Лассе Хольм
Месть сыновей викинга
Хастейн узнал в моем ответе собственные слова. Он улыбнулся и дотронулся до меча, который лежал рядом со стенкой шатра позади кровати.
– Если я буду знать о тебе лишь то, что ты хитрец и ценишь свободу, у меня не будет причин тебе доверять. А если я не буду тебе доверять, тебе придется остаться связанным, пока Бьёрн Железнобокий не удостоверится, что ты не сбежишь.
Хастейн тронул кончиком меча веревку, которая за минувший день глубоко впилась в мои запястья, так что руки стали красно-синими. Выбор был за мной. Он спокойно ждал моего решения.
– У тебя нет причин мне доверять, – сказал я, не кривя душой.
На мгновение Хастейн взглянул мне в глаза, прежде чем меч скользнул обратно в ножны.
– Тогда храни свои тайны до конца, Рольф Дерзец.
6
Скандинавы собирались под открытым небом вокруг низкого четырехугольного ящика с песком для обсуждения дальнейшей стратегии. На поверхности песка я веточкой вербы нарисовал карту и схематический план территории Нортумбрии. Все обитатели лагеря имели возможность выслушать меня, однако большинство из них вскоре утратило всякий интерес к моим словам. В конце концов лишь Сигурд Змееглазый да Бьёрн Железнобокий, который с выражением надменного безразличия почесывал седую бороду, остались у ящика. Хастейн сидел на краю. Неподалеку маячила воительница Ильва.
– Объясни-ка еще раз.
Чернобородый Сигурд Змееглазый, на лбу которого выделялся бледный шрам, повернулся ко мне. Зеленые глаза, один из которых привлекал внимание вытекшим на белок зрачком, сосредоточенно смотрели на меня, изо всех сил стараясь понять мое объяснение.
– Это Нортумбрия, – начал я с начала. – Село Тевринтон находится вот здесь, примерно в двадцати милях к юго-востоку. Мы сейчас пребываем гораздо севернее, на окраине обширной пустоши.
– А где монастырь Святого Кутберта? – спросила Ильва, несмотря на полуденный зной облаченная в узкую кожаную куртку, в то время как присутствующие мужчины обнажили торсы. Их бледные спины покраснели на солнце.
– Монастырь находится в Креке, на полпути к Эофорвику, – прикинул я. – Около пятнадцати миль в южном направлении.
– Нам это совершенно неинтересно, – перебил меня Бьёрн Железнобокий. Он склонился над своим внушительным пузом и стер широкой пятерней крестик, который я нарисовал. Его бледно-серые глаза красноречиво осудили агрессивную мину Ильвы.
– То есть Эофорвик находится в тридцати милях отсюда? – переспросил Сигурд Змееглазый.
– Сколько раз мне придется это повторить?
Неожиданно проявленная мною непочтительность скорее объяснялась страхом и осознанием опасности положения, в котором я оказался, чем раздражением, вызванным медлительностью чернобородого ярла. А положение мое того и гляди должно было усугубиться гневом, загоревшимся в зеленых глазах одного из моих слушателей.
– Ты повторишь это столько раз, сколько потребуется, пока мы не уясним все до конца, – пресек мое недовольство Бьёрн Железнобокий, прежде чем его сводный брат успел совершить какой-либо опрометчивый поступок. – Когда ты приступил к рассказу, Эофорвик находился в сорока милях отсюда, ты же обозначил его местоположение ближе к побережью. Затем переместил его к северу. А теперь выходит, что он находится там, где прежде было место монастыря Святого Кутберта. Ты уж определись, Рольф Дерзец.
Сигурд Змееглазый с облегчением кивнул, обнаружив, что и его старший брат сбит с толку моими выкладками. За две недели, прошедшие с того момента, как меня взяли в плен, я узнал Бьёрна Железнобокого как толкового и дальновидного вождя, под видом безразличия скрывавшего недюжинный ум. Действительно, Сигурд Змееглазый отдавал приказания, но толстопузый седобородый воин превосходил своего младшего сводного брата и смекалкой, и понятливостью.
– Мы, саксы, не привыкли к картам, – объяснил я, стараясь сохранять спокойствие. – В своих многочисленных путешествиях я всегда находил верный путь с помощью природных ориентиров. Расстояния я оцениваю, исходя из времени, затраченного на их преодоление. Если отправиться отсюда прямо на юг, за два дня можно добраться до Эофорвика, а это соответствует примерно тридцати милям.
– Тридцать миль пешком за два дня, – повторил Сигурд Змееглазый. – Звучит вполне правдоподобно, особенно если поторопиться.
Бьёрн Железнобокий ворча согласился с мнением брата. Для меня подобные расчеты звучали так же убедительно, как когда много лет назад я услышал их из уст Ярвиса.
– Если до монастыря всего 15 миль, – вклинилась в беседу Ильва, – дорога туда и обратно займет лишь один день.
– Вполне возможно, Ильва, но мы туда не поедем.
Воительница и Железнобокий обменялись яростными взглядами. Сигурд Змееглазый почесал густую черную бороду, серебряные браслеты зазвенели на его запястье.
– Если выйти с пешим войском, – медленно произнес он, явно думая так же медленно, – потребуется около трех дней, чтобы преодолеть расстояние от Эофорвика до нашего лагеря.
– Да, но сначала надо собрать это самое войско, – прогрохотал Бьёрн Железнобокий, – вооружить людей и произвести разведку. Кроме того, хороший предводитель войска предпочтет в течение нескольких дней понаблюдать за лагерем из засады, чтобы оценить силы противника. Дай саксам неделю, и сам увидишь.
Формальный лидер армии поразмыслил над неформальным советом и пришел к такому заключению:
– Мы даем саксам еще семь дней. Посади пленника обратно в клетку.
Хастейн взял меня под руку и отвел к сараю из крепких досок, недавно сооруженному посреди палаток и не имевшему оконных проемов. К двери была приделана задвижка. Полом в сарае служил утрамбованный участок земли размером три на три шага. В этом строении я проводил большую часть суток, выпускали меня только на повторяющийся ритуал у ящика с песком.
– Вы ожидаете правителя Нортумбрии? – спросил я у Хастейна, когда он открыл мне низкую дверь.
– Это тебя не касается, Рольф Дерзец.
В первый же вечер, проведенный с ним в палатке, я своим упрямым молчанием отклонил проявленную им доверительность. А после этого тщетно пытался вернуть его расположение.
– У саксов нет постоянной армии, – продолжал я. – Личный хирд правителя состоит всего из сотни воинов. Если он хочет собрать более мощную армию, обращается через тэнов к олдерменам, которые, в свою очередь, просят своих ривов выбрать лучших воинов среди крестьян. Почему вы не нападаете первыми?
Хастейн покачал головой и откинул с глаз длинную светлую челку.
– Видимо, этот вопрос будет мучить тебя до тех пор, пока сама действительность не даст тебе на него ответ.
Больше он ничего не пожелал мне сказать. Тогда я прибег к другой тактике.
– Расскажи, как Рагнар Лодброк получил свое прозвище.
Душа Хастейна не окончательно очерствела. Он прочел в моем взгляде одиночество и испытал сострадание. Кроме того, его соблазнила возможность попрактиковаться в повествовательном мастерстве. Он втолкнул меня в клетку, сел снаружи и принялся рассказывать сквозь приоткрытую дверь.
– Все началось с того, – приступил он к повествованию тем же глубоким голосом, которым некогда поведал мне первую историю, – как однажды король свеев Геррёд подарил своей дочери Торе пару молодых драконов, которых привез из далекой южной пустыни некий торговец. Тора ухаживала и присматривала за ящерами, и вот они выросли настолько, что ежедневно стали съедать по целому быку, сильно докучая жителям окрестностей своими налетами. Однако остановить их было не просто: тела драконов покрывали небольшие твердые чешуйки, поэтому даже самое острое оружие царапало лишь верхний слой кожи. Король Геррёд пообещал отдать свою дочь в жены тому, кто сумеет прикончить этих жутких тварей. Услыхав об этом от людей, путешествующих по разным странам, Рагнар не стал раздумывать. По совету матери, он раздобыл себе кожаную куртку и пару кожаных штанов, которые, по ее расчетам, должны были защитить его от драконьих укусов. Она рассказала, что если он вымочит штаны в смоле, а затем обваляет в песке и мелкой гальке, они станут грубыми и непроницаемыми, но останутся гибкими.
– Неужели он не мог просто надеть кольчугу? – перебил я рассказчика.
Своим обычным голосом Хастейн объяснил, что с таким видом защитного снаряжения, как кольчуга, скандинавы познакомились, лишь начав совершать набеги на империю франков под руководством Карла, воины которого не мыслили жизни без кольчуг. История же происходила в более древние времена.
– Драконы были ужасны на вид, – продолжил он. – Серо-зеленые, каждый длиной в три человеческих роста. Из головы у них торчали длинные клювы с сотнями зубов, четыре конечности были настолько короткими, что животы тащились прямо по земле, когда чудища ползли, извиваясь из стороны в сторону. Рагнар мигом схватил их обоих. Драконы пытались обвить его своими телами, извернувшись кольцами, и содрать с него кожу своими страшными зубами. Все, кто находился поблизости, в ужасе бросились врассыпную. На поле боя поднялся невообразимый шум. Но, как и предвидела мудрая мать Рагнара, его надежно защищала кожаная одежда. Рагнар вонзил копье в плоскую голову первого дракона, затем воткнул меч в туловище второго и проткнул ему сердце. Когда оба зверя оказались повержены, король похвалил Рагнара за проявленное великое мужество и, как и обещал, отдал ему в жены свою дочь. В это же время он наделил героя прозвищем Лодброк, Кожаные Штаны, так как парень проявил смекалку, обваляв штаны в смоле и камешках.
– А как же Лагерта? – удивился я.
В полумраке Хастейн склонил ко мне голову.
– А что с ней?
– Разве Рагнар не был женат на Лагерте? Или скандинавы практикуют многоженство?
Хастейн смущенно почесал гладковыбритый подбородок – судя по всему, он упустил связь между двумя историями.
– Ты прав, – согласился он. – Любовниц может быть сколько угодно, а жена – одна. Наверное, Рагнар с Лагертой развелись до того, как он женился на Торе.
В моем мире развод был столь же немыслим, как многоженство. Я внимательно разглядывал профиль своего собеседника, резко очерченный на фоне яркого света, проникавшего сквозь приоткрытую низкую дверь.
– По крайней мере мне известно, – продолжал Хастейн, – что позже Лагерта вышла замуж за норвежского ярла, ибо, когда этот норвежец умер, не оставив после себя потомства, она унаследовала все его королевство.
Насколько я понял, титул ярл соответствовал английскому олдермену, причем этот титул не имела права носить женщина – ни до, ни после смерти супруга. Хастейн улыбнулся, заметив мою скептичность.
– Жена ярла хранит ключи от его владений, когда он уходит в военный поход. Так почему она не может взять их себе после его смерти, если пожелает? Но если ты в чем-то сомневаешься, спроси у Ильвы. Лагерта – ее бабка.
И вновь связь сказки с реальностью поразила меня. Очевидно, скандинавы жили на границе между мифом и реальной жизнью.
– Если норвежский муж Лагерты умер бездетным, – заметил я, – мать Ильвы – одна из двух сестер Бьёрна Железнобокого.
– А тебя не проведешь, Рольф Дерзец. И память у тебя, что надо.
Хастейн начал закрывать дверь. Я просунул ногу в щель.
– Молодая женщина из селения оказалась девственницей?
Он нахмурил светлые брови и откинул назад челку.
– Видимо. – Он с досадой пожал плечами. – По крайней мере Сигурд не позволил мне с ней развлечься.
– Но она еще жива?
– Еще как жива. Но Ильва пасет ее, словно медведица медвежонка.
– А что ее ждет дальше?
Внезапно лицо Хастейна покраснело, но явно не от злости. Я тщетно пытался уловить причину этой перемены.
– Это… это тебя не касается, – буркнул он, захлопнул дверь и щелкнул задвижкой.
Я сидел в темнице, провонявшей моими испражнениями, и размышлял над рассказом Хастейна и над тем, о чем он умолчал.
Шум лагеря, жизнь которого я наблюдал через дырку от выпавшего сучка, путал мои мысли.
По утрам скандинавы оттачивали свое боевое искусство на открытой площадке в восточной части лагеря. Их упражнения сопровождались громким ревом и лязгом мечей и топоров. После обеда они проводили время за игрой в мяч и рукопашной борьбой. А на закате выкатывались и вскрывались бочки с пивом, так что вечер неизменно завершался всеобщей попойкой. Бородачи любым делом занимались энергично, демонстрируя завидное жизнелюбие, что коренным образом отличалось от свойственной сельским жителям вялости и еще больше контрастировало с нарочитым благочестием монахов. Скандинавы были сильными независимыми людьми, которые жили и веселились так необузданно, что это одновременно пугало и завораживало. В то же время было ясно, что каждый знает свое место и ревностно оберегает личное достоинство. Ярлы и знатные люди прямиком шагали по дощатому настилу, не думая никому уступать, в то время как слуга всегда пропускал кряжистого свободного человека, который, в свою очередь, отступал, встретив на дорожке вооруженного воина. Постепенно у меня возникло лишь отчасти осознаваемое желание стать таким же, как они.
Я шел за своими мыслями, которые неизменно приводили меня ко второму человеку, пережившему набег на Тевринтон. Прелестная красавица Белла была старше меня на пару лет. Я не был единственным, кто втайне страстно желал ее. Когда она, выпрямив спину, несла через деревню пару ведер с водой на отцовскую кузницу, все поворачивали головы ей вслед. В качестве иллюстрации того, что физическая красота – не пустое место в этом мире, можно упомянуть, что девушка была помолвлена с сыном олдермена – обычно дочь кузнеца не смела и надеяться на столь выгодную партию.
Я вспомнил, как однажды видел ее обнаженной. С тех пор миновал всего месяц, но казалось, что за это время прошла целая жизнь. Я стоял, прижавшись лицом к плетеной ивовой изгороди вокруг дома кузнеца, и подглядывал в трещину в глиняной штукатурке. Грубые руки девушкиной тетки окунали губку в корыто, из которого шел пар, и омывали хрупкие позвонки племянницы, четко обозначившиеся под бледной кожей. Меня охватила волна жара, когда Белла поднялась в ванне, чтобы обтереться. Ее темные волосы прилипли к блестящей спине, почти достигая маленькой тугой попки. Тонкие пальцы скользнули по вздернутым соскам. Руки, продолжая ловко орудовать полотенцем, устремились к плоскому животу, коснулись темного пушка на лобке и замерли на упругих бедрах…
Я услышал в темноте собственное тяжелое дыхание.
В глубине души я сознавал, что занимаюсь греховным делом, даже не одним, а сразу несколькими. И все же был не в силах оторвать руку от твердого бугорка, выросшего у меня в паху. Воспоминание об обнаженном девичьем теле сверкало во мне, кровь пульсировала в висках, приливала к моему детородному органу. Я развязал пояс, чтобы быстрее освободиться от напряжения, как вдруг металлический лязг заставил меня вздрогнуть. Задвижка на двери открылась.
В низком проеме возникла широкоплечая фигура – она сидела на корточках на фоне звездного неба. Я не узнал Ильву, пока во тьме не прозвучал ее светлый голос:
– Иди за мной, сакс, – сказала она, – если хочешь обрести свободу.
7
Мы с Ильвой пробрались за передний ряд палаток и, удостоверившись, что сумеем незамеченными преодолеть насыпь, опоясывающую лагерь, спустились вниз; петляя, побежали через пустошь. Когда мы оказались на приличном расстоянии от лагеря, она затащила меня в кусты, схватила за куртку и приставила длинный нож к моей шее. Я давно понял, чего она хочет.
– Я покажу тебе путь к монастырю Святого Кутберта, – сразу сказал я. – И я хочу попросить лишь две вещи взамен. Во-первых, пообещай мне, что не станешь убивать монахов.
Угроза, которую она собиралась мне озвучить, застряла у нее в горле.
– Оставить в живых монахов? – воскликнула она. – Но почему?
– Можешь помять их, если хочешь, – продолжал я, – но никто из них не должен погибнуть. А к одному из них вообще не прикасайся.
– Неужели это твой друг?
Вообще-то брат Ярвис не был монахом в полном смысле слова, скорее монастырским служкой. Я решил не объяснять Ильве разницу, и хотя слово «дружба» лишь в малой степени соответствовало отношениям, связывающим меня с Ярвисом, я кивнул. Она проворчала что-то в темноту.
– Договорились. Но ты сам объяснишь это моей дружине.
– Дружине? – переспросил я.
Ее кривые зубы сверкнули в темноте, когда она улыбнулась моей наивности.
– Дружина – это личная охрана ярла, группа из нескольких воинов, которых можно призвать к себе в любой момент и запереться с ними в парадном зале, набитом оружием, едой и напитками.
– Призвать к себе?
Она презрительно фыркнула.
– Хватит испытывать мое терпение, сакс. Что за второе условие?
– Ты должна помочь мне спасти девушку, надзор за которой поручил тебе Бьёрн.
Я предполагал, что мое второе требование окажется для воительницы более неприемлемым, чем первое, но, к моему удивлению, она немедленно согласилась. Ильва поставила меня на ноги и потянула к темно-синему силуэту, обступившему опушку леса, где прятались лошади и вооруженные воины.
– Это все твои люди? – не удержался я от вопроса, заприметив небольшую группу мужчин.
– А ты на что рассчитывал?
– Рассчитывал увидеть не менее полутора десятков человек.
В ее близко посаженных глазах вспыхнул гнев. Правда, он был направлен не на меня.
– Под моим командованием находится 120 могучих викингов. Но клятва, которую мы принесли, прежде чем отправиться в этот поход, не позволяет мне воспользоваться сегодня ночью помощью людей, не входящих в состав моего личного хирда.
Я быстро вычислил, что армия Ильвы составляла больше одной пятой части объединенного войска скандинавов. На мгновение я лишился дара речи, осознав, какой великой силой распоряжалась эта женщина. К счастью, мне хватило ума не комментировать этот факт. Вместо этого я рассказал дружине, что они не должны причинять вред монахам.
Воины заверили меня, что, если я гарантирую им обещанную добычу, они будут держать себя в руках.
Тьма была плотной, как дубленая кожа. Держась за талию Ильвы, я изо всех сил старался усидеть на лошади. Это было голенастое животное, падение с которого грозило сделать калекой. Позади в глубоком молчании двигалась колонна всадников. Они были одеты в кожу и кольчуги, вооружены копьями, топорами и палицами.
– Ты знаешь лишь ту деревню и монастырь, верно? – бросила Ильва через плечо. – И никогда не бывал в Эофорвике. Даже понятия не имеешь о том, где находится этот город. Я права?
Я принялся объяснять, но она перебила меня.
– Твое вранье мне неинтересно. Меня интересует только дорога до монастыря. Если ты ее не знаешь, ты не жилец.
– В таком случае мне нечего бояться.
Было в этой широкоплечей женщине нечто угрожающее и вместе с тем умиротворяющее. Несмотря на присущую ей грубость, она обладала тем же природным достоинством, что и Бьёрн Железнобокий, и Сигурд Змееглазый, и Хастейн. Как и они, она прекрасно знала, что является сама себе хозяйкой и не отчитывается ни перед кем – ни перед королем, ни перед богом. Я непременно хотел поближе изучить ее самоуверенность, именно поэтому вновь нарушил тишину:
– А Лагерта действительно твоя бабушка?
Ильва повернулась ко мне вполоборота.
– Где ты о ней слышал?
Я сослался на рассказы Хастейна о Рагнаре Лодброке, битве с двумя драконами, браке с дочерью шведского короля и выразил удивление по поводу того, что Рагнару удалось жениться, будучи женатым на Лагерте.
Ильва издала звук, напоминавший нечто среднее между смешком и фырканьем.
– Все эти истории, которые плетутся вокруг личности Рагнара Лодброка, имеют мало общего с реальностью.
– А какова реальность?
Ильва ощутила непреодолимое желание исправить заблуждения о своей бабке и Рагнаре, явившиеся результатом многолетнего пересказывания историй. Поэтому она продолжила, несмотря на то что я был не слишком достойным слушателем.
– Во-первых, скальды забывают упомянуть, что Рагнар Лодброк обещал даровать разбойникам жизнь, если они добровольно согласятся уйти из его владений. Приближенные короля пришли в ярость. Однако для Рагнара было важнее сохранить неприкосновенным свое наследство, чем отомстить. Он должен был подписывать договор, когда Лагерта с ближайшим окружением расправилась с нарушителями спокойствия: их выпороли, выкололи им глаза, а кишки и половые органы вывесили на жердях. При этом разбойники были еще живы и жутко стонали от выпавших на их долю мук.
Вторая, гораздо более жестокая версия героизма Лагерты повергла меня в шок. Ильва продолжала перечислять сухим приглушенным голосом.
– Во-вторых, Рагнар не был влюблен. – Она скорчила гримасу, будто это слово являлось оскорблением. – Он был развратником. Грабители убили родителей Лагерты, и она осталась одна на целом свете. Разве могла она отказать, когда к ней посватался новый ярл?
– А как обстояли дела с псом и медведем, которых посадили охранять ее комнату?
Чтобы продемонстрировать презрение к моим словам, Ильва прикрыла одну ноздрю указательным пальцем и высморкнула из второй тягучий сгусток, вылетевший в ночную тьму.
– Последнего медведя в Ютландии убили много веков назад. Думаешь, пес и медведь смогли бы спокойно сидеть друг напротив друга, послушно выполняя функции сторожей? В-третьих: ты когда-нибудь в своей жизни встречал дракона?
Я согласился, что драконы не относятся к привычной фауне Нортумбрии.
– На нашей родине они тоже не водятся. Так что рассуди сам, существовали драконы короля Геррёда в действительности или явились плодом фантазии Рагнара. А фантазия его становилась вовсе необузданной, стоило ему хлебнуть лишнего. К концу вечера он редко оставался трезвым.
Мне понадобилось некоторое время, чтобы переварить ее слова. Когда я вновь заговорил, мой голос превратился в хриплый шепот.
– Я думал, Рагнар Лодброк – один из ваших главных героев.
– Едва ли в этом вопросе стоит полагаться на мнение Хастейна, ведь он никогда не встречался с Рагнаром. Бьёрн Железнобокий усыновил мальчика, когда его родители умерли, и держал подальше от своего отца. Забавно, что Железнобокий всегда восторгался безудержной болтовней Хастейна, словно это был его родной сын.
Теплые отношения между юнцом и седобородым воином многое объясняли в их поведении, но порождали новый вопрос:
– Почему Бьёрн Железнобокий ограждал Хастейна от общения со своим отцом?
– Однажды он сам расскажет тебе об этом, если, конечно, ты сумеешь вызвать его на такой разговор. – Ильва выдержала искусственную паузу, чтобы подчеркнуть свое следующее утверждение: – У каждого человека есть свои представления о Рагнаре Лодброке. Лично для меня он был свиным пузырем, раздувшимся от теплого воздуха.
Мы довольно долго ехали молча, как я осознал почему-то прежде не пришедшее мне в голову обстоятельство.
– Ты ведь племянница четырех сыновей Лодброка. Поэтому они и приняли тебя в свой лагерь как единственную женщину.
Ильва так резко остановила лошадь, что я врезался лбом в спину в железной кольчуге. Не успел я опомниться, как она схватила меня за волосы рукой, облаченной в кожаную перчатку. Затем она уложила меня поперек лошадиной спины, наклонилась и посмотрела в мои глаза сверкающим от гнева взглядом.
– Меня приняли, потому что я сражаюсь лучше, чем большинство мужчин. Моя дружина сильна и многочисленна, сыновья Лодброка нуждаются в моей поддержке.
Я с треском повалился на землю, когда она с силой отшвырнула меня. В замешательстве я смотрел на нее снизу вверх, ожидая, что в меня полетит боевой топор и расколет череп. Но вместо этого Ильва протянула мне руку и вновь усадила на лошадь позади себя. Мы долго ехали молча.
– В-четвертых, – внезапно заговорила она, – Лагерта и Рагнар не разводились. Вообще-то они и женаты никогда не были. В течение четырех лет Рагнар водил за нос мою бабку. Недостатка в отговорках не было. Сначала ему необходимо было восстановить двор. Затем он отправился в поход. А после ему во что бы то ни стало потребовалось посетить короля Сигурда Кольцо. Он потерял интерес к Лагерте и, несмотря на то что прижил от нее троих детей, это не остановило его, когда перед ним открылась возможность заполучить в жены дочь короля свеев.
Ильва остановила лошадь. Мы достигли лесной опушки, от которой во тьме тянулись обширные поля. Вокруг царила тишина, нарушаемая лишь ветром в кронах деревьев.
– Я побывала в Англии вместе с сыновьями Лодброка, – заявила она, – чтобы убедиться, что Рагнар действительно мертв. А еще вот из-за чего.
Я проследил взглядом в направлении, куда был устремлен ее указательный палец. На холме перед нами на фоне звездного неба высился неровный силуэт монастырского комплекса. Свет не горел ни в одном окне.
– Неужели Рагнар Лодброк погиб здесь, в Нортумбрии? – удивился я.
– Так утверждают его сыновья. Если они врут, я заодно разберусь и с этим.