Лана Эскр
Рабыня по имени Бенун
Глава 1.
Бенун сидела в углу трюма, сжавшись в комок. Капитан работоргового корабля "Эбби" с шестьюстами рабами на борту, Мердок Мерч, заприметил темнокожую красавицу еще на берегу, когда пленников делили на группы перед тем, как начать погрузку. Едва они вышли в открытое море, он сразу распорядился привести девушку к себе в каюту.
– Капитан, если вы насчет той рабыни с бирюзовыми глазами, она идет по десятикратному тарифу. К тому же она почти ребенок. Тут полно других, выбирайте любую. Эту лучше не трогать.
Капитан Мердок Мерч нахмурился. Он едва терпел присутствие представителя Компании Южных Морей, с которыми заключил выгодную сделку. Эти богачи ему не доверяли и правильно делали, возможно кое-что пронюхали о его недавнем пиратском прошлом. Но раз уж судьба благоволила и его не вздернули на рее, то на своем корабле, да еще в море, полновластный хозяин он, а не его наниматели и уж тем более не этот их спесивый прихвостень, виконт Фреденсборг, датский дворянин на службе английской короны. Сделанное замечание, по мнению капитана Мердока, не укладывалось в рамки кодекса, принятого на этом судне. Такую дерзость по отношению к себе Мердок Мерч, который славился своим крутым нравом, спускать не собирался.
– Эта девка, насколько я понимаю в таких делах, контрабанда. Так какого дьявола ты тут молотишь своим лживым языком и учишь меня, с кем мне…
Вмешательство Фреденсборга капитан счел оскорбительным для себя и дал понять, что оправдания – якобы виконт действовал в интересах компании, а не потому, что хотел уязвить капитана в его праве распоряжаться на своем судне, не пройдут.
В обязанности Фреденсборга входило наблюдение за тем, чтобы на корабле не было контрабанды – неучтенных рабов. Доходы в этом случае от продажи «живого товара» уходили бы в чужой карман, а все риски по доставке несла кампания. Самому Фреденсборгу невнимательность грозила бесплатной отработкой в течение трех лет. Осознавая всю меру своей ответственности, виконт старался следить за всем, как мог. Но в данном случае ситуация была щекотливой потому, что заказчиком контрабанды был сам барон Суарез – основатель акционерного общества Кампания Южных морей и его непосредственный наниматель.
– Барон Суарез поручился перед своим клиентом, капитан Мерч. Вы не можете…, – Фреденсборг попытался прибегнуть с самому вескому аргументу, но просчитался – Мерч перебил его, не церемонясь:
– Ну? Продолжай, чего я не могу? С бароном Суарезом сам как-нибудь разберусь. В конце концов – это мой корабль и пока мы в море, решать буду я. Так чего я не могу, господин виконт? А еще лучше поведайте, по какой причине вы, такой важный, пошли в услужение к какому-то барону? Насколько я понимаю, ваш род будет познатнее? Он же для вас жалкий торгаш, как и я – презренный пират. Но в море свои законы. Если хотите вернуться в добром здравии, умерьте свой пыл и сидите тихо в углу, который я вам выделил по свой доброте. Иначе отправитесь в трюм к рабам, будете там за ними присматривать и обучать манерам, – широкая грудь капитана заходила ходуном от хохота.
Фреденсборг, который вынужден был выслушивать хамство капитана в свой адрес, не был обычным наемным работником, за него хлопотали и выспросили это место влиятельные люди. И все же, несмотря на это и дворянский титул, пусть и худосочный, о чем капитану было хорошо известно, он и не мечтал о привилегиях. Гордости хватало на то, чтобы изредка попенять Мерчу, что его помощники плохо обращаются с «товаром» – не следят за санитарией в трюмах, отчего ежедневно приходится сбрасывать за борт трупы умерших или полуживых доходяг. Лечить рабов никто не собирался. Из экономии врач в составе команды не предусмотрен. Рабы лечили себя сами. Фреденсборг вынужден был ежедневно спускаться в трюмы и осматривать рабов лично, опасаясь эпидемии малярии или дизентерии.
Стычка с капитаном по поводу рабыни была одной из первых и далеко не последней из тех, что произойдут между ними за полтора месяца – столько длилось путешествие от западного побережья Африки через Атлантику в один из портов Новой Англии.
Фреденсборг презирал и до смерти боялся жестокосердного грубияна и вечно пьяного Мерча. И не только его, но и команду, которая состояла из одних пиратов, чье место было бы на виселице, не возникни в них нужда у британской короны, заполучившей наконец асьенто – монопольное право на работорговлю.
Испанская монархия раньше других застолбила за собой это прибыльное дело, принудив всех покупать асьенто и торговать живым товаром, соблюдая правила и договоренности – не превышать установленного лимита. С учетом возможностей испанского флота, их значимых побед на море, англичане, как и голландцы с французами, права до времени не качали, предпочитали с испанцами договариваться, изредка вступая в вооруженные конфликты, чтобы нащупать слабое место. И оно было найдено. В очередной военной компании, спровоцированной англичанами, Испания потерпела поражение, но не утратила свою военную мощь, хотя стала сговорчивее и пошла на значительные уступки. Англичане знали, что им надо от испанцев. Вскоре асьенто на несколько десятков лет перешла в распоряжение британской империи и стало золотым дождем за счет баснословной прибыли, которую извлекали из монополии английские торговцы и их партнеры в Старом и Новом Свете.
Барон Суарез, который умел держать нос по ветру, занимал важную казначейскую должность. В нужный момент выступил с инициативой создать акционерное общество – Кампанию Южных Морей, которая должна была помочь империи «переварить» «сей жирный кусок» – асьенто.
Капитан Мердок Мерч, на котором перевозили Бенун с очередной партией рабов, как и виконт, с которым он повздорил, состоял на службе кампании, но воспринимал свой контракт, как временное неудобство. Оно должно было закончиться в скором времени и это путешествие последнее. Мерч уже распорядился подать прошение на получение каперского свидетельства. Если кампания набивает сундуки золотом, кто помешает ему делать то же самое, только не перевозкой рабов, которые мрут, как мухи или норовят устроить бунт, а за счет узаконенного грабежа конкурентов. «Подозрительные» суда можно будет преследовать беспрепятственно в любых водах с перспективой дележа добычи между Короной, выдавшей лицензию и командой Мерча. Главное, не прогадать с самой лицензией. С этим обещал помочь Суарез в случае удачного завершения рейса. Стычка с виконтом могла помешать этим планам.
Если бы виконт то же самое сказал без свидетелей, капитан не стал бы настаивать – взял бы другую девушку. Тем более, что поводом для такого "заказа" послужило желание барона сделать подарок не себе, а своему сыну, Томасу, который после неприятностей, свалившихся на его голову, переживал непростые времена, хандрил. Бенун была выше всех похвал, но выходка капитана Мердока всеиспортила и теперь же, хочешь-не хочешь, надо стоять на своем, иначе набирать команду на каперское судно придется заново – никто не захочет подчиняться капитану, которого поучает такой прыщ.
Глава 2.
Мердока Мерча и Фреденсборга судьба свела будто в насмешку над чувствами обоих. Мерч «шпиона» кампании просто презирал. Виконт, будь его воля, не подошел бы к этому кораблю на пушечный выстрел. Кампания Южных морей, а точнее, барон Суарез, любезно дал ему это место, чтоб он не умер с голоду, «питаясь» одним своим титулом и с самого начала попросил об услуге – раздобыть необычный «товар» – рабыню с бирюзовым цветом глаз. Так что он с самого начала был повязан данным обещанием. Ему и правда стоило больше молчать, чем пытаться уколоть капитана – на судне он был никто и для британской короны оба значили немного. Случись что, никто за отпрыска обедневшего дворянского рода вступаться бы не стал. К тому же Фреденсборг вспомнил об угрозе «бешенного Мерча», как он его про себя называл:
– Не путайся под ногами, если не хочешь на своей шкуре узнать, что такое рабство.
Виконт задохнулся от возмущения, но уточнять, что капитан имел ввиду, не стал. Теперь вспомнил и решил, что пренебрегать такими словами не следует. В конечном итоге то, что здесь творится насилие, не его дело. Он должен следить, чтобы на корабль не протащили контрабанду. За Бенун и ее сохранность капитан и он ответят перед Суарезом в равной степени. Об остальном можно не волноваться – в случае проверки он, как и все остальные, будут молчать, значит нарушений по асьенто не выявят и его миссия будет исполнена.
– Эй, Фреденсборг, а ты пожалуйся на меня! Где-то тут у меня были засохшие чернила. Плюну, а лучше помочусь в них, окажу тебе услугу. Можешь располагаться тут, а я сделаю то, что считаю нужным, ты мне не помешаешь. Ведите ту черномазую! Живо! Пока я не вышвырнул вас за борт, тысяча чертей!
К кому относилась угроза – непонятно, но в таком состоянии спорить с капитаном было бессмысленно – униженный виконт предпочел поскорее убраться из каюты вместе с остальными свидетелями милой беседы. Он ничего не мог изменить: зная буйный нрав капитана, хорошо представлял, что тот сделает с несчастной девушкой – неоднократно наблюдал, как из его каюты выносили очередную жертву и выбрасывали за борт. Виконт, прячась на корме, утешался мечтами, как однажды всадит клинок в отвратительное и необъятное пузо этого жестокого и отвратительного пирата.
– «Хотя веревка на шею подошла бы больше», – подумал он, когда мимо него в каюту проволокли голубоглазую африканку. Теплилась слабая надежда, что негодяй Мердок – похотливое отродье, но не тупой – прислушается к его наставлениям и не станет истязать рабыню слишком жестоко.
Бенун не понимала ни слова, смотрела на своего мучителя с тоской и ужасом от того, что была бессильна противостоять унижению и боли. Если бы у нее был ее кинжал, эта «жирная скотина» не прожила бы ни секунды. Ее обыскали перед тем, как отдали перекупщику и кинжал забрали.Мерч, в свою очередь, проклиная выскочку Фреденсборга, действительно опасался, что на теле рабыни останутся следы, потому вел себя тише обычного. Это Бенун и спасло. Она пыталась отбиваться, но справиться с двухметровым громилой не могла. – Удумала ломаться? Черномазая обезьяна, я могу тебя придушить и выбросить в море, никто мне слова не скажет, – сообщать о том, что у нее все же есть защитник, Мерч не собирался. – На этом корабле и под этими небесами у тебя заступников нет. Те, что за дверями моей каюты, будут рады присоединиться, будь у них такая возможность. Радуйся, тебе повезло, что я не привык делиться. Ты здесь ради твоего же блага, глупая. Умей пользоваться своим положением, не будь дикаркой. Со мной хоть порадуешься жизни. Кто знает, что тебя ждет. Я тебе дам рома, много еды. Ну же! Сделай то, о чем прошу. Иначе хуже будет. Я умею воспитывать «упрямых ослиц» и тебя заставлю, – капитан Мерч привычным способом заводил себя, получая неописуемое удовольствие от того, что в его власти такая красота.
Для Бенун происходящее мало отличалось от того, что было. Ее переводили из одного селения в другое, жители которых «охотники» за лояльность к ним гарантировали неприкосновенность, пока не добрались до побережья. Большую часть пути Бенун шла с мешком на голове. Глупая предосторожность – она и так знала тех, кто ее похитил – эти люди были одной с ней крови.
Еще до появления белых, многие африканские племена промышляли похищением людей, которых заставляли работать в своих племенах или использовали для жертвоприношений. С приходом белых работорговцев, масштабы этой напасти резко возросли.
Раньше набеги совершались изредка, теперь похищения происходили часто, целенаправленно и сопровождались кровопролитием. Если в племени было много мужчин и старейшины не вступили в сговор с негодяями, племя оказывало организованное сопротивление. В такие места обычно не совались, действовали иначе – "излишки" людей выменивали на оружие – надо же было чем-то от "охотников" защищаться. "Лишними" как правило, становились подростки и незамужние женщины, родственники которых не захотели взять их к себе. "Товар" не первосортный, но сделка все равно была обоюдновыгодной. Невольничий рынок поглощал всех и каждому находилась цена и покупатель.
В этот чудовищный бизнес белых племена вовлекались в той или иной степени – одни промышляли "охотой" на соплеменников, другие становились перекупщиками. Ближе к побережью строились «загоны», куда собирали пленников и содержали их там до прибытия работоргового судна, такого как «Эбби» под командованием бывшего пирата Мердока Мерча.
Несмотря на то, что Бенун была на особом положении, ее «заказали», ей не удалось избежать пристального интереса к себе. Как бы она не старалась спрятаться за спины других, её грубо вытаскивали за руку и уводили в палатку старшего на тот момент в банде "охотников", которые передавали пленников по цепочке, пока те не добирались до побережья.
Всему виной была внешность Бенун. Темная, гладкая и нежная, как шелк, кожа в сочетании со светлыми глазами неизменно привлекали внимание. Мимолетный взгляд и человек уже был во власти этой удивительной красоты. Так могла выглядеть богиня или существо из другого мира, которым люди поклонялись. Став пленницей, она поняла, что своей незащищенной красотой невольно провоцирует мужчин – стоило им увидеть её, они превращались в диких варваров и отдавали дань "черной королеве" тем, что втаптывали в грязь и упивались властью над ней. Среди охотников за рабами, в чьи руки она попала, как и на корабле, перевозившем рабов, джентльменов и не предполагалось.
Однажды она услышала "голос". Он звучал ниоткуда – он жил в ней самой, в голове, в сердце или душе – этого Бенун определить не могла. Она слышала его прежде, и сначала думала, что это часть ее самой, душа, которая прячется глубоко внутри. В моменты опасности «голос» подсказывал, куда бежать и что делать.
В тот день, когда в деревню пришли «охотники», «голос» «кричал», чтобы она бежала к реке и спряталась в камышах. Она так и сделала. Но, увидев, как один из негодяев начал избивать ее бабушку, выспрашивая, где голубоглазая внучка, Бенун вышла из укрытия и метнула в него свой нож, убила. Ее тут же схватили.
– Вот же она, девчонка, у которой глаза небесного цвета! А ты, старая, убеждала нас, что ее тут нет.
– Что вам надо? Оставьте нас, вернутся наши мужчины и ваше проклятое племя перебьют. Вы опозорили своих предков. Однажды придут и за вашими женщинами, пока вы разбойничаете. Ни одну не пощадят. А твоего первенца принесут в жертву. Абику заберет его. Он всегда так делает, когда люди воображают себя богами или ведут хуже диких зверей, убивая без разбора. А вы ктому же и предатели, пошли против своих соплеменников. Абику такое не пропустит.
– Замолчи, старая и послушай, что скажу. Нет у меня никакого первенца. Мы никого больше не тронем, заберем только ее. Если будешь мешать, прихватим остальных. Между нашими вождями договор, хоть вы нами и брезгуете, считаете нас работорговцами, недостойными, как ты сказала, памяти своих предков. Нам нужна только она. Хочешь знать почему? Все дело в ее глазах. Наш вождь получил щедрый задаток – белым перекупщикам понадобилась голубоглазая. О твоей внучке наслышаны. Мы пришли за ней. Отпусти ее и ваше племя получит от моего вождя много товара, которым торгуют на побережье. На вот, для начала, – бандит сунул бабушке Бенун в руки яркий платок, который она отбросила, как змею.
– Нет таких денег, чтобы купить мою внучку. Ты понятия не имеешь, кто она.
«Охотники» рассмеялись.
– Будь она дочерью короля, у нее есть своя цена. Не хочешь платок, заберем так. Наши вожди договорятся.
– Нет! Не бывать этому!
– Интересно, почему?
– Потому что моя внучка невеста сына вождя!
«Охотники» переглянулись, отошли в сторону, стали шептаться. По напряженным голосам было понятно, что они ссорятся. Наконец переговоры закончились. Бенун все это время сидела земле с мешком на голове, который на нее набросили сразу. Она была напугана, думала, что ее убьют за то, что она лишила жизни одного из тех, кто напал на деревню. Теперь поняла, что никакого нападения не было – пришли за ней, чтобы сделать рабыней.
– Тебе не стоило этого говорить, женщина, – Бенун вскочила, ее сердце рвалось из груди – она уже знала – случится непоправимое. Послышался вскрик и Бенун поняла, что ее бабушка мертва. Бенун грубо толкнули в спину.
– Раз уж встала, значит силы есть, пойдешь сама. Шевелись!
Чьи-то пальцы сдавили ее руку, как челюсти крокодила и потащили. Ее ноги заплетались, Бенун падала, но ее снова волокли дальше. Она упала на колени и закричала от боли и отчаяния. Бенун хотела в последний раз увидеть бабушку, старалась хоть что-нибудь рассмотреть сквозь полотняный мешок, который болтался у нее на голове. На этот раз ее наградили таким ударом, что она поняла – больше с ней церемониться не будут.
– Если не хотим напороться на охотников племени, надо убираться быстрее. Пока обнаружат старуху, пока сообразят, что девчонку увели, далеко. Нас будем уже. Надеюсь, нас никто не видел?
– Нет, хижина на отшибе, бабка знахарка, они любят, чтобы вокруг никого не было. Если она не болтала про сына вождя, будет плохо. Рано или поздно, они все поймут и придут за ней в наше племя. К тому времени мы должны от нее избавиться или придется убить. На днях «Эбби» подойдет к берегу. Девчонку нужно переправить на борт как можно скорее, иначе будет война между нашими племенами. Перекупщики не станут ввязываться и предпочтут пересидеть на судне или уйдут в море, пока мы тут друг друга не перебьем. В любом случае они в накладе не останутся – победитель обменяет пленников на оружие. Им все равно с кем вести дела.
– Похоже, мы зря в это ввязались.
– Теперь об этом поздно говорить. Надо довести дело до конца. Чувствую, добром не кончится.
– Какое ты добро хотел? Ты сам согласился подзаработать. Это мне надо переживать – старуха накаркала про моего первенца. Откуда она узнала, что моя жена беременна? Я сразу об этом не подумал даже, вернее, забыл!
– Ведьма она и есть ведьма. Зря мы так с ней обошлись. Сказали бы, что не нашли никого и дело с концом.
– Заткнись, раскудахтался. За эту девку заплатя больше, чем за всю партию. Боялся, так нечего было идти со мной.
– Не боялся, а пожадничал. Ты обещал хорошо заплатить.
– Значит я во всем виноват? Духи все видят. Обещал – заплачу. Насчет старухи, вот что тебе скажу – дело сделано и духам все равно, кто приносит им дары и откуда они. Закажем нашему колдуну обряд, больше заплатим и духи успокоятся, если они вообще заметили, что одной старухой стало меньше. Старые никому не нужны. Я вот уверен, что до старости не доживу и очень даже этому рад. Не хочу такой судьбы, как у нее. Никто не защитил. Что она могла? Кроме того, что наболтать всякой чуши и попытаться запугать. Она умерла, значит она смертна. Духи вечны и им надо чем=то питаться, сами то они не себе подношения не приготовят. Откупимся!
"Охотники" успокаивали себя беседой, но в душе было по-прежнему неспокойно.
– Ты все правильно разложил. Я бы так не смог. Почему тебя не сделали вождем?
Старший метнул на собеседника настороженный взгляд – над ним насмехаются или это такой подхалимаж? Бесхитростное и туповатое лицо подельника успокоило.
– Духи, как люди – любят подношения, – продолжал тот, не получив ответа на свой вопрос – это был своего рода "комплимент", не более того, как старший в банде и подумал.
– Духи, как и люди, разные. Надеюсь колдун знает, с кем из них иметь дело. Прибавить ходу!
Отряд уходил все дальше в полной тишине. Дорога становилась труднее и на разговоры сил не оставалось ни у кого. Гнетущее настроение и не думало покидать старшего. С каждой минутой паника в его душе нарастала все сильнее. Он шел и твердил про себя:
–«Будем надеяться, что хотя бы девчонка не колдунья. А те духи, кого мы обидели, не будут злопамятными. Своего первенца мне придется поберечь.»
Бенун слышала лишь часть разговора. Если бы ее спросили, она бы ответила:
– Несчастные, если бабушка сказала, что ребенка принесут в жертву, значит так и будет. Никакие обряды не помогут. Жертва уже обещана духам! Слово колдуньи, да еще при таких обстоятельствах, в мире духов – закон.
Судьба младенца ее не волновала, тем болеетого, кто приглянулся Абику – у каждого своя судьба. Этому ребенку было суждено умереть, значит духи избавили его от ожидания. Проклятье колдуньи было всеголишь предвидением, предупреждением. Ребенка можно было заменить богатым подношением, откупитьсяот Абику. Она в обмен на жизнь своей внучки давала "охотникам" шанс, которым они не воспользовались. Бенун ничего не знала про Абику и не могла даже представить, что в ее бабушке жило зло. Она жалела о том, что не уделяла должного внимания советам бабушки – учиться у нее, пока она жива – отнекивалась и хитрила:
– Очень хорошо – ты будешь жить, пока я всему не научусь, а это случится не скоро – у меня не все получается.
Бабушка неодобрительно качала головой и становилась грустной. Увы, она видела будущее, в отличие от Бенун,которая так и не удосужилась овладеть искусством – проникать сквозь время, следуя по узелкам нити жизни, которую надо было еще отыскать в хаотичном сплетении других нитей. Она слышала «голос», который давал ей подсказки, но отнеслась к ним легкомысленно потому,что была юной и беспечной.
