В прихожей хлопнула дверь, мать вздрогнула, поднялась и подошла к сыну.
Обняла его за голову и крепко прижала, и так стояла молча несколько минут.
– Мама, мне больно. – проговорил сын.
– Прости. – тихо прошептала она. – ты никогда не будешь один, мы всегда будем рядом, и я и папа.
И вышла из комнаты
Дорогая моя доченька, ты меня обвиняешь в своих детских травмах, говоришь, что тебе не хватало моего внимания и теперь ты “недолюбленная”. Мне очень больно от твоих слов, от твоей критики.
Я всегда старалась дать тебе все самое лучшее, на что была у меня возможность. В моем детстве я пыталась спрятаться от внимания родителей, так как они постоянно заставляли меня что-то сделать, они не могли видеть, если я “бездельничаю”, читая книгу. И для меня это было очень трудно. Но их так воспитывали: в деревнях дети не читали, они всегда что-то делали – кто корову доил, кто сено косил и т.д. И обижаться на них у меня и в мыслях не было.
Нас никто не учил воспитывать детей. Мы все брали пример со своих родителей. Я же, наоборот, хотела тебя от всего этого огородить и дать тебе больше свободы, ничего не заставляла тебя делать, всю себя и свои заработанные деньги я тратила на тебя.
Покупала тебе вещи, чтобы тебе не было стыдно перед друзьями, как это было в моем детстве. Все бытовые работы по дому делала сама, чтобы тебе было хорошо. Я давала тебе СВОЕ самое ценное. то, что было всего ценнее для меня – время, свободу, тишину.
Твой папа – точная копия по воспитанию моего отца. Когда ты вечером заходила к нам в комнату и начинала что-то рассказывать, мешая ему смотреть телевизор, он тут же говорил тебе: иди уберись в своей комнате.
Мне было тебя очень жалко, поэтому я старалась сделать так, чтобы он тебя не видел лишний раз. Я говорила тебе “почитай книжку” потому, что для меня самой это было величайшим наслаждением – лежать в тишине и читать, а не потому, что я не хотела тебя видеть. Когда я сидела с тобой в твоей комнате и твой отец звал меня, чтобы что-то спросить, я быстро уходила к нему, чтобы он сам не пришел к нам и не заставил тебя убираться, так как для меня уборка – это пытка.
Когда я тебя родила, мне было почти столько же лет, сколько сейчас тебе. Я приходила с работы, готовила ужин, потом все убирала, читала тебе на ночь сказки, пока ты была маленькая, помогала тебе с уроками, хотя ты и сама справлялась, но просила меня сидеть рядом. Папа твой тоже требовал моего внимания, обижался, что я не уделяю его ему. Никто из вас не говорил: пойди отдохни одна в тишине, почитай. Каждый из вас хотел моего внимания. Я от этого очень уставала и иногда срывалась, ругалась на вас. Но я и сама не понимала, отчего я злюсь.
Теперь понимаю – от усталости. От вечного напряжения. Должна сделать это, и это, и то и еще чего-то, и как только ложишься спать, тут же засыпаешь, а утром все по новой. Я не отдыхала несколько лет так, чтобы не думать, не переживать о тебе, чтобы просто расслабиться и полежать с закрытыми глазами, не засыпая.
Но, оказывается, тебе не нужны были ни тишина, ни свобода. Тебе нужно было быть в центре нашего внимания, ты хотела, чтобы каждый из нас слушал только тебя.
Ты не любила с нами гулять вместе, так как мы с папой разговаривали между собой, и ты начинала плакать.