Лайза Фокс
Холодов. Операция развод
Я с ней
Мне было холодно и страшно. Белые стены с панелями цвета морской волны добавляли пафосной клинике лоска. А у меня вызывали дрожь и желание зажмуриться и сбежать. Прямо сейчас.
Из горла вырвался смешок.
Конечно, так и сделай, Ксюша! Мало тебе многооскольчатого перелома. Сверни себе шею, убегая с закрытыми глазами по бесконечным переходам центра травматологии и ортопедии.
Я вздрогнула, когда на здоровое плечо легла мужская рука, и я вынырнула из своих мыслей.
– С тобой всё в порядке?
Сейчас Матвей выглядел озабоченно. Мне было неприятно его внимание, его интерес. Он сам был противен до тошноты. Пытался загладить вину. Подарить хоть луну с неба и дать любые обещания. Как всегда, в таких случаях.
Ненадолго становился ласковым, а потом снова переставал контролировать эмоции. И сейчас я должна была радоваться затишью. Вниманию. Заботе.
Муж даже сумел выбить консультацию у великого Холодова. Хотя к нему нельзя было прийти с улицы. Только по просьбе, и только по очереди. И за очень большие деньги. Интересно, чего стоила мужу такая уступка?
– Да. Всё в порядке, Моть.
Он скривился. Муж терпеть не мог, когда его так называли. Но сейчас я могла говорить и делать всё что хотела. Сегодня я могла не бояться. И он никак не среагировал на неприятную почти что кличку.
– Сильно болит?
Я поморщилась. Физические страдания были не в пример слабее моральных. Но после случившегося Матвея жалеть я не собиралась.
– Пока терпимо.
– Ксюш, давай дёрнем кого-нибудь. Пусть уколют ещё раз? А?
Он спрашивал. Сейчас был сама забота и вежливость, но во мне это вызывало только раздражение.
Я сделала вид, что раздумываю над ответом. На самом деле, просто тянула время. И когда подошла медсестра в бирюзовом брючном костюме с зелёной пластиковой папкой в руках, облегчённо выдохнула.
– Здравствуйте, меня зовут Анастасия. Ксения Сергеевна, Борис Александрович готов принять вас в своём кабинете. Сопровождающий может с комфортом подождать в комнате отдыха. А вас, Ксения Сергеевна, я провожу.
Медсестра обошла инвалидное кресло, в которое меня усадили у дверей машины, но взяться за ручки не успела. Матвей вцепился в них первым.
– Я сам отвезу Ксюшу. Показывайте дорогу.
Девушка в бирюзовом костюме замерла.
– Это невозможно. Я сопровождаю на консультацию только пациента.
– Вы знаете, кто я такой? – Угрожающе рявкнул Матвей.
– Вы сопровождающий пациентки Рябовой. Она приехала на консультацию. И только эти сведения сейчас имеют значения.
– Она нуждается в помощи, и я собираюсь быть рядом.
Вместо недовольства на лице Анастасии расцвела лучезарная улыбка.
– Именно на помощи пациентам мы и специализируемся. Вы находитесь в лучшем травматолого-ортопедическом центре страны. И сейчас вашу спутницу готов проконсультировать доктор медицинских наук Холодов. И мы начинаем тратить время его приёма.
Девушка подождала, пока муж отойдёт в сторону, и выкатила моё кресло в коридор. Матвей провожал нас взглядом до самого лифта. Нажала кнопку вызова, и мы плавно переместились внутрь.
Едва хромированные двери начали смыкаться, Матвей ринулся к лифту. Он успел заскочить до того, как кабина качнулась, и мы поехали вверх.
– Это совершенно бесполезно. – Анастасия смотрела на наше отражение в зеркале с сочувствием. – Даже явившись к Холодову, вы не заставите его с вами разговаривать, а бесценной консультации можете лишиться.
– Посмотрим. – Самоуверенно ответил Матвей. А я сжала губы, чтобы не закричать.
Единственное условие
Анастасия выкатила меня в пустой коридор. Редкие врачи и медицинские сёстры появлялись здесь совершенно бесшумно. И, едва выйдя в проход, тут же старались скрыться в кабинете или быстро исчезнуть с этажа.
Было ощущение, что они не хотят с кем-то встречаться. Боятся попасться ему на глаза и получить нагоняй или неожиданное задание. Мне это ощущение было хорошо знакомо. Я его ощущала по неразличимому носом запаху адреналина, витавшему в воздухе.
Только он здесь был каким-то другим. Тоньше. Острее, концентрированнее. Словно я приближалась к эпицентру животного страха. Никак не обозначенного на карте, но распространяющего свои флюиды и без сигнальных маячков.
Анастасия приложила свой бейдж к панели у одной из дверей и бодро доложила, – Борис Александрович, пациентка Рябова с сопровождающим.
Из невидимого динамика долетело чёткое, – войдите.
Матвей открыл дверь, и я въехала в комнату, похожую на операционную. Здесь так же светло, стерильно, холодно. И страшно. Но не из-за ужасающих плакатов с анатомическими подробностями, которые любят вешать в больницах.
За белым столом сидел атлетически сложённый брюнет. Прямой нос, резко очерченные черты. Короткая стрижка и печать интеллекта высокой пробы на лице. И руки, прикосновение которых захотелось почувствовать на коже прямо сейчас.
Моя кожа моментально покрылась мурашками от затылка до пяток, едва я увидела нереально синие глаза. Их взгляд прошивал меня насквозь, словно лучи рентгеновского аппарата.
Мне казалось, что для мужчины в бирюзовом хирургическом костюме нет тайн. Что он видит меня насквозь. Знает все мои секреты и понимает, как я выгляжу без одежды. Последняя мысль вызвала во мне мелкую дрожь.
И желание.
Я даже головой покрутила, чтобы прогнать наваждение. Это просто врач. Врач, а не ухажёр!
Только сидящий напротив меня мужчина не был просто врачом. Он был кем-то другим. Умным, считывающим каждую мою реакцию. Понимающим всё, что творилось вокруг. И опасным.
Очень опасным и безжалостным.
Вернее, не так. В нём не было агрессии. В его глазах плескался холодный расчёт и аналитическая мысль совершенно другого порядка. Недосягаемого уровня, сравнимого с живым компьютером.
Мне казалось, что, не говоря ни единого слова, он подчинил меня своей воли. Не оставил ни единого шанса на противодействие. Сломал сопротивление. А ещё, что он понял про меня всё.
Даже то, что, прокатившись волной чувственных мурашек, во мне вскипело чистое, неразбавленное, животное желание.
Между нами проскочила искра, и я вздрогнула. Украдкой скосила глаза на Матвея, но тот, по счастью, был занят. Он обогнул нас с Анастасией и двинулся к столу, за которым сидел врач.
– Здравствуйте, я Матвей Рябов.
Муж с показным энтузиазмом протянул доктору руку для рукопожатия, но тот даже не шелохнулся. Окатил Мотю ледяным взглядом, и тот отшатнулся, отдёрнув руку.
– Выйдите, пожалуйста. – Слова были сказаны тихо, но так веско, что я тоже захотела покинуть кабинет.
– Но я собираюсь присутствовать во время консультации жены! – Ответил муж, но его голос прозвучал истерично, как каприз.
Врач не стал спорить. Он снова перевёл пронзительный взгляд на меня.
– Ксения Сергеевна, вы говорите по-русски?
– Д-да, – ответила я запинаясь.
– Вы дееспособны?
– Да. У меня даже водительское удостоверение с собой. Я его получала год назад и тогда же проходила психиатра.
Доктор снова полоснул Матвея холодным взглядом. В котором был лишь оттенок презрения. Основным его чувством было безразличие.
– Покиньте, пожалуйста, кабинет.
– Но я имею право! – кипятился муж.
– Нет. Вы сейчас тратите её здоровье. Здесь имеет право только пациент и его доктор. Остальные ждут в комнате отдыха. Анастасия, проводите господина Рябова.
С Матвеем никто не решался разговаривать подобным образом. Я даже голову вжала в плечи, ожидая его ярости. Но под взглядом леденящих душу синих глаз справился. Посмотрел на меня, словно ожидая протеста. Я кивнула в сторону выхода, и он сдался.
Рост мужа 191 сантиметр, и я всегда считала его очень высоким. Но в кабинете травматолога он словно сдулся, стал ниже, ничтожнее. Даже его русые волосы, словно подёрнулись пылью.
Он неопределённо качнул головой и боком, едва приоткрыв дверь, вышел в коридор. За мужем последовала Анастасия.
– Давайте сразу перейдём к делу. Я просмотрел присланные результаты исследований и снимки. Но, прежде чем мы начнём, я хочу узнать, как вы получили эту травму.
В животе скрутила тугая спираль. Она обожгла внутренности за грудиной. Я облизала внезапно пересохшие губы и ответила, стараясь, говорить без дрожи в голосе.
– Оступилась и упала.
Врач никак не отреагировал. Он молча смотрел на меня, а я чувствовала, как на этот пронзительный взгляд отзывается каждая клеточка моего тела. Как она рвётся, стараясь сдержать крик о помощи.
– Ксения Сергеевна, – начал врач тихим звенящим голосом, – меня зовут Холодов Борис Александрович. Судя по тому, что мне прислали, с вашими обломками вы пришли точно по адресу. И я возьмусь за ваше лечение. Но только если вы выполните моё единственное условие.
– Какое? – уточнила я, внезапно севшим голосом.
– Не врать мне. Ещё одна ложь, и вы покинете мой кабинет вслед за мужем, и я не возьмусь за ваше лечение ни за какие деньги и протекции. – Он снова помолчал. – А теперь тот же вопрос. Как вы получили эту травму?
Частые переломы
Холодов смотрел на меня так, как никто и никогда до этой минуты. В музее я видела голограмму скульптуры. Светящуюся 3D проекцию. Её можно было рассмотреть со всех сторон. Повернуть и присмотреться к каждой детали.
И теперь под взглядом доктора я казалась себе такой прозрачной фигурой. Была полностью одета, но ощущала себя так, словно стояла перед ним голой, да ещё и в рентгеновском аппарате.
Он знал обо мне всё, и это будоражило. Никто и никогда не хотел обо мне знать. Все хотели судить. Холодову надо было разобраться. Без садизма. Для того чтобы выбрать путь, которым мне помочь.
Ощущение обнажённости смущало. Заставляло сердце биться сильнее. Покрывало щёки нежным, едва заметным румянцем. И щемящим чувством сдавливало грудь. Он ничего не говорил, ни к чему не принуждал, но я знала, что противостоять ему не смогу.
Но я так не привыкла! Нельзя безвольно подчиняться или безоговорочно доверять. Надо собраться с силами и дать отпор себе и своим фантазиям.
Я сжала кулаки, и левую руку пронзила боль. Ойкнув, погладила ладонью неуклюжую конструкцию, в которую обернули левое предплечье и снова посмотрела на врача. Спасения от магнетизма Холодова не было.
– Я упала с лестницы.
Мой голос прозвучал тихо и жалко. Но Холодова это не удовлетворило. Он тоже заговорил тихо, но это был совсем другой звук. Словно отлитый из металла и непоколебимый.
– Это похоже на правду. У вас такое костное месиво, что сразу было понятно, что ударов было несколько. Лестница объясняет и ссадины на лице, и гематому на голове. – Он посмотрел на меня испытующе, словно ждал продолжения. Не получив уточнения, Холодов заговорил сам. – Ксения Сергеевна, я хочу, чтобы вы меня правильно поняли. Я не сплетник. Мне неинтересны подробности вашей жизни. Я задаю только те вопросы, которые влияют на понимание вашей болезни, выбор тактики лечения и прогноз. Мне неинтересно вкладываться в результат, который будет испорчен из-за безразличного к себе отношения пациента. Поэтому я задам ещё один вопрос, на который жду честный ответ. Упали сами или вам кто-то помог?
У меня внутри всё зазвенело. Было ощущение, что синие глаза Холодова с размаха проехались по до боли натянутым внутри струнам. Нет, не души, а каркаса, на котором держится моя невозмутимость.
Тем канатам, которые заставляют меня вставать утром с постели. По тросам, удерживающим на месте стотонную маску с улыбкой. В любое время и в любой ситуации.
А вот сейчас эта система титановых струн дрогнула, задрожала. Завибрировала в унисон с внутренней болью. А ещё с желанием открыться. Довериться мужчине. Почувствовать силу рук. Для защиты.
Я смотрела в синие глаза, обтекала взглядом мощную фигуру: крепкие плечи, мощные предплечья, покрытые аккуратной тёмной порослью, пальцы. Ладони Холодова не были напряжены, но от них веяло силой, уверенностью.
Защитой!
Вспомнив перекошенное злобой лицо Матвея, его яростную жестикуляцию, а потом сильный, быстрый удар и боль, я испугалась. Если я признаюсь, он меня уничтожит. Сотрёт в порошок.
Разобьёт на осколки? Я даже хмыкнула от осознания того, что это уже происходит. Прямо сейчас я превращаюсь в щепки, обломки, осколки. Сколько ещё у меня осталось раз, чтобы не превратиться в скульптуру на кладбище?
Но моё признание этот процесс может значительно ускорить. Практически свести до одной встречи с мужем, которая уничтожит меня в прямом смысле. Хотя кому я вру, это случится в любом случае.
Опустила взгляд на свои руки. Правая тонкая, с аккуратным свежим маникюром. Левая, спрятанная в грубую серую конструкцию, с едва торчащими наружу отёчными пальцами.
– Нет. Я упала не сама. Мне помогли.
Холодов не шелохнулся. Клянусь, у меня появилось ощущение, что он уже знал не только то, что меня толкнули с лестницы, но и то, как и почему. А главное, что последует за моим выходом из больницы.
Для него изменилась только степень доверия к моим словам и больше ничего.
– Это первый перелом, полученный таким способом?
Я горько хмыкнула.
– Да, с лестницы я ещё ни разу не падала.
Доктор едва заметно поджал губы.
– У вас интересный скелет, Ксения Сергеевна. Я бы сказал, говорящий. И то, о чём он кричит, мне не нравится. Часть случившихся с вами переломов произошли ещё в детстве. А вот о давности других я затрудняюсь дать ответ при поверхностном осмотре. Так как мне надо решить, возьму ли я вас на лечение, ответьте, пожалуйста, какие из переломов получены при содействии того же человека, который спустил вас с лестницы.
– Это первый, – ответила я, а потом спохватилась. – Но, позвольте, разве вы можете отказать мне в медицинской помощи? Разве это не прямой врачебный долг? Разве не в этом суть клятвы Гиппократа?
Холодов засмеялся. Так же тихо, и так же колко, как до этого смотрел своими синими глазами. Пронзая моё тело невидимыми разрядами. Синхронизируя по какому-то только ему подвластному камертону, душу.
– Кроме того, что нет никакой клятвы Гиппократа, и мы произносили клятву российского врача, я ей никогда не противоречу. «Честно исполнять свой врачебный долг, посвятить свои знания и умения предупреждению и лечению заболеваний, сохранению и укреплению здоровья человека» – мой жизненный принцип. А вот какого именно человеку, как вы понимаете, в тексте сказано не было. Так что я могу взять на операцию вас или того, кто уже стоит в графике. В последнем случае я подберу вам лечащего доктора с большим опытом и более титулованного. Так даже суд будет считать, что вы получили медицинскую помощь качественнее, чем мог бы предложить я.
И он улыбнулся. С таким достоинством, что я залюбовалась. А ещё в его взгляде было понимание того, что он лучший. В этом кабинете, в этой клинике, в этой профессии. И я рванулась к нему всем жаром души.
Поняла, что это мой единственный шанс.
– Возьмите меня, пожалуйста, на лечение!
Холодов мгновенно стал серьёзным. Собранным и, оставаясь неподвижным, словно придвинулся ближе, пригвоздив меня к креслу стальным взглядом.
– Я возьму. Но с этого момента вы будете делать только то, что я вам скажу. Если этот вариант вам не подходит, – он едва заметно усмехнулся, – я найду вам более титулованного доктора.
Я говорю – вы исполняете
Холодов решил стать моим лечащим врачом, и всё буквально пришло в движение. Он что-то печатал в ноутбуке, и ему, судя по входящим сигналам мессенджеров, присылали информацию.
– Ксения Сергеевна, я сейчас решу, как именно будет проходить лечение. Пока мысленно подготовьтесь к пребыванию в стационаре около 2 месяцев.
Я охнула и сжалась в кресле на колёсиках. Больно дёрнула руку и снова вскрикнула, но теперь уже от боли.
– Разве это так необходимо? Может быть, я буду жить дома, а сюда приезжать? Я пунктуальная, если надо быть к 6 утра, я буду, можете не сомневаться.
Холодов медленно оторвался от ноутбука и посмотрел мне в глаза. Я поёжилась и захотела спрятаться. Он мог больше ничего не говорить, я уже на всё была согласна.
Доктор помолчал. Почему-то я точно знала, что у меня не может быть от него секретов. Не потому, что он врач. Даже если бы он был инженером или лётчиком, и без слов знал бы обо мне всё.
– Ксения Сергеевна, вы честно рассказали, как была получена травма. Я отвечаю тем же. Чтобы начать лечение любого из известных заболеваний, в первую очередь необходимо прекратить контакт пациента с фактором, приведшим к заболеванию. Если это аллергия, устранить аллерген, при отравлении – перестать давать больному пропавшие продукты. В противном случае лечение будет неэффективным. Вернее, оно будет иметь положительный эффект, который будет сводиться к 0 повторным травмирующим воздействием. Надеюсь, я понятно объяснил, и вы сможете самостоятельно провести аналогию.
И снова этот бесстрастный взгляд. Ледяной и пробирающий до костей. Но не безразличный! Живой, мощный, умный, диктующий условия, но не ломающий.
Для меня это было что-то новое. То, на что можно было опереться. То, за что можно было схватиться в последний момент. Опора, которая выдержала бы и 12-и балльный шторм.
Мы оба понимали, что Матвей не остановится. Что это его характер и уровень дозволенности. В пылу гнева Рябов сможет толкнуть, ударить, отвесить оплеуху.
Смог сейчас, сможет и в будущем. И два месяца – хорошая возможность восстановиться. Пожить в безопасности. Найти какой-то выход. Если он только есть.
И глядя в глаза Холодова я была в этом уверена. Убеждена, что всё получится, и у меня будет возможность вырваться. Не бояться, не вздрагивать ночами.
Не прислушиваться к звукам. Не вчитываться в сообщения от мужа. Не угадывать, в каком настроении он вернулся и чем это обернётся для меня. И как мужа не спровоцировать на скандал, хотя он его очень ждёт.
Ото всех этих мыслей я устала, даже сидя в кресле. Мне не хотелось возвращаться ко всему этому снова. Не сейчас, когда я была измотана морально и физически.
Даже Мотино чувство вины могло в любой момент превратиться в ярость и обвинения. А уже они, в моральное и физическое насилие.
От этих мыслей у меня всё сжалось внутри. Стало страшно.
– Так что вы мне скажете, Ксения Сергеевна? Вы сможете прожить в клинике два месяца?
– Да. – Без промедления ответила я. – Если надо больше, пробуду здесь больше, можете на меня рассчитывать.
– Даже если на возвращении домой будет настаивать муж или кто-то ещё?
Я невесело усмехнулась.
– Тем более, если кто-то будет настаивать. Вы мой врач, и я буду выполнять все ваши рекомендации.
В глазах Холодова появился опасный блеск. Словно у него появился новый подтекст. И от этого моё тело моментально отреагировало. По коже пробежали будоражащие мурашки. Соски стали острыми.
Я это заметила, осознала и успела испугаться собственному ответу на взгляд! Холодов заметил всю цепочку моих реакций и еле заметно улыбнулся. Теперь я потекла окончательно.
Сидела перед врачом, который мог спасти мою руку, и хотела его, как мужика. Прямо здесь, на столе его стерильного кабинета. Меня это потрясло!
Я была замужем 2 года. Никогда до свадьбы, а уж тем более, после неё, я ни на кого так не реагировала.
Он волновал меня каждым жестом, словом, решением. Будил во мне женщину, говоря о совершенно неэротичных вещах. Холодову было достаточно позвать, и я бы побежала следом.
Это осознание меня потрясло. Повернув голову к стене, я старалась вернуть себе самообладание. Избавиться от дурманящего воздействия Холодова. Потому что его власть надо мной пугала.
Успокоившись, снова посмотрела на врача. Теперь он смотрел на меня нахмурив брови. Сердился, но всё держал под контролем. Не допускал сбоев.
– Вот на этом и остановимся, Ксения Сергеевна. Я говорю – вы исполняете без разговоров. Поверьте, я буду действовать исключительно в ваших интересах.
