Лариса Джейкман
Затмение в созвездии близнецов
© Лариса Джейкман, 2018
ISBN 978-5-4493-2096-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Глава 1
Настя с трудом пыталась проснуться. Она не любила рано вставать, и даже мысль о предстоящих делах не воодушевляла ее. Чувствовала она себя прескверно и пыталась побороть все нарастающую тошноту.
– Господи, ну какого черта я поперлась вчера с ними?! – тихо проговорила она и попыталась подняться.
Голова тут же зашумела, закружилась, и Настя снова упала ничком на кровать. Она поняла, что силы покинули ее еще вчера и так и не вернулись. А надо было подниматься, во что бы то ни стало надо! Ее ждали.
Жизнь у Насти была напряженная, полная забот и событий, что для хорошенькой девушки было не совсем естественно. Она должна была бы жить в свое удовольствие и не мучиться от того, что дела у нее идут неважно, а жизнь просто опасная. Но Настя другой жизни не знала и поэтому считала, что живет вполне нормально, во всяком случае гораздо лучше, чем раньше, в семье ее троюродной тетки Антонины и ее мужа, которые взяли ее себе на воспитание в возрасте двух лет и всю жизнь выговаривали ей за это.
– Мы вырастили тебя, кормили, поили, одевали-обували! Ты должна быть нам по гроб жизни благодарна за все, – твердили они ей неустанно, и Настя не могла дождаться, когда сможет уйти от них.
Ее мечта сбылась, когда ей исполнилось восемнадцать. Девушка собрала свои вещи и уехала в другой город, объяснив своим родным, что собирается поступать в техникум и в их опеке больше не нуждается.
– Пропадешь ты, Настасья, как пить дать, пропадешь, – говорил ей Алексей, теткин муж.
Он всегда считал ее никчёмной, неприспособленной к жизни и совершенно легкомысленной. Тетка Антонина с ним соглашалась, а Настя злилась и с большим трудом подавляла все нарастающее чувство ненависти к своим родным, к которым никаких чувств благодарности не испытывала.
Покинув теткин дом, Настя уехала сначала в Москву, но там быстро поняла, что без денег и прописки ей здесь делать нечего и подалась дальше. По дороге, в поезде, она совершенно случайно познакомилась с Маратом, который и стал ее покровителем. Деловой оборотистый Марат имел какой-то крупный по провинциальным меркам бизнес, и ему как раз нужна была помощница, как потом оказалось, просто подельница.
– Раз тебе все равно, куда податься, поехали со мной. У тебя будет работа, жить будешь пока в заводском общежитии, а там видно будет, – предложил он ей, и Настя согласилась.
Так она оказалась в Козельске и стала разъезжать из города в город, выполняя задания Марата. Это продолжалось до тех пор, пока они вместе не сбежали оттуда и не осели в Маржуйске, где Марат купил две квартиры, одну для нее, другую для себя, и они, что называется, «залегли на дно».
Бизнес у Марата был, прямо скажем, опасный. Он получал откуда-то партии наркотиков, расфасовывал их, а потом реализовывал. Но только не там, где жил, то есть не в Козельске, а разных других местах, куда и командировал Настю. Она прибывала в назначенное место, селилась в гостинице и принимала у себя посетителей, которые долго в ее номере не задерживались. Они получали необходимое количество пакетиков, оставляли крупные суммы денег и быстро исчезали. По окончании распродажи Настя возвращалась в Козельск, получала свою долю и ждала следующей командировки.
Однажды Марат сказал, что они как-то там засветились и лучше пока приостановиться и даже исчезнуть из города. Так они оказались в Маржуйске и сначала ничем не занимались, Марат строил новые планы, а Настя наслаждалась бездействием. Но это продолжалось недолго, вскоре Марат, не придумав ничего более доходного, вернулся к прежней деятельности и снова заставил работать Настю, только ездила она теперь намного дальше.
Тетке Антонине она сообщила свой новый адрес и попросила за нее не беспокоиться. Теряться из виду Насте не хотелось. Она знала, что тетка с дядькой имеют немного денег, да и неплохое жилье. Они обещали все оставить ей, если с ними что-то случится, кроме Насти у них никого больше не было.
А вчера Марат привел Настю в какую-то сомнительную компанию и попросил поближе познакомиться с одним человеком, втереться к нему в доверие и даже, если получится, начать с ним встречаться. Зачем и почему, Марат не объяснял, сказал, что расскажет позже, если тот «клюнет» на Настю.
– Ты постарайся, Настюха. Я чую, тут деньжатами пахнет, надо его раскрутить. Тогда мы свой бизнес организуем, оторвемся от пахана. Вотрись к нему в доверие, потом и я приближусь, а там все будет как надо, это я беру на себя.
Человек этот Насте сначала не понравился. Мужчина лет тридцати или около того, какой-то весь замученный, уставший и неразговорчивый. Но потом она разглядела, что он внешне очень даже ничего, одет в дорогие шмотки и разговаривает не по-блатному. Из благородных, короче.
«Ну что ж, все не так уж и плохо», – подумала она и сказала Марату:
– Я попробую, он, вроде, нормальный. Дай мне время.
Настя несколько раз взглянула на него с интересом, пару раз улыбнулась, а потом села рядом и попросила закурить. Лучшего повода ей в голову не пришло.
– Извините, а что вы курите? – спросила она свою жертву, тот молча достал золотистую пачку и протянул ей.
Настя закурила, сигарета ей не понравилась, но нужно было выполнять задание Марата, поэтому она осталась сидеть рядом и не знала, как продолжить так и не начавшийся разговор.
– Вы-то что тут делаете? – услышала она вдруг и слегка вздрогнула от неожиданности.
У мужчины оказался очень приятный грудной голос, мягкий и спокойный. Она снова улыбнулась и ответила:
– А что? Что вы имеете в виду? Я с Маратом пришла, мы вместе работаем. А разве это плохо – быть здесь?
Мужчина устало и без интереса взглянул на нее и ответил:
– Плохо – не то слово. Опасно, я бы сказал. Особенно для таких молоденьких, хорошеньких девиц, как вы. Марат ваш – чудовище. Он не должен водить вас на такие сборища.
Настя промолчала. Потом опять взглянула на своего подопечного и сказала:
– Да ладно вам. Мне абсолютно все равно, что это за сборище. Вы вот, например, не представляете для меня никакой опасности, даже наоборот. Интересный мужчина, загадочный весь такой. Как вас зовут? Меня Настя.
– Я знаю, что Настя. А я Дмитрий.
Девушка вдруг заметила, что Марат куда-то исчез и больше до конца вечера не появлялся. Настя пыталась разговорить Дмитрия, потом несколько человек куда-то засобирались и пригласили их пойти с ними. Дмитрий согласился, а Насте ничего не оставалось, как последовать его примеру.
Приехали они в какой-то ресторан, расположенный за городом. Там очень много пили, шумели, курили и танцевали. Настю приглашали все, кроме Дмитрия, которому, казалось, нет до нее никакого дела. А она ведь поехала из-за него.
Но вдруг Дмитрий подошел к ней, взял за руку и сказал:
– Поехали, я отвезу тебя домой. Ты пьяная совсем, и они тебе не товарищи.
Настя послушно поплелась за ним и больше ничего не помнит.
– Так, надо сосредоточиться, – думала девушка, все еще лежа на кровати и не в силах подняться. – Что же было потом?
Она с трудом вспомнила, что Дмитрий привез ее домой на такси, сам открыл ее дверь, она не могла попасть ключом в замочную скважину. А потом? Дальше она не помнила ничего. Настя усилием воли заставила себя подняться и направилась было в ванную, но тут заметила на столе клочок бумаги.
«Позвони мне» – гласило в послании, и номер телефона был написан четко и разборчиво. Настя отправилась в душ. Дверь в ванную была слегка приоткрыта, и там горел свет.
«Странно, – подумала она, – я там была вчера или Дмитрий? Почему свет-то не выключили?»
Шатающейся походкой она подошла к двери, открыла ее и в ужасе застыла на месте. На кафельном холодном полу распростерлось мертвое тело Марата, голова была откинута, глаза широко открыты, а рот окоченел в странной полуулыбке, которая как бы говорила: не верьте, это розыгрыш, я не мертв…
– Боже мой, – прошептала Настя и опустилась на пол, все еще вцепившись в ручку двери, не в силах отвести взгляд от воскового лица Марата, который исчез из ее жизни таким странным образом, даже не попрощавшись.
Глава 2
В Москве, в роскошной квартире на Цветном Бульваре, встречали гостей. Отмечался праздник, день рождения Милочки Лагутиной, ей исполнилось двадцать лет, и красоте и свежести этой очаровательной девушки мог позавидовать каждый.
Родители Милочки, Станислав Мартынович и Вероника Аркадьевна Лагутины, были полны счастья и гордости за свою дочь. Красивая, умная, благовоспитанная Мила производила на всех более, чем приятное впечатление. Родители гордились плодами своего туда и считали, что воспитали дочь в самых лучших традициях благородной интеллигентной семьи.
Мила заканчивала Московский Медицинский Институт и готовилась стать психиатром. У нее был талант, божий дар, она могла видеть ауру человека и тем самым четко определяла, кто хороший, добрый по натуре, а кто со злым умыслом и плохими намерениями.
У Милы был жених, молодой, подающий надежды артист молодежного театра «Арт» Виталий Петерсон, играющий современных героев в модных популярных пьесах, а также и главных героев в классических постановках. Мила и ее родители не пропускали ни одного спектакля, где был занят Виталий, вместе с ним они часто посещали выставки, концерты и вернисажи, короче, вращались в элитарной среде.
Виталий Милочку обожал, а она разрешала ему это. Сама же она относилась к Виталию слегка снисходительно и часто говорила:
– Я уважаю его за то, что у него аура очень тонких, нежных оттенков. Этот человек абсолютно безвреден, чист и неопасен.
О любви она никогда не задумывалась, она просто считала, что их отношения и есть любовь, самая что ни на есть настоящая.
Гости собирались медленно. Приходили с огромными букетами цветов, роскошными подарками и ценными конвертами, все это складывалось в Милочкиной комнате и ждало своего часа. Распаковывание подарков – это целый ритуал, которому позднее будет отведено особое время.
Мила выглядела изумительно в своем солнечном желтом платье с густой плиссированной юбкой чуть выше колен и открытым лифом. Ее густые волосы цвета речного песка были уложены в замысловатую прическу, синие глаза сияли счастьем, а с лица не сходила радостная приветливая улыбка.
– Хороша! До чего же хороша Мила Лагутина, – перешептывались гости, а Станислав Мартынович то и дело подливал гостям шампанское, пока Вероника Аркадьевна порхала у стола, делая последние приготовления.
Гости уже рассаживались за стол, как прозвенел звонок в дверь.
– Телеграмма, Вероника Аркадьевна, – услышали все голос домработницы Вари, – расписаться просят.
Телеграмму зачитали торжественно и с достоинством:
«Любимую сестричку поздравляю с двадцатилетием желаю счастья люблю Дмитрий»
– От Димочки, – сказала чуть прослезившаяся Вероника Аркадьевна, а Милочка залилась краской и восторженно засияла.
– Как жаль, что он не с нами, – сетовали гости, а родители только скорбно пожимали плечами: дела, мол.
Виталий, жених Милы, на мероприятии не присутствовал, у него целый день была генеральная репетиция, а вечером спектакль. Он был экстремально занят, как выразился Станислав Мартынович, и все присутствующие сочувственно поглядывали на Милу. Но та была весела и довольна, и праздник прошел хорошо.
Мила осталась в восторге от обилия дорогих, внушительных подарков. Были тут французские духи, итальянские дорогущие лодочки на шпильке, мутоновая муфточка, спортивный темно-синий с белым костюм «Nike», всего не перечислишь. Родители же и вовсе не поскупились, они подарили любимой дочери машину, темно-синий Фиат, ключи от которого они вручили ей торжественно и с помпой.
Мила прослезилась. Она знала, что родители задумали что-то сверхъестественное, но машины она не ожидала.
– Дима постарался, это он напряг все свои связи и помог нам купить эту игрушку. Он такой заботливый! – говорила Вероника Аркадьевна, и гости разделяли ее гордость за сына.
* * *
Дмитрий Станиславович Лагутин был в семье на особом счету. В свое время, служа в армии добровольно (он мог бы избежать ее, если бы захотел), Дмитрий был в Афганистане, воевал и чуть было не погиб, от чего Вероника Аркадьевна совсем почти поседела. Вернувшись домой, он занялся предпринимательской деятельностью, открыл фирму «Конфиденциал», где готовил и поставлял нуждающимся профессиональных охранников и телохранителей. Дмитрий процветал, от клиентов у него не было отбоя. И криминал его не доставал, побаивался.
Сам же Дмитрий был глубоко несчастен. Его сердце было разбито неразделенной, более того, запрещенной любовью, от чего он неимоверно страдал и безрезультатно искал выход из создавшегося положения. Все, что случилось с ним в жизни, трудно поддавалось какому-либо логическому объяснению, он был втянут в паутину семейной тайны, которую был обязан хранить до конца дней своих, а потому не имел права на счастье. Так у него было на роду написано, что называется.
Случилось это много лет назад, когда маленькому Диме было всего восемь лет. Он жил с родителями в Москве, учился в школе, был примерным мальчуганом, когда вдруг, откуда ни возьмись, в их семье появилась маленькая двухгодовалая Милочка.
– Это твоя сестренка, Дима. Посмотри на нее, правда она хорошенькая? Ты должен ее любить и защищать, обещаешь? – спрашивал удивленного Диму отец, а мать смотрела на сына во все глаза и тоже ждала ответа.
Дима пообещал, но при этом спросил:
– А откуда она взялась? У мамы же не было живота большого, вы ее что, купили что ли?
Родители сконфузились, они не ожидали, что их сын так продвинут в вопросах появления детей на свет. Первым нашелся отец.
– Понимаешь, сынок, Милочка нам досталась в благодарность за то, что мы хорошо умеем воспитывать детей, а хорошо воспитанный ребенок не задает родителям каверзных вопросов, он полностью доверяет им и никогда не противоречит. Ты согласен?
– Да, папа, – ответил послушный Дима и ушел в свою комнату.
Ночью он горько плакал, сам не зная, почему. Он слышал, как плачет его новая сестренка за стенкой. И ему было жалко и ее, и себя.
И все-таки он Милочку полюбил. Она была тихой, спокойной, послушной. Всегда вертелась вокруг него и прислушивалась к каждому его слову. Родители с тревогой наблюдали за детьми, но вскоре убедились, что отношения у них сложились, брат с сестрой не ссорятся, не конфликтуют, и родители успокоились.
– Все нормально, Вероника, не волнуйся. Димка молодец, настоящий мужчина растет, защитник, орел! – с гордостью говорил Станислав Мартынович жене, и она соглашалась с ним.
Маленькую Милу они взяли в свою семью после гибели двоюродного брата Станислава Мартыновича Игоря Старицына и его жены Валентины. Они погибли в горах Алтая во время лавины, куда отправились покататься на лыжах.
Двух своих дочек-двойняшек, Настю и Люду, они оставили с троюродной сестрой Валентины Тоней, которая согласилась на это с большой неохотой, и отпустила молодых родителей только на неделю.
Но случилась беда, и Антонина не могла себе простить такой оплошности, что осталась с двумя сиротами на руках. Стала срочно искать дальнюю и близкую родню погибших Игоря и Валентины, чтобы сбыть им девочек.
Ей не без труда удалось отыскать Лагутина Станислава, двоюродного брата Игоря, который жил в Москве, был ученым, имел всего одного сына в семье. Станислава известие о гибели Игоря ошеломило. Он посоветовался с женой, и они решили взять на воспитание одну из девочек. Лагутин-старший позвонил Антонине и высказал свое решение:
– Двоих мы не возьмем, извините. Нам условия не позволят, да и ответственность велика. Поймите нас правильно, мы рады помочь в беде, но одну девочку придется воспитывать вам.
Через месяц чета Лагутиных прибыла к Антонине за девочкой. Та громко плакала навзрыд, все никак не могла решить, кого из девочек оставить себе и наконец решилась.
– Забирайте Людмилу, она хворая какая-то, не дай бог, что случится, я себе вовек не прощу! – сказала она опекунам, и вопрос был решен.
Люду наскоро собрали и привезли в Москву. Ее удочерили и отныне стали называть Милой, решив пожизненно хранить тайну ее появления в семье. К этому же был приучен и Дима, родной сынок четы Лагутиных.
Антонина же, оставшись с Настей одна, оформила опекунство, а позднее вышла замуж, но они с мужем Настю так и не удочерили, та осталась жить под своей фамилией и всегда была им как бы падчерицей или дальнего родства племянницей, воспитанной в домашних условиях, но без тепла и ласки. Настя Старицына знала о существовании своей родной сестры, но весьма поверхностно.
Мила же ничего не знала о своей судьбе и о наличии у нее сестры даже и не догадывалась. Жизнь ее текла благополучно, в атмосфере семейного уюта, любви и полного достатка.
Глава 3
Дима Лагутин ушел в армию, когда Миле исполнилось двенадцать лет. Она очень тосковала по брату, писала ему детские наивные письма, но потом связь их прекратилась, Диму направили в Афганистан, и вернулся он оттуда только через шесть лет, отслужив сверхсрочную.
Мила не могла дождаться брата. Ей уже исполнилось восемнадцать. Она расцвела, повзрослела, превратилась в красивую статную девушку с прекрасной фигурой и синими бездонными глазами.
– С нее только картины писать, – говорили родителям знакомые, а те всегда отвечали:
– Милочка красива от природы, нашей заслуги здесь нет. Лишь бы счастлива была, вот чего нам больше всего хочется.
Диму встречали на Казанском вокзале всей семьей с огромным букетом гладиолусов. Мила стояла впереди родителей в голубых джинсах и белой батистовой рубашечке, она держала в руках цветы и вглядывалась в лица людей за окнами медленно останавливающегося поезда. Но Дмитрий увидел ее первый и узнал сразу.
«Ничего себе, красотка. Так и влюбиться недолго!» – мелькнуло у него в голове, но он отогнал от себя эту дерзкую мысль. Сестра все-таки…
Выйдя из вагона, он увидел несущуюся ему навстречу Милу со счастливым лицом и сияющими глазами. Она кинулась в его объятия, и он начал ее страстно целовать в глаза, лоб, щеки, а она плакала и причитала:
– Вернулся, Димочка, любимый мой! Я так соскучилась по тебе! Братик, родненький, слава Богу!
– Везет же кому-то! – мельком услышал Дима у себя за спиной. – Такая красотка дождалась, а моя уж вторым беременна, три года как замужем.
Дима наконец опустил Милу на землю, и они направились к ожидавшим его родителям, мама плакала, отец обнимал ее за плечи и гордо взирал на сына снизу вверх. Дмитрий стал почти на полголовы выше отца.
С возвращением Дмитрия жизнь в семье Лагутиных вернулась в прежнее русло. Страхи и беспокойства улетучились, Дима радовал родителей своей рассудительностью, пониманием жизни и четкими целями, которые он ставил перед собой и достигал.
Мила была без ума от брата, но она не подозревала того, что Дима вдруг не на шутку влюбился в нее. Он мучился, переживал, но ничего со своим чувством поделать не мог. Мила снилась ему по ночам, красивая, ласковая. Она обнимала его своими нежными руками и шептала какие-то слова, смысла которых он не понимал, но он знал, что они о любви.
«Боже мой, что же мне делать? Никто ведь не поймет меня. Да и Мила, разве могу я ей все объяснить?» – думал Дмитрий и мучился от бессилия.
Его любовь превратилась в муку и страдание, но он никак не мог изменить положения. Почти целый год мужчина пытался справиться со своей бедой, любовной лихорадкой, но это у него плохо получалось. Однажды вечером Мила явилась домой не одна.
– Димка, иди сюда скорее, я тебя познакомлю кое с кем! – закричала Мила с порога, и Дима вышел в прихожую.
Сердце его тихо заныло от тоски: Мила стояла в обнимку с высоким худощавым красавцем, который улыбнулся ему картинной улыбкой и, слегка отстранив Милу, протянул руку для приветствия.
– Виталий, – просто сказал парень и добавил: – Я много наслышан о вас. Сестра вас обожает. Приятно познакомиться.
– Здравствуйте, – ответил Дмитрий и пожал протянутую ему руку.
С этого момента его жизнь превратилась в сплошной кошмар. Он изнывал от ревности, мучился и терзал себя дурными мыслями, когда Милы не было дома по вечерам, а на семейных обедах, на которых иногда присутствовал Виталий, Дмитрий превращался в этакого злобного циника, ненавидящего весь свет.
– Что с тобой, Димка? – спросила его как-то Мила, выйдя к нему на балкон, где он курил в одиночестве. – Тебе что, не нравится Виталик? Ты при нем прямо сам не свой. Ну хочешь, я не буду его приводить?
– Мила, иди к своему жениху и оставь меня в покое, – ответил он сестре, а скулы его при этом нервно заходили.
Мила ушла, но этот разговор все никак не давал ей покоя. Она решила поговорить с братом еще раз, спокойно, без посторонних.
Как-то вечером она пригласила его на прогулку.
– Жарко очень, пойдем по набережной пройдемся. Мы так давно не гуляли с тобой вдвоем, – предложила она, и Дмитрий тут же согласился.
Всю дорогу Мила висла у него на руке, болтала о каких-то пустяках, звонко смеялась, а он чувствовал запах ее волос, ощущал нежность кожи на оголенных руках, теребил маленькие трепетные пальчики с изящными, как игрушечными перламутровыми ноготками, и сердце его неистово билось, сильно стучало в висках, а горло сковал тугой неприятный ком, мешающий ему улыбаться и говорить.
– Димочка, ну перестань дуться. Чего ты такой колючий? Я так люблю тебя, а ты меня пугаешь, обижаешься на что-то, не разговариваешь. Что произошло? Что-нибудь не так? – стала вдруг допытываться Мила.
Дима сдерживался, как мог. Он не знал, что отвечать, да и что тут ответишь? Сказать правду – Мила с ума сойдет, врать и выкручиваться не хочется. Ему было жаль ее, он видел, как она искренне переживает. Наконец он решился.
– Мила, – тихо сказал Дмитрий, – я очень люблю тебя и не хочу потерять, понимаешь? Если ты уйдешь к этому… Виталию, я не знаю, что со мной будет. Не делай этого, я прошу тебя, хотя бы сейчас. Обещаешь?
– Ну ты и собственник, братик. Ты меня ревнуешь к нему? Но это же глупо! Мои чувства к Виталию и к тебе несоизмеримы, несравнимы, да и вообще, я лучше умру, чем расстанусь с тобой навсегда. У меня этого и в мыслях нет. Обещаю, я всегда буду рядом с тобой, всю свою жизнь. И за кого бы я не вышла замуж, ты всегда будешь у меня на первом месте, ты же мой брат, самый лучший, самый любимый, самый…
Но Дмитрий вдруг резко прервал ее:
– Прекрати паясничать! Я в твоей опеке не нуждаюсь! Это я должен тебя опекать…
Дмитрий заметил, как у Милы повлажнели глаза, губки надулись, и она слегка вжала голову в плечи. Ему стало жаль ее, он попытался взять себя в руки.
– Прости, я сам не знаю, что несу. Прости пожалуйста. Я просто очень люблю тебя, тебе этого не понять, я переживаю за тебя.
– Пошли домой, – тихо сказала Мила и больше не проронила ни слова.
Прошло две недели. Дима немного успокоился, он заметил, что Виталий стал появляться в их доме крайне редко, и он был благодарен сестре в глубине души за это. Но тут вдруг отец вызвал сына на серьезный разговор.
– Дмитрий, я что-то не пойму, что происходит? Мила сама не своя последнее время, и ты весь какой-то, как в воду опущенный. Вы поссорились что ли?
– Нет, мы живем в мире. Только, видишь ли, папа, в твоей семье случилась беда. Не буду от тебя скрывать, в конце концов никто в этом не виноват. Я люблю ее, люблю и мучаюсь от полного бессилия. Что мне делать, скажи! Дай совет! Может быть черт с ней, с этой семейной тайной? Кому она важна сейчас?
Станислав Мартынович, казалось, потерял дар речи. Он в упор смотрел на сына, смотрел молча, сосредоточенно. Потом откинулся на спинку кресла и твердым голосом сказал:
– И думать не смей, слышишь? Людмила твоя сестра, родная сестра! Вот и люби ее, как сестру. А женщин на белом свете хоть пруд пруди. Только свистни, десятками прибегут, любые, какие хочешь. Выбрось эту блажь из головы, и чтобы больше мы к этому вопросу не возвращались. Не убивай мать и не порти жизнь сестре. Они этого не заслужили.
Дмитрий понимал, что отец прав. Ни мать, ни сестра не поймут его и посчитают сумасшедшим, если он начнет доставать Милу со своей любовью.
Дмитрий собрался и уехал на юг.
– Отдохнуть мне надо немного, покупаюсь, позагораю и вернусь. Отдохните и вы от меня, – сказал он своим родным, и никто ему не перечил.
– Поезжай, сынок. Чего тут сидеть? Отдохнешь, действительно. Поезжай! – сказала Вероника Аркадьевна, а Станислав Мартынович подумал:
«Слава богу, от греха подальше. Может, встретит там какую, да и успокоится».
Жене он ничего не рассказывал, не хотел ее расстраивать. Понятно, что на Веронику это подействует гораздо сильнее, чем на него.
* * *
Дмитрий пробыл в Сочи почти три недели. Загорел, отоспался, отдохнул. Не обошел его стороной и незатейливый курортный роман. Прехорошенькая певичка из ресторана «Золотой фазан» сама подошла к его столику и села на колени, исполняя французскую песню из репертуара Эдит Пиаф, что получалось у нее довольно сносно.
Певичку звали Эльвирой, была она тоненькой, стройной, с роскошными кудрявыми волосами и красивым загорелым телом. Она была искушенной любовницей, несмотря на свой довольно юный возраст, и Дмитрий на минуточку забыл о своей недозволенной страсти, хотя и понимал, что это не навсегда.
С такой девицей, как Эльвира, он точно не хотел бы связать свою судьбу. Она напоминала ему стакан ледяной, шибающей в нос газировки в жаркий июльский полдень. Выпьешь, и испытаешь неимоверное блаженство, но потом долго ее не захочешь, до следующей жажды. Эльвира же была без ума от Дмитрия и дарила себя ему просто так, ради собственного удовольствия, что было совсем не в ее правилах.
– Не заберешь меня с собой? – спросила она его перед отъездом в Москву. – Я ведь хорошо пою, устроюсь в Москве, на твоей шее сидеть не буду. Я люблю тебя…
– Нет, Эльвира. Ты останешься здесь. В Москве у меня есть женщина, в которую я безнадежно влюблен, и двоим вам рядом со мной будет тесновато.
– А чего же не женишься? И мне голову заморочил. Я-то думала, ты свободен, а ты… А хочешь, я тебя к своей бабушке отведу? Она у меня гадалка-предсказательница. Все тебе про твою настоящую и будущую жизнь расскажет. Может, есть там для меня местечко, и зря ты в колодец плюешь?
Дмитрий посмотрел на Эльвиру и вдруг что-то шевельнулось у него в груди, то ли надежда, то ли предчувствие какое-то. Он неожиданно согласился.
– Хочу к твоей бабке-гадалке. Отведи меня, пусть скажет, чего мне ждать от жизни.
Бабка Эльвиры выглядела как старая цыганка, сгорбленная, морщинистая, но с какими-то странными, неестественно молодыми глазами. Она смотрела на Дмитрия внимательно, даже пристально и вдруг сказала:
– С Эльвиркой спал, касатик? А зря! Это тебе ни к чему. Ну да ладно, не беда, Эльвирка отмоется, отлипнет от твоей жизни, а вот та, которая душу твою гноит, не чета тебе, не пара. Забудь!
– Да как же забыть-то, бабушка? Я бы рад, да не могу, что мне с любовью-то этой делать?
– Ты, касатик, сильный человек. На войне побывал, вижу, раны душевные не зажили, они и болят, не зарубцевались еще, не очерствили душу. Больно ты слабый, душевный, чувствительный. Но горю твоему я могу помочь.
«Откуда она про войну знает? Я ведь даже Эльвире ничего про Афган не говорил», – мелькнуло у Дмитрия в голове, и он проникся к старухе доверием.
– А как вы можете помочь? Травы отворотной дадите? – с насмешкой в голосе спросил он.
– Нет, трава не поможет, тут другое средство надо испытать.
Старуха водила руками над какой-то чашeй с мутной жидкостью, из которой поднимался то ли пар, то ли дым. Он причудливыми узорами стоял над столом и не таял, не исчезал. Дым окутывал прозрачный розоватый шар, а старуха безумным взглядом взирала на него и хрипло бормотала:
– Сестру ее разлученную найди, вот и замена тебе будет. Любить ее так не будешь, но душу отведешь, и боль душевную в ее объятиях похоронишь. Она-то послаще этой будет и жизнь твою не испоганит… хотя постой, касатик… лучше тебе не лезть в это болото. Трясина, засосет… Не пойму я что-то круговерти этой. А зазноба-то твоя непростая бестия, видит она третьим глазом, погубит она тебя…
Старуха была явно не в себе. Она так и продолжала бормотать, но Дмитрий не стал дослушивать ее бредни, он тихо встал, бросил на стол внушительную купюру и вышел на свет божий.
– Пошли, Эльвира. Все, что мне нужно, я узнал. Бабуля твоя впала в экстаз, я устал.
Эльвира проводила своего очередного кратковременного жениха в аэропорт и сказала на прощание:
– Не забывай про меня. Плохо будет, приезжай. Ты классный мэн, таких сейчас днем с огнем не сыщешь.
– Ладно, спасибо на добром слове. Прощай.
С этими словами Дмитрий быстрой стремительной походкой ушел от Эльвиры, чтобы не видеть ее больше никогда. Ему было почему-то стыдно перед ней, стыдно и неловко.
«Поматросил, да и бросил» – пошловато звякнуло у него в мозгу, а рот наполнился вязкой неприятной слюной, которую он сплюнул, проходя мимо никелированной урны.
В самолете он размышлял над советами старой ведьмы, как он называл про себя старуху-предсказательницу. Честно говоря, от ее речей ему было не по себе.
«Как это возможно, знать о вещах, о которых мне одному только и известно? Ну ладно, про мою связь с Эльвирой она догадалась, тут большой хитрости не надо, но как она про войну, да чего там, про разлученную сестру узнала?! Это же черт знает, что такое?» – размышлял в полусне Дмитрий и чувствовал: есть еще что-то, что не дает ему покоя, но что это, он не понимал. Но вдруг это накатилось на него, как морская волна и накрыло целиком, да так, что дышать стало невозможно.
«Сестру ее разлученную найди… душевную боль в ее объятиях похоронишь… жизни твоей не испоганит…» – вот оно, целебное средство. Все так просто! Они же двойняшки, найду ее и обрету себе как бы Милу. Лучшей замены не найти! Наверняка они похожи как две капли воды.
Дмитрия бил озноб. Он чувствовал, что есть в этом какой-то подвох, но глубоко задумываться не хотел, боялся найти изъян в этой затее, а тогда его мечта рассыплется в пух и прах, и он опять останется ни с чем.
