Lanpirot
Позывной «Хоттабыч»#6. Аватар "Х"
Я мотнул головой, вновь прогоняя странную ассоциацию, возникшую у меня в голове. На секунду, на мгновение, мне вдруг показалось, что я смотрюсь в зеркало. И там, в этом волшебном и недостижимом зазеркалье вместо меня отражается вот этот самый боевой старикан, удостоенный, судя по изображению в газете, высшей военной награды.
И самое странное, что никакого дискомфорта я не ощущал, разом постарев на целую прорву лет. Что-то внутри меня говорило, что именно так и должно быть. Что зеркало не врет. Что я и он – единое целое! Вернее, он – это я, а я – это он!
– Черт! – выругался я, когда моя голова вновь начала наливаться тяжестью и болезненно пульсировать. – Опять…
– Спокойно, юноша! – произнес Лазарь Елизарович, тоже почувствовавший неладное. – Без резких движений! Голову на подушку, закройте глаза и расслабьтесь! – распорядился он, а я поспешил последовать его советам. – Я постараюсь купировать болевые ощущения.
Уже закрывая глаза, я заметил, как Медик, вытянув руки, начал водить раскрытыми ладонями над моей головой. И его ладони едва видимо светятся. Меня обдало мягким теплом, прогоняя из моей вновь разболевшейся головы чугунную тяжесть. Через некоторое время отступила и боль, а мое тело вновь наполнилось легкостью и блаженством…
Глава 5
Едва только боль вновь отступила, странное «единение» и ассоциация со стариком, изображенным на первой полосе «Правды» рядом с товарищем Сталиным, как-то утратила свою остроту. Я больше не чувствовал себя им – прямо, как наваждение какое-то закончилось!
Я – это опять только я! Вот только, кто я? Я уже начал приучать себя к мысли, что я – Мамонт Иванович Быстров! Мне же надо как-то дальше жить, а если я даже в собственном имени буду сомневаться… Ничем хорошим это для меня не закончится! Кстати, а как этого героического старика зовут, я так и не узнал…
– Вам лучше, молодой человек? – поинтересовался Медик, когда я открыл глаза.
– Спасибо вам, доктор! – от души поблагодарил я Рыжова.
– Не стоит благодарностей, – произнес главный врач, – это моя работа. А вот ваш случай, милейший юноша, просто уникален для моей практики. Если вы позволите понаблюдать за вами некоторое время, уже я буду вам благодарен.
– Наблюдайте на здоровье, Лазарь Елизарович! – Я улыбнулся. – До пятницы я совершенно свободен[14]!
– А почему именно до пятницы? – удивился Медик. – У вас на пятницу какие-то планы?
А я и сам не мог сказать, отчего я ответил именно так, а не иначе. Похоже, что это опять началось…
– Не знаю, – мотнул я головой, – как-то само выскочило… Я даже не в курсе, какой сегодня день недели и, вообще, какая сегодня дата!
– Интересно-интересно… – протянул доктор, внимательно наблюдая за моими реакциями. – Сегодня восьмое февраля, вторник, – сообщил он мне между делом.
– Спасибо, доктор, буду знать! – поблагодарил я его. – Что зима на дворе я и так, между делом, догадался, а вот какое сегодня число – пока оставалось тайной.
– Вот видите, как все здорово складывается! – оптимистически заявил Лазарь Елизарович. – Еще одной тайной для вас стало меньше.
– Ну, хоть что-то, – согласился я с ним, вновь разворачивая газету, которую так и не выпустил из рук.
– Этот выпуск «Правды» был посвящен нашей победе, – сообщил мне Медик. – Я поэтому его и храню. Так сказать, для потомков, и для истории…
А я вновь погрузился в изучение праздничного экземпляра газеты полугодовой давности, стараясь не смотреть на изображение старика. Чтобы «соблазна» не было в очередной раз словить такой красочный прѝход.
Прѝход? Вот опять! Что за словечко-то такое? На церковный прихо̀д похоже, только ударение другое и абсолютно иной смысл. Смысл я прекрасно понимал, но словечко, тьфу мерзость – растереть и забыть! Уголовно-наркоманское арго. Нам такого и даром не нать, и с деньгами не нать!
Но я не стал отвлекаться от текста газеты и, в первой же прочитанной мною строке, стало сообщение о нашей победе:
«Вчера наш великий народ, народ-победитель праздновал день полного торжества своего правого дела».
– Значит, девятого августа победили? – просипел я, когда к горлу подкатил комок, да так там и застрял.
Ведь я неожиданно вспомнил, как мы мечтали на фронте об этом, как тогда казалось – недостижимо далеком дне. Но мы верили, что он обязательно наступит! И мы сделаем все, даже невозможное, чтобы он наступил, как можно скорее!
И вот я держу в руках газету в которой говориться о нашей победе… Но поверить в это никак не могу. Я почувствовал, как по моему лицу скатываются запоздалые слезы счастья, но я ни капельки их не стыдился. Ведь это радость со слезами на глазах…
День Победы! День Победы! День Победы! – Неожиданно у меня в голове заиграла до боли «знакомая» мелодия и такие родные слова… Но я точно знал, что до этого никогда не слышал этой песни. Но её слова, словно огнем вспыхивали в моей вновь начинающей раскалываться голове, отпечатываясь, наверное, на самой подкорке головного мозга:
– День Победы, как он был от нас далёк,
Как в костре потухшем таял уголёк.
Были вёрсты, обгорелые в пыли,
Этот день мы приближали как могли.
– Что это? – с изумлением спросил меня Лазарь Елизарович, вновь начиная водить слегка светящимися ладонями над моей головой.
– Песня… – хрипло прошептал я, почувствовав, как магический дар Медика вновь возвращает мне способность соображать, прогоняя острую боль. – День Победы…
– Никогда такой не слышал, – признался доктор, прикоснувшись теплой и сухой ладонью к моему лбу, покрытому холодной испариной.
– Я тоже не слышал, – ответил я, – но её слова сами собой проявились у меня в голове… И ощущение возникло, что я давным-давно и прекрасно её знаю…
– А ещё что-нибудь оттуда же мне напеть сможете? – спросил он, не отнимая руки.
– Наверное… – Пожал я плечами.
– Пожалуйста, если не затруднит, – попросил доктор, накладывая свои ладони уже на мои виски.
– Этот День Победы, – как мог, запел я. Хотя это пение больше походило на хрип умирающего:
– Порохом пропах,
Это праздник
С сединою на висках.
Это радость
Со слезами на глазах.
– Стоп! – резко скомандовал доктор, и я замолчал.
Медик отнял руки от моих висков и встряхнул их. Я отметил, что лоб главврача тоже покрылся крупными каплями пота, а лицо раскраснелось, словно он мешки с картошкой грузил.
– Интересный эффект… – задумчиво произнес Лазарь Елизарович, промакивая вспотевший лоб платочком, который достал из кармана. – Сначала я считал, что мне показалось… Но, нет…
– Что нет, товарищ доктор? – слегка напрягшись, переспросил я его.
– Очень интересный эффект у этих ваших «несуществующих воспоминаний», – ответил он. – Едва вы начинаете их «воспроизводить», как активность вашего мозга чудовищно ускоряется! Не знаю, с чем это связано… Возможно, это повлияла травма, нанесенная вам вражеским Мозголомом. А возможно и нет – с таким эффектом я сталкиваюсь впервые! Но такое стремительное повышение активности головного мозга негативно влияет на ваше текущее самочувствие, – сообщил мне врач.
– А, выходит, именно поэтому у меня так голова трещит? – уточнил я.
– Да, именно поэтому. – Кивнул Лазарь Елизарович. – А песня хорошая, – неожиданно добавил он, – даже очень! Вы мне потом слова перепишете и мелодию?
– Слова, если вспомню – конечно, напишу, – заверил я его. – А вот с мелодией… Здесь проблема имеется – мне ведь в детстве медведь на ухо наступил.
– О! А это-то вы откуда знаете? – «подловил» меня доктор. – Значит, вспоминаем потихоньку!
Я вновь развернул газету, чтобы дочитать статью, но Лазарь Елизарович меня остановил:
– Подождите читать, молодой человек! У меня никаких Сил не осталось. Весь Резерв исчерпался, чтобы погасить вашу головную боль. Весьма затратное обезболивание получается. Вы ведь не знаете, что после Победы в Энергетическом Эфире творится черте что! Зачастую привычное пополнение Резерва Силой через Источник весьма проблематично, увы! Приходится использовать Накопители, а со снабжением сами понимаете, вечные проблемы – не хватает ресурсов… – И он виновато развел руками.
– Источник, Резерв, Сила… Можете не объяснять, доктор, – разочаровано вздохнул я, – для меня все это пустой звук.
– Ничего – вспомните еще! – произнес Рыжов с чрезмерной оптимистичностью. Ну, по крайней мере, мне так показалось. – Вообще чудо, что вы в себя-то пришли! Я, признаюсь, даже в самых смелых ожиданиях себе такого и представить не мог! Знаете, что меня до сих пор терзают угрызения совести, что я вам не смог помочь… Тогда в сорок третьем…
– Не терзайте себя понапрасну, товарищ доктор! – вполне искренне произнес я. – Я верю, что на тот момент вы сделали для меня все, что было в ваших силах.
– Вот и я себя тоже в этом убеждаю… – Все же в голосе Медика мне послышалась какая-то глубоко запрятанная тоска. Все же хороший он человек! Побольше бы нам таких людей – так и со всеми проблемами в стране мы справились играючи. – Вы пока отдохните, – предложил мне главврач, – а я немного пополню Резерв и вернусь…
– Может, не надо на меня так тратиться, товарищ Рыжов? – смущаясь такому внимаю Медика, произнес я. – Ведь у вас, наверное, пациентов, нуждающихся в этой самой Силе… вернее, в ваших способностях, как Силовика… Ведь они же не работают, если этой самой Силы нет? – Я потихоньку начинал разбираться в «местной кухне» одаренных-Силовиков, осененных-Сенек или, как их еще называли, но все больше в Европах – Магов.
– Да, это действительно так, – не стал юлить Медик, – и та Сила, которую я потратил на вас, и которую еще собираюсь потратить, очень бы пригодилась для лечения других бойцов. Однако, есть одно очень существенное «но», отчего же я это делаю…
– И отчего же, доктор? – Мне было интересно услышать, что он мне разъяснит на этот счет.
– Ваш случай уникален, молодой человек! Я видел, во что превратился ваш мозг после удара фашистского Менталиста и последующей контузии при разрыве мины. То, что случилось с вами сегодня – похоже на настоящее чудо! И, возможно, если мне удастся разобраться в том, как вам удалось восстановиться и за счет каких резервов, я сумею помочь еще кому-нибудь…
– Доктор, тогда я весь в вашем распоряжении! Можете проводить надо мной свои опыты сколь угодно долго, если это в дальнейшем поможет кому-нибудь еще, – повторил я его последнюю фразу, ибо был с ним полностью согласен.
– Успокойтесь, юноша! – рассмеялся главврач. – Ну, какие опыты? Просто небольшие исследования время от времени. Я не собираюсь вас удерживать в госпитале, дольше, чем это необходимо для вашего же здоровья.
– Лазарь Елизарович, а помыться отпустите? Мне товарищ капитан Заварзин баню пообещал.
– Конечно-конечно! – Кивнул Рыжов. – Мне Трофим Павлович об этом сообщил, когда вас в госпиталь доставили. – Конечно же я отпущу, и не только помыться… – улыбнулся он. – Так-то госпиталь переполнен, и мест совсем нет. Но только пообещайте мне, что будете приходить… приезжать, – поправился он, вспомнив, в каком состоянии я нахожусь. – Ну, если оказия такая будет.
– Обязательно буду появляться, товарищ доктор! – клятвенно пообещал я.
– И во еще что, – спохватился Медик, – вам бы еще в НКГБ сходить…
– Зачем? – удивился я.
– Замерить величину вашего Резерва и мощность Источника. А в нашем районе соответствующая аппаратура только у этих товарищей и имеется.
– Вы же сказали, что мой ранг Силовика известен. У вас даже моя медицинская карта наличествует… Неужели, что-то могло поменяться?
– Можете мне не верить, молодой человек, – потеребил свою острую бородку Лазарь Елизарович, – но у меня сложилось такое ощущение, что с момента нашей последней встречи, ваша Энергетическая Структура основательно окрепла и преобразовалась.
– А вы разве можете её видеть?
– Не всю, но отдельные элементы структуры ощущаю довольно отчетливо, – ответил медврач. И поверьте моему опыту юноша, вы будете приятно удивлены. У вас же, – он заглянул в мою «историю болезни», – ранее была лишь начальная ступень…
– Да, – кивнул я, – это если по старорежимной «Ангельской Иерархии[15]» – Начала, а по-советски – твердый Третий Ранг! Силовик-воздушник! Был бы Рангом выше, глядишь и попал бы в летный состав, в «Сталинские соколы»… А так – лишь пехота.
– Вуаля! – С видом заправского фокусника прищелкнул пальцами перед самым моим носом Лазарь Елизарович с донельзя довольным видом. – И еще кусочек памяти на место встал! Ведь я вам, молодой человек, про ваши Ранги Силы ни словом, ни полусловом ни обмолвился – вы мне сами все по полочкам разложили!
– А, ведь, и правда сам… – Я изумленно раскрыл рот. – Вы точно волшебник, Лазарь Елизарович!
– Пустое! – Беспечно отмахнулся от моего восторженного возгласа врач. – Ну, какой я волшебник? Вот академик Виноградов – вот тот, да – настоящий волшебник! А я так, по сравнению с ним мелкий земский доктор…
Неожиданно фамилия неизвестного мне академика, разбередила в моей «душе» очередное «воспоминание», а в висках вновь застучали болезненные молоточки:
– Владимир Никитич Виноградов? Личный медик товарища Сталина? Так он же, вроде бы, профессором был?
– А откуда… – начал было Рыжов, но почувствовав, что со мной вновь что-то происходит, резко прервался. – Так, боец, – произнес он командным тоном, я и не знал, что он так умеет, – лежи спокойно! И постарайся ни о чем не думать и выбросить все из головы! Я сейчас… – И он куда-то стремительно удалился.
Я, сдерживая все нарастающую головную боль, закрыл глаза, постаравшись последовать совету доктора ни о чем не думать. Однако, всплывающие «из темноты» моего подсознания образы, остановить так и не удалось.
Так я, словно наяву увидел профессора Виноградова, который, наклонившись ко мне произнес:
– А вы, батенька, оказывается недурственно так вчера отдохнули?
– А-а-а… – просипел я в своем видении пересохшим горлом, хватаясь за голову, которая, как я «помнил», у меня трещала не меньше, чем сейчас.
– С чем вас и поздравляю! – Продолжил весело «глумиться» надо мной профессор Виноградов.
– Пить… – С трудом разлепив пересохшие губы, шевельнул я заскорузнувшим языком, превратившимся в грубый наждак.
– Пейте… «больной»! – Владимир Никитич сменил гнев на милость и плеснул в стакан воды из графина, стоявшего рядом на прикроватной тумбочке.
Я, сделав титаническое усилие, оторвал от подушки голову, в которой «поселился» отчаянный молотобоец и, судя по интенсивности, с которой он фигачил молотом внутри моей многострадальной черепушки – явно передовик производства. В глазах профессора плясали веселые чертики, когда он наблюдал за моими болезненными ужимками. Да-да, так мне и надо! Надумал старый хрыч с молодыми состязаться…
Виноградов подождал, пока я утолю жажду, а после сжалился над бедным старикашкой, страдающим тяжкой формой похмелья – излечил практически одним прикосновением!
Черт! Этого просто не могло быть! С чего бы это личный Медик самого товарища Сталина меня от похмелья лечил? И я опять ощущал себя в этот момент каким-то столетним старикашкой! Я, конечно, не то чтобы совсем уж юный, но еще вполне себе молодой двадцатипятилетний мужик! Совсем не старик! И откуда это все в моей многострадальной голове?
Я открыл глаза и, развернув газету, впился в печатные строчки, наплевав на все распоряжения Лазаря Елизаровича. Я должен был узнать имя этого старика!
«Имя, сестра, имя[16]!» – надрывался в моей голове голос со странным «картавым» акцентом. Похоже, что я все-таки схожу с ума. Поскольку объяснить такую напасть оказался попросту не в состоянии. У меня явное раздвоение личности, хоть я все равно и не помню ни одной из них. Но вот они обе обо мне явно помнят, раз так навязчиво компостируют мне мозги!
Но откинув все остальное в сторону, я, превозмогая нарастающую с каждым мгновением боль в голове, проглатывал скупые газетные строки, старясь отыскать в тексте терзающее меня имя… Имя, сестра, имя!
Строчки из обращения товарища Сталина к народу прыгали перед глазами, буквы сливались, но я, скрипя зубами от напряжения и боли, продолжал их читать:
«Товарищи! Соотечественники и соотечественницы!
Наступил великий день победы над Германией. Вековечный Рейх стерт с лица земли Силами нашей доблестной Красной Армии. Вражеское государство престало существовать в самом прямом смысле этого слова: теперь на его месте разлилось настоящее море – «Кладбище Арийских Надежд». И пусть оно тысячелетиями служит напоминанием тем, кто решится прийти к нам с мечом.
Теперь мы можем с полным основанием заявить, что наступил исторический день окончательного разгрома Германии, день Великой Победы нашего народа над германским империализмом.
Великие жертвы, принесённые нами во имя свободы и независимости нашей Родины, неисчислимые лишения и страдания, пережитые нашим народом в ходе войны, напряжённый труд в тылу и на фронте, отданный на алтарь отечества, – не прошли даром и увенчались полной победой над врагом. Вековая борьба славянских народов за своё существование и свою независимость окончилась победой над немецкими захватчиками и немецкой тиранией.
Но окончательную точку в этом, поистине титаническом противостоянии, приблизив окончание нашей победоносной войны на дни, месяцы, а, может, и годы, сохранив тем самым тысячи и тысячи жизней наших соотечественников, поставил всего лишь один человек – полковник Гасан Хоттабович Абдурахманов, награжденный посмертно Золотой звездой «Героя Советского Союза»…
Глава 6
Гасан Хоттабович Абдурахманов! Или просто Хоттабыч – вот оно, то самое имя, которое я никак не мог вспомнить. Вот он, этот героический старик-Силовик, ста двух лет от роду, уничтоживший не только сам Вековечный Рейх, но и всех Магов-эсэсовцев одним разом, как это было написано в газете!
Сам я этого не застал, по причине моей полной отключки по ранению в сорок третьем, но отчего-то чувствовал, что так оно и есть! Именно этот мощный старикан и стер с лица земли фашистов, не оставив им даже единого шанса! Да ему за такое и памятник из чистого золота поставить – и того мало будет, чтобы выразить благодарность… – Все! Дальше бег моих мыслей прервался – я вновь потерял сознание.
Возвращение к реальности на этот раз проходило не так гладко – голова продолжала болеть, не так сильно, но все-таки… Открыв глаза, я увидел Лазаря Елизаровича, с весьма уставшим видом сидевшего на стульчике рядом с диваном. Заметив, что я пришел в себя, главврач укоризненно покачал головой:
– Ну, что же вы, голубчик, предписания мои нарушаете? Прочитали-таки статью?
Странно, но изо рта Медика вырвались клубы морозного пара, словно в кабинете напрочь отсутствовало отопление. Поначалу я этого не заметил, но сейчас реально почувствовал, как неслабый такой морозец немилосердно щиплет нос, уши и щеки.
– Прочитал, доктор… – Юлить смысла никакого не было. – А что случилось, Лазарь Елизарович? Почему так холодно? – Я передернул плечами, потер нос и уши, а после этого подышал на озябшие руки.
– Вы у меня случились, молодой человек! – Добродушно усмехнулся Медик.
– В смысле? – Не понял я его веселой «иронии».
– А в прямом, – продолжая улыбаться, заявил главврач, – вы, милейший, сейчас нам тут такой выброс сырой Силы устроили, что хоть ложкой её собирай! Все наши Силовики успели свои Резервы до отказа заполнить, да еще и в кристаллы-Накопители под шумок слить! – Едва ли не сияя от радости, произнес Лазарь Елизарович. Никогда бы не подумал, что такое бывает! Вам обязательно надо проверить величину вашего Резерва, Мамонт Иванович! Я вам настоятельно советую это сделать! И, как можно быстрее! То количество Энергии, что нам удалось собрать, не считая, сколько «растворилось» в пространстве и будет поглощено иными Силовиками Марьиной рощи, тянет на такой крепкий «наркомовский» размер Резерва. Я даже боюсь предполагать, насколько он у вас велик!
– Вы сейчас серьезно, доктор? – засунув озябшие руки под мышки, спросил я. – Прямо-таки «наркомовский» уровень?
– Возможно, что я и переоцениваю величину вашего Резерва, – ответил Медик, постукивая ногами по заиндевевшему полу – ботиночки у него на ногах были весьма «легкими» для такого мороза, – но то, что он весьма внушительный – бесспорно! Видите же, как здесь все промерзло? Хорошо, что в момент этого выплеска меня в кабинете не было – превратился бы в натуральную ледяшку!
– А это здесь причем? – удивился я.
– Таковы физические законы, – ответил Рыжов. – При любом Силовом воздействии поглощается энное количество тепла, прямо пропорциональное количеству выделенной Силовиком Энергии для достижения необходимого эффекта…
– Погодите, доктор, – остановил я главврача, – а если я, допустим, Огнем жахну? Тоже похолодает?
– Несомненно! – Кивнул врач. – Однако, понижение температуры в какой-то степени компенсируется выделением тепла от самого Огня. Но этими расчетами, наверное, в Академии Наук занимаются. А нам, сами понимаете, недосуг. Небольшие воздействия, как, например, при моем целительском воздействии, практически неощутимы. А сейчас, давайте, мы с вами переместимся, куда потеплее… – подстукивая зубами от холода, предложил Лазарь Елизарович.
– Давайте попробуем… – с сомнением произнес я, стараясь привести тело в вертикальное положение.
Доктор ухватил меня под локоть, ненавязчиво помогая мне усесться на диване. К слову сказать, мои движения после Целительского воздействия, стали куда «ловчее», чем до попадания в госпиталь. Даже левая рука худо-бедно начала двигаться. До нормальной реакции здоровой руки, конечно, еще далеко, но и это уже настоящее достижение!
– Спасибо, доктор! – поблагодарил я Рыжова. – Левую руку намного лучше стал ощущать.
Доктор раскрытой ладонью, источающей мягкое белое сияние, вновь провел вдоль левой стороны моего тела. В онемевшей руке закололо, как будто я её отлежал. А после колючие «мурашки» пробежали до самых кончиков пальцев, вызывая не самые приятные ощущения. Однако рука стала двигаться еще лучше.
– А так? – поинтересовался Медик.
– Так еще лучше! – довольно ответил я, чувствуя подушечками пальцев холодную кожу дивана – до этого такие тактильные ощущения были мне не доступны.
– Отлично! – воскликнул Лазарь Елизарович, присев рядом со мной на диван и подставляя плечо. – Хватайтесь за меня, молодой человек, и попробуем встать. На раз-два – встали.
Я, обхватив плечи доктора правой рукой, попытался встать. И у меня это прекрасно получилось. И вот так, опираясь на плечо Медика, мы осторожно поползли к двери. Хоть мне и пришлось подволакивать левую ногу, двигались мы вполне бодро. Главное – не поскользнуться на образовавшейся на полу наледи. Но мы с этим справились «на ура»! Еще бы голова не трещала, так и вообще было бы расчудесно!
У закрытых дверей, обросших натуральной снеговой шубой, Лазарь Елизарович остановился. Прикасаться рукой к заиндевевшей двери он не захотел, поэтому попытался открыть её плечом. Пусть и не с первой попытки, но у него это получилось, и мы вывалились в теплый (по сравнению с промороженным кабинетом) коридор госпиталя. Так-то и в коридоре было довольно прохладно – на отоплении тоже нещадно экономили, чтобы, хоть как-то дотянуть до весны.
– В коридоре меня подхватили под руки сестренка и капитан Заварзин, видимо, ожидающие «окончания лечебных процедур».
– Ну, ты и выдал, братишка! – восторженно заявила Аленка, не переставая пялиться на покрытую толстой наледью дверь кабинета главврача.
– Хорошо еще, – произнес доктор, заметив её интерес, – что он вовремя сознание потерял! А то бы весь наш госпиталь превратил в филиал дворца Снежной Королевы!
– Скажите, Лазарь Елизарович, а больше такого не повторится? – с опаской спросил Медика Трофим Павлович. – А то, знаете ли, повторный выброс Силы может оказаться чреватым…
– Думаю, что на ближайшие несколько недель, а то и месяцев, подобное не повторится, – заверил капитана Рыжов. – Он так свой Резерв опустошил, что его восстановления долгохонько ждать придется. Свободные потоки Силы после глобального воздействия на окружающую Эфирную среду, оказанного генералом Абдурахмановым, очень редки. Энергии на всех Силовиков не хватает… Нечем ему будет Резерв заполнять.
– Спасибо вам, Лазарь Елизарович! – Капитан, крепко ухватив Медика за руку, интенсивно её встряхнул. – Не представляю, что бы мы без вас делали!
– Не стоит, Трофим Павлович, – отмахнулся главврач, – от меня в этот момент ничего не зависело. А вы, молодой человек, помните, что я вам советовал. И, на всякий случай: старайтесь не бередить сейчас ничего из ваших «несуществующих» воспоминаний. И, если что – милости прошу ко мне! Чем смогу – тем помогу! И спасибо вам – на ближайшее время Силой вы меня и наш госпиталь очень даже с лихвой обеспечили!
– Да это вам спасибо…
– Да, вот еще что, – неожиданно хлопнул себя ладонью по лбу главврач, – забыл совсем, шляпа! Держите, юноша! – Он вытащил из кармана и передал мне сложенный вчетверо тетрадный лист в клеточку.
– Что это? – Я взял бумажку из рук врача.
– Это адрес и телефон одного моего знакомого Мозголома, – ответил Лазарь Елизарович. – Он, правда, уже в весьма солидных годах, и только поэтому его не призвали, – пояснил Медик. – Но это единственный Мозголом в нашем районе, кто может вас не только посмотреть, но, и присоветовать чего-нибудь. Очень и очень опытный специалист! Еще имперского разлива. Ведь с головой-то у вас, молодой человек, прям беда!
– Так уж получилось… – Я виновато пожал плечами, громко шмыгнул носом и поежился. – Как бы, не простыть…
– Так мы сейчас тебя в баньке попарим! – пообещал мне Заварзин. – Никакая болячка не прицепится!
И он не соврал: баня, стопка водки с перцем, тарелка не слишком наваристого, но вполне сытного борща и горячий чай не дали мне разболеться. А последовавший за этим глубокий и спокойный сон под толстым ватным одеялом в натопленном помещении оказали прямо-таки целительное действие на мой истерзанный организм. Так что, проспав практически двенадцать часов к ряду, проснулся я на следующее утро по-настоящему бодрым, отдохнувшим и набравшимся сил.
Сестренки в комнате уже не было, хотя спать мы ложились вместе – кроватей было две и даже отгороженных друг от друга такой же занавеской, как и у меня дома. На спинке стула обнаружилась выстиранная и отглаженная военная форма, которую я натянул на себя с превеликим удовольствием.
После войны в Союзе мужчины, вернувшиеся с фронта, в основном ходили в форме, но уже без погон. И никто по этому поводу не возмущался – главное, было бы что одеть. Мелодично звякнув медалями, я взглянул на себя в зеркало, висевшее на стене в простой деревянной раме.
А что? Красавчик! – Оценил я свое отражение – ведь увидел я себя после «болезни» впервые. А как я выглядел раньше – шут его знает? Увиденное меня вполне устроило, немного портила впечатление излишняя худоба и впалые щеки, но они лишь прибавляли мужественности.
Лицо – правильное, подбородок – мужественный, нос – прямой, узкий, с небольшой горбинкой, глаза – «стальные»! Рост около двух метров – настоящий богатырь! Только немного отъесться, да нарастить потерянную мышцу̀, совсем сдувшуюся за время «паралича». Ну, ничего –были бы кости целы, а мясо нарастет!
В общем, никакого отторжения мой внешний вид у меня не вызвал. Я себе даже нравился, а уж молодым девчонкам, думаю, тоже придусь по душе. Надо будет попросить сестричку, чтобы познакомила меня с кем-нибудь. А то у меня перед глазами нет-нет, да и встанет её обнаженная фигурка с торчащими сосками, бархатной кожей и нежным светлым пушком в промежности…
– Черт! Черт! Черт! – тихо выругался я, сквозь сжатые зубы, почувствовав, как тяжелеет что-то в штанах, натягивая ткань форменных офицерских галифе.
Нет, так дальше дело не пойдет! Нужно срочно решать эту проблему! И чем скорее, тем лучше! Не дело это, когда сестренка голышом перед глазами стоит! Так-то девка она видная – все при ней…
Все, стоп! Думай о чем-нибудь другом, только не об этом! Но вы же знаете, как это бывает, когда стараешься не думать о чем-нибудь конкретном? Вот именно!
Кое-как, но мне удалось привести свои мысли в порядок и урезонить не к добру разгулявшееся воображение. Понять-то я себя тоже могу: здоровый мужик, долгое время не знавший женской ласки – это страшное дело! Хотя, я так и не вспомнил, занимался я когда-нибудь любовью или нет? Но что-то мне подсказывало, что с этим делом у меня все было в порядке.
Из-за «душевных терзаний, я даже не сразу обратил внимание, что мои покалеченные конечности шевелятся куда бодрее. Не совсем, конечно, как здоровые, но и особых проблем не вызывали. Как говорится – терпеть можно. И даже ходить, немного «припечатывая шаг» и подволакивая ногу. Одним словом я теперь – «джаз нога» или рубль двадцать[17].
На кухне, куда я доковылял, чтобы хлебнуть кипяточка (на большее я и не рассчитывал, и так уже вчера обожрал товарища капитана), обнаружился Трофим Павлович собственной персоной.
– А! – Добродушно улыбаясь, капитан протянул мне руку. – Проснулся уже, герой? А сестричка твоя, неуемная, уже на работу спозаранок умотала. Даже слушать меня не стала – стыдно говорит, людям будет в глаза смотреть…
– А вы сами, Трофим Павлович, отчего не на службе? – поинтересовался я.
– Так я всю ночь промотался… – Нахмурился Заварзин, тяжело навалившись локтями на стол. – На шестом проезде опять разбой с мокрухой, да с тяжкими телесными… Только вот такого, как ты, среди потерпевших не нашлось… Совсем твари человеческий облик потеряли! – Он с хрустом сжал кулаки. – Ничего не боятся! Знают, суки, что мы за всем поспеть не можем – людей мало… Ладно, что мы все о скорбном? Ты это, Мамонт, давай, садись к столу – позавтракаем, – щедро предложил капитан. – У меня даже чай с сахаром имеется, да и хлеба немного найдется!
– Неудобно как-то, Трофим Павлович… – Попытался отказаться я от угощения. – Я просто кипяточка…
– Неудобно штаны через голову одевать! – Буркнул капитан. – Садись, говорю – не обеднеем!
– Спасибо, товарищ капитан, – произнес я, падая на табуретку. Левая нога немного «подклинивала», но я потихоньку приспосабливался.
– Не за что, Мамонт! – ответил Заварзин, наливая мне кипяток в граненый стакан. – Это я тебе, и таким же ребятам и мужикам, кто за нас на фронте жизней не жалел, спасибо сказать должен!
– Так и у вас служба не мед, Трофим Павлович, – возразил я ему. – Эта мразь бандитская подчас куда опаснее немца будет! И ваших парней сколько на службе гибнет? Нет, товарищ капитан, одно мы с вами дело делаем – Родину от всякой нечисти, да погани защищаем! А внешний это враг, или внутренний – нету никакой разницы!
– Согласен, младшой! – согласился Заварзин. – Ты, давай, чай-то пей! И с сахаром, с сахаром наяривай! Тебе такому здоровому в кондицию нужно приходить! Ешь, не стесняйся! – И он подвинул ко мне вазочку с колотым желтым кристаллическим сахаром и небольшой горбушкой хлеба, лежащей сверху. – И никаких возражений не принимается!
