Кэтрин Стэдмен
Акт исчезновения
В водительскую дверцу стучат, и я вскрикиваю от неожиданности. Господи Иисусе…
Это охранник студии. Я опускаю окно.
– У вас все в порядке, мисс?
Смотрю на часы на приборной панели: 19:03. Боже мой… Я потратила на это безумие больше сорока пяти минут.
– Извините, потеряла счет времени. Я… Я уже уезжаю.
Вожусь с ремнем безопасности, улыбаясь охраннику самой вменяемой улыбкой, на какую только способна. Он смотрит слегка встревоженно.
– Хорошо, мэм. Приятного вечера.
6
Одолжение
Среда, 10 февраля
– Они от тебя просто в восторге!
Звонок раздается в семь утра, через полтора дня после первого прослушивания. Мой агент Майкл звонит из машины по дороге в офис «Юнайтед» в Беверли-Хиллз. Его голос весел и взволнован.
– Ты очень понравилась Энтони, а с ним иногда… нелегко.
Охотно верю.
Свободной рукой вытираю полотенцем волосы после утреннего заплыва, а Майкл продолжает:
– В общем, они, скорее всего, захотят устроить пробы на следующей неделе. Ты и еще две актрисы. Отличное начало, Миа. На все сто.
Он ликует.
Не так быстро.
Сегодня первый кастинг на фильм про неудачную экспедицию по терраформированию[17] Марса. Встреча в небольшом офисе в Северном Голливуде. Я выезжаю заранее и под бубнеж ток-шоу местной радиостанции бормочу фразы вроде «проверьте кислородные клапаны, изотопы испаряются через вентиляционные отверстия системы охлаждения, система выходит из строя».
Роуз Этвуд – британский инженер-биохимик, неравнодушная к верховой езде и балету: очень разносторонний персонаж. Готовиться к кастингу на роль персонажа с такими увлечениями – то еще веселье.
Спутниковый навигатор ведет меня по 101-му шоссе через холмы. Солнце стоит высоко в весеннем небе; машин, к счастью, мало. Съехав с шоссе, петляю по усаженным пальмами и покрытым листвой бульварам. Центральные городские небоскребы остались далеко позади. Как легко забыть, что за пределами гигантских киностудий и парящих стеклянных башен люди просто живут своей жизнью…
Северный Голливуд выглядит по-другому – более обжитым, каким-то более настоящим. Из окна машины вижу прогуливающихся людей со стаканчиками кофе в руках, собак на поводках, женщин с аккуратными конскими хвостиками, в модной одежде для отдыха, в пятисотдолларовых кроссовках и со свернутыми в трубочку ковриками для пилатеса.
Синтия прислала мне ссылку на статью в «Дейли мейл», вышедшую сегодня утром. Заголовок письма: «Будь в курсе». Статья состоит из фоторепортажа. Джордж и Наоми вместе пьют кофе в Нью-Йорке. Его рука притягивает ее к себе, он чмокает ее в щеку. Шерстяные шапки, перчатки, румянец, улыбки. Теперь это в новостях: Джордж и Наоми Фэрн – пара. Мне начинают поступать сообщения из дома, и я благодарю счастливую звезду за то, что Синтия настроила гугл-оповещения о новостях, упоминающие меня.
В Инстаграме мой пост набрал более 3 тысяч лайков, а число подписчиков перевалило за 16 тысяч. И никак не узнать, видел ли его Джордж. Проверял ли, как я там. Вообще невозможно выяснить, интересовался ли кто-то мной. Вспоминаю Шона, моего лондонского театрального преследователя. Он может следить за мной под любым именем, а я так и не узнáю. Я даже не буду знать, если мой преследователь окажется прямо здесь.
Добравшись до места проведения кастинга, вижу на парковке единственное свободное место: кто-то выезжает. Благодарно занимаю его и, прежде чем выйти из машины, обещаю себе не думать о статье и счастливой парочке.
Кастинг проходит в здании, огибающем фонтан во дворе. Следуя указателям, поднимаюсь по деревянной лестнице, надеясь, что это место окажется не таким унылым, как вчерашний офис с жестким ковром. Но, открыв дверь, понимаю, что оно совсем не соответствует нарядному дворику. Просто очередной офис, арендованный на пилотный сезон.
Вдоль стены – офисные стулья с прямыми спинками. На них уже сидят пятеро актеров, трое из них – женщины, брюнетки моего возраста, потенциальные Роуз Этвуд. Все мы удивительно похожи. Конечно, в этом и заключается смысл кастингов, но на секунду я поражаюсь, насколько одинаково мы одеты. Узкие джинсы, шелковые блузки, волосы зачесаны наверх. Для такого персонажа, как Роуз Этвуд, подобрать одежду несложно. Двое мужчин в ожидании просматривают сценарий со своими репликами. Оба высокие, худые, жилистые – им явно неудобно на слишком маленьких сиденьях. Видимо, пробуются на роль Маркуса – специалиста по коммуникациям с синдромом Аспергера.
Очень красивая секретарша в приемной, не обращая никакого внимания на мое появление, продолжает перебирать стопки анкет и резюме. Судя по ее модельной внешности, она, скорее всего, тоже актриса, а сейчас подрабатывает на второй работе. Подхожу к ней, но она останавливает меня, не поднимая глаз:
– Запишитесь вон там.
Ее тонкая загорелая рука указывает назад, к двери, где на стуле у входа лежит открытая папка с парой смятых листков.
– Хорошо, понятно, – отвечаю я, и тонкая рука возвращается к своей работе. – Спасибо.
Одна из Роуз, услышав мой акцент, поднимает глаза, смотрит мне в лицо и заговорщицки фыркает от смеха.
Подавляя собственный смешок, направляюсь к потрепанной папке для регистрации – сделать так, как велела секретарша. Неловко присев на корточки, добавляю свои каракули к другим совершенно неразборчивым именам. Не представляю, кому это может пригодиться.
У меня за спиной открывается дверь одной из комнат для прослушивания, и оттуда выходит еще один долговязый Маркус с крайне недовольным лицом. Я уворачиваюсь, когда он идет прямо на меня, не сводя глаз с двери и громко хлопая ею. Несколько пар удивленных глаз провожают его, пока он шествует за окном, а я сажусь рядом с дружелюбной Роуз.
– Интересно, как там прошло? – шепчу новой знакомой.
Она снова смеется. Этот жизнерадостный звук здесь настолько неуместен, что даже неприветливая секретарша косится в нашу сторону. Как по команде, открывается дверь второй комнаты, и оттуда появляется Роуз Этвуд. Ее прослушивание явно прошло лучше, чем у предыдущего актера. Она ободряюще улыбается нам, берет свои вещи, а через секунду из комнаты, откуда она только что вышла, высовывается голова кастинг-директора. Он оглядывает оставшихся Роуз и хмурится:
– Саманта здесь?
Роуз, сидящая ближе всех к столу секретарши, поспешно встает, разглаживает сшитые на заказ брюки и хватает свой сценарий.
– Да-да, это я. – Она улыбается, и они исчезают в комнате для прослушивания.
Когда дверь за ними закрывается, все расслабляются. Смотрю на часы: мне назначено на 12.15, а уже 12.20. Потом у меня еще одно прослушивание на другом конце города. Я подсчитываю: впереди еще две девушки. Допустим, двадцать минут на каждую. Значит, моя очередь где-то через час. Смирившись с ожиданием, достаю телефон, ввожу пароль и обещаю себе: никаких соцсетей. Только электронная почта и эсэмэски. Моя соседка ерзает на стуле. Поднимаю глаза: она тоже уткнулась в телефон, быстро набирая сообщение.
Вызывают второго Маркуса, а я ловлю себя на мысли о Джордже. Нужно отвлечься. Почему-то вспоминаю историю про знак, которую вчера рассказал мне швейцар Мигель.
Набираю в Гугле «Британская актриса» и «Голливудский знак» и читаю.
Оказывается, это правда: актриса прыгнула после того, как роль получила Кэтрин Хэпбёрн. Эта актриса могла бы стать как Кэтрин Хэпбёрн, сделать карьеру, если б все сложилось иначе. Ради Голливуда она отказалась от всего, осталась одна – без друзей, без партнера. Поставила на кон все – и почти выиграла. Меня колотит от жутких подробностей ее гибели. Не знаю, почему эта история меня так зацепила.
Решив, что ее уволили, она аккуратно сложила свои вещи под знаком «ГОЛЛИВУД», поднялась по служебной лестнице на букву «Г» и прыгнула навстречу ночному небу. Ее сложенная в несколько раз предсмертная записка гласила: «Мне страшно, я такая трусиха. Простите за все. Если б я сделала это гораздо раньше, это избавило бы меня от многих страданий. P.E.»
Я отгоняю воспоминание о сообщении Джорджа из трех слов и упорно продолжаю читать дальше.
По-видимому, через несколько дней после того, как она спрыгнула, какая-то туристка случайно увидела ее вещи под знаком, а потом нашла внизу тело в овраге и вызвала полицию. О самой туристке ничего не известно: испарилась до приезда полицейских. Я вдруг задумываюсь, почему кто-то просто взял и покинул место преступления, обнаружив такую ужасную находку. И какого черта полицейские решили, что актриса спрыгнула сама? Из-за пары слов в записке? А если ее столкнули? Записка даже без подписи – только две буквы.
На другом конце комнаты кто-то откашливается, прерывая мои размышления.
– Простите, я следующая или… – резко спрашивает Роуз. – Потому что мне назначено в одиннадцать сорок пять – сорок пять минут назад.
Секретарша вздыхает; вопрос почему-то раздражает ее.
– Вас вызовут в порядке очереди. Так что да, – она ехидно улыбается, – надеюсь, вы следующая.
Черт возьми. Вряд ли я выдержу ее пассивную агрессию еще целый час. Решившись, как можно непринужденнее поднимаюсь с места:
– Кажется, я последняя. Подожду немного снаружи, если вы не против?
– Конечно, идите. – Секретарша пожимает плечами.
Выйдя на улицу, сажусь на скамейку на солнце и позволяю его теплу окутать меня. Открываю почту в смартфоне и прокручиваю вниз до письма по поводу дневного прослушивания в «Уорнер бразерс». Это фильм о первом наборе женщин в Гарвардскую медицинскую школу в 1945 году. Снова просматриваю свои сцены. Просто фантастика.
Я уже наполовину прочла реплики, когда чей-то голос возвращает меня к реальности:
– Правильное решение, здесь лучше. Не против, если я присоединюсь?
Я поднимаю глаза. Передо мной стоит та самая дружелюбная Роуз, указывая на скамейку.
– Да-да, конечно. – Я отодвигаюсь, и она садится рядом.
– Да, это был напряг. – С улыбкой кивает на офис для кастинга, в ее резком голосе явно слышен нью-йоркский акцент. Достает пачку сигарет и протягивает мне.
– Я не курю. – Мой ответ почему-то звучит так, словно я недостаточно крута для этого, а моя новая знакомая, наоборот, нереально крута. Она не настоящая Роуз, хотя, конечно, могла бы ее сыграть. Но когда она улыбается, то совсем не похожа на Роуз. А еще ее лицо кажется мне очень знакомым. Наверное, я где-то ее видела, но не могу точно сказать, где.
Она щелкает зажигалкой, открывая ее одним плавным движением, и закуривает. Затем так же со щелчком закрывает и затягивается сигаретой, тонкий золотой браслет ее часов позвякивает.
– Ты англичанка, да?
Я улыбаюсь:
– Точно. А ты из Нью-Йорка?
Она хихикает:
– Ага.
– Как тебе здесь? – интересуюсь я.
– В Лос-Анджелесе? – Ее брови на секунду взлетает вверх, и она иронично отвечает: – Бывают хорошие и плохие дни, ты же понимаешь.
– Да, кажется, понимаю. Но я здесь только второй день, так что…
– Новенькая… – Она улыбается и, не выпуская из руки сигарету, обхватывает мое запястье, изображая солидарность. Я чувствую жар кончика ее сигареты совсем рядом со своей кожей, пока она, вдруг заинтересовавшись мной, продолжает: – Первый раз в Лос-Анджелесе? Бог ты мой… Господи Иисусе, и как ты?
Ее хватка ослабевает, она делает еще одну затяжку. Опускаю глаза: моя рука осталась целой и невредимой. И вдруг я понимаю: со вчерашнего дня после директора по кастингу ко мне никто не притрагивался. Я скучаю по таким контактам и уже забыла, каково это. Даже в конце наших отношений с Джорджем мы довольно часто прикасались друг к другу. Сидели рядышком на диване, переплетя ноги, он обнимал меня за плечи… Прогоняю эти воспоминания прочь.
– Да, в первый раз. Пока все хорошо. А ты в какой раз?
Она одаривает меня голливудской улыбкой, закатив глаза:
– А черт его знает. Я болтаюсь здесь почти каждый год – с самого детства. Хотя, кажется, теперь у меня получилось. – Она хрипло смеется.
Мне нравится новая знакомая. И мне явно не помешала бы здесь новая подруга. Она гораздо крепче, чем кажется на первый взгляд. И так уверена в себе… Держу пари, она не будет терпеть всякое дерьмо от своих парней. И ее не бросают, не сказав ни слова.
– Миа. – Я протягиваю ей руку.
Она встряхивает ее, еще раз звякнув браслетом:
– Эмили. – Улыбается. – Ты ведь тоже вчера была в Си-би-эс, да?
– Да. – Я удивлена. Я никого не заметила в холле.
– Да, – она усмехается. – Я тебя как раз там и видела. Подумала, что мы пробуемся на одну и ту же роль. У меня ощущение, что мы будем часто видеться в этой поездке.
Она права: мы похожи. Я думала, что все Роуз такие. Но теперь, когда она указала на наше сходство, понимаю, почему она показалась мне такой знакомой. Так и есть: она словно более крутая версия меня самой. Мы неизбежно будем сталкиваться на пробах: мир кино тесен.
– Где остановилась? – продолжает Эмили.
– В Даунтауне[18], а ты?
– О, весьма… – Она делает секундную паузу, снова затягиваясь сигаретой. – А я просто выбрала на «Эйрбиэнби»[19] вариант как можно ближе к сто первому шоссе. Не впервой. – Для пущего эффекта она поднимает ухоженные брови.
Я здесь всего двое суток, но уже знаю, что 101-е шоссе домчит тебя повсюду.
– Что-нибудь посоветуешь в Лос-Анджелесе? – интересуюсь я.
– Избегать часа пик, – усмехается она и делает затяжку. – Но, думаю, ты уже в курсе. Да, и особо ни во что не вмешиваться. Здесь все переобуваются на ходу. Грязная борьба.
Дверь распахивается, и недавняя Роуз удаляется быстрыми шагами. Минус одна, осталось еще две. Я снова бросаю взгляд на Эмили: она смотрит на часы и явно волнуется. Тоже беспокоится о времени.
– У тебя потом еще прослушивание? – спрашиваю я.
Она поднимает на меня глаза, удивившись моему вопросу.
– Что?.. А, нет. Просто видеозвонок. – Хмурится, словно не рада этому. Ловит мой обеспокоенный взгляд и быстро берет себя в руки: – Нет, просто мое парковочное время почти закончилось. – Усмехается и делает последнюю затяжку, прежде чем потушить сигарету о цветочный горшок в кашпо. – А у тебя еще что-нибудь есть?
– Да, одно в Бербанке[20].
– В «Уорнер бразерс»?
– Да.
– Да, я слышала о нем, – кивает Эмили, но ей явно не до этого. Что-то по-настоящему тревожит ее.
Дверь опять с грохотом распахивается, и появляется еще одна Роуз.
Что ж, так быстро…
Мы с Эмили смотрим друг на друга, пока последняя Роуз сбегает вниз по ступенькам.
– Ой-ой, – бормочет Эмили и снова бросает взгляд на часы. – Похоже, ничего хорошего.
Директор по кастингу высовывает голову из-за двери, пропищав: «Кто следующий? Готовы?» – и исчезает внутри.
– Вот дерьмо, – стонет Эмили, все еще глядя на часы. – Хочешь пойти первой? Мне надо продлить парковку, а то оштрафуют. Я сейчас сбегаю, а ты иди вместо меня, хорошо?
Такое предложение просто выбивает из колеи. Я почти забыла, что мы на кастинге. Я не могу идти следующей – даже не могу вспомнить, на какую роль прослушиваюсь. Я не готова. Мозг лихорадочно работает, пока я пытаюсь сообразить, как же, черт возьми, повежливее отказаться: «Нет-нет, всё в порядке. Иди первая. Я договорюсь с парковщиками». Едва произнеся это, я понимаю: мы обе знаем, что я не собиралась этого делать. Я меняю подход:
– Уверена, с машиной все в порядке. Даже если время закончилось, они не сразу выпишут штраф. Иди, все будет нормально.
Интересно, Эмили поняла, что мне плевать на ее машину и я просто не хочу идти следующей?
Но та, похоже, ничего не замечает: бросает сумку на скамейку рядом со мной и начинает рыться в поисках ключей.
– Ох, – вздыхает Эмили. – Не знаю, стóит ли рисковать… Машина взята напрокат, и я не знаю, что делать, если ее заблокируют или увезут на штрафстоянку. Ей занимается мой агент, сама я в Нью-Йорке не вожу. – Она поворачивается ко мне с озабоченным видом. – Серьезно, я не против, если ты пойдешь первой. Мне нужно оплатить парковку.
Эмили явно не слушает меня и очень волнуется, ее прежняя уверенность куда-то испарилась. Я чувствую угрызения совести. Ее машину могут увезти на штрафную стоянку? Об этом я не подумала. И понятия не имею, что делать, если это случится с моей машиной.
– А в Лос-Анджелесе машину увозят, если время парковки закончилось? – спрашиваю ее.
Эмили по-прежнему не слушает, теперь ища бумажник:
– Не знаю и знать не хочу.
Снова появляется директор по кастингу:
– Дамы, если вы готовы… – щебечет она; по ее тону понятно, что сейчас она на все готова ответить «нет». После чего исчезает.
Стресс нарастает. Я не пойду прямо сейчас, когда директор в таком настроении. Ну уж нет. И слова вылетают раньше, чем я успеваю себя остановить:
– Я оплачу за тебя парковку. Иди.
Эмили перестает рыться в сумочке и замирает.
– Серьезно? – Похоже, она застигнута врасплох и на секунду задумывается. – Гм… Ладно. – Бросает быстрый взгляд на бумажник и ключи в руке, понимая, что ей придется отдать их незнакомому человеку.
Теперь мне приходится ее уговаривать.
– Ничего страшного, – уверяю я. – Секундное дело. Парковка ведь сразу внизу, да?
– Ага. – Эмили морщит лоб и оглядывается на дверь, стиснув в руке бумажник, потом снова смотрит на меня и решается: – Да. Хорошо. Здóрово, да. Вот. – Она торопливо сует мне бумажник. – Белый «Шевроле». Да, и если вдруг придется переставить машину на другое место, если там закончилось время или что-нибудь… – Она быстро протягивает мне ключи от машины, поправляет одежду и берет свой сценарий. – Отлично. Спасибо. Я у тебя в долгу. Миа, да? – Она лучезарно улыбается мне через плечо. Я киваю, и Эмили скрывается в темноте за дверью.
Я нахожу ее автомобиль через два парковочных места от моего. Чистенький белый «Шевроле» – самый обычный, как все прокатные машины.
На парковочном счетчике не осталось ни минуты. Прищурившись, гляжу на выцветшие цифры. Время истекло двадцать минут назад. Какого черта она не спустилась и не продлила его раньше? Видимо, неправильно рассчитала время. К счастью, штраф пока не пришел. Оглядываю улицу в поисках автоинспекторов, но не представляю, как выглядит калифорнийский автоинспектор, поэтому быстро сдаюсь. Да и все равно никого нет.
Внимательно читаю информацию на парковочном счетчике. Я оплатила два часа стоянки, когда приехала сюда. Но здесь ничего не сказано о превышении максимального срока стоянки, так что перегонять ее машину на другое место, слава богу, не придется. Мне вдруг приходит мысль, как это взбесило бы меня и отняло кучу времени, потому что вся парковка забита. С какой стати Эмили вообще предложила мне это сделать? И с какой стати она дала совершенно незнакомому человеку свою банковскую карточку? Наверное, мы обе легко сдаемся, если надавить, а в нашей профессии это не сулит ничего хорошего.
Роюсь в ее бумажнике, удивляясь, зачем я вообще это предложила. Может, почувствовала себя обязанной… Даже не знаю. Я не могла не заметить, как от ее крутизны не осталось и следа. Эмили повела себя по-другому: ей стало по-настоящему страшно. Наверное, это прослушивание для нее важнее, чем для меня. Хотя не стоит забывать, что я предложила помощь не только ради нее. Я просто не хотел идти первой, не подготовившись.
Вставляю ее карточку в щель, выбираю на счетчике еще один час, он набирает обороты и показывает 1.45.
А потом в приподнятом настроении возвращаюсь в офис для кастинга.
7
Роуз, как ее ни назови
Среда, 10 февраля
Четыре новых Роуз поворачиваются ко мне, когда я снова вхожу в приемную. Эмили нет. Смотрю на часы. Прошло около пяти минут, так что она еще здесь.
Хорошо, что есть время еще раз просмотреть свои сцены. И тут спохватываюсь: а где сумка? Кровь приливает к лицу, ведь там все – бумажник, ключи, телефон… Стараясь не думать, что же, черт побери, делать, если я их потеряла, вскакиваю со стула и мчусь наружу. Меня провожают любопытными взглядами, но, к счастью, выскочив из двери, я сразу вижу свою мягкую кожаную сумку, надежно прижатую к подлокотнику скамейки. Катастрофа предотвращена. Хватаю сумку и спешу назад, к глазеющим на меня Роуз. Сажусь, не обращая ни на кого внимания, достаю листки сценария, вздыхаю и в последний раз пробегаю глазами сцены.
Через несколько минут дверь комнаты открывается, голоса становятся громче. Значит, Эмили закончила. Верну ей ключи и бумажник, прежде чем войду. Может, обменяемся телефонами и выпьем кофе… Было бы здóрово иметь здесь подругу – наверняка она помогла бы мне сориентироваться в Лос-Анджелесе. В последний раз гляжусь в старое пятнистое зеркало на другом конце приемной, приглаживаю волосы и поправляю шелковую блузку, когда они выходят из комнаты для прослушивания.
Но это не Эмили. Актрису, которую провожает кастинг-директор, я раньше не видела. Они прощаются, а я таращусь на них в недоумении. Даже вытягиваю шею, чтобы заглянуть за их спины, в надежде увидеть Эмили. Совершенно непонятно, почему директор вышла с другой актрисой. Комната позади них пуста. Наверное, Эмили в другой комнате. Или она пробуется не на Роуз Этвуд…
Внутри начинает шевелиться смутный страх. Странно. Я стараюсь сообразить, на кого она могла бы пробоваться. Может, на Мелайю Тулли, бортового врача? Я оглядываю приемную: похоже, на эту роль никого. Мелайя явно латиноамериканка, так что Эмили не подходит.
Актриса, которая не-Эмили, поворачивается и берет свои вещи со стула. Я все еще сжимаю ключи от машины Эмили.
– Миа здесь? – Кастинг-директор отрывает взгляд от списка.
Проклятье. Встаю, натянуто улыбнувшись, сую ключи в карман.
– Да, это я.
Улыбаюсь, успокаивая себя, что все нормально. Она просто в другой комнате. Они отстали от графика и начали использовать обе комнаты. Наверное, так.
Расслабляю плечи и, оставив куртку и сумку, направляюсь в комнату для прослушивания, попутно пытаясь выбросить из головы все не имеющее отношения к Марсу.
Через двадцать минут возвращаюсь в приемную; глаза привыкают к дневному свету, пульс еще часто бьется после моего вопля в безлюдную бездну космоса. Помещения для кастинга, наверное, звукоизолированы: я не слышала, чтобы кто-то из предыдущих Роуз кричал в конце прослушивания. Окидываю взглядом приемную в поисках Эмили.
Ее нет.
Выхожу на улицу к скамейке, но она стоит пустая под теплыми солнечными лучами. Может, Эмили пошла в туалет… Возвращаюсь и снова оглядываю приемную. Одна из Роуз с любопытством смотрит на меня, в это время вызывают другую Роуз.
Оставив вещи, иду по указателю «Туалет» за стойку регистрации по очень длинному коридору. Женская уборная – третья дверь в пустом коридоре, выкрашенном в кремовый цвет. Толкаю тугую дверь и вхожу. В нос ударяет запах отбеливателя и аромат лимона. Это просторное помещение на восемь кабинок, дверцы которых не достают до свежевымытого полированного бетонного пола. Видимо, туалет рассчитан на всех сотрудников, работающих в здании. Крайняя кабинка заперта.
Стук моих каблуков эхом разносится по помещению. И вдруг я чувствую смущение.
– Эй? – осмеливаюсь наконец заговорить. Мой голос с явным британским акцентом звучит извиняющееся. Я морщусь от его звука и с надеждой зову: – Эмили?
Ответа нет.
Присаживаюсь на корточки. Каблуки и туго натянутые на коленях узкие джинсы усложняют задачу. Низко наклоняю голову – так, что мой конский хвост скользит по выбеленному полу, и у меня почти получается заглянуть под закрытую дверцу кабинки.
За спиной с грохотом распахивается входная дверь, и Роуз, которая только что пялилась на меня в приемной, застает меня на корточках посреди туалета. Замечательно.
Я поднимаюсь с чуть большим трудом, чем следует девушке моих лет. Роуз смотрит на меня, нахмурившись.
– Привет. – Я надеюсь, что какое-нибудь обычное слово вроде «привет» убедит ее: я не совсем сумасшедшая. Хотя не похоже, что это ее убедило.
– М-м… привет. С вами все в порядке? Может, позвать кого-нибудь? – с опаской спрашивает она.
– Нет, просто ищу кое-кого. Она, наверное, снаружи, – отвечаю я как можно беззаботнее.
– А, хорошо. Тогда можно пройти? – Роуз указывает на кабинки позади меня, и я понимаю, что загораживаю ей дорогу. Отхожу в сторону. Она идет к крайней закрытой кабинке, легко открывает и запирает за собой на замок.
Здесь никого не было. Я говорила сама с собой.
Смотрю на часы и опять выхожу на улицу. Солнечный свет заставляет сощуриться после темноты. Все это правда странно.
Может, она все-таки на прослушивании?
Я чувствую внезапное раздражение – и из-за того, что это отнимает столько времени, и из-за своей позы в туалете. Что за ерунда? Сейчас это так некстати…
Возвращаюсь в приемную, решительно подхожу к своенравной секретарше и выпаливаю:
– Привет. Там есть девушка по имени Эмили? – Я тычу пальцем на комнату для прослушивания Маркусов.
– Прощу прощения?
– Прослушивание проходит в обеих комнатах? – уточняю я.
Секретарша непонимающе хмурится, и я продолжаю:
– Послушайте, я ищу девушку, которая была здесь. Эмили. Я сидела рядом с ней. Вы нас видели. У меня ее ключи от машины и бумажник. Мне нужно вернуть их. Она там? – Я снова указываю на комнату Маркусов.
– Нет, – секретарша вскидывает брови. – Там только парни.
Вот черт…
– А, точно. Хорошо, – запинаюсь я, снова озираясь.
Все отводят от меня взгляды – словно голуби разлетаются. Похоже, я привлекаю слишком много внимания.
Внезапно мне приходит в голову, что Эмили, наверное, ждет меня возле машины. Какая же я дура… Киваю всем сразу и выхожу наружу, на солнце.
На улице раздраженно вздыхаю. Ситуация начинает напрягать. Смотрю на часы: 13:32. Следующая встреча в Бербанке в три, и перед этим нужно поесть, иначе у меня плохо получится.
Внизу, на парковке, никаких следов Эмили.
Вот черт…
Не зная, что делать, стою в полной растерянности на пустынном тротуаре, беспомощно оглядываясь по сторонам. Она могла заскочить в круглосуточный магазинчик или кафе неподалеку, чтобы быстренько купить что-нибудь. Но рядом ни магазинов, ни кафе – только офисы. К тому же ее бумажник у меня, так что она все равно ничего не смогла бы купить. Оглядываюсь на машину Эмили и достаю из кармана ключи. Самые обычные ключи, брелок «Авис»[21] с номерным знаком. Черт возьми, куда она могла пойти без бумажника и ключей? Должно же быть разумное объяснение. Она сказала про видеозвонок – может, как раз сейчас звонит… Это явно беспокоило ее. Может, звонок для нее гораздо важнее кастинга, и ей нужно было найти тихое местечко, чтобы поговорить?
В этом есть резон, но во мне опять нарастает раздражение. Потому что теперь я должна, как дура, стоять и ждать здесь, на тротуаре, пока она не позвонит. Я чувствую негодование и пытаюсь отвлечься, нервно прохаживаясь вдоль рядов припаркованных автомобилей. И спрашиваю себя: а что бы на моем месте сделала непреклонная, отчаянно независимая Джейн? Она сразу сказала бы «нет». Почему я не поступила так же? Джейн возражает: нет смысла повторять одно и то же, когда ты можешь сказать «нет» прямо сейчас…
Я замираю как вкопанная. Вот и решение. Возвращаюсь в приемную, беру свои вещи и бреду обратно к машине Эмили. Бросив сумку на капот, достаю ручку и вырываю из своего сценария листок, чтобы нацарапать записку.
Привет, Эмили.
Извини, нигде не могла тебя найти и была вынуждена уехать. Надеюсь, прослушивание прошло хорошо. Ключи и бумажник оставила у секретарши.
Всего наилучшего, Миа
Засовываю ее под «дворник» на ветровом стекле и поспешно поднимаюсь по лестнице обратно в офис – оставить ее вещи.
В приемной только одна Роуз, и я не удивлена, что она не Эмили. Снова подхожу к секретарше, стараясь держаться как можно непринужденнее.
– Привет, это снова я, – со смешком говорю я: мол, на сегодня хватит с нас обеих – и продолжаю: – В общем, я не могу найти Эмили. Она дала мне свои ключи от машины и бумажник. Наверняка она скоро вернется за ними, но мне пора, так что я оставлю их у вас, хорошо?
Кладу их на стойку. Секретарша секунду рассматривает их, прежде чем снова поднять на меня взгляд.
– Кто дал вам свои ключи и бумажник? – недоверчиво спрашивает она, на ее лице явное неодобрение.
Я вздыхаю про себя.
– Я не знаю ее полного имени. Она была на прослушивании передо мной. Вы ее видели. Она попросила меня продлить ее парковку.
На лице секретарши появляется выражение легкого недоверия.
– И вы это сделали?
На этот раз я вздыхаю не про себя:
– Да, сделала.
Она качает головой – видимо, удивляется моей наивности:
– Здесь нельзя оставлять чужие ценные вещи.
На секунду мне кажется, что я ослышалась.
– Что, простите?
– Мы не можем взять на себя ответственность за чужую машину и чужой бумажник. Это же очевидно.
Секретарша не договаривает, но я понимаю, что она имеет в виду: мне тоже не стоило брать на себя такую ответственность. Я уже задыхаюсь от гнева. Что за проклятый денек?
– Значит, нельзя оставить их здесь с запиской для нее?
– Нет, нельзя, – коротко отвечает секретарша. А потом – видимо, почувствовав резкость отказа, добавляет: – Но можете оставить записку.
– Ну хоть что-то… Хорошо, оставлю свой номер, чтобы она могла позвонить мне и забрать ключи в любое время.
Секретарша протягивает ручку и блокнот, я пишу свой телефон и имя.
– Передадите ей, когда она вернется?
Секретарша заглядывает в записку:
– Да, конечно. Напомните, как ее зовут?
– Эмили.
– Фамилия?
– Не знаю.
Она снова хмурится:
– А вы не заглядывали в ее бумажник?
Мне это и в голову не пришло. Ищу визитку владелицы, но нахожу только банковскую карту, которой уже пользовалась.
Э. А. Брайант.
– Эмили Брайант. Знакомая фамилия? – Я поднимаю глаза. Секретарша пожимает плечами. – Хотя, может, у нее другой сценический псевдоним…
Позади меня с грохотом распахивается входная дверь, мы обе оборачиваемся. Еще одна брюнетка – претендентка на роль Роуз. Она наклоняется, чтобы внести себя в список.
– О! – выпаливает секретарша. Я снова переключаю на нее внимание: она впервые кажется взволнованной. – Посмотрите в списке. Ее имя должно стоять прямо перед вашим, не так ли?
Хотя вряд ли она заглядывала в этот список. Особо ни на что не надеясь, быстро подхожу и хватаю листок. Моя имя уже затерялось где-то на середине страницы. Выше – сплошные неразборчивые каракули. Практически любые из них могут означать «Эмили», «Эм» или «Э». Секретарша тоже заглядывает в список, вытянув шею. Ее энтузиазм сразу испаряется:
– Ох. Ладно.
– Но у вас же должен быть список претендентов? – спрашиваю я. – Всех, кто сегодня прослушивается. Вы же можете посмотреть? Вряд ли там много Эмили?
Секретарша в легком замешательстве:
– На самом деле я не имею никакого отношения к кастингу. Я просто работаю здесь. Просто… В общем, я в основном занимаюсь самим офисом. Хотя у директоров по кастингу должен быть список. Узнайте через своего агента, сейчас все очень заняты. Простите, больше ничем не могу помочь. – Она ободряюще пожимает плечами. – Но вы можете оставить записку мне, и, если Эмили все-таки появится, я ей передам.
