Кэриан Коул
Не целуй невесту
Глава 9
Скайлар
Врачи продержали меня в больнице четыре изнурительных дня. Несмотря на то, что мне не приходилось страдать всю ночь от жары, как у себя в комнате, спала я дерьмово и постоянно беспокоилась о Пусси, хотя Меган каждый вечер пробиралась в мою спальню, чтобы позаботиться о ней. Мэг присылала мне фотографии из моей комнаты, чтобы я могла убедиться, что с Пусси все в порядке.
Она также прислала мне свои фотографии с Эриком, который действительно оказался очень милым. Они встречались каждый вечер после того первого свидания в закусочной. Такое впечатление, что все планы Меган исполняются легко и непринужденно, тогда как мне постоянно приходится преодолевать какие-то препятствия.
Моя мать прислала мне одно сообщение с вопросом, что случилось. В ответ я напечатала огромный рассказ, который занял весь экран моего телефона, но она больше ничего не написала. Словно не хотела углубляться в мои проблемы. Не знаю, то ли маме просто все равно, то ли она чувствует себя виноватой. Или, возможно, она отвлеклась на какую-то рекламу в телемагазине. Полагаю, это на самом деле не имеет значения, так как конечный результат для меня один и тот же.
Час назад Меган подвезла меня до дома, и теперь я сижу на кровати с Пусси на коленях и держу в руках пять выписанных рецептов на лекарства, которые не могу позволить себе купить, и план лечения, которому не имею возможности следовать. Мне нечем платить за еженедельные визиты к психиатру, который специализируется на расстройствах пищевого поведения, тревоге и депрессии.
Однако я никогда не считала, что у меня депрессия. Иногда я бывала грустной и расстроенной, но не депрессивной.
В любом случае я не смогу пойти и выяснить это.
Два дня назад я отправила сообщение Джуду, рассказав ему, как у меня дела, и он ответил мне: «Отлично. Надеюсь, ты больше не заболеешь».
Сообщение показалось мне коротким, довольно холодным и официальным. Джуд даже не назвал меня Искоркой, хотя я надеялась на это, потому что придуманное им милое прозвище всегда дарит мне небольшой прилив счастья, а я уже довольно долгое время не испытывала ничего подобного.
Возможно, у меня и впрямь депрессия.
* * *
Поскольку я вернулась домой из больницы в четверг днем, Ребекка по телефону убедила меня остаться дома до утра понедельника и пока не приходить в школу или на работу. У меня есть справка от врача для школы, так что я не беспокоюсь о проблемах там, но переживаю о том, что теряю так много своей зарплаты. Я оплачиваю счета за электричество и кабельное телевидение в доме. Не потому, что моя мать не может позволить себе заплатить, а потому, что она забывает это сделать. Свет и телевизор – это две вещи, без которых я не хочу жить, поэтому лучше заплачу сама, чтобы быть уверенной, что в конечном итоге не придется сидеть в темноте.
Я провела всю пятницу, убирая свою комнату и исследуя выявленные у меня болезни, чтобы понять, как улучшить свое самочувствие без дорогостоящих врачей и лекарств.
В пять вечера на мой телефон приходит сообщение.
Джуд: «Привет».
Я с удивлением смотрю на экран. Джуд никогда раньше не писал мне первым.
Я: «Привет».
Джуд: «Как ты себя чувствуешь?»
У меня постоянно горит в животе. Такое чувство, что у меня что-то застряло в горле и груди. У меня болят уши, а внутри все дрожит. Я измотана, и у меня в голове туман.
Я: «Намного лучше, спасибо».
Джуд: «Хорошо. У меня остались твои кепка и сумка с книгами».
Ох, черт!
Я: «Я совсем забыла про них».
Джуд: «Я могу заскочить после работы и занести их тебе. Я заканчиваю примерно через десять минут».
Я: «Ты не обязан этого делать. Можешь отдать их мне в понедельник, когда я приду в школу».
Джуд: «Лучше привезу тебе их сегодня».
Гос-с-споди. Он действительно очень хочет вернуть мне мои вещи.
Я: «Хорошо. Тогда просто оставь их на крыльце. Я заберу их позже».
Джуд: «А мне нельзя передать их тебе в руки, как нормальному человеку?»
Нет, Джуд. Я ужасно выгляжу без макияжа, я уже несколько дней не принимала душ и чувствую себя грязной. И я не хочу, чтобы ты видел, как я забираюсь в окно и вылезаю из него, потому что давно уже не могу открыть входную дверь.
Писк приложения для обмена сообщениями возвращает мое внимание к экрану.
Джуд: «Ты меня избегаешь?»
Я: «Конечно, нет. Я просто плохо себя чувствую».
Джуд: «Ты же говорила, что тебе стало лучше?»
Я: «Я имела в виду, что чувствую себя лучше, чем раньше, но все равно не очень хорошо».
Джуд: «Понял. Тогда, наверное, я оставлю вещи у тебя на крыльце».
Я: «Ты не обязан их привозить, но спасибо».
Сорок минут спустя раздается звонок и на экране телефона высвечивается номер Джуда.
– Алло? – отвечаю я.
– Это я. Я возле твоего дома.
Черт!
– Ты можешь просто оставить вещи. Тебе действительно не обязательно было проделывать весь этот путь сюда.
Джуд откашливается.
– Вообще-то, обязательно. Я недавно столкнулся с твоей подругой. Я спросил ее, как ты, и она сказала, что беспокоится о тебе. Упомянула что-то вроде: «Особенно о том, что ей приходится жить в этом доме».
Мое сердце подпрыгивает к горлу. Я не могу поверить, что Меган действительно сказала ему это! Она пообещала, что никому ничего не скажет.
– Правда? – небрежно спрашиваю я. – Что еще она сказала?
– Это все, что она сказала. Но было совершенно очевидно, что она чем-то обеспокоена.
– Меган любит все драматизировать. Я в порядке.
– Скайлар, подойди к входной двери. Просто дай мне убедиться, что с тобой все в порядке.
Я уже много лет не видела входную дверь изнутри. Я даже не уверена, пользуется ли моя мать этой дверью еще. Я предполагаю, что она входит и выходит через дверь гаража и таким же путем приносит свои новые сокровища в дом, где по-прежнему можно перемещаться среди всех этих груд и куч вещей только паря над ними по воздуху.
– Я не могу, – отвечаю я. – Почему ты такой трудный?
– А ты почему?
– Я выгляжу ужасно.
Джуд усмехается в трубку.
– Мне насрать, как ты выглядишь. Меня волнует, все ли с тобой в порядке.
– Разве по голосу не слышно, что со мной все в порядке?
– Нет, по голосу слышно, будто ты пытаешься избавиться от меня.
– Ты, очевидно, не понимаешь намеков.
– Не пудри мне мозги, Искорка. Я постучу в дверь через две секунды…
– Не надо! – быстро говорю я. – Пожалуйста, не надо. Подойди к окну с правой стороны дома.
– Ты имеешь в виду к тому, через которое ты лазила?
Я сглатываю.
– Да.
– Хорошо, я вешаю трубку. Увидимся у окна, Рапунцель.
Я накидываю на себя белую толстовку, прикрывая капюшоном свои взъерошенные волосы. Поправляю смятое одеяло. По пути к окну я беру баллончик с освежителем воздуха и несколько раз быстро опрыскиваю комнату, затем проверяю, закрыты ли дверцы шкафа.
– Веди себя хорошо! – шепчу я Пусси.
Прежде чем Джуд успевает постучать в стекло, я распахиваю окно и выглядываю наружу. Джуд уже стоит под окном, его роста практически хватает, чтобы заглянуть внутрь.
– Привет, – говорю я.
– Еще раз привет, – Джуд протягивает руку и вручает мне мою сумку с книгами, кепку и маленького коричневого плюшевого мишку. – Я купил тебе мишку, чтобы ты быстрее выздоравливала.
– О-о, – все слова вылетели из головы. Я кладу сумку и кепку на пол возле себя, но маленького медвежонка прижимаю к груди. – Спасибо.
– Можно войти? – спрашивает Джуд.
Мой желудок камнем падает вниз.
– Сюда?
Серые глаза Джуда сверлят меня нетерпеливым взглядом разочарованного родителя, имеющего дело с непослушным малышом. Я не могу винить его, я знаю, что веду себя как идиотка.
– Ладно, – отвечаю я со вздохом, отступая от окна, чтобы Джуд мог пролезть в него. К моему удивлению, широкие плечи ему совсем не мешают. А я-то боялась, что Джуд застрянет.
Закрываю за ним окно. Джуд медленно кружит по комнате, как будто ожидает, что серийный убийца выскочит из-под кровати или из шкафа.
– Ты выглядишь лучше, – говорит он, когда его взгляд останавливается на мне.
– Спасибо.
Он медленно подходит к двери моей спальни и кивком указывает на три засова.
– Что все это значит?
– Все не так плохо, как ты, вероятно, думаешь, Джуд.
Скрестив руки на груди, он прислоняется спиной к двери, почти полностью закрывая ее своим телом. Здесь, в моей маленькой комнате, Джуд кажется намного больше.
– Если все не так плохо, зачем тогда столько замков?
– Почему тебя это волнует? – я защищаюсь, не желая говорить ему правду.
Его взгляд на мгновение смягчается, но снова становится жестким, когда Джуд делает вдох.
– Честно говоря, я и сам не знаю. Но теперь, когда я здесь и вижу это, – он наклоняет голову в сторону замков, – я не собираюсь просто игнорировать увиденное.
Джуд явно напоминает охотничью собаку, взявшую след. Он не собирается забывать об увиденном и уходить, а я слишком устала, чтобы придумать правдоподобную, вдохновленную ложь. В любом случае Джуд слишком умен, чтобы купиться на дурацкое объяснение.
– Ты можешь довериться мне, – говорит он. – Разве я тебе это уже не доказал?
Все еще цепляясь за плюшевого медведя как за спасательный круг, я киваю и присаживаюсь на край своей кровати.
– Да.
– Я не люблю умолять людей поговорить со мной, Искорка. Я сегодня надрывался на жаре. Я устал. Ты тоже выглядишь усталой. Облегчи дело для нас обоих, хорошо?
Джуд медленно пересекает комнату, и я смотрю на носки его потертых ботинок, когда он останавливается передо мной.
– Можно мне сесть рядом с тобой?
– Да.
Он садится на некотором расстоянии от меня, и Пусси тут же начинает тереться щекой о его руку. Я всегда думала, что она будет настороженно относиться к любому незнакомцу.
– Милая кошка, – говорит Джуд.
– Это довольно длинная история, – начинаю я. – Полагаю, кое-что происходит. Происходит там, – я перевожу взгляд на запертую дверь. – И происходит со мной.
Большая рука Джуда нежно гладит кошку по спине, пока он ждет, что я продолжу. В ответ Пусси мурлычет, как крошечный пушистый локомотив.
– Сама не знаю, когда это началось, но моя мама страдает синдромом патологического накопительства. Наверное, она всегда им страдала, но в мои детские годы все было не так плохо. У нее вещи навалены почти до потолка в каждой комнате дома. Невозможно перемещаться из комнаты в комнату, не перелезая через предметы или не протискиваясь между ними. Она перестала убираться много лет назад. Кухня и ванная грязные, там жуки и гниющая еда, – я с трудом сглатываю. Подбородок Джуда слегка приподнимается, и мускул на его заросшей щетиной челюсти подергивается. – Я больше не могу пользоваться туалетом, поэтому использую кошачий наполнитель в большом ведре и просто выбрасываю его каждый день. Знаю, это отвратительно, но другого выхода я не вижу.
Джуд резко проводит рукой по волосам. Он прищуривается, осматривая комнату, и наконец замечает маленький холодильник в углу.
– У меня есть там немного еды и воды, и я каждый день принимаю душ в школе после занятий физкультурой или на стоянке грузовиков. Я ничего не слышала о своем отце с тех пор, как он уехал несколько лет назад. А моя мама… она просто сидит в своей комнате. Она работает из дома оператором службы поддержки. Но она как будто забыла обо мне. Она со мной не разговаривает. Я больше не хожу в основную часть дома, поэтому совсем ее не вижу. Я просто отправляю ей текстовые сообщения. Иногда она отвечает. Мне приходится держать дверь запертой, чтобы она не могла войти и навалить сюда всякой всячины. Я забираюсь через окно, потому что не могу добраться до входной двери.
– Что за безумная хрень! – рычит Джуд, выслушав меня до конца.
– Я научилась жить с этим, – поморщившись, отвечаю я, – до тех пор, пока, будем надеяться, не смогу съехать.
Он резко встает и указывает на дверь.
– Открой ее, – приказывает он. – Открой эту дверь сейчас же и дай мне посмотреть.
Мое сердце бешено колотится. Это мой худший кошмар. Я не хочу, чтобы он видел – или учуял – остальную часть дома.
– Джуд, я…
– Открывай. Сейчас же, – требует он, его грудь вздымается и опускается.
Я встаю и иду к двери. Моя рука дрожит, когда я тянусь к замкам.
– Только ничего не говори моей маме, Джуд. Она больна. Пожалуйста, не надо…
– Я не собираюсь ничего говорить. Просто дай мне посмотреть, что находится по ту сторону двери.
Моя мама, скорее всего, слишком увлечена телевизором, чтобы понять, что в доме кто-то есть.
Боль в груди распространяется до горла и ключицы, когда я отодвигаю засовы и распахиваю дверь. Джуд отшатывается и морщит нос от отвратительного запаха. Я уверена, что какая бы дружба ни завязалась между нами, она закончится к тому времени, как он уйдет сегодня вечером. Никто не захочет дружить с кем-то, кто живет в такой грязи.
Джуд издает тихий свист, отважившись сделать шаг вперед от моей двери, – настолько далеко, насколько он может пройти, не пытаясь протиснуться по узкой дорожке между груд вещей, наваленных выше его роста. Я хватаю его за руку и затаскиваю обратно в свою комнату, а затем быстро закрываю дверь и снова запираю ее.
– Теперь доволен? Ты видел «дом ужасов».
– Ты понимаешь, какая это пожароопасная ситуация? Не говоря уже о том, что подвергать опасности ребенка…
– Мне восемнадцать, – вмешиваюсь я.
– А несколько месяцев назад ты была несовершеннолетней. Это полная дичь! – Джуд меряет шагами мою комнату, каждые несколько секунд поглядывая на дверь спальни.
– Хочешь посидеть на заднем дворе и поговорить? – предлагаю я, понаблюдав за ним некоторое время. Ему наверняка сейчас очень хочется выкурить сигарету.
Джуд поспешно кивает.
– Да, мне нужно подышать свежим воздухом.
Несмотря на то, что я самостоятельно вылезала из окна сотни раз, Джуд протягивает руки, чтобы помочь мне, как только спрыгивает первым. Этот парень – рыцарь до мозга костей. Мы молча идем в темноте на задний двор и садимся за старый ржавый стол для бистро, который стоит здесь уже много лет. Вообще-то, только я сажусь. Джуд закуривает сигарету и смотрит в небо.
Его забота обо мне приятна, но неожиданна. Я не знаю, что делать с этой заботой. Следует быть благодарной или недоверчивой?
Как вообще понять, можно ли искренне кому-то доверять?
– Ты действительно не должна так жить, Скайлар. Это вредно для здоровья примерно по двадцати гребаным причинам.
– Я знаю. Но это все, что у меня есть. Мои возможности ограничены. Я изо всех сил пытаюсь накопить денег и убраться отсюда к чертовой матери. Вот почему я так обрадовалась, получив дополнительную работу от Ребекки. Я надеюсь, что смогу работать на нее полный рабочий день после окончания школы.
– Где твой отец? – Джуд задает этот вопрос, стоя лицом к дереву со сломанными качелями, что почему-то кажется очень уместным.
– Он жил в том автофургоне перед домом, пока его терпение не лопнуло.
Джуд оборачивается, чтобы посмотреть на меня.
– И он бросил тебя здесь на произвол судьбы?
Мое молчание служит красноречивым ответом.
Бросив сигарету на землю и раздавив ее ботинком, Джуд садится на стул по другую сторону покосившегося стола.
– Расскажи, как все прошло в больнице. Тебе делали еще какие-нибудь анализы? Ты в порядке?
Я тычу пальцем в стебелек, застрявший в ажурном краю стола.
– Да. С детства у меня были некоторые проблемы со здоровьем, но я никогда не имела возможности принимать лекарства или обращаться к врачам для дальнейшего обследования. Я думаю, все стало еще хуже.
– Почему ты не принимаешь прописанные лекарства?
– У нас нет медицинской страховки, и моя мать никогда не верила, что я болею всерьез. Меня оставили на второй год, потому что я очень часто не ходила в школу. Если я плохо себя чувствовала, мать просто отправляла меня в постель. Она перестала водить меня к врачу.
– Охренеть, – качает головой Джуд.
– У моей мамы просто… – я пытаюсь подобрать подходящее слово. – Не все в порядке с головой. Я научилась не раскачивать лодку. Сама о себе забочусь.
– Тебе не следовало этого делать.
Я выдергиваю стебелек из ловушки и бросаю его на землю.
– У меня нет выбора.
– Ты права, – Джуд потирает ладонью щетину на подбородке. – Ты в порядке? У тебя сейчас есть лекарства? Тебе станет лучше?
Хотела бы я.
– Не совсем. Я не могу позволить себе покупать лекарства или ходить на еженедельные приемы, прописанные врачом.
– Еженедельные?!
Все эти вопросы заставляют меня нервничать. Мне никогда раньше не приходилось ни перед кем оправдываться. Я привыкла к тому, что от меня отмахиваются и игнорируют. Что я способна раствориться в тени и исчезнуть.
Я подтягиваю колени к груди и ставлю кроссовки на стул, обхватывая ноги руками.
– Кажется, я говорила тебе, когда мы были в больнице, что у меня расстройство пищевого поведения, – напоминаю я, наконец-то встречаясь с Джудом взглядом. Крошечные морщинки прорезают внешние уголки его глаз. – Это называется расстройство избирательного питания. По-видимому, оно у меня уже давно, но в прошлом году мне официально поставили диагноз. Я скопила немного денег и пошла к врачу, но не могла позволить себе продолжать лечение.
– Что это? Как булимия?
– Нет, я не вызываю у себя рвоту. Просто не могу есть определенные продукты. То есть, физически я могу их съесть. Но… морально не могу себя заставить. Если я попытаюсь, меня стошнит. Или будет мутить весь день. Мне сказали, что это похоже на психическое заболевание. Я связываю определенные продукты с травмирующими вещами, которые случались со мной в детстве, и мой мозг как бы пытается защитить меня, не позволяя мне есть эти продукты.
Я рада, что на улице темно, и только уличный фонарь и луна освещают нас. Не хочу, чтобы Джуд видел мое лицо. Не хочу видеть его лицо, когда я рассказываю ему – этому парню, которого я едва знаю, но хотела бы узнать поближе, – все смущающие подробности о моей личной жизни.
– Думаю, это началось, когда я была маленькой, потому что моя мама хранила в доме просроченную еду. Например, молоко. Яйца. Курицу. Фрукты. Пудинг. Я ничего не понимала, поэтому ела их. Потом меня тошнило. Наверное, мой разум связал определенные продукты с заболеванием. Иногда это даже не конкретная еда, а всего лишь тот же цвет или текстура пищи, – я выдыхаю и пытаюсь оценить молчание Джуда. Он просто слушает? Жалеет меня? Осуждает? – Еще у меня проблемы с пищеварением. Кислотный рефлюкс. У меня очень сильная изжога. И боль в горле, и боль в пазухах носа. Иногда я недостаточно ем или пью, потому что от этого меня тошнит. Но если я не ем и не пью, меня тоже тошнит. Наверное, я просто жалкая развалина.
– Это не так. Никогда так не думай.
Непритворная искренность его голоса проникает глубоко в мою душу и обволакивает меня, как теплое одеяло. Я позволяю себе насладиться этим ощущением несколько мгновений, прежде чем снова начать говорить.
– Ты единственный человек, которому я когда-либо рассказывала все это. Даже Меган не знает всего, а она была моей лучшей подругой в течение многих лет.
– Просто судьба раздала тебе дерьмовые карты.
– Может и так, но я не собираюсь позволять этому продолжаться всю оставшуюся жизнь. Я найду способ выбраться отсюда и придумаю, как съесть чертов гамбургер.
Джуд смеется и кивает с выражением восхищения на лице.
– И именно поэтому я называю тебя Искоркой.
Я не знаю, как он это делает. Каким-то образом Джуд создает у меня ощущение, будто каждая молекула в моем теле научилась улыбаться.
Мне нравится это.
Мне нравится он.
Глава 10
Джуд
Стены розовые. Не светло-розовые, как в детской, а ярко-пурпурного оттенка розового. Бежевый ковер я убрал с пола еще несколько лет назад, и тогда на это дело мне потребовалось почти две недели. Не потому, что трудно разрезать и снять ковер, – я могу сделать это даже во сне. А потому, что более яркие, чистые, мягкие участки ковра напоминали о том, где когда-то стояли кровать и мебель.
Воспоминания могут приносить невероятную боль.
Деревянный пол, на котором я сейчас стою, намного лучше. Не скрывает никаких призраков. Но даже несмотря на то, что я обставил комнату совершенно новой мебелью, это единственное место в доме, которое продолжает казаться бездной пустоты.
Я страстно ненавижу розовый цвет, но так и не смог заставить себя перекрасить эти стены.
И все же я по-прежнему слышу, как она кричит мне. Эта гребаная комната с отвратительно девчачьими стенами. Она кричит: «Эй! Посмотри на меня! Я – милая, чистая, розовая комната без человека!»
Как булочка без бургера.
Выходя из комнаты, я закрываю за собой дверь. Я всегда держу эту дверь закрытой, надеясь, что, может быть, когда-нибудь услышу там голос Эрин. Услышу, как она громко включила музыку, хихикает по телефону с подружкой или выкрикивает в мой адрес колкости.
Ум подкидывает нам всякие глупости, чтобы успокоить нас.
Давным-давно в этом доме жила, как я думал, счастливая семья. Но смех перешел в крики, и это привело к разводу. Мой отец съехал, когда мне было семнадцать, а Эрин – девять. Я проводил большую часть времени на вечеринках. Я много пил, накуривался и часто попадал в неприятности. В восемнадцать я перебрался в другое жилье. Пять лет спустя у моей мамы обнаружили рак, и я покинул свою грязную квартирку, чтобы переехать обратно, – с обещанием взять себя в руки, чтобы заботиться о ней и моей сестре.
Моей маме стало лучше, но Эрин превратилась в диковатого подростка, с которым наша мать не могла справиться. Желая выглядеть крутым старшим братом, я вел себя скорее по-дружески и не обращал внимания на выходки моей сестры.
Затем она исчезла.
Моя мать погрузилась в горе, а потом встретила мужчину, который, как говорится, перевернул ее мир с ног на голову. Она захотела начать все сначала. Подальше от этого города, этого дома и всего, что напоминало ей о ее прошлом, включая меня. Она переписала дом на меня и уехала на следующий день, став третьим человеком, исчезнувшим из моей жизни.
Если бы я повлиял на сестру так, как должен был, возможно, она бы не исчезла. Наша мать не сбежала бы. Я бы не чувствовал себя виноватым, никчемным и брошенным. Кто знает, возможно, у меня не развился бы страх серьезных отношений, и я бы жил в этом доме с тремя спальнями, двумя с половиной ванными комнатами на двух акрах земли с женой и детьми, а мои мама и сестра приезжали бы к нам на рождественский ужин.
Я запрыгиваю на мотоцикл и мчусь в свое любимое место в горах, пытаясь забыть о пустой розовой комнате, но голос подсознания по-прежнему звучит в моей голове, как и всю прошлую неделю. То, что зародилось как безумная идея, обрело собственную жизнь. Чем больше эта мысль маринуется в моем мозгу, тем менее безумной и более правильной кажется.
Я могу что-то исправить.
Я не разговаривал со Скайлар с тех пор, как неделю назад побывал у нее дома. Несколько раз после этого я видел ее на школьной парковке, и мы махали друг другу в знак приветствия. Но в ту ночь чувство вины преследовало меня всю дорогу домой. С тех пор оно бродит где-то поблизости. Наблюдает за мной. Остается вне поля зрения, но постоянно напоминает о своем присутствии.
Даже горячий душ, который я принял, когда вернулся домой той ночью, не смог смыть зловоние гниющей пищи – или что там, черт возьми, так воняло – из моих ноздрей. Сон не прогнал образы засовов, груд мусора, печали и беспокойства в глазах Скайлар.
Все это казалось таким вопиющим, безнадежным и неправильным.
И, в конечном счете, ни в коем случае, ни в какой форме это не является моей проблемой или заботой.
Но точно так же, как в тот раз, когда я обнаружил Кэсси – крошечного грязного щенка, брошенного кем-то на стройке, – я не могу заставить себя уйти. Я пробовал так поступить со щенком. В течение трех дней я наблюдал, как она копошится в листьях. Я игнорировал ее всхлипы и огромные грустные карие глаза, полагая, что она сможет позаботиться о себе или кто-то другой вмешается и поможет ей. Этого не произошло. Наконец, я забрал ее домой на одну ночь, потому что было холодно, и я боялся, что она замерзнет.
На одну ночь. Ну да, как же.
Это было четыре года назад.
Я достаю свой телефон из кармана и отправляю Скайлар сообщение.
Я: «Привет, Искорка».
Скайлар: «Привет, Лаки».
Я: «Ты сегодня на работе?»
Скайлар: «Да, на работе. А ты устроился в трудовую инспекцию?;-)»
Я смеюсь и печатаю ответ.
Я: «Нет.;-) Прокатишься со мной после работы?»
Скайлар: «Ты хочешь снова сесть за руль моей машины, не так ли?»
Я: «ЛОЛ, да. Но я также хочу поговорить с тобой».
Проходит несколько секунд, прежде чем она отвечает.
Скайлар: «Случилось что-то плохое?»
Я: «Нет».
Скайлар: «Ладно. Если хочешь, приходи в магазин в 3:30, и мы можем прокатиться».
* * *
Я жду на стоянке и курю, прислонившись к капоту ее машины. Мне не хочется давать Ребекке повод думать, что между мной и Скайлар что-то происходит, хотя ужасно хочется еще того липкого шоколадного печенья.
Я: «Есть шанс, что ты сможешь угостить меня вашим печеньем?;-)»
Скайлар: «ЛОЛ. Конечно! Выйду через пять минут».
Она выходит точно через указанное время, все еще немного бледная, но более энергичная, чем в последний раз, когда я ее видел. Сегодня на ней мокасины с бахромой, джинсы, модно разорванные от середины бедра до колена, и пушистый черный свитер с маленькими перышками, похожими на вороньи.
У этой цыпочки самая странная, самая крутая одежда, которую я когда-либо видел.
С широкой улыбкой Скайлар подходит и вручает мне свои ключи вместе с маленьким синим пакетиком печенья.
– Подозреваю, что ты хочешь видеть меня только из-за моей машины и печенья, – дразнит она, когда мы садимся в машину.
– А может, я хочу посмотреть, какой причудливый наряд ты сегодня надела.
– Что? Тебе не нравится моя одежда? – с уверенной, нахальной ухмылкой бросает Скайлар вызов.
Я завожу двигатель и даю ему поработать на холостом ходу несколько секунд.
– На самом деле, я – фанат твоих нарядов.
Когда мы выезжаем из города, я предлагаю ей угоститься печеньем, пока не сжевал все сам.
– Нет, спасибо, – морщит нос Скайлар.
– Ты хоть раз его пробовала?
– Печенье у меня в черном списке.
– Хорошо. Мне же больше достанется, – я одариваю ее улыбкой и откусываю кусочек. – Ты уже ходила к доктору?
Она качает головой.
– Нет. Все собираюсь.
Я не готов к важному разговору, пока мы не припаркуемся в каком-нибудь тихом месте, поэтому возвращаюсь к теме еды.
– Ты голодна? Я отвезу тебя куда-нибудь поесть.
– Джуд, – Скайлар поворачивается, чтобы посмотреть на меня, и заправляет свои длинные волосы за ухо. – Пожалуйста, не пытайся накормить меня. Я не голубь в парке.
– Я знаю, я просто…
– Просто не надо. Я не хочу, чтобы ты меня анализировал или жалел. Просто будь моим другом, хорошо?
Я проглатываю печенье.
– Друзья не позволяют друзьям голодать.
– Я не умираю с голоду.
– Ты упала в обморок на тротуаре.
– Я вымоталась, и было чертовски жарко. Это не имело никакого отношения к другим моим проблемам. Я с самого детства как минимум раз в год падаю в обморок.
Скайлар говорит это так, как будто это совершенно нормально, что настораживает, но я удерживаюсь от комментариев. Мой нынешний план состоит в том, чтобы помочь ей, а не раздражать ее так сильно, что она захочет выпрыгнуть из машины, чтобы убежать от меня.
Пока мы едем, Скайлар рассказывает забавные истории о странных покупателях в магазине. Я не продумал заранее, куда направиться, но в итоге мы вновь оказались на детской площадке, где прыгали с качелей.
– Только не говори, что хочешь попытаться победить меня в прыжках с качелей, – заявляет Скайлар, открывая ржавую дверцу своей машины. – Ты снова проиграешь.
– Нет, просто хочу поговорить с тобой.
Она искоса смотрит на меня, пока мы идем к столу для пикника, расположенному подальше от пятерых взрослых и их бегающих вокруг детей.
– Почему я нервничаю из-за того, что ты постоянно твердишь слово «поговорить», словно речь пойдет о чем-то серьезном?
– Потому что речь действительно пойдет о чем-то серьезном.
Мы садимся на скамейку рядом друг с другом и смотрим, как маленькая девочка вываливает ведро песка себе на голову, а потом безудержно хохочет. Скайлар поворачивается ко мне, наморщив лоб. Ее язык нервно пробегает по губам.
– Итак, в чем дело, Лаки? Ты ведь не умираешь, нет?
– Черт возьми, нет.
Мои ладони взмокли. Я быстро теряю самообладание, понимая, что этот мой замысел – на самом деле в высшей степени хреновая идея. Скайлар может взбеситься, обругать меня грязными словами и убежать к своей машине. Она может подумать, что я пытаюсь помочь ей, имея за душой какой-то извращенный скрытый мотив.
– Джуд? – настойчиво окликает меня Скайлар.
– Я думал о твоей ситуации, – говорю я, потирая руки. – И решил, что могу тебе помочь.
Она поджимает губы.
– О какой моей ситуации? С домом? С болезнью?
– И то и другое.
Скайлар опирается локтем на стол, подперев подбородок рукой, и ее голубые глаза слегка прищуриваются от любопытства и настороженности.
Я все еще не могу поверить словам, которые слетают с моих губ в следующий момент. Словам, которые я даже не предполагал, что когда-нибудь скажу, особенно так.
– Я считаю, что мы могли бы пожениться.
Нет никаких сомнений, что Скайлар затаила дыхание. Она стала совершенно неподвижной и молчаливой и смотрит на меня, кажется, уже целую вечность. Наконец, она моргает и приходит в себя.
– Что мы могли бы сделать?! – она буквально выкрикивает слово «что». Две женщины у песочницы оглядываются на нас.
Я откашливаюсь и старательно избегаю смотреть на невольных свидетелей происходящего.
– Пожениться. Только на бумаге, – быстро добавляю я, как будто это может смягчить потрясение. – Я могу включить тебя в свою страховку, чтобы ты могла сходить к врачу и получить свои лекарства. Ты могла бы жить в моем доме, если хочешь. У меня есть лишняя, пустая комната. У тебя была бы своя ванная комната. Никаких обязательств. Будем жить исключительно как соседи по дому, пока ты не встанешь на ноги.
– Ты хочешь жениться на мне?! – переспрашивает она, совершенно ошеломленная.
– Нет, – отвечаю я. – То есть да, но только чтобы помочь тебе. Это не будет настоящим браком. Как только ты закончишь учебу, сможешь работать полный рабочий день и получишь собственную страховку, мы разведемся. Не вижу проблемы. Но до тех пор это исправит ту дерьмовую ситуацию, в которой ты оказалась. У тебя будет безопасное чистое место для жизни, и ты сможешь получить необходимую медицинскую помощь.
Похоже, у Скайлар шок. Ее лицо еще больше побледнело. Она смотрит мимо меня на детей, играющих позади нас. Похоже, она оцепенела, сидя здесь рядом с парнем, который в ее глазах, должно быть, выглядит маньяком. И ведь правда, я веду себя как настоящий сумасшедший, предлагая брак восемнадцатилетней девушке.
Которая все еще учится в школе.
Так держать, Лаки. Ты официально рехнулся.
Внезапно у меня возникает спонтанное желание превратиться в облако дыма и исчезнуть.