасти вел себя как подросток, но ничего не мог с собой поделать.
Мне нравилось действовать Мэйвен на нервы.
Интересно, что произойдет, если я буду манипулировать умело?
Мэйвен показала мне язык после небольшого замечания от нашего вратаря, а затем повернулась к нему и протянула руку.
– Спасибо. Вроде официально мы не знакомы. Я Мэйвен Кинг.
– Уилл Перри, – сказал он грубовато, крепко пожав руку.
– А вот мы зовем его Папаша Пи, – вмешался Джексон.
Брови у Мэйвен поползли на лоб.
– Почему?
– Ну, потому что он на самом деле папа. И у него самый милый ребенок на свете.
– А еще потому, что у него железные кулаки и он наказывает, как отец, – объяснил Картер. – И с шайбой обращается так, будто пацан пытается пригласить его дочь на свидание, а его дочь – это ворота. Не влезай – убьет.
Щеки Мэйвен слегка порозовели, и она улыбнулась Уиллу.
– Папаша Пи. Мне нравится.
– У нас всех есть прозвища, – сказал Картер. – По правде, это немного бесит, но тут уж никуда не денешься.
– То есть? – спросила Мэйвен.
– Ну, в хоккее так случается. Иногда прозвище созвучно с твоей фамилией, а иногда ты совершаешь какую-нибудь дурость, и она прилипает к тебе на много лет. Иногда прозвища удостаиваешься благодаря играм: например, Папаша Пи – это в честь фамилии Перри, но еще он – Пикулька.
– Пикулька? – поморщилась Мэйвен.
– Да. Потому что на льду он молодец, как соленый огурец, – пояснил Джексон.
Мэйвен рассмеялась, и ее смех прозвучал так легко и воздушно, что мне захотелось закупорить его в бутылку. Казалось, от разговора с парнями она успокоилась, а язвительность, с которой она обычно ко мне обращалась, медленно сходила на нет.
– Значит, он Папаша Пи, – сказала она, показав на Уилла, а потом навела палец на Джексона. – А ты кто?
– Бритци, – ответил он. – Моя фамилия Бриттен. А Картер – Фабио.
– Из-за волос, – пояснил Картер, проводя рукой по своим каштановым волосам средней длины, а потом потер щетину. Уилл снова фыркнул и смерил его взглядом.
У Папаши Пи были самые длинные волосы.
– Потому что его фамилия Фабри, – вклинился Джексон. – А еще он с дамами обращается неумело, поэтому мы из смеха зовем его Фабио.
В ответ Джексону засунули в ухо обслюнявленный палец.
– А ты? – спросила Мэйвен, наконец-то повернувшись ко мне, и в ее медово-золотистых глазах заплясали искорки. – У тебя какое прозвище?
– Мистер Кинг.
– Почему? – нахмурилась она.
– Потому как ты слишком независима, чтобы взять мою фамилию, когда мы поженимся, – выходит, мне придется взять твою.
От изумления с губ Мэйвен сорвался смешок, и она покачала головой, снова скрестив на груди руки.
– Считаешь себя таким милым, да?
– Как щеночек.
– Скорее, как кобель, – не преминула ответить она.
– В миру он Винс Кул, но для нас – Мальчишка Танни, – сказал Картер. – Потому что в первый же вечер перепил «Ирландской бомбы» в O’Briens и постоянно просил сыграть «Мальчонку Дэнни», хотя группа играла южный рок, а не ирландскую музыку.
– Не, для меня он просто Голубь, – возразил Джексон, закинул лодыжку на другое колено и завел руки за голову. – И навсегда им останется.
Мэйвен не сводила с меня глаз.
А я сомневался, что вообще смогу когда-нибудь оторвать от нее взгляд.
– Голубь? – наконец спросила она.
– Голубь, – ответил я. – Еще одна кличка для новичка.
– А-а-а, – задумчиво произнесла Мэйвен. – Мне нравится. Голубь. Могу я тоже ею пользоваться?
– Можешь называть меня, как захочешь. Только убедись, что тебе нравится выбранная кличка. – Я наклонился чуть ближе и тихо произнес: – Есть у меня ощущения, что ты часто будешь ее произносить. Возможно, и на разных децибелах. Может, попробуешь и покричишь ее погромче, чтобы понять, подходит тебе или нет?
Мэйвен снова зарделась, и по веснушчатым щекам разлился легкий румянец. Я ухмыльнулся, но Мэйвен тут же закрыла рот и покачала головой.
– Ты планируешь усложнить мне жизнь, да? – спросила она.
Я наклонился еще ближе.
– Давай по-честному: тебе бы это понравилось.
Она не ответила, но в том и не было нужды.
Улыбка, заигравшая в уголках ее пыльно-розовых губ, подсказала мне, что я прав.
Я никогда не была так благодарна себе из прошлого, когда в день бостонской игры развернула коврик для йоги.
Отчасти я задавалась вопросом, так ли необходимо брать его с собой, будет ли злиться персонал, что я его принесла, найдется ли у меня вообще время им воспользоваться. Но я выдохнула с облегчением, улучив несколько минуток повседневной жизни.
Я понимала, что сегодня утром совсем не получится заняться медитацией, да и другого способа очистить разум не найдется, и была права. Все как-то слишком быстро закрутилось, и я едва успела проснуться, как оказалась в автобусе вместе с командой, направлявшейся на каток.
Потому теперь, когда мне удалось улучить немного времени наедине, я погрузилась в свои мысли и начала практику с позы эмбриона. Мне нужно было почувствовать единение с землей. Мне нужна была тишина.
Последняя неделя пролетела незаметно, и я не знала, с чего начать, даже не попытавшись собрать все воедино. Я до сих пор не могла уложить в голове, как один званый вечер с лучшей подругой обернулся событием, которое всецело перевернуло мою жизнь. Мне предоставили уникальную возможность, но она отнимала все силы. Пришлось полностью отказаться от привычного распорядка, зоны комфорта и – самое главное – от привычного запаса энергии.
Я так устала, что могла бы и год проспать, но даже этого бы мне не хватило.
Я решила, что поможет практика инь-йоги, поэтому перешла в позу бабочки и устроилась поудобнее.
Полет на самолете с командой прошел бурно и весело. Похоже, Уилл Перри, или Папаша Пи, как называли его игроки, единственный спокойный и уравновешенный человек в команде. Остальные как будто вырвались на свободу: громко пели, разговаривали, смеялись и играли в карты.
Я молча наблюдала за ними, делала фото и видео и писала пометки в блокноте, а в перерыве отправляла сообщения Ливии. Только она могла по-настоящему меня понять, ведь подруга каждый день работала с этими дикарями.
Я с улыбкой наблюдала за ними, поражаясь тому, как они напоминали семью. Словно на этом самолете было двадцать братьев, а тренеры и обслуживающий персонал скорее напоминали их крутых дядюшек, чем отцов. Ну, кроме тренера Маккейба, который единственный мог приструнить парней обычным свистком и суровым взглядом.
Когда ребята играли в карты в нашей небольшой компании, Винс сдал мне карты и, хотя не совал нос в чужие дела, заставил меня принять участие в разговоре.
Мне самой стало тошно от того, как сильно мне это понравилось.
Я уже составила о нем мнение, и, если Винс бросал в мою сторону глупые фразочки для съема или дерзко шутил, было легко придерживаться этого мнения. Винс – бабник, самодовольный спортсмен, привыкший находиться в центре внимания и уж тем более привыкший добиваться своего. Он интересовал меня только потому, что работа с ним могла положительно отразиться на моей карьере.
Мне всего-то и нужно, чтобы он оставался в той коробочке, куда я его поместила, потому что, когда Винс спрашивал обо мне, когда заступался перед другими игроками, не зная, что я стою за ним… От таких поступков эта коробочка открывалась, и мне не нравилась идея, что он может оттуда выбраться.
Весь день я выкладывала фотки и видео в сторис аккаунта «Один месяц с Винсом Кулом»: показывала парней, одетых в дорожные костюмы и стоящих на взлетной полосе, а потом как они сцепились в коридоре отеля по пути в свои номера. В течение дня количество подписчиков росло, и каждый мой пост спустя всего несколько секунд набирал тысячи лайков и комментариев. Еще я получала в директ сообщения с просьбами, что показать в следующий раз.
Покажите нам, чем они занимаются после победы!
Божечки, выложите, пожалуйста, в какой бар они пойдут, чтобы я пришла туда и сделала Винса своим мужем.
Скажите, какая ему нравится музыка?
Можете показать его детские фотографии?
Чем он любит заниматься в свободное от хоккея время?
Он не против потрахаться? Если да, скажите, как мне в этом поучаствовать?
Как стать его женой?
Передай Винсу, что он слабак.
Последний комментарий написал Джексон Бриттен, и над ним я посмеялась.
Когда вчера вечером моя голова коснулась подушки, аккаунт набрал полмиллиона подписчиков.
За один день.
Сердце сжалось от страха перед возможной неудачей, и не помню, чтобы я испытывала подобное раньше. Но это побудило стряхнуть все мысли и сосредоточиться на йоге. Мне нужно избавиться от всего этого шума, иначе я в нем потону.
Я провела легкую тридцатиминутную тренировку, а потом быстро приняла душ и отправилась в номер к Винсу. Я быстро засняла его во время утренней прокатки, которая прошла так же непринужденно и весело, как и полет на самолете, но затем команда вернулась в отель, чтобы подготовиться.
Я не знала, что игроки привыкли хорошенько высыпаться перед игрой.
Потому ушла к себе в номер, чтобы побыть в столь необходимой мне тишине, и почувствовала себя немного отдохнувшей, когда переодевалась и готовилась к своей первой игре НХЛ.
Перед тем как отправиться в номер Винса, я посмотрела на свое отражение в зеркале. Мой наряд был более подходящим, чем тот, что я надела накануне. Я выбрала эффектные кремовые брюки и белую блузку, дополнив их блейзером ярко-синего цвета, чтобы соответствовать цветам команды и не замерзнуть самой. Мои густые локоны задорно подпрыгивали, но не пушились, как во Флориде. Я ненароком задумалась, приходилось ли женщинам на северо-востоке иметь дело с влажностью, или волосы у них всегда выглядели безупречно? А еще решила надеть любимую пару туфель телесного цвета, чтобы казаться повыше, и молила, чтобы к концу дня ноги не слишком болели от каблуков.
Мой макияж был неярким и нейтральным – таким, что казалось, будто я вообще не красилась. С помощью консилера и тонального крема я выровняла тон кожи, но все равно проступали веснушки, а брови подкрасила гелем, после чего нанесла тушь на ресницы. Образ довершила блеском телесного цвета, привлекая внимание к одному из моих лучших достоинств. Мне нравились мои губы, зубы и улыбка.
Добавив пару изящных золотых сережек и колье на цепочке, идеально поместившееся в вырез блузки, я решила, что готова, и направилась к номеру Винса.
Который, как ни странно, находился прямо по соседству.
Я глубоко вдохнула, заставляя себя улыбнуться, и постучала по дереву. Уже собиралась стукнуть снова, как дверь распахнулась.
Винс опять встретил меня полуобнаженным, и на сей раз на нем были только темно-синие трусы.
Все произошло слишком быстро – вот он распахнул дверь, провел рукой по растрепанным волосам, зевнул и пропустил меня в номер. Он был просто усталым человеком, проснувшимся после дневного сна – ничего необычного.
Но для меня это все равно что увидеть одно из семи чудес света.
Даже если бы я привыкла к его дурацкому животу и груди, хотя, кстати, не привыкла, то теперь была вынуждена лицезреть и его мощные бедра. Ткань нижнего белья натянулась на них, хоть и не так, как на другой части его тела, которую очень кстати обрамляла белая строчка.
А еще эта его часть привлекала к себе много внимания.
Однако Винс, похоже, даже не заметил. Он просто придержал дверь, а как только я прикоснулась к ней, повернулся и ушел в номер. И тогда я от удивления разинула рот совсем по иной причине.
Задница у Винса Танева была отлита из камня.
Я никогда не видела такой большой задницы у мужчины, но притом она была крепкой и подтянутой, а при ходьбе виднелась ямочка над каждой ягодицей. Еще тогда, когда увидела Винса в костюме, у меня зародилось смутное подозрение, но теперь оно подтвердилось.
У хоккеистов лучшие задницы в мире.
И спорить с этим глупо.
– Кофе? – спросил Винс с кухонной зоны, уже налив себе чашку. Он повернулся и прислонился к столешнице, а я снова опустила взгляд на его пах.
Винс заметил мой взгляд.
А потом этот козел ухмыльнулся и пожал плечами.
– За это извини, – сказал он и опустил руку, поправив член. Мне пришлось оторвать от него взгляд и посмотреть в потолок, потому что не каждая бы женщина – даже та, которая знала, что он кобель, – выдержала бы, увидев, как его огромная лапа обхватила внушительный член.
– Сон приятный приснился? – сказала я, надеясь, что прозвучит скорее как шутка, нежели вопрос, на который хотелось получить ответ.
– Очень приятный сон, – сказал Винс, попивая из кружки черный кофе. – Мне приснилась ты.
Я заскрипела зубами, а когда смерила его грозным взглядом, Винс хохотнул.
– Ладно, я начну готовиться, – сказал он. – И знаю, что все это казалось увеселительным мероприятием, но сегодня день матча, а мой ритуал перед игрой для меня важен. Так что…
– Я не буду тебе мешать, – пообещала я. – Не обращай на меня внимания.
Он окинул меня взглядом, и в нем мелькнули искорки.
– Ты и впрямь не догадываешься, какая ты привлекательная, да?
От его слов стало жарко, но я не улыбнулась и не покраснела. Наоборот, вытащила телефон и сфотографировала Винса.
– Если и дальше продолжишь сыпать такими комментариями, то я выложу этот снимок.
– Вперед, – хохотнул Винс, пожав плечами, а потом оттолкнулся от стола и направился в спальню. – Может, бостонские фанатки его увидят и найдут меня после игры.
– Свинья, – крикнула я вслед и в ответ услышала хриплый смех. Вскоре послышался шум воды в душе.
Верная своему слову, я попыталась стать невидимкой, пока Винс занимался привычными делами перед игрой. Я только спросила, чем он был занят до моего прихода, на что Винс сообщил, что плотно отобедал какой-то пастой и подремал под кондиционером, включенным на пятнадцать градусов. Когда я вошла к нему в номер, то удивлялась, почему мне так холодно, но теперь получила ответ.
Это небольшое открытие вместе с тем, что увидела лично, вызвало у меня улыбку.
Винс Кул был суеверным.
Он не брился в дни игр, а также чистил зубы не один раз, а дважды – один раз после того, как допил кофе, и второй – после того, как перекусил кусочком пшеничного тоста, намазанного арахисовым маслом и украшенного бананами.
Он оделся в особом порядке и собрал сумку на стадион тоже в своем стиле. Когда мы были уже почти готовы, он опустился на пол и отжался четыре раза. Всего четыре. А потом удивил еще сильнее, позвонив младшей сестре.
На экране появились ее ярко-голубые глаза, а сама она была так похожа на Винса, что я задумалась: уж не близнецы ли они? Но, наспех поискав в гугле, узнала, что она младше его на полтора года.
– Привет, старший брат, – пропела она, улыбаясь во все тридцать два. Зубы у нее были похожи на те, что виднелись на рекламных щитах ортодонтов. – Готов задать жару?
– Почти.
Она вздохнула и хихикнула.
– Знаешь, может, я становлюсь слишком старой для этого.
– Тебе нельзя взрослеть. Никогда. Ты знаешь правила.
– Да-да, ритуал перед игрой, – ухмыляясь, сказала она и оживилась, увидев, что я стою за ее братом. – О! Ты Мэйвен Кинг!
Винс повернул телефон, чтобы она могла меня видеть.
– Да, – ответила я, смущенно помахав рукой. – Привет.
– Привет! Я Грейс, сестра Винни. Приятно познакомиться. Мне так нравится, как ты ведешь профиль о моем брате. – Она помолчала, наморщив нос. – Хотя я бы не отказалась, если бы он чаще был одетым.
Я рассмеялась, и Винс снова направил телефон на себя.
– Ну же, сестренка. Иногда надо давать людям желаемое.
– Разве они не должны желать, чтобы ты забивал шайбы?
– Да, – ответил Винс. – И делал так, чтобы у них намокли трусики.
– Фу! – вскричала она, а я одновременно с ней произнесла:
– Мерзость какая!
Винс довольно улыбнулся.
– Ладно, нам пора спускаться к автобусу. Я жду.
– Так и быть, – снова пропела Грейс и подняла телефон, встав посреди комнаты. Я не знала, где жила его сестра, но ее комната напоминала студенческое общежитие. Она покрутила ногой, как будто прощупывала воздух.
Я вытащила телефон и стала записывать Винса, посмотрев на него, а затем на экран.
И тут Грейс запела.
Вообще-то это даже пением нельзя назвать – скорее то ли ликованием, то ли пронзительным криком, какой издает птица. Притом Грейс исполнила очень забавный танец: волосы ее развевались, а сама она щебетала что-то вроде: «Сорок первый, лучший на свете, сорок первый, давай веселиться вместе. Винни, Винни, ты клевый, ты такой клевый, что правишь всей школой». А довершила все Грейс, сделав сальто назад.
Винс вскинул кулак, когда она закончила.
– Великолепно, десятка!
– Знаю, – сказала она и поднялась. – Иди и разгроми их, старший брат.
– Позже, сестренка.
Звонок закончился так же внезапно, как и начался, и я, обомлев, выключила видео.
– Э-э-э, – рассмеялась я. – Что это было?
Винс пожал плечами, а я заметила, что он прекратил дурачиться, как обычно, и резко стал серьезным. Перемена происходила постепенно, начиная с той минуты, как я вошла в его номер, и с каждой минутой виделась все отчетливее.
Несложно понять, что он готовился к игре морально.
– Всего лишь небольшая традиция, – сказал он.
Я снова рассмеялась, не удержавшись.
– Какая? Где твоя младшая сестра нелепо танцует и делает сальто назад?
– Да, – ответил он и резко перевел взгляд на меня. – Какая-то проблема?
Я сглотнула под его взглядом, который с каждой секундой становился суровее.
– Нет, – заверила я. – Просто не знала, что для подготовки к игре нужно, чтобы кто-то прокричал, как птица.
Винс прищурился, встав с дивана. У меня всегда сбивалось дыхание от того, каким высоким и широкоплечим он был.
– Так она подбадривала меня перед одной игрой в старшей школе, когда у меня была полоса неудач. В той игре я исполнил хет-трик, и теперь это вошло в привычку.
– Но с тех пор у тебя были проигрыши, – заметила я. – Так что это не всегда срабатывает.
– Тебе не понять.
Он подхватил оставшиеся вещи и пошел к двери, но я его остановила.
– Так объясни.
Винс вздохнул и посмотрел в потолок. Я увидела его длинную шею, очертила взглядом адамово яблоко, и между бедер вдруг стало жарко.
Почему у этого мужчины даже шея чертовски сексуальна?
– Не могу. Просто… не знаю. Я должен это делать.
Затем он направился в спальню, что вызвало у меня недоумение, потому как нам было пора спускаться. Я пошла за ним и засмеялась, когда Винс включил свет в гардеробной, вместо того чтобы выключить, как сделал бы любой нормальный человек перед уходом.
– Только не говори, что это тоже часть ритуала?
Он не ответил, но мускул на его челюсти дрогнул.
Я тихонько хихикнула и покачала головой, мысленно все это записав.
– Что дальше? Попрыгаешь на одной ноге и станешь потирать живот, поглаживая себя по голове?
Винс стиснул зубы, и на его скулах заходили желваки.
– Может, хватит быть такой сукой?
Я распахнула от удивления рот.
– Как ты сейчас…
– Сука. Так я тебя назвал. Потому что именно так ты себя и ведешь. – Винс вторгся в мое личное пространство, и показалось, что из комнаты тут же испарился весь кислород. – Может, для тебя это не важно. Может, тебя волнуют только твои ничтожные фотографии и видео, лайки и репосты. Но это твоя карьера, а это моя, ясно? Это вся моя гребаная жизнь. – Он шагнул еще ближе. – Для меня это важно. И если ты не в силах относиться с уважением, тогда мы не сработаемся.
Мы стояли, прижавшись друг к другу грудью, а Винс дышал так же тяжело, как и я.
– Ну ты и сволочь, – сказала я и вздернула подбородок, показывая, что не струсила. – Ну и что? Я сука, потому что не улыбаюсь и не говорю тебе, какой ты очаровательный, когда выполняешь идиотские суеверные трюки перед игрой?
Он задышал еще чаще, а бровь со шрамом низко и угрожающе опустилась.
Не знаю, как такое возможно, но меня словно током ударило. Винс злился. И смотрел так, словно хотел свернуть мне шею.
И от такой перспективы у меня закружилась голова.
– Ладно, – чуть погодя сказала я, растягивая слова. Я знала, что говорю, как сука, в чем он меня и обвинил, потому что даже в этих моих словах сквозил сарказм и совершенно отсутствовала искренность, но ничего не могла с собой поделать. Я хотела испытать его на прочность, понять, насколько сильно можно на него давить. – Уж извини. И как я посмела не понять, почему для тебя так важно включать свет в гардеробной перед игрой? Обещаю относиться с большим уважением к твоим драгоценным ритуалам. – Я сладенько улыбнулась. – Договорились, Мальчишка Танни?
Его рука взметнулась так быстро, что я даже опомниться не успела.
Минуту назад я улыбалась, поглумившись над ним.
А в следующий миг Винс стиснул мой подбородок пальцами, приподняв еще выше, и посмотрел сверху вниз. Он возвышался надо мной, а его губы были примерно в паре сантиметров от моих – так близко, что я почувствовала его мятное дыхание, когда он заговорил:
– Лучше бы ты научилась правильно пользоваться этим остроумным ротиком.
Он буквально выплюнул эти слова, как проклятие, как будто хотел швырнуть меня на землю и оставить там. Вместо этого Винс удерживал мой подбородок, смотря карими глазами, а потом опустил взгляд на мои губы и стал долго и пристально смотреть на них.
Я почувствовала, как по телу пробегает разряд, но его быстро смыло более сильное чувство, названия которому дать не могла. Оно было жарким, острым, безрассудным и всепоглощающим.
Я должна была ужаснуться. Смутиться. Даже испугаться.
Но я возбудилась.
Я ни капли не боялась, что он причинит мне боль. Не боялась, что он так сильно сжал мой подбородок, что так близко стоял, и я чувствовала губами его дыхание.
Я просто смотрела в его карие глаза, которые темнели с каждой секундой, что он пялился на мой рот.
Винс моргнул три раза, словно просыпался от сна. Его лицо смягчилось, как и хватка.
Он отпустил меня, чуть приподняв подбородок, а потом повернулся, и это жаркое чувство меня покинуло. Схватил сумку, даже не глянув в мою сторону, перекинул ее через плечо и выбежал из номера, со щелчком закрыв за собой дверь.
А я продолжала стоять и недоуменно смотреть ему вслед, вдыхая обжигающий воздух. Я подняла руки и провела ими по тому месту, где только что находились его пальцы.
Ну и что это, черт возьми, было?