Лада Кутузова
Мертвый месяц
Глава третья. Старое кладбище
Странно идти по снегу, оставляя следы. В городе это непозволительная роскошь, там уже тысячи людей были на этой улице за мгновение до тебя и будут, спустя мгновение. Даже в полночь выйди с собакой погулять, все равно наткнешься на кого-нибудь. То на влюбленную парочку, то на попивающих пиво мужиков, которых давно ждут дома. А то на таких же собачников, как ты. Даже в три-четыре часа ночи со двора порой доносятся пьяные крики и громкая музыка. Это город, и здесь ты никогда не будешь один, пусть это и не спасет тебя от одиночества.
Оля брела с Даней позади остальных. Хорошо, что она согласилась на поездку. Здесь было спокойно, умиротворяюще, как сказал бы дедушка. Дедушка знал толк в таких вещах и мог вытащить всю семью в лес, где, кроме них, никого не было. Там они запекали в костре картошку, кипятили воду из источника, а потом пили чай, заваренный на листьях земляники и лесной малины. И никакого вульгарного шашлыка. Потому что, как выражался дед: «Мы сюда не жрать пришли, а природой любоваться». Жаль, что дед умер, жаль, что больше некому отвезти ее в место, куда не ступала нога человека.
Тина шла впереди, рядом с Никитой. Оле он понравился – неплохой парень, сразу видно. И Тина рядом с ним успокоилась, убрала свои иголки. А то целый месяц словно заведенная, язвит по любому поводу, все ей не так. Оля и позвала ее для того, чтобы подруга отвлеклась. Потом пожалела: Тина могла и другим настроение испортить, вполне в ее духе. Но было уже поздно. В электричке Оля думала, Даня и Тина переругаются. То, что они не понравились друг другу, было понятно с первого взгляда. Оба с характерами, оба не привыкли, чтобы последнее слово оставалось не за ними. Но как-то обошлось. Теперь главное, чтобы Тинины колючки вновь не полезли наружу.
По серо-голубому небу плыли перьевые облака, окрашенные по краям в розовый. Стоял один из погожих дней поздней осени, когда можно порадоваться даже минусовой температуре, потому что не в ней дело. Главное, нет серой хмари, которая почти полгода нависает над землей, медленно, но верно убивая радость. Сегодня наверху словно отворила створки огромная раковина, и теперь видны и жемчужина-солнце, и нежный перламутр облаков. И хотелось верить, что это надолго.
Идти по деревне было жутко. Будто они уже попали на кладбище – кладбище старых домов. Слепые окна, заколоченные досками, провалившиеся крыши, прорехи в сером заборе. Куда ни кинь взгляд – пустота. Для глаз, и для уха. Не слышно ни работающего телевизора, ни лая собаки. Даже то, что их здесь шестеро живых, не меняет того, что это место умерло. И надпись на карте – как табличка на могиле. И не по себе становится от того, сколько на самом деле таких мертвых деревень, сел и городов в мире.
Церковь высилась как последний уцелевший воин среди павших. Окна выбиты, крест давно рухнул, остался лишь остов из красного кирпича. Оля хотела войти внутрь, но Даня удержал:
– Давно кирпич по башке не прилетал? – недовольно спросил он.
Оля могла бы настоять на своем, и Даня бы отправился за ней следом, она была уверена в этом. Он бы волновался за нее, но неотступно бы шел, стараясь уберечь от опасности. Но Оля упорствовать не стала.
Оля любила гулять по кладбищам. Там, наверное, было единственное место, где можно побыть одному, не считая праздников, конечно. Сейчас она испытала знакомое спокойствие. Видно было, что на этом кладбище давно никого не хоронили. Свежая могила встретилась лишь в самом начале: некто Николай Дмитриевич Цыганков умер ровно год назад, о чем гласила надпись на деревянном кресте. Оля прикинула: девяносто пять лет прожил, нормально.
Снега мало, поэтому идти было легко, хотя дорожки здесь никто не чистил. Много пирамидок со звездами – захоронения военных и послевоенных лет, когда умирали от ранений и их последствий. С фотографиями воинов с медалями и надписями: красноармеец, гвардии сержант. Все молодые и красивые. Интересно, были ли у них семьи и дети? Страшно исчезнуть, не оставив после себя и следа. И кто расскажет правнукам, что их прадед в ближнем бою уничтожил одиннадцать немецких солдат или с гранатой бросился под танк? Оля смахнула снег с фотографии – молодой и красивый парень, всего двадцать три года.
Под некоторыми памятниками покоились целыми семьями: имя мужчины, рядом, видимо, жены – она пережила его на пятнадцать лет. Ниже – детей, умерших в пенсионном возрасте. Оля задумалась: были ли у тех детей семьи? И если да, то где похоронены их вторые половины? Но спросить некого. Кладбища – это история края. Можно догадаться, что прошел мор или какое-то несчастье, когда даты смерти совпадали у большого количества людей. А после только вбей в поисковик нужные параметры и читай, что здесь случилось. И вот уже история становится реальностью, а умершие – на время живыми людьми.
Много Чехиных и Власовых. Наверное, это были две основные фамилии в селе, от которых пошли все остальные. Такое часто бывает, ведь в небольших местностях все приходятся родственниками друг другу.
– Никита, – не удержалась Оля, – а у тебя в роду кто был: Власовы или Чехины?
– Чехины, это прабабушкина фамилия, – он совсем не удивился вопросу. – А прапрабабушку, кстати, звали Настасья Власовна. Правда, я не помню, где ее могила.
– Да тут, наверное, ваше семейное кладбище, – ответила Оля.
Никита кивнул.
Самое печальное – это детские могилы. Смотрит на тебя с фотографии Олечка, тезка, которой было всего пять годиков и никогда уж не исполнится шести. Смотрит и улыбается, а в руках у нее большая кукла, чуть ли не в Олечку ростом. И ощущение нечестности – так не должно быть. И исправить нельзя – умерли и Олечкины родители, и братья с сестрами тоже. Неизвестно, вспомнит ли кто о них, не говоря уже про Олечку – все могилы заброшены и надписи лишь с трудом прочитать можно.
Памятники разные. Есть гранитные, побогаче, в большинстве же железные кресты и пирамидки – из чего могли, из того и сделали. Оградки выкрашены в голубой цвет когда-то давным-давно. На многих краска облупилась, оставив пятна ржавчины. Пластмассовые цветы и венки пожухли и потеряли яркость, их давно никто не обновлял. И лишь фотографии… Ощущение, что это не просто снимки, кажется, что ты под прицелом сотен глаз. Они все смотрят на тебя. Оля потрясла головой: это наваждение, вызванное богатым воображением. Мертвая деревня, мертвое кладбище… Одни лишь они живые на несколько километров вокруг, но завтра они все сядут в автобус, а умершие останутся здесь навсегда.
Кладбище неожиданно разделилось на две части. Одну от другой очертили неглубокой канавой, заключив ее в круг.
– Интересно, это зачем? Чтобы беспокойные покойнички по ночам не шастали? – спросил Костя, еще один Данин друг.
Он был брюнетом среднего роста с модной бородой. Насколько Оля запомнила, Костя учился в Губкина, а раньше, еще в школе, покупал друзьям билеты на фильмы 16+ и 18+ как обладатель самой взрослой внешности. Об этом ей успел рассказать Даня.
– Это дренажная канава, – объяснила Нина. – Тут возвышенность, канаву прорыли, скорее всего, для того чтобы тающий снег весной не затапливал остальное кладбище.
Нина отметила: не зря Даня называл Нину супермозгом, похоже, девушка не только умная, но и много знающая. Медалистка, золотой значок ГТО и, естественно, учеба в МФТИ. Странно, что совсем не обращает внимание на свою внешность: ни грамма косметики, волосы зачесаны назад и собраны в хвост. А ведь Нина симпатичная, если приглядеться.
– Может, вернемся? – Тина не походила на себя.
Она кусала губы и напряженно всматривалась вперед, избегая встретиться взглядом с кем-либо с фотографий на памятниках.
– Возвращайся, если хочешь, – Даня не смог удержаться, чтобы не выступить. – Мы и одни прекрасно прогуляемся.
Он перепрыгнул через канаву, всем видом показывая, что никакой опасности не существует. Оля едва не прыснула: надо поговорить с ними, а то так и будут задирать друг друга. Детский сад какой-то! Она присоединилась к Дане, за ними подтянулись остальные. Лишь Тина оставалась стоять за рубежом, который разделил их.
– Ты идешь? – спросила Оля, на секунду почувствовав беспокойство.
Ну да, Тина же не отправится обратно одна. И она бы сама не пошла. Слишком пусто, слишком тихо, и мертвые смотрят в спину.
– Я могу проводить, – Никита перепрыгнул обратно. – А вы идите.
Тина поколебалась мгновение.
– Ладно, – решилась она, – я с вами.
Никаких стройных рядов тут не было, могилы оказались хаотично разбросаны по окрестности, словно злой карапуз-великан распинал их в разные стороны. Памятники разрушены, оградки снесены, ни венков, ни памятных лент.
– Странно здесь как-то, – Никита огляделся по сторонам.
Оля мысленно с ним согласилась: да-а, такого она еще ни на одном кладбище не видела. Ощущение, что покойников хоронили, как придется.
– Может, у них эпидемия случилась? – предположил Никита. – Кто выжил, потом занялся погребением мертвых.
Остальные промолчали, версий больше не было.
– А не про это ли место Николай Дмитриевич рассказывал? Где четверо померли непонятно от чего, а двое в больнице долго лежали. Один потом писателем стал, – вспомнил Костя.
Оля заинтересовалась:
– Расскажите нам.
Из услышанного она поняла, что несколько лет назад, как раз на Хэллоуин, на старое кладбище пришло шестеро. А вернулось с него лишь двое, другие померли непонятно от чего. И у ребят есть книга, которую Николаю Дмитриевичу подарил писатель, где вроде как описывается, что произошло в тот поздний вечер.
– Нина, ты еще не прочла? – спросил Костя.
– Когда? – раздраженно ответила та. – У меня время было? Сначала уборкой занимались, потом Даню встречали. Вечером если только.
– Да-а, загадка века, – сказал Костя. – Это их покойники погубили. Не зря, когда мы шли, у меня мурашки по спине бегали. Ведь они же смотрят с фотографий: мол, чего здесь делаете?
Оля вздрогнула: значит, не ей одной померещилось. Или Костя просто прикалывается? Она осмотрелась. Понемногу темнело. Не по-настоящему, а так, смеркалось. На небе появился месяц. Старый – по форме он походил на едва видимую букву «с». Синюшного цвета – мертвый месяц. А тут еще от земли начал подниматься туман, придавая окружающему ирреальность.
«Вышел месяц из тумана,
Вынул ножик из кармана», – процитировал Костя.
От этих слов Оле стало не по себе. Словно они зашли за некую черту, пересекли невидимый рубеж, который живым нарушать не стоит. И теперь мгновения отделяют их от того, чтобы не остаться в мире мертвых навсегда, среди призраков. А то что призраки на старом кладбище есть, Оля не сомневалась. Тинино побелевшее лицо маячило в надвигающихся сумерках, будто она разглядела что-то в дымке. Оля тронула подругу за рукав, та вздрогнула.
– Надо уходить, – резко, будто пробуя голос после недельного молчания, произнесла Тина. – У нас мало времени.
И в тот же миг вдали раздался волчий вой.
Интерлюдия первая. Незваные гости
За несколько лет до описываемых событий.
С утра сыпал мелкий дождь, из тех, что вроде и зонт брать смысла нет, а с другой стороны, через пару часов не заметишь, как вымокнешь. Сувор поежился: надо было взять дождевик, а теперь поздно – вода стекала за воротник. Хлюпало и в кроссовках. Зря он решил выпендриться и надел их: лучше бы купил резиновые сапоги, а то и болотные. А ведь за кроссовки немалые деньги заплачены, два месяца пришлось горбатиться ради них в одной из забегаловок, куда толпами ходит народ. Он ругнулся: в обувь попал камешек, мелкий, но острый. Пришлось остановиться, чтобы вытряхнуть его.
– Ты скоро? – окликнул Сувора огромного роста парень, известный другим как Челяба – сокращенно от Челябинска.
Сувор кивнул головой, потерял равновесие и ступил прямо в грязь. Вот черт! Он замешкался: что делать? Снять носок – не вариант, сейчас не май месяц, холодно, идти так – противно. А ладно! Все равно надо кроссовки сушить, на месте разберется. Он вытряхнул камень, надел обувь и прибавил шаг, чтобы догнать остальных.
До деревни добрались через полчаса. Сувор покосился на поржавевшую табличку: Моркина гора. Затем осмотрелся по сторонам: деревня казалась заброшенной. Заколоченные окна и двери, местами скособоченный забор с выломанным штакетником, засохший бурьян во дворах. Шева, еще один из компании, прозванный так от фамилии – Шевченко, двинулся к одному из домов.
– За мной, пионеры! – скомандовал он. – Шире шаг.
Челяба достал гвоздодер и вытащил гвозди из досок, преграждающих вход в чью-то избу. Затем потянул дверь на себя и пригласил прочих:
– Добро пожаловать в ад!
Внутри и правда было не особо: какая-то рухлядь, пыль. Сувор несколько раз чихнул, а потом чуть не навернулся, запнувшись о порог. Вдобавок дверь в жилое помещение оказалась низкой, и он со своими ста семьюдесятью пятью сантиметрами ударился лбом о притолоку, чем развеселил Челябу. Хорошо тому: высокий, под два метра, накачанный, внешность такая, что девчонки от одного взгляда плывут, да еще голос… С таким только в дикторы ночного телевидения идти. Сувор прошел на кухню и бросил на лавку рюкзак. Там уже сидела Котеныш: здоровая девица с крашеными в черный цвет волосами, с черными же тенями вокруг глаз и комплектом алых губ и ногтей. Девушка-вамп, мечта поэта. Пойми этих девиц: по какому принципу они себе кликухи выбирают? От противного, что ли? Котеныш совсем не походила на милого котенка, как и Горгулья на страшного каменного истукана. Сувор сделал мысленную заметку: сильно не напиваться, а то от такой непонятно, чего ждать.
Пятой в их компании была как раз Горгулья: афигительная красотка с набором всего того, что привлекает парней в девушках. Сувор сглотнул: об нее глаза ломать смысла нет, Челяба дал понять, что сам имеет виды на Горгулью. Еще бы: натуральная блондинка, с длинными волосами, в которые хочется зарыться, гладить их и… Сувор отвернулся: опять его понесло. Не, с Челябой лучше не связываться, а то прилетит, мало не покажется. Хотя самый отмороженный у них в компании Шева. Именно он предложил вызвать демона на старом кладбище. Мол, встретим Хэллоуин весело.
– Что расселся, Сократ? – Челяба склонился в шутливом поклоне перед Сувором. – Не пора ли печь топить, да ужин готовить?
Сувор нехотя поднялся.
– Сим-Сим, помоги, – Челяба обратился к шестому из компании.
Сим-Сим был не из их компании, Шева специально пригласил его. Вроде как тот обладал какими-то способностями, на это намекало и прозвище: «Сим-сим, откройся!» Внешне Сим-Сим застрял на пороге полового созревания: заморыш странного вида, одетый в мешковатые штаны и джемпер. Короткая стрижка, на носу очки с толстыми линзами. Неведомая зверушка, одним словом.
Появился Шева. Он без лишних слов вытащил из рюкзака бутылку водки и железные кружки.
– Много не налью, – предупредил он. – Только согреться.
Водка обожгла так, что Сувор закашлялся.
– Не в то горло пошла, – прокомментировал Челяба и протянул хлеб с копченой колбасой, – Закуси.
После водки и впрямь стало теплее. А тут и печь наконец прогрелась и прекратила дымить. Вскоре в алюминиевой кастрюле, найденной в рассохшемся буфете, вскипела вода, Челяба заварил в пузатом чайнике заварку, после поколдовал над ней и разлил чай по кружкам. Только сейчас Сувор ощутил, насколько голоден. Он соорудил из колбасы, сыра и хлеба несколько бутербродов, сверху уложил оливки – вкуснотища!
Горгулья откопала настольную игру. Видимо, ту оставили в старом доме за ненадобностью. Сувор посмотрел: прикольная. Игра называлась «Мертвый месяц»; побеждал тот, кто первым пересечет игровое поле. Фишек как раз было шестеро – на всех. Сувору выпал первый ход. Он подбросил кубик и передвинул фишку на пять кружков, неплохой старт. Сувор хотел подколоть остальных: мол, глотайте пыль за моими сапогами, как в тот же миг дом тряхануло, послышался звон разбитого стекла, с этажерки попадали книги.
– Землетрясение, что ли? – обеспокоился Челяба,
Они выждали пару минут, проверили дом, но больше ничего не происходило. Сувору фартило – фишка перла вперед, как бронепоезд. Зато у других дела обстояли хуже: они то застревали в ловушках, то фишки отбрасывало назад из-за неудачного хода. Так что Сувор первым закончил игру.
Он отогрелся и даже немного просушил ноги, когда Шева, постоянно сверявшийся с часами, велел:
– Баста, карапузики, пошли дело делать.
– Эй, мы же не доиграли, – возразила Горгулья.
– Потом, – отрезал Шева, – как вернемся.
Сувор приуныл. Будь его воля, не двинулся бы с места. После тепла и еды разморило, хотелось приткнуться куда-нибудь и отрубиться до утра. И плевать на все. Но с Шевой и Челяба не спорил, не рисковал – слишком уж Шева был отмороженным. Сувор вспомнил, как Шева сломал палец одному чуваку. Просто потому, что тот не согласился с Шевой. Безо всякого выражения на лице, без каких-либо угроз, раз, и все – чувак заорал не своим голосом. Сувор подумал, что точно так же Шева может и нож в почку воткнуть, а потом перешагнет через тело и отправится дальше. И все ради великих целей.
– Папочка сердится, – Челяба ввернул шуточку, когда Шева вышел во двор.
Сувор скривился: остроты у Челябы были слишком тупые. Нет уж, хватит с него. Пора завязывать с этими любителями темных обрядов.
Иногда Сувору казалось, что Шева лишь притворяется ушлепком – удобная маска. Он был слишком умен, слишком продуман и слишком незаметен. Ниже среднего роста, с правильными, но невыразительными чертами лица – идеальный шпион, которого захочешь описать, но не сможешь: человек без особых примет. Интересно, что понадобилось Шеве от сегодняшнего обряда?
Глава четвертая. Мертвые
Тине было семнадцать, когда она впервые увидела мертвеца. Не восставшего из могилы покойничка, а призрака, но вполне реального, при свете дня. Он стоял во дворе загородного дома, куда Тина приехала с родителями в гости на новогодние праздники к двоюродной тетке. Призрак отлепился от двухметрового забора и качнулся в сторону Тины. «Тссс», – в шипении она ничего не разобрала и лишь беспомощно смотрела на других, которые в упор не видели постороннего мужика в давно вышедшей из моды одежде. Когда же Тина ткнула в незнакомца пальцем и спросила, кто это, в ответ она получила лишь удивленные взгляды родных.
Теткин дом находился неподалеку от кладбища, похоже, именно оттуда покойничка и занесло подходящим ветром. Что он хотел от нее, Тина так и не узнала, все выходные она безвылазно просидела в доме, отказавшись от приглашений покататься на лыжах. Даже в окно старалась не смотреть. Ей казалось, что тот мужик, колышущийся от малейшего дуновения, ждет ее, чтобы поведать о чем-то. Интересно, зачем мертвому нужны живые? Рассказать о тайнах, связаться с родными? Нет уж, лучше держаться от них подальше. Тем более, от незнакомых. Если бы это была подруга, Тина бы спросила.
Эльза умерла первого сентября, в день как им идти в одиннадцатый класс. Она все лето отсутствовала в городе, и Тина ничего не знала, подруга совсем мало писала в интернете. А в конце июля на подоконник прилетел белый голубь. Эльза в это время медленно умирала в больнице, но сама не верила в конец для себя и не хотела пугать Тину. Голубь появлялся часто, стучал в окно, однажды даже влетел в Тинину комнату, учинив разгром и нагадив на письменном столе. Когда Тина узнала, что Эльза в реанимации, голубь исчез и больше не появлялся. Но было поздно, к подруге Тину не пустили.
В пятом классе им всем делали прививку от гриппа. Большинство ребят перенесли нормально, кто-то заболел, а Эльза получила «побочку» – цирроз печени. К шестнадцати годам удалось добиться стойкой ремиссии, но через год что-то пошло не так. И Эльза, у которой, казалось, весь мир был в кармане, красивая и талантливая Эльза получила в подарок от судьбы деревянный ящик с крышкой и небольшой надел на кладбище.
Тина смотрела на Эльзу, одетую в белое платье невесты и за три месяца болезни ставшей неузнаваемой. Восковый цвет лица, синяки под глазами, впалые щеки, тусклые волосы… Незнакомка в гробу никак не могла быть Эльзой, за которой бегали все парни из их школы. Это был подменыш, который зачем-то выдал себя за подругу и притворился умершей.
Третьего сентября стояла на удивление теплая погода, не характерная для начала осени. Тина находилась в оцепенении: слишком поздно она узнала о болезни подруги, слишком быстро наступила смерть. Лишь когда начали забрасывать гроб землей, ступор прошел, и Тина разрыдалась. Она оплакивала Эльзу, их дружбу и себя. Как примириться с тем, что смерть существует, и она способна забрать молодых, не только стариков? Что все когда-то кончится, и вечного не существует? И когда-нибудь наступит пора и самой Тины?
С кладбища она не шла, бежала. И не в страхе перед собственной смертностью, а из-за того, что до костей промерзли ноги. Тина не знала тогда, что мертвые чувствуют живых, тянутся к ним и крадут тепло их тел. А если бы кто ей сказал, то не поверила. Мы живем в двадцать первом веке, третьем тысячелетии, и нет места замшелым суевериям. Только мертвецам было на это плевать.
А в мае, незадолго до выпускных экзаменов, погиб Сашка Некрасов. Погиб случайно и глупо. Тина только начала с ним встречаться. Саша был классный. Из тех парней, которым в кинофильмах обычно отводят роль друзей главных героинь. На нем, казалось, огромными буквами было написано: просто хороший парень. И по законам жанра Тина должна была отправить Сашку во френдзону, откуда не возвращаются прекрасными принцами, а она в него влюбилась.
Они гуляли допоздна и целовались короткими весенними ночами. Родители переживали, что Тина не сдаст экзамены и придется идти в колледж. Сашкиным предкам было все равно: отец попивал, мать крутилась как белка в колесе. А он мечтал строить самолеты и готовился поступать в авиационный институт, даже достал себе целевое направление – сам. Все оборвалось восьмого мая. Сашкин отец запил в гараже, Сашка на нервяке побежал туда через линию и не заметил мчащуюся электричку. Он, наверное, даже не успел понять, что умер. Хоронили его в закрытом гробу.
Тине он не являлся. Через месяц после похорон приснилась незнакомая девушка с коротко стриженными синими волосами и сообщила, что Сашка просил приглядеть за Лидкой, его сестрой. Тина долго мучилась, но не решалась вызвать ту на разговор. Наверное, так бы и промолчала, если бы в один день, навещая могилу Сашки, она не обратила внимание на свежее захоронение по соседству. С фотографии на нее смотрела приснившаяся девушка. В тот же день Тина связалась с Лидкой и передала Сашкину просьбу.
Лидка в ответ разрыдалась. Оказывается, она подсела на наркотики и не знала, как завязать. После разговора Лидка призналась матери, а после исчезла на месяц – легла в больницу. Перед каждым экзаменом Тина навещала Сашкину могилу. Рассказывала о своих планах, делилась страхами. По литературе она получила меньше восьмидесяти баллов, запорола сочинение. Сказались бессонные ночи и нервы: строчки наползали одна на другую, про знаки препинания Тина и вообще забыла. По русскому тоже не получилось написать, как надо. Зато на внутренних экзаменах ВГИКа Тина набрала больше всех очков и поступила на бюджет.
В тот день, когда вывесили приказы о зачислении, она вновь навестила Сашку.
– Лежишь? – спросила она. – Лежи, что тебе еще делать. А я живу. Иногда так тошно, что хочется лечь рядом и не вставать уже. Только ради тебя все…
Тина прерывисто вздохнула:
– Я сниму фильм про самолеты и посвящу тебе, обещаю.
Когда-то это было их совместной мечтой: Сашка будет консультантом, «главным консультантом», – говорил он, а она режиссером фильма. «Самым главным», – поправляла Тина. Теперь она одна за двоих.
А ведь Тина чувствовала. Чувствовала, но отмахивалась от ощущений, как от надоедливой мухи. В конце зимы Сашка ходил к отцу в цех. Он и раньше рассказывал, что там творится странное. Словно силовые кабели, которыми было напичкано помещение, вызвали к жизни потустороннее. Сашка говорил, что происходят несчастные и смертельные случаи. И многие, кто там работает, боятся оставаться в одиночестве. Мол, мерещится разное. Ну и неудивительно, нечего пьяными к электричеству лезть. А потом Сашка показал фотографии, сделанные на смартфон, и Тина испугалась.
Первые были обычные. Ну сидит парень на табуретке, сзади свежеотштукатуренная стена. Ничего необычного. Такие снимки даже в сеть не выложишь, никто не оценит. А вот на последней над Сашкой зависла какая-то сущность. Похожая на лохматую собаку, только вместо лап – копыта, заместо морды – раскрашенный череп. Можно было списать на потеки на стене, только на других снимках их не было. Да и сущность, смахивающая на демона, отбрасывала тень, а передним копытом дотрагивалась до Сашкиной шапки. Сначала умер фотограф – неудачно свалился с лестницы, после Сашка.
Осень вновь принесла хандру. Хотелось надеть теплые носки, завернуться в плед и смотреть в залитое дождями окно целыми днями. Повезло, что Оля предложила развеяться и поехать за город. Тина сперва загорелась, а потом быстро остыла, но Оля и слышать не хотела возражений.
– Я никого не знаю из той компании, – сказала она. – Только Даню. Не дай мне умереть со скуки.
Тина подозревала, что дело не в Оле, а в ней, но поехала. Всю поездку она с трудом удерживалась от того, чтобы не наговорить гадостей при виде воркующих голубков. Эльзы нет больше года, после смерти Сашка полгода не прошло. Как люди могут быть счастливы?! Какое право они имеют на это?! А после Тина увидела Никиту и внезапно успокоилась – он был хорошим. Как Сашка. Молча взял ее сумку и понес, не обращая внимание на ее колкие слова.
Из-за Никиты Тина и пошла на прогулку, чтобы присмотреть за ним. Сперва кладбище показалось ей безопасным, всего одно свежее захоронение. А затем она начала ловить на себе взгляды, любопытные и выжидающие. Тина ощущала их даже спиной, между лопатками. Но мертвые активности не проявляли, пока ребята не пересекли рубеж. Дренажную канаву, как сказала всезнающая девушка.
Эта Нина показалась Тине угрюмой и ревнивой собственницей. Еще бы, привыкла, небось, что никаких конкуренток у нее нет на пару километров вокруг. Физико-математический класс, физико-математический лицей… Несложно догадаться, сколько девчонок там училось – мало. А ведь Нину можно было бы назвать симпатичной, если бы она потрудилась сделать хоть малейший шажок в этом направлении. Распустить хотя бы волосы или носить не такую мешковатую одежду – фигура у Нины имелась. Это в школе Нина была чуть ли не единственной девушкой, а в большом мире красивых девчонок много, и образ заучки – минус, а не плюс. Тем более, парни из компании очень даже симпатичные.
Костя казался взрослее своего возраста, хотя старательно компенсировал это глупыми шутками про зомби-апокалипсис. Даня не понравился Тине с первого взгляда. Во-первых, тем, что имел виды на Олю, единственную оставшуюся подругу. Во-вторых, из-за того, что по нему было сразу видно, что он пользуется вниманием девушек, и Оля у него далеко не первая. Хотя по уверенному поведению подруги Тина подозревала, что у той есть шансы стать последней. Но кто знает этих донжуанов? Тине не хотелось бы, чтобы Оля ощутила боль, если Даня ее бросит.
А вот Никита был такой, как надо. Среднего роста, широкоплечий, крепкий и похожий на Гарри Поттера. Не один-в-один, а подобного типажа. Густые, слегка отросшие темно-русые волосы. Густые же брови и серо-зеленые глаза. А еще он и по характеру походил на любимого героя детства: спокойный и уверенный в себе. После смерти Сашки Тина впервые обратила внимание на парня. И если Олю обычно подогревал азарт охотника, то Тина предпочитала, когда все ясно с первого взгляда, а у них с Никитой вроде получилось взаимно. Если бы только не сон, приснившийся накануне.
…Во сне Тина находилась на крыльце в пристройке, примыкавшей к дому. В сумраке неясно виднелись очертания поленницы, но Тинино внимание привлекла дверь, ведущая во двор – совсем хлипкая, сооруженная из тонких дощечек, она была приоткрыта. Через щель из улицы проникал лунный свет. Тина откуда-то знала, что это неправильно.
Надо было подойти и закрыть дверь на задвижку, но Тина застыла, не в силах пошевелиться. За дверью притаилось что-то страшное, возможно, волки. А может, там были и не волки, а что похуже – оборотни, например. И один из них стоял совсем рядом и принюхивался, жадно глотая запахи живых. И нужно бежать назад, плюнув на пристройку и заперев дверь в сенях, но Тина стояла, не в силах сдвинуться. Потому что всего лишь мгновение, всего лишь шаг отделял ее от ужаса, с которым придется столкнуться, и она все оттягивала этот миг.
…Она не ожидала увидеть дом из сна наяву. С заплаткой из более свежих досок на посеревшей от времени стене. С пристройкой – копией из своего видения, отличавшейся лишь крепкой добротной дверью, которую невозможно выбить одним ударом. И в реальности еще был Никита: надежный и уверенный в себе и друзьях. Но зачем этот сон приснился Тине? Он не может быть случайным. Но свои вопросы она решила отложить на потом.
На старом кладбище Тина ощутила беспокойство. Здесь было как-то неправильно. Разбросанные могилы без памятников и табличек с надписями, разрушенные ограды… И холод. Знакомый холод мертвецов, соскучившихся по теплу живых. Тина почувствовала надвигающуюся панику, а затем от земли стал подниматься туман.
Туман, в Тинином понимании, был некой чертой, стирающей границы между мирами. Можно зайти в белесую завесу и выйти не там, где намеревался. Или совсем не выйти, оставшись за порогом реальности. Тина явственно ощутила на себе ледяные прикосновения испарений, за которыми скрывались те, чьего общества она избегала уже несколько месяцев. Ей совсем не улыбалось стать посредником между мертвецами и живыми. Как-нибудь без нее.
