Кэролин Браун
Время сестер
Глава четвертая
Тауни никогда даже в голову не приходило, что настолько отдаленное от цивилизации место может приносить достаточно дохода, чтобы хватало на жалованье Флоры и Седа, три зарплаты поменьше и частичные выплаты Брук. Однако когда до четырех часов того дня все коттеджи, кроме одного, оказались заселены, она подсчитала, сколько денег они заработают за несколько дней, и поняла, что это место – настоящая золотая жила.
Она сидела и проверяла расписание уборки комнат для Флоры, когда заметила, что позже вечером в шестой коттедж рядом с ней заселится пара молодоженов, мистер и миссис Томас Смит, которые останутся только на два дня – пятницу и субботу.
– Проводить здесь медовый месяц? Они что, с ума сошли?
– Надеюсь, я не сошел с ума, но не мне об этом судить, – сказал молодой парень, вошедший в коттедж, и его лицо показалось Тауни отдаленно знакомым.
Что-то зашевелилось в отдаленных уголках ее памяти. Она могла бы поклясться на Библии, что уже слышала его голос раньше. Нахмурившись, она поискала его имя в регистрационных списках. Уайатт Симпсон. Ей показалось, что она знает это имя, но откуда?
Вдруг ее озарило. Он отдыхал в пансионате у озера тем летом, когда все три сестры в последний раз приезжали сюда вместе. Он и Харпер спускались к озеру каждый вечер, и Тауни видела, как они целовались. Картинка, всплывшая в ее памяти, испарилась, и вместо нее возникла другая: ранее утро и Харпер, которая пробирается через черный ход. Неужели в ту ночь она бегала встречаться с Уайаттом?
– Что? – спросила она, нахмурившись.
– Вы же сами спросили, сумасшедший ли я, – улыбнулся он.
– Извините, я зазевалась. Я не с вами разговаривала. Просто размышляла вслух про пару, которая собирается проводить здесь медовый месяц. Я спросила «Они сошли с ума?», а не «Вы сошли с ума?» – ответила она.
– Тогда нет, они не сошли с ума. Что может быть лучше медового месяца на озере? Сплошная романтика. Я Уайатт Симпсон, и вы заселили меня во второй номер с двумя кроватями, а мне нужен третий с двуспальной кроватью.
– У нас оставалось три коттеджа, но вы не уточнили при бронировании, какой вам нужен.
– При Энни я никогда не указывал коттедж. Она и так знала, какой мне нравится.
– Что ж, я пока еще всех не запомнила, так что, пожалуйста, указывайте все сразу при бронировании.
Он кивнул.
– Я рыболовный эксперт. Через полчаса сюда приедут четверо рыбаков. Им будут нужны два коттеджа с раздельными кроватями, – объяснил он. – Я мог бы сейчас взять ключи на всех и переложить свои вещи в дом с кроватью побольше.
– Да, конечно, – сказала Тауни, переставляя номера коттеджей на компьютере, после чего она передала ему ключи, висевшие на крючках с внутренней стороны двери. – Бывали уже у нас?
– Много раз. Переехал сюда жить вместе с дедушкой, он тоже был рыболовным экспертом. Когда его не стало, дело перешло в мои руки. А вы, случайно, не одна из внучек Энни?
– Да, я самая младшая, Тауни.
– Соболезную по поводу ее кончины, но хорошо, что благодаря вам пансионат не закрылся, – сказал он.
– Спасибо. Вам еще что-нибудь нужно?
И что только Харпер в нем нашла? Скорее всего, дело в том, что тем летом он был единственным парнем в округе. Русые волосы, карие глаза, высокий и мускулистый с крепкими руками, но все же ничего особенного в нем не было, по крайней мере, на вкус Тауни.
– Вы единственная из внучек, кто приехал сюда? – спросил Уайатт.
– Нет, – покачала головой она. – Мои сестры, Харпер и Дана, тоже здесь.
Уайатт задержался у двери.
– Харпер тогда было пятнадцать, а с Даной приехала маленькая дочка. Три или четыре годика. Дедушка считал ее самым милым созданием на земле.
Тауни подняла голову и взглянула ему в глаза.
– Да, это так. Сейчас этой девочке четырнадцать лет.
– Надо же, вот ведь время летит! Мне в тот год было всего шестнадцать, и после того раза я долго здесь не появлялся. Правда, после колледжа я решил, что просиживать штаны в офисе – это не для меня, и пошел по дедушкиным стопам, – сказал Уайатт. – Ладно, мне пора. Был рад свидеться.
– На ужин придете? – спросила Тауни.
– Конечно, я ни на что не променяю гамбургеры Седа. Жаль, в полдень пропустил блюдо дня, – сказал он и закрыл за собой дверь.
Тауни вышла из коттеджа и пошла по направлению к магазину. Если правильно подступиться к Дане и не разозлить ее, то, возможно, Тауни сможет разузнать, что ее старшая сестра помнит о событиях того лета. Магазин оказался наводнен – рыбаки стояли за наживкой, ребятишки канючили эскимо, а их родители запасались едой для пикника, поэтому Тауни схватила пачку свиных шкварок с бутылкой рутбира и подняла их высоко вверх. Дана кивнула, и Тауни ушла, так ничего и не выведав.
Она жевала шкварки, когда вдруг зазвонил телефон.
– Пансионат «У озера», – ответила Тауни.
Она привыкла, что все вокруг всегда называли его «пансионатом Энни», поэтому официальное название звучало для нее непривычно.
– Ты говоришь с набитым ртом. Я это прекрасно слышу, – резко сказала ее мать.
– Извини. Я умею себя вести, просто шкварки вкусные.
– Боже праведный! – ахнула Рета. – А я всегда была против того, чтобы вы приезжали туда на лето. Шкварки?
– Они восхитительны. Особенно поджаренные. Попробуй как-нибудь, – хихикнула Тауни.
– У меня не укладывается в голове, что ты переехала в эту лесную глухомань, – ледяным тоном сказала Рета.
– Какая разница, где я буду жить? Ты же открестилась от меня, или забыла? – ответила Тауни таким тоном, который мог разрезать металл.
– Я должна была преподать тебе урок. Мне виднее, как для тебя будет лучше, – сказала Рета.
– Так вот зачем ты закрыла мне и Харпер доступ к папиному наследству? Чтобы показать, как для нас будет лучше?
– Во всем виновато это чертово озеро. Энни за вами недоглядела.
– Эй, спокойнее! Я знаю, как повесить трубку, а проводной телефон издает такой приятный оглушительный удар. Я не потерплю, чтобы ты говорила про бабушку гадости.
– Она развалила нашу семью, – возразила Рета.
– Это ты ее развалила, когда отправила Харпер в интернат. Зачем ты так поступила? Папу после этого словно подменили. Ей было всего пятнадцать. Что она такого натворила, что ты ее вышвырнула? – спросила Тауни.
– Она уехала на свое шестнадцатилетие. Да, жестоко, но иного выбора у нас не было. Получите свое наследство, когда вам исполнится сорок или когда я увижу, что вы наконец научились нести ответственность за свои поступки. Бог судья, все из-за этого чертова пансионата – от него одни неприятности, – отрезала Рета.
– Неприятности находят меня везде, куда бы я ни пошла, мама. Здесь примерно десять коттеджей, и в каждом живут красивые и сильные мужчины. Я живу на таком же, как и в городе, расстоянии от магазина, где продаются все сорта пива. А если дойти до старшей школы, то там, я уверена, можно и дурь раздобыть.
Тауни понимала, что только подливает масла в огонь, но ее уже было не остановить.
– В кого только вы с Харпер такие уродились! Такого можно было бы ожидать от дочки-бастарда вашего отца, но у вас двоих было все, чего только можно пожелать, – вздохнула Рета.
– У Даны, вероятно, все сложилось гораздо лучше, чем у нас. У нее есть голова на плечах, и она хорошая мать для Брук, так что не надо ее оскорблять, – сказала Тауни, не веря, что она вступилась за старшую сестру.
– Ты только что доказала, что еще не достойна наследства, – сказала Рета, и в трубке послышались гудки.
– И я тебя люблю, мама. – Тауни с силой хлопнула трубкой по базе телефона и пробормотала: – Если бы ты только знала, сколько это место стоит, ты бы уже мчалась сюда, желая наложить на него свои загребущие ручонки.
* * *
Харпер бегала между кухней и залом, доливая напитки, когда в кафе зашла группа парней в кепках с рыболовными крючками и разными значками на козырьках. Она поставила два кувшина на стойку с напитками и направилась к единственному свободному в кафе столику.
– Я смотрю, все сегодня надели свои счастливые кепки.
– Ага, мы очень суеверные. Можно мне сладкого чаю и гамбургер с двумя котлетами, двойным сыром и картошкой фри, – сказал ближайший к ней молодой человек.
– А остальным? – спросила она, не поднимая глаз.
– То же, что и старине Донни, – сказал другой.
– Мне тоже, – хором отозвались еще двое.
– Что ж, это все упрощает. А вам? – спросила она парня, который забрал пятый стул у двухместного столика.
– У вас после обеда случайно не осталось фруктового пирога? – спросил он.
Заряд, похожий на электрический, пронзил ее тело и приковал к полу. Она помнила этот низкий голос и то, как бунтовали ее гормоны каждый раз, когда он приближался к ней на расстояние двадцати футов.
– Когда я смотрела в последний раз, у нас оставалось восемь порций, – ответила она.
– Отложите их все для нас. Не съедим сейчас – возьмем с собой, и, кстати, привет, Харпер, – сказал Уайатт.
– Уайатт, – ее голос стал выше обычного по крайней мере на две октавы, а руки задрожали. – Что привело тебя сюда?
– Он наш рыболовный эксперт. Мы уже три года приезжаем сюда на неделю. Так вы знаете этого несносного паренька? – спросил самый старший в их компании.
– Знала, но с тех пор, как нам было шестнадцать, много воды утекло.
Она боролась с желанием выбежать из кафе, запрыгнуть в свой пикап и уехать, даже не заглядывая в зеркало заднего вида. На сбор вещей уйдет ровно тридцать минут. Когда она ездила в Тайлер за припасами, она починила там оба колеса, поэтому у нее все было готово. Но ей не хотелось подставлять дядю Седа и оскорблять бабушкину память.
Вместо того чтобы прикрепить заказ над стойкой раздачи, она взяла и унесла его с собой на кухню. Ей нужно было несколько секунд, чтобы успокоиться и утихомирить свое бешено стучащее сердце. Черт бы его побрал! Она думала, что все чувства к нему давно прошли.
Из-за плиты выглянул Сед и указал ей на барный стул возле своего рабочего стола.
– Ну-ка присядь! Ты будто привидение увидала. Что произошло? Тебе явилась Энни?
Харпер облокотилась одним бедром о стул и положила локти на барный островок.
– Нет. А тебе она являлась?
– Пока нет, – вздохнул он. – Во мне еще теплится надежда, но пока этого не произошло. Моя матушка рассказывала, что, когда померла ее бабушка, однажды ночью она увидела, как та стоит у края ее кровати и потом исчезает. Она всегда думала, будто бабушка говорит, что ей там хорошо и не нужно переживать. Так что у тебя случилось? Ты чуть было в обморок не упала.
– Я кое-кого увидела, но это был не призрак. Он был очень реальным. По правде говоря, я не ожидала, что когда-нибудь увижу его еще раз, – ответила она.
Сед выглянул из окошка и помахал рукой.
– Ты про Уайатта? – сказал он и почесал подбородок. – Он у нас частый гость. Не приезжал только несколько лет, когда его дед помер. Парень закончил школу и уехал в колледж. Получил эту вашу почетную степень в каком-то там престижном месте, но решил, что ему не нравится жить в большом городе. Он вернулся в Линдейл и продолжил дело своего деда. Почти как и ты.
– Значит, он бывает тут каждый год? – спросила Харпер.
– Ага. Весной и летом почти каждую неделю приезжает, – сказал Сед, раскладывая на противне котлеты. – Мы зарабатываем благодаря постоянным клиентам и сарафанному радио. Энни всегда говорила, что это лучше, чем подавать рекламу в газеты. А почему ты спросила про Уайатта?
– Он сидит там с компанией рыбаков, и я его узнала. Его дедушка раньше приводил его сюда, – сказала Харпер.
– И однажды летом ты в него влюбилась, – ухмыльнулся Сед.
– Это было очень-очень давно.
– Судя по твоему лицу, все-таки недостаточно давно, чтобы ты его позабыла.
– Что поделать. Первая любовь, она такая. Особенно когда ты молод, – сказала она.
– Прекрасно тебя понимаю, – вздохнул он.
– Я совсем не ожидала его увидеть. Я должна вернуться туда и проверить, что у них есть все, что нужно.
Он похлопал ее по плечу.
– Из тебя получится замечательная официантка. Горжусь тобой, моя девочка.
Двигаясь между столиками – в основном с рыбаками, – она ловила то обрывки разговоров про сома размером с Моби Дика, то истории про то, как они наловили столько окуня, что чуть не потопили лодку, пытаясь доставить всю рыбу на берег. Она почти добралась до столика Уайатта, когда внезапно из кухни прозвенел звонок, и она побежала забирать их заказы.
Выкладывая блюда перед пятью мужчинами, она старалась не задеть ненароком руку Уайатта и даже избегала смотреть ему в глаза. Его присутствие вгоняло ее в такой жар, что ни одна белая таблеточка на свете не смогла бы вылечить ее от этого недуга.
– Сед мог бы открыть бургерную в любой точке земного шара, и люди бы туда сбегались. Ему надо написать свою книгу рецептов. Он бы миллион баксов на ней заработал, это я вам точно говорю, – сказал Уайатт.
– Может быть, и так, но скорее всего он не захочет раскрывать свои секреты, – сказала Харпер. – Что-нибудь еще, молодые люди?
Работать в кафе оказалось приятнее, чем в баре, но всякий раз, когда кто-то упоминал Энни, к ее горлу подступал огромный комок.
– Вам когда-нибудь говорили, что вы очень похожи на кантри-певицу Дину Картер? – спросил самый старший в их компании.
– Не-а, и можете мне не льстить – это все равно ни к чему не приведет, – покраснела она.
– Она моложе Дины. На мой взгляд, она больше смахивает на Кэрри Андервуд.
– Можете не рассчитывать даже на дополнительный десерт, – саркастически отметила она, доливая им в кружки чай.
Харпер направилась в другой конец зала, чтобы убрать с освободившегося столика. Несколько лежащих там долларов она засунула себе в карман. Теперь, когда пикап отремонтирован и больших трат не предвидится, можно начать копить на чаевых.
Она держала себя в руках, когда Уайатт с рыбаками покинули кафе, но весь оставшийся вечер в ее голове мелькали случайные видения. Воспоминания о том времени, которое она проводила с бабулей, своими сестрами и даже с Брук в детстве; однако больше всего воспоминаний касалось Уайатта.
Когда ровно в семь вечера Сед закрыл дверь и протянул ей метлу, она мурлыкала себе под нос старую песенку Дины Картер «Клубничное вино». В те времена они с Уайаттом никогда не пили вина, но текст песни в точности описывал все происходившее тем летом.
– Я приберусь на кухне. Ты можешь заняться обеденной зоной. Думаю, это займет где-то полчаса, и потом пойдем домой. Что за песню ты напеваешь? – спросил Сед.
Она сказала ему название.
– В кантри всегда заложена какая-нибудь история. А все эти новинки просто повторяющаяся чепуха. Нам осталось закончить последнюю работенку на сегодня, и можно идти домой, – сказал он.
– Мы и так дома, – сказала Харпер и продолжила мурлыкать мелодию.
– Мне нравится твой подход. Люблю, когда ты счастлива.
Она неловко пожала одним плечом.
– Слушай, ты же знаешь, я всегда могу найти, куда устроиться. В подростковом возрасте я никогда не сидела без дела, но эта работа для меня как дар божий, сошедший с небес.
– Когда заработаешь достаточно денег, ты сбежишь? – Сед остановился и повернулся к ней.
Она начала подметать полы.
– Никогда не знаешь, что принесет завтрашний день.
– Что правда, то правда, – сказал он, улыбнувшись.
Закончив уборку, Харпер вернулась к себе в коттедж, но никак не могла найти себе места. Она переключалась туда-сюда между двумя каналами по телевизору, но ни один не зацеплял ее внимания. Картины из прошлого. В ее голове продолжала нарастать целая лавина воспоминаний. Это было волшебное время, когда они с Уайаттом вместе открыли для себя мир секса, когда по юношескому неведению они повели себя неосторожно и она забеременела. Ее никогда не покидало чувство вины, которое она ощущала с тех пор, как отдала ту драгоценную малышку в приемную семью. По привычке ей захотелось выпить или убежать куда-нибудь, но, собравшись с духом, она решила не делать этим вечером ни того, ни другого.
Седу нужна ее поддержка, а Харпер должна наконец взглянуть в лицо своему прошлому, иначе она никогда не шагнет вперед в будущее. Ей было нужно что-то – хоть что-нибудь – лишь бы убежать от удушающих картин, мелькавших в ее голове. Она порылась внутри своей коробки с книгами и отыскала ту самую, которую читала десятки раз и до сих пор любила, но даже ее любимая писательница Кэти Лейн[3] не смогла ее увлечь.
В конце концов она надела куртку и вышла посидеть на старом металлическом стуле в углу своего крылечка. Звезды ярко сияли, вращаясь вокруг полумесяца в черном бархатном небе. Множество жарких летних вечеров она провела в этом самом коттедже под номером двенадцать, в котором они с Уайаттом Симпсоном предавались безудержному и неистовому веселью, нередко распив перед этим шесть банок пива.
Внезапно короткие волоски на ее шее встали дыбом, а пульс резко участился, давая ей понять, что где-то совсем рядом находится Уайатт. Он вышел из тени на лунный свет. Она вытянула свои длинные ноги и обхватила их руками.
– Привет, – сказал он. – Думаю, выйду на вечернюю прогулку по старой тропинке за домиками. Так ты живешь в этом коттедже? Помню…
Она подняла ладонь.
– Это было очень давно.
– Десять лет, если я правильно помню. Мы были парочкой глупых подростков, да?
– О, да, – кивнула Харпер.
Он не имел даже ни малейшего представления о том, насколько глупыми и безответственными они были в то лето.
– Ты здесь всего на пару недель или останешься надолго?
– Я правда не знаю. По сути, я живу одним днем, – ответила она.
Он кивнул.
– Понимаю тебя. Не возражаешь, если я присяду? – спросил он.
Она пожала плечами.
– Ступенек полно. Устраивайся на ту, которая кажется поудобнее.
Он присел на верхнюю ступеньку и вытянул ноги вдоль лестницы до самой земли.
– Я не могу забыть то лето. А ты?
– Да, я тоже, – ответила она.
То лето определило ее судьбу на последующие десять лет и стало причиной, по которой она теперь каждую весну мучается угрызениями совести.
– Два сумасшедших подростка нашли друг друга, пиво, секс… Ты замужем? – спросил он.
– Нет. А ты?
Он покачал головой.
– Пока нет.
– Помолвлен? – спросила Харпер.
– Был когда-то. Ей претила мысль, что я рыболовный эксперт.
Она не осознавала, что в ожидании его ответа затаила дыхание. Не то чтобы это что-нибудь меняло. Теперь они совершенно разные люди.
– Кем же она хотела тебя видеть?
– У меня есть образование в сфере торгового предпринимательства, и я работал на ипотечную компанию год, пока не понял, что мне не идет костюм-тройка, – усмехнулся он. – А ты чем занималась?
– Я сменила много мест работы, подрабатывала то тут, то там, просто чтобы хватало на жизнь. Последний раз работала в баре и жила в квартире над ним, – ответила она.
– Это шутка?
– Не-а, последний класс я не закончила, но аттестат получила. В колледже ни разу не появлялась.
Он встал с лестницы.
– А я полагал, что у тебя уже есть одна или две нефтяные скважины, или ты, наверно, модель какого-нибудь модного бренда одежды.
– Разочарован? – спросила она.
– Ни в коем разе. Мы все должны найти свой путь. Как говорила моя любимая тетя: не важно, что ты делаешь, главное, чтобы ты был счастлив.
– Судя по всему, она очень мудрая. Прохладно становится, – поерзала она. – Пойду-ка я внутрь.
– Если пригласишь к себе, я могу принести из своего коттеджа ящик пива, – ухмыльнулся он.
Она покачала головой и встала.
– Не сегодня. Мы больше не те сумасшедшие дети.
– Жаль, конечно. То лето было лучшим в моей жизни. Может быть, как-нибудь в другой раз. За завтраком увидимся?
– Это моя работа на все время, пока я здесь, – сказала она.
Как написал однажды один великий писатель, то лето было для Харпер одновременно и лучшим и худшим из всех. Сладкое пробуждение обернулось кошмаром наяву.
Она вошла в дом и упала на кровать, зарывшись лицом в подушку. Затем она перевернулась и погрозила кулаком в окно.
– Боже, за что? Зачем ты поселил меня в этом коттедже и послал Уайатта Симпсона на озеро в первую неделю моего пребывания здесь?
Встреться лицом к лицу со своими демонами и оставь прошлое, – четко сказал голос в ее голове. Неужто Бог говорит с ней? Если так, то он просто не знает, насколько страшны были ее демоны.
* * *
– Наконец-то я чувствую себя как дома, – промычала Брук в перерывах между поеданием своего любимого ужина: спагетти, салат, горячие булочки и шоколадный торт на десерт.
– Как прошел первый день в школе? – спросила Дана.
– Все нормально. Мне очень нравится Кэссиди. Мы уже подружились, а еще там есть один мальчик… – Брук положила руку на сердце и затрепетала густыми ресничками. – Он ходит в ковбойских сапогах и облегающих джинсах, и он просто мечта. В государственной школе все по-другому. Формы нет. Все выглядят по-разному.
Сердце Даны екнуло и упало на уровень ее розовых пушистых тапочек. Она не была готова к тому, что Брук будут нравиться мальчики и она захочет ходить на свидания.
– Но у него есть девушка, и он старшеклассник, так что он даже не взглянет на меня, – вздохнула Брук. – Но когда у меня появится парень, он будет выглядеть так же, и от него мое сердечко растает. А знаешь что? – Она убрала руку с груди и сменила тему разговора. – Надо было пригласить тетю Харпер и тетю Тауни. Им наверняка одиноко.
– У них тоже есть работа, как и у нас. Завтра и в воскресенье ты будешь помогать Флоре в прачечной.
Дана бы ни за что не стала приглашать этих двоих на ужин. Бабушка поступила мудро, распределив их обязанности. Если бы ей пришлось проводить по тринадцать часов в день в одной комнате с Харпер или Тауни, вскоре на нее бы надели смирительную рубашку. Или того хуже – она бы угодила в тюрьму.
Брук застонала.
– Уж лучше убираться в лошадиных стойлах.
– Ты видела здесь стойла?
Ее дочь покачала головой.
– Когда мы закончим завтра вечером и магазин закроется, может, спустимся к озеру? Можно даже взять бутерброды или попросить дядю Седа приготовить нам чизбургеры.
– Раньше по пятницам или субботам мы устраивали ночь кино и попкорна. Почему бы просто не продолжать в том же духе, Брук?
Возможно, есть маленькая вероятность, что если она сохранит верность традициям, то сможет отсрочить неизбежный интерес Брук к мальчикам.
– Тогда давай в воскресенье после работы? – предложила она.
– Может быть, если не будет дождя, – согласилась Дана.
– Знаешь, что мне больше всего нравилось в гостях у бабушки Энни? – спросила Брук и продолжила говорить, не давая Дане ответить: – Мне нравилось сидеть с ней на садовых качелях. Когда мы отужинаем, можно мы выйдем на крыльцо и покатаемся? Поговорим о бабушке, и я смогу с ней попрощаться.
– Конечно, пойдем, – сказала Дана, подавив комок в горле. – Если хочешь, давай возьмем с собой туда десерт.
– Бабушке бы это понравилось, – сказала Брук.
* * *
Туча заслонила собой луну, закрыв половину света, в то время как они сидели на качелях и прислушивались к скрипу цепей, поедая шоколадный торт, и пили вместе апельсиновую газировку прямо из бутылки.
– Этот вкус напоминает мне шоколадно-апельсиновые конфеты, которые мы дарили бабушке Энни на Рождество, – сказала Брук.
Каждый год Дана покупала для бабушки Энни маленькие апельсинки, завернутые в фольгу. Она любила сочетание этих двух вкусов и всегда мечтала о том, чтобы найти эти сладости в своем чулке.
А ведь я даже не подозревала, что прошлым Рождеством вижу ее в последний раз. Если бы я только знала, то принесла бы ей дюжину этих шоколадных апельсинов, – подумала Дана.
Брук указала на небо.
– Посмотри на эти звезды. Думаешь, в раю на небесах правда есть дыры в полу, как поется в той кантри-песне? Бабушка может заглянуть вниз и увидеть нас?
– Не знаю, – ответила Дана. – Но если это так, то я уверена, она счастлива, что мы продолжаем ее дело здесь.
– И особенно, что мы поддерживаем дядю Седа, – сказала Брук. – Она будет скучать по нему больше, чем по всем остальным. Он стал еще худее с тех пор, как мы видели его в прошлый раз.
– Он, похоже, и вправду похудел, но ведь в последние недели ему пришлось взвалить на свои плечи и свою, и бабушкину работу. Может быть, теперь, когда мы все ему помогаем, он немного наберет. Почему ты думаешь, что она будет скучать по нему больше, чем по нам?
– Они были лучшими друзьями всю свою жизнь. Мне так бабушка сказала в последний раз, когда мы виделись. Она рассказывала, что они с дедушкой Шеймасом и дядей Седом родились в этом месте, еще когда здесь не было озера и стояла пара фермерских домиков, поэтому они всегда дружили. Если бы у меня была такая подруга, я бы точно так же скучала по ней.
Брук доела свой кусочек торта и слизнула с тарелки остатки шоколада.
– Брук Клэнси, это дурной тон, – одернула ее Дана.
– Когда я так делала, бабушка смеялась, и сейчас я говорю ей «до свидания», так что в этом нет ничего страшного.
Дана не смогла сдержать улыбку.
– Как ты думаешь, ты и Кэссиди когда-нибудь станете такими же друзьями, как бабушка и дядя Сед?
– Может быть, если мы останемся здесь навсегда. Посмотрим, как пойдет, – Брук поежилась. – Холодает. Нам лучше пойти внутрь.
Когда они вошли в дом, их встретил порыв теплого воздуха и звонок телефона на кухне. Старый желтый телефон висел на стене прямо за черным входом, и Дана бросилась к нему. Она успела снять трубку на четвертом гудке и, запыхавшись, сказала: «Алло».
– Думаю, ты должна была сказать «Пансионат у озера» или хотя бы «Пансионат Энни», – ответила в трубке Тауни.
– Может быть, мне просто говорить «Булка, блесна и болонская колбаса. Приходи выпить, пожрать или поймать рыбу – нам плевать, только заплати», – парировала Дана. – Чего тебе?
– Можно я приду к дому и посижу немножко на качелях? Так непривычно, что бабушки здесь нет, и мне бы хотелось попрощаться с ней, – ответила Тауни. – Я не буду вам мешать.
– Я не против, – сказала Дана.
– Спасибо.
Дана продолжала стоять и смотреть на телефон в своей руке целых тридцать секунд, пока Брук не забрала у нее трубку и не повесила ее на место.
– Ты в порядке, мама?
– Тауни сказала «спасибо». По-моему, я никогда не слышала, чтобы она говорила это слово, по крайней мере, мне.
Она вспомнила времена, когда она сидела на качелях или на крыльце со своими сестрами, которые были гораздо младше нее. Это была их общая игровая площадка, и, наверно, Тауни думала о том же.
– Как ты думаешь, вы когда-нибудь подружитесь? – спросила Брук.
– Скорее всего, нет, – ответила Дана.
– Но ведь… – начала Брук.
– Бабушка всегда говорила «что есть, то есть», и я с этим смирилась. Иди-ка ты в душ, дорогая. Час поздний.
– Слушаюсь, мэм, но ведь я так люблю тетю Тауни и тетю Харпер. Эх, хотелось бы… – сказала она и заколебалась.
– Мне тоже, детка, мне тоже, – сказала Дана и приобняла ее.
Она твердо решила для себя даже не выглядывать наружу и позволить Тауни уединиться, как ей того хотелось. Но внезапно услышала голоса и вышла на крыльцо, где обнаружила Харпер, сидящую на верхней ступеньке, и Тауни, которая разлеглась на качелях во весь рост и даже не предложила уступить место.
– Я не знала, что вы обе придете, – сказала она.
– А я не знала, что надо спрашивать разрешения, – сказала Харпер, подняв маленькую бутылочку «Джека Дэниелса». – За бабушку Энни. Покойся с миром и знай, что мы будем продолжать твое дело.
Тауни приподняла банку пива.
– За бабушку Энни. Это было твое любимое пиво. За наследство, которое ты нам оставила.
Дана присела на ступеньку рядом с Харпер и взяла у нее из рук бутылку виски. Она пригубила его и подержала во рту несколько секунд перед тем, как позволить жидкости соскользнуть в горло, согревая ее изнутри.
– За бабушку Энни, которая никогда бы не подумала, что увидит, как мы втроем пришли к общему мнению, но мы хотим, чтобы ты знала, что мы сделаем все возможное, чтобы твое дело жило и процветало.
– Ха! – фыркнула Харпер. – Никогда бы не подумала, что доживу до того дня, когда ты дотронешься своими губами там, где были мои.
– Виски убивает микробы, – сказала Дана. – Мы дали свои клятвы. Мы их сдержим, как считаете?
– Сделаю все, что в моих силах, черт побери, – кивнула Харпер. – Надеюсь, для этого мне не придется быть с вами белой и пушистой.
– Я тоже надеюсь, – сказала Тауни. – Нам нужно надевать маски радушия ради дяди Седа. Ему сейчас так грустно и совсем не хочется видеть, как мы ссоримся. Если что-то не нравится, то мы должны держать язык за зубами, пока он не выйдет.
– Соглашусь. Последнее время он выглядит таким ранимым. Я переживаю за него, но он не дает мне делать за него его работу в кафе, – сказала Харпер.
– Я постараюсь не вести себя как стерва, если вы будете делать так же, – сказала Тауни.
Дана сжала губы в тонкую линию и кивнула в знак согласия.
Они обе повернулись и уставились на Харпер.
– Ладно, ладно! Я сделаю все возможное, но чудес не ждите, – сказала она.
– Тогда по рукам, – сказала Дана. – Я думаю, ему стало бы легче и он, возможно, примирился бы с утратой, если бы мы устроили похороны.
– Интересно, почему она была против похорон, – нахмурилась Тауни.
– Думаю, мы узнаем, когда придет время, – ответила Дана. – Хотите зайти? Ветер северный, холодный.
Зачем, черт возьми, она это ляпнула? Ей не хотелось, чтобы они заходили в дом, и уж точно она не была готова быть «пушистой», как сказала Харпер.
– Я нет. На сегодня достаточно. Я возвращаюсь к себе, – сказала Харпер.
– Подожди… – Тауни поставила пустую банку на крыльцо. – Мне звонила мама. Она разозлилась на меня, так что не думаю, что мы увидим наше наследство, пока она жива.
– Она упоминала обо мне? – Харпер встала и протянула Дане бутылку виски. – Остался один глоток. Можешь допивать.
– Благодарю – Дана выпила последнюю каплю и оставила пустую бутылку на крыльце.
– Да, но только чтобы укорить нас в том, что мы обе глубоко ее разочаровали. Она вспоминает тебя исключительно в этих случаях. Это началось с тех пор, как мы были подростками и ты уехала в Калифорнию в тот интернат. После этого ты так и не вернулась домой. Почему?
– Она меня довела. Мне плевать на это дурацкое наследство. Я спокойно жила без него и, думаю, проживу и дальше без папиных деньжат, – заявила Харпер и ушла, не сказав больше ни слова.
Дана прислонилась спиной к столбику у крыльца.
– Что случилось тем летом, когда ее отправили в интернат? После этого все резко изменилось.
Тауни пожала плечами.
– Я точно не знаю. Папа никогда не перечил маме, когда она была в хорошем настроении, а когда она злилась, то тем более. Я ни разу не видела, чтобы она когда-нибудь злилась так, как тогда на Харпер. Ты видела картинку с надписью «Если мама не довольна, то никто не доволен?»
Дана рассмеялась.
– У меня была футболка с такой надписью несколько лет назад.
– В нашей семье это сущая правда. То, что случилось, когда мы вернулись домой, повергло мать в ярость. Она швыряла тарелки и причитала, что не сможет смотреть людям в глаза, и на следующий день Харпер увезли на Западное побережье. Я думала, что они нашли в ее спальне наркотики. После того, как она уехала, жизнь превратилась в кошмар, – сказала Тауни.
