© Шведова Л., текст, 2024
© Heirasu, иллюстрации на обложку и форзацы, 2024
© GizSkyriser, иллюстрации в блоке, 2024
© ООО «Издательство АСТ», 2024
Половину лета мыть ржавые самолеты – так себе практика. В чем именно они практикуются, в конце концов? Сразу же ясно, что руководство университета просто понятия не имело, куда деть две группы вчерашних первокурсников, а самолеты в музее простаивали и не мылись… наверное, никогда.
А Тома, между прочим, из-за этой практики не полетела с родителями отдыхать. Все решилось в последний момент: начальник курса собрал всех в конце мая и заявил что-то вроде «Помните, ваша практика была под вопросом? Вот теперь уже нет, с ней все решилось. Ура, ликуйте! Будете кататься ежедневно в музей и помогать администрации, за это и получите зачет, без которого на второй курс вас никто не переведет. Удачи на предстоящих экзаменах!»
При этом Юрий Валентинович улыбался, точно дарил им лучшее лето на свете, тогда как на самом деле планы многих попросту рухнули. У Томы это была Турция с родителями, между прочим, впервые в жизни собрались все вместе. И как же ей хотелось на море! Она успела прожужжать уши подружкам, насмотреться красивых фото и даже купить салатовый купальник, в котором планировала рассекать теплые волны и встречать оранжевые закаты. Повезло, что получилось вернуть деньги за билет, а оранжевые закаты Тома теперь увидит разве что на расфокусированных фотографиях, что так любила отправлять ей мама, дополняя все описаниями с обязательной агрессивной точкой в конце предложения.
Для поездки на практику полагалось собираться возле так называемой «трубы»: оттуда отчаливали автобусы с практикантами. Всего автобусов было несколько: три новеньких и разве что на солнце не сияющих, словно какой-нибудь Эдвард Каллен, и один видавший виды, странного оранжевого цвета и с покосившимися окнами, этакий пролежавший столетие в гробу Дракула.
– Спорим, этот будет наш? – противно заржал Данил Рылов, одногруппник Томы с амплуа задорного шутника. На самом деле, шутки его всегда были так себе, по крайней мере, Тому не смешили. Вот и сейчас она не улыбнулась, когда Данил побежал рисовать на пыльном автобусе женскую грудь.
– Боюсь, Данил прав, – вздохнула рядом Марина и аккуратным пальчиком указала в сторону мужских общежитий. Оттуда как раз вывернул отряд будущих пилотов. Они тоже направлялись на практику – все в одинаковых синих летных костюмах, со сосредоточенными лицами и сумками в руках. Хотелось бы сказать, что с серьезными лицами, но нет – пилоты весело переговаривались, перебивали друг друга и без устали гоготали. Как-то не верилось, что эта разномастная толпа когда-нибудь станет лицом авиации.
Под присмотром инструктора пилоты выстроились у новеньких автобусов, провели перекличку, разделились на три равные группы и вскоре отбыли. Конечно, оставив на парковке едва пыхтящего оранжевого старичка с нарисованной на пыльном боку пышной грудью.
– Какие они все красивые, хотя даже не в форме! – зачарованно протянула Марина, провожая взглядом уезжающие автобусы, и повернулась к Томе: – Слышала, что мы не всю практику проведем в музее, на аэродроме тоже нужна помощь. Там я и познакомлюсь с Эдуардом.
Тома только вздохнула.
Высокопарно Эдуардом, да еще с придыханием, Эдика Исаева могла назвать только Марина – подруга всегда выражалась так, словно они жили в Лондоне восемнадцатого века, а не в современной российской провинции. И вот уже целый год Эдик был навязчивой мыслью Марины, она говорила о нем даже чаще, чем о трудностях в химии. А Марина вечно говорила о химии! В общем, с подругой все было ясно: безнадежно влюбилась и пропала. И ведь Эдик даже не был классическим красавчиком, просто симпатичным, самоуверенным и наглым.
Впрочем, как и большинство потомственных пилотов.
То была особая каста: дети из авиационных семей, у многих летали еще дедушки, и сейчас эти дедушки заседали на каких-нибудь важных постах в крупных авиакомпаниях. Ну а их внуки… были мажорами обыкновенными, таких везде полно. Но конкретно в их авиационном институте концентрация была максимальной и узконаправленной.
Само собой, дедушка Эдика Исаева занимал какой-то важный пост в Министерстве Транспорта, а его отец возглавлял отряд в крупнейшей авиакомпании страны. Само собой, Эдик воспринимал заслуги предков своими собственными, отчего его чувство важности не поддавалось измерению. И с такими вводными данными Эдик был привлекательной мишенью для большинства девчонок, даже вся такая серьезная и вдумчивая Марина не устояла. Еще в первую учебную неделю Эдик ей подмигнул, и понеслось…
Тому это удивляло, особенно поначалу.
С Мариной они познакомились сразу после школы, когда приехали в университет осмотреться. Обе оказались абитуриентками, разговорились и подружились. Даже в одну группу попали, что дружбу только укрепило, хотя были они очень разными. Марина не выходила из дома без идеально отутюженной рубашки, длина ее форменной юбки не выбивалась из регламента, на кителе ни разу не нашлось ни одной пылинки, а галстук всегда был строго на месте. Марина выступала примером, на который вечно ссылался их начальник курса, отчитывая в очередной раз наглеца, пришедшего на учебу без галстука или – что совсем край – в джинсах! И зная все это, Тома наивно полагала, что такой идеальной и правильной Марине и парни нравятся примерно такие же, а не всякие нахальные Эдики, подмигивающие налево и направо незнакомым первокурсницам. Она вообще не понимала, как взор подруги мог упасть на такого, как он.
– Ты ведь поможешь? – спросила Марина. – Тамара, я никогда тебя ни о чем не просила, но… в следующем году он будет на четвертом курсе! Времени на знакомство все меньше и меньше, а я перед ним робею.
Это точно.
Подмигивающий Эдик, как мысленно окрестила его Тома, одним миганием не ограничился, и как-то поздоровался с Мариной в университетской столовой. Первый поздоровался, между прочим! Возможно, потому что она на него неотрывно пялилась на протяжении всего обеда, у парня, должно быть, рыба поперек горла встала от такого внимания. Марина от короткого приветствия так оторопела, что не смогла выдавить ни слова и побелела от ужаса. А когда отошла, Эдика уже и след простыл. Сцена была та еще, Тома тогда от ужаса едва не спятила, думала, у Марины сердечный приступ случился или инсульт в неполные девятнадцать.
В общем, ну ее, эту влюбленность – одни беды от нее. Сама Тома бы точно не хотела вот так запросто терять дар речи из-за какого-то там Эдика Исаева. Парень и парень, пусть даже и будущий пилот.
Это, конечно, отдельная история их университета.
В основном тут училось будущее авиации: пилоты, диспетчеры, но в авиационной сфере нужны и другие специалисты, и они тоже не берутся из ниоткуда. Учатся с пилотами, слушая, какая они элита и какое их ждет замечательное и блистательное будущее. Даже начальник курса безопасников, на минутку, об этом распинался, хотя мог бы и поддержать своих. Автобус получше выбить, например, а то этот и до музея не допыхтит. Или курсанты в нем не допыхтят, задохнутся черным дымом по дороге.
Наконец прибежала экологичка – куратор будущей практики, и начала перекличку. Данил выдал с десяток несмешных шуток, стремительно краснеющая Светлана Анатольевна просила его прекратить, но просила таким тоном, что Данил верно распознал посыл: продолжать. А то дорога будет скучной. Светлана Анатольевна сама недавно закончила университет и была для всех скорее подружкой-практиканткой, чем каким-то там куратором. Есть шанс, что она не заставит их драить самолеты зубной щеткой, словно у них тут армейские реалии – а именно об этом распинался начальник курса, «рекламируя» практику. Но у Валентиныча вообще специфический юмор.
– Так что насчет Эдуарда? – прошептала Марина уже в автобусе.
– Что насчет него?
– Ну ты… поможешь мне?
– Конечно, я тебе с ним помогу, – пообещала Тома, прекрасно понимая, как тяжело даются подруге вот такие просьбы о помощи, но при этом совсем не зная, как вообще можно помочь в таком щекотливом вопросе, да еще и Марине с ее привычкой столбенеть в присутствии Исаева. Не говоря уж о том, что из Томы помощница в вопросах флирта и знакомств та еще.
Марина разволновалась:
– Ох, Тамара, я… спасибо!
– Пока еще не за что. Но Эдику не скрыться, не улететь от тебя ни на одном самолете. Если понадобится, переведусь в группу пилотов и лично выпихну его из самолета прямиком в твои объятия. Останется только поймать! – Тома рассмеялась и обняла смущенную подругу, которой просто необходимо было избавиться от напряжения.
После объятий Марина поспешила разгладить кофточку с кружевным воротничком. Любой на ее месте с такими кружавчиками выглядел бы бабушкой, но она умудрялась быть леди, которая невесть каким образом очутилась в вонючем автобусе, хотя должна жить в Англии и пить чай, оттопырив аккуратный палец.
– Любишь ты пошутить, Тамара! Прямо как Юля – у нее тоже одни шуточки на уме… а я на эту практику почти молюсь. За год наши пути с Эдуардом почти не пересекались, у нас даже занятия в разных корпусах! Конечно, я перед ним терялась. А тут мы будем совсем близко, есть шанс привыкнуть и… поговорить. Не практика, а подарок!
– В этом наше отличие – я бы предпочла Турцию и море, а не этот… подарок.
– Ты сама говорила, что с родителями будет скучно.
– Но потом я узнала об альтернативе с музеем и поняла, что на море скучно быть не может. Скорее всего… последний раз я там была лет в десять, помню, было очень даже весело. Мы с папой много ныряли и ходили в горные походы.
Марина коротко улыбнулась:
– Вот увидишь, лето будет замечательным! Небо, самолеты и мы – о море и думать забудешь! И как знать, вдруг у Эдика найдется симпатичный друг, которым ты увлечешься?..
Выехать с территории университета удалось не сразу – кто-то преградил им дорогу, отчаянно размахивая руками и призывая открыть дверь. Почти сразу после этого в автобус влетела Юлька и плюхнулась рядом с Мариной и Томой, бесцеремонно подвинув их к окошку.
– Фух, еле успела! – пробормотала подруга, поправляя растрепанную светлую челку – результат очередного ее эксперимента. До челки было каре, а до каре – черная краска, что на Юлиных волосах отрастала чудовищно. Впрочем, Ветрова из-за таких вещей никогда не расстраивалась.
С Юлькой Ветровой они подружились уже во время обучения. К тому времени все успели разбиться на компании, а кто-то, как Дашка Сорокина и Катя Румянцева, и вовсе дружили с детства и поступали в один университет целенаправленно. А Юлька была эдакой веселой и безбашенной одиночкой, которой все восхищались и активно ее обсуждали. И Ветрову как будто все устраивало. Но однажды Марина слегла на три недели с пневмонией, тогда-то Юлька прибилась к одинокой Томе. И пошло-поехало.
С тех пор они везде болтались втроем и на лекциях сидели тоже втроем, представляя собой забавное сочетание. Юлька была светловолосой (большую часть времени), круглолицей и вертлявой, и вечно разбавляла синюю форму то ядовито-розовой рубашкой (что совсем не по уставу), то желтым галстуком (тоже нет, но терпимо), то брюками в задорную клеточку (за что получила выговор от начальника курса и два часа потом гребла листья по осени). А еще она попала в авиационный мир случайно – поступила наугад, прошла по баллам и сорвалась в другой город за несколько тысяч километров от дома. Подумаешь, большое дело! Это по меркам Ветровой, конечно.
Юльку оттеняла вечно одетая с иголочки Марина. Кажется, она и волосы-то никогда не распускала, а стоило: такую густую кудрявую копну насыщенного темно-рыжего оттенка прятать незаконно! А Марина не только прятала, она перед этим еще и упорно выпрямляла буйные кудри. С поступлением у нее тоже связана целая история: мечтала быть диспетчером, но подвело зрение. Целеустремленная Марина уже не видела себя без авиационной формы, утренних построений перед парами и светлых корпусов, окруженных голубыми елями, поэтому подалась наугад в безопасники с мечтой когда-нибудь перевестись на заветного диспетчера.
Ну и между ними балансировала Тома с темно-русыми волосами до плеч, обычными карими глазами и среднестатистической внешностью. Тома не комплексовала, она искренне любовалась более яркими подругами и понимала, что ее очарование в другом, пока не найденном. Возможно, даже в ее среднестатистичности.
Связующим звеном этой дружбы стала именно Тома, просто потому что она была чем-то средним между по-хорошему, но все же чокнутой Юлькой, и истиной леди Мариной. Если назначалась встреча, то Юлька обязательно опаздывала на час, а Марина приходила раньше, ведь опоздание равно неуважению. Если шла лекция, то Юлька весело перекидывалась шутками с Даней и его друзьями, а Марина старательно писала и подчеркивала особо важные моменты цветными маркерами, не отвлекаясь ни на что более. И так до самых мелочей.
Тома же оказалась неким усредненным вариантом. Ей нравилась легкая безуминка Юльки и умение всегда выглядеть королевой Марины. Ее не напрягали опоздания, ведь зная Юльку, легко можно назначить встречу раньше на час, а самой прийти позже. Но Марине такое было непонятно: зачем эти манипуляции, когда можно объяснить человеку, как важно приходить вовремя? Правда, минул год, а Марина с этой миссией так и не справилась, хотя и старалась изо всех сил. Тома подозревала, что эта миссия из разряда невыполнимых и опоздания Юльки не искоренить, пока та сама не захочет.
– Есть зеркало? – обратилась Ветрова к Марине зная, что у нее есть все.
Зеркало она получила, достала из сумки тушь и начала красить светлые ресницы. Автобус подскочил на кочке, Юлька ткнула себе в глаз кистью, звучно выругалась, но дело свое не прекратила. Выходило у нее сноровисто – привыкла краситься на ходу: на лекциях или спускаясь в лифте на завтрак.
– Скажи пожалуйста, как можно выйти из дома с тушью, но без зеркала? – раздраженно спросила Марина.
– Да легко!
– Но это же не логично, как ты собиралась краситься?
– Что же тут нелогичного, если я прямо сейчас крашусь?
– Потому что я дала тебе свое зеркало.
– Именно.
Как и всегда, их разговор уперся в тупик.
Хорошо, что Тома сидела в середине и привычно выступила связующим звеном:
– Возможно, наша практика не обойдется одним мытьем самолетов.
– Правда? – воспрянула духом Юлька. – Это на построении сказали? Вы, кстати, крикнули, чтобы меня отметили? Я проспала. Кто-то вчера до утра горланил песни под окном, а потом носился от охраны по территории. Поди, кто-то из спасателей-перваков, они как раз после экзаменов домой разъезжаются… дикий народ! И не позвали отмечать, козлы.
– Это Марина сказала.
– А, ну если Марина…
– Наша цель теперь – попасть на аэродром.
Юлька закатила наполовину накрашенные глаза:
– Могу даже угадать цель – Эдик, мать его, Исаев! – В отличие от Томы, она не стеснялась высказываться прямо и выражения не выбирала: – Простите – его высочество Эдуард, конечно! А если серьезно – давно пора найти увлечение получше мажора-Эдика, чесслово. Тоже мне, герой-любовник… всю весну встречала его в женской общаге, мотался к нашей Катьке, но трусливо так, под покровом ночи. Что даже удобно, днем-то к Катьке спасатель Статик Матвеев с конфетками и цветочками приходил и до сих пор приходит… – Юлька поступала из другого города и обитала в общежитии, поэтому знала все свежие сплетни. Тома же с Мариной были городскими, местными, что в их авиационном мирке было скорее редкостью.
– Если он скрывается, значит, это несерьезно! – заявила Марина. – Мужчинам свойственно немного погулять, это их природа, – порой она отмачивала что-то похожее, неизвестно откуда взятое.
– Ничего не знаю про «погулять», но насчет природы ты права: рожденный козлом во льва не превратится.
– Вечно ты со своими ужасными шутками.
– Если бы шутками! О том и речь, Маришка: не факт, что Эдик и тебя скрывать не начнет. Точнее, факт, что начнет. Навешает лапши и будете тайный роман крутить, а потом нам с Томкой слезы твои горючие утирать. С ходоками и мажорами лучше не связываться и на их остепенение не надеяться. Поверь, уж я за год жизни в общаге этих недороманов насмотрелось, там такая Санта-Барбара, что только держись. А сколько слез было пролито… врагу не пожелаешь.
Тома думала так же, но решила не добивать Марину.
В конце концов, раз подруге так нужен Эдик, пусть она получит своего Эдика, а там уже разберется, что с этим трофеем делать. Или не делать, а просто завоевать, и потом… скажем, водрузить на полку и забыть. Да, так будет лучше всего. Более того, Тома искренне верила, что так оно и случится, потому что Марина слишком хороша для Эдика Исаева, просто сама еще этого не поняла.
Что сказать – удача явно была на стороне Марины.
По прибытии в музей их построили и разбили на три группы по десять человек. Вышло в каждой по три девчонки и семь парней, каждая группа получила по самолету (или вертолету), ведру воды и вороху тряпок и щеток. Воду полагалось набирать из шланга возле входа и разбавлять моющим средством. Вокруг самолетов-кандидатов на помывку уже были выставлены строительные козлы и стремянки.
– А как же обед? – обеспокоились парни.
– Обед на аэродроме в столовой для сотрудников.
– На аэродроме? – оживилась Марина. До того момента она с ужасом переводила взгляд с грязных ведер и тряпок на свои тонкие белые брючки, и обратно.
– А как до него добираться? – не понял Данил.
Музей примыкал к зданию аэропорта, из которого осуществлялись регулярные рейсы, в том числе зарубежные, но через аэропорт и взлетно-посадочную полосу курсантов, понятное дело, никто до столовой добираться не пустит. Это как минимум опасно и незаконно. Аэродромом же считалась территория учебная, примыкающая к аэропортовой зоне, там обычно учились пилоты, собирались сотрудники и так далее.
Тома не помнила, что там происходило еще.
Год назад их возили на экскурсию, что-то рассказывали и даже разрешили осмотреть стоящие в ангарах самолеты, которые еще не считались музейной рухлядью, но и на новинку авиационной техники не тянули, и в итоге просто… стояли. Столовую они тогда тоже посетили, это было скромное одноэтажное строение с микро-зоной раздачи и десятком столиков в два ряда, но вот незадача – находилось оно так далеко от музея, что пешком топать туда со всеми обходами закрытых зон не менее получаса. А то и больше! Учитывая, что на улице июнь, за время этого путешествия можно сгореть напрочь, и никакого обеда не захочется. Кажется, придется брать что-то с собой… Правда, посмотрев на подругу, Тома поняла: нет, не придется. Эдик, любовь, все дела. Что иронично – любовь опять в столовой, а за учебный год именно там они видели Исаева чаще всего. Видимо… путь к сердцу Эдика лежит через желудок. На это намекает Вселенная?
– Вас будет возить Дмитрий Михайлович на автобусе. А еще можно пройтись пешком – через лес тут всего ничего, заодно и подышите.
– Три километра в одну сторону, – отрапортовала Дашка Сорокина, глянув карту на телефоне, и сразу выдвинула гениальную идею: – А можно не обедать, но уйти на час раньше?
– Пожалуй, можно, – ответила Светлана Анатольевна.
После такой новости все дружно решили от обеда отказаться. Минус час изнурительной практики – уже подарок, учитывая, что у них тут практически полноценный рабочий день намечается. И не сказать, что самый полезный – так, работа за зачет на первом курсе. И даже не в службе безопасности. Впрочем, туда они и в следующем году не попадут – после второго курса их ждала практика по медицине катастроф и выживанию в экстремальных условиях. Вот это уже звучит любопытнее уборки старых самолетов.
– Во сколько можно уходить на обед? – нетерпеливо спросила Марина.
– Обед? Разве мы не решили уходить раньше? Всем коллективом?
Надежды Светланы Анатольевны рухнули вместе с ответом Марины:
– Нет, я хочу обед.
– Уверена? Если бо́льшая часть группы будет уезжать, то оставшимся придется добираться до дома самостоятельно, автобус уедет с большинством, – само собой, молодая экологичка и сама мечтала сбегать пораньше, но почему-то не рисковала спорить с Мариной. Тома ее понимала – порой Марина как взглянет… и самого бесстрашного проймет, а Светлана Анатольевна вообще любых конфликтов избегала, вон даже Данила с его пошлыми шутками приструнить не смогла.
– У нас же есть расписание!
– Оно гибкое, за что все и проголосовали.
– Оно было утверждено деканом. Разве…
Тома взяла подругу за руку и улыбнулась экологичке:
– Мы будем ходить на обед, оставаться на дополнительный час, а потом добираться самостоятельно, никаких проблем! – Как говорится, раз подписалась на авантюру, иди до конца. В конце концов, тут недалеко есть остановка и до города действительно можно добраться без лишних приключений.
– Отлично! – обрадовалась Светлана Анатольевна и хлопнула в ладоши: – Тогда за работу! В конце дня вас будет проверять директор музея Генрих Маркович лично, его отчет о проделанной работе потом дойдет до деканата, так что никакой лени! Вперед, вперед!
И все покорно разошлись по своим самолетам.
Томе и ее подругам достался стоящий в дальнем углу Як-12. На правом крыле красно-белая краска облупилась почти полностью, шасси утопли в земле, из-за чего самолет кренился вправо, на лобовом стекле ползла внушительная трещина… печальное зрелище. Не музей, а настоящее кладбище, прямо как в песне.
А в небе в это время летали самолеты совсем другие – новенькие, блестящие.
Практика у пилотов начиналась с третьего курса и продолжалась до самого выпуска, летали в порядке очереди на двух разных самолетах, летали летом и зимой, днем и ночью
Так выходило, что над музеем петляли особенно часто, и слышался каждый такой пролет сверху.
К Томе подошел Жека – их старшина – и протянул тряпку:
– Давай, Стоянова, работай! Слышала? И остальным передай, чтобы не отлынивали. Генрих Маркович будет проверять!
Кто выбрал старшиной именно Жеку, Тома уже и не помнила. Может, они все вместе на первом курсе? Тогда столько всего происходило… и как будто выбор старшины не был самым важным в жизни. Требовалось перестроиться после школы, привыкнуть к курсантской форме и погонам, утренним построениям, долгим парам, адским лекциям на много страниц и практикам с безжалостными опросами. Возможно, Жека тогда вызвался быть старшиной сам, а остальные просто согласились.
И сильно пожалели после, ведь парень оказался вредным, въедливым и помешанным на порядке. Если кто пропускал утреннее построение – он сразу докладывал начальнику курса, если девчонки приходили зимой в джинсах – писал докладную незамедлительно! И пока в других группах старшины прикрывали своих, Жека делал все наоборот. И сместить его оказалось невозможным, ведь он сразу завоевал расположение всех, его и декан в лицо теперь знал! Ну а такие мелочи, как враждебно настроенная группа, Жеку не волновали.
Нормально разговаривать с ним могла одна лишь Тома, если группа хотела что-то передать Жеке, подсылали ее. И он сам всегда обращался в Томе, считая ее кем-то вроде девушки на побегушках, хотя она всего-навсего была к нему добра и даже жалела – все же непросто вот так вставать против всех из-за каких-то своих принципов.
Тома взяла тряпку и спросила:
– А сам ты работать не собираешься?
– Я старшина группы, мое дело – следить за процессом.
– Неужели? И кто это сказал?
– Давай-давай, Стоянова, не болтай, а делом займись.
– Когда-нибудь тебе устроят темную, и я не стану никого отговаривать.
– Тогда и огребешь вместе с остальными, – Жека был не из пугливых.
Так и хотелось запустить тряпкой в его нахальную физиономию, но Тома сдержалась. Связываться с ним – только испортить все еще больше, он же и в следующем году старшиной будет, а значит, жизни группе не даст.
Она нашла девчонок возле хвоста самолета – Юлька колупала остатки краски, а Марина кусала губы и, судя по виду, мыслями находилась рядом с Эдиком, который вроде и был далеко, но за этот год успел надоесть Томе больше, чем даже вредный Жека, который маячил по близости и активно портил жизнь. Сколько часов они просидели в столовой, выжидая появления прекрасного Эдика – не сосчитать. У Томы даже китель супом весь пропах, и ни одни духи этот запах перебить не могли.
У них в универе столовая была бесплатной, можно ходить на завтрак, обед и ужин. Так и поступали все, проживающие в общежитии – та же Юлька, к примеру. А еще вот Тома с Мариной, чтобы повидать Эдика. Как ни странно, мажор не брезговал обычной человеческой пищей и не ходил в кафе или платную столовую – а таких на территории было сразу две. Может, Эдик по жизни прижимист, в этом весь секрет? Томе всегда казалось странным видеть его в бесплатке, которая считалась спасением для бедных студентов, способом набить голодный желудок, а вовсе не вершиной пищевого удовольствия.
– Что там Жека? Опять раскомандовался? – поинтересовалась Юлька.
– Еще как.
– Я-то думала, хоть на практике он немного расслабится. И чего у нас парни такие пугливые? Давно бы поговорили и на место поставили.
– За драки отчисляют незамедлительно, – напомнила Тома.
– Да уж. А зная нашего старшину… Жека всех сдаст быстрее, чем кулак прилетит ему в лицо. У него Валентиныч на быстром наборе – я сама видела. Но можно же что-то придумать, поговорить по-мужски…
– Думаю, он был бы добрее, если бы и остальные с ним нормально общались. Но вы его вечно только обзываете, вот он и обороняется. А «поговорить по-мужски» с кем? С Даней нашим? Да после такого разговора Жека озвереет.
– Это да, от шуток Рылова и я зверею… Что он там хоть приказал?
– Мыть самолет, конечно.
– Мыть, значит… – взгляд Ветровой вдруг упал на ведро с водой, она хитро улыбнулась и сказала: – Вам не кажется, что сегодня слишком жарко? Самое время устроить холодный душ дорогому старшине… то есть, конечно, грязному самолету! – с этими словами она полезла по лестнице вверх, на крышу самолета. Юлька загорелась идеей настолько, что ухитрилась затащить с собой и ведро с водой.
– Что она… – пробормотала Марина, но Тома ее перебила:
– Бежим!
И они побежали.
И они не успели – от стоящей наверху Юльки досталось всем, кто оказался рядом с самолетом, не только Жеке. Кто-то вопил от неожиданности, а кто-то смеялся, смахивая воду с мокрой насквозь головы. Такой уж была Юлька – всегда на пустом месте умудрялась устроить что-то веселое и обязательно запрещенное. Жека ожидаемо побагровел и помчался в административный корпус – жаловаться.
Юльку это не беспокоило – она отправилась набирать еще воды.
Позже к ним прибежал тот самый директор Генрих Маркович – импозантный седой старичок, но почему-то не отчитал за устроенный беспорядок, а посмеялся вместе с Юлькой. Тогда и стало понятно, что зачет по практике они получат – с таким-то музейным директором!
И только Жека выглядел так, словно наступил конец света.